Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Радиоактивный блюз 6 страница

Хозяин туннелей 5 страница | Хозяин туннелей 6 страница | Хозяин туннелей 7 страница | Хозяин туннелей 8 страница | Хозяин туннелей 9 страница | Хозяин туннелей 10 страница | Радиоактивный блюз 1 страница | Радиоактивный блюз 2 страница | Радиоактивный блюз 3 страница | Радиоактивный блюз 4 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Но с древесным лучше больше не связываться.

Серый стоит. Он может подождать, пока люди выйдут с охотничьей территории древесного человека.

И тогда он окажется рядом. Рано или поздно.

 

* * *

 

Веганцы – не люди, сказал генерал. А я тогда ему не поверил, подумал Иван. И вот теперь я вижу перед собой получеловека‑полутварь, которую старик называет «сыном». Тут начнешь верить во всякое. Что, если Мемов был прав – и веганцы давно не люди. Что там творилось жуткое – это я сам могу рассказать.

В помещении конференц‑зала собрались все участники экспедиции – и Федор с «сыном». Горели потолочные лампы, в огромном лакированном столе отражались их вытянутые силуэты.

Мирные переговоры, блин. Диггеры смотрели на древесного человека с опаской, оружие держали под рукой. Уберфюрер даже притащил свой пулемет.

– Что с ним случилось? – спросил Иван. Кивнул на перевязанный бинтом торс твари… получеловека.

Федор покачал головой.

– Он говорит, что столкнулся с каким‑то новым хищником. Он был огромный и серый.

Иван с Уберфюрером переглянулись. Вот это да. «Пассажир» вернулся!

– Вы знаете, что это или кто это, правильно? – старик перевел взгляд с Ивана на Убера и обратно. В покрасневших глазах стояли слезы. – Кто это?

Иван вздохнул.

– Мы не знаем, кто он, – сказал диггер. – Мы называем это существо «пассажир». Он ехал за нами на подлодке. Вернее, вместе с нами – мы внутри лодки, он снаружи. Потом он исчез. Но мы видели на берегу его следы.

Молчание.

– Вы привели с собой эту тварь, – тихо и обвиняюще сказал Федор. – И она ранила моего сына. Моего сына!

– Эту тварь, – жестко сказал скинхед. В любую минуту он готов был поднять пулемет и открыть огонь. – Эта тварь еще всех нас переживет, вот увидите.

– Лаэс, – сказал старик. – Не тварь.

Вот это дела. Лицо Федора стало упрямым.

– Лаэс, – повторил он. – Запомните. Его зовут Лаэс.

Он отвернулся, пошел к раненому. Древочеловек застонал – утробно и жалобно. Иван вздрогнул. Старик успокаивающе положил ладонь монстру на грудь. «Тихо, тихо», погладил.

– Лаэс. В этом имени есть что‑то эллинское, античное… – мечтательно произнес Федор. – Имя для молодого и прекрасного бога.

Уберфюрер за спиной старика покрутил у виска пальцем. Иван незаметно показал ему кулак.

– Так ты еще и ксенофоб? – холодно поинтересовался Мандела, когда они вышли из конференц‑зала, в единочасье превратившегося в госпиталь.

– Какие ты слова, однако, знаешь… – Уберфюрер помолчал. – Дурак ты, Мандела. Мне за старика обидно. Хороший старикан. Правильный. И тут такая фигня.

– Чужой, – сказал Иван. – Но при этом его сын. Кажется, мы здесь лишние.

 

* * *

 

– Думаю, пора прощаться, – сказал старик. Губы его тряслись.

Иван посмотрел на его морщинистые руки, они сейчас дрожали.

– Да, пора. Сегодня вечером мы уйдем, – Иван помедлил. – Осталось придумать, как нам добраться до Питера…

Он хотел добавить «домой», но вовремя остановился. С некоторого времени становишься суеверным даже в мыслях. Верно, Иван?

– Я могу помочь, – сказал Федор.

С минуту Иван смотрел на смотрителя реактора, потом поднял бровь:

– Серьезно?

 

* * *

 

Съемная дрезина, раньше такие специально использовали, чтобы можно было снять их с рельсов и снова поставить. На них обычно ремонтники ездили – целыми бригадами.

Хороший вариант. Единственное, никакой защиты от тварей.

Впрочем, выбирать не приходится.

Они загрузились.

– Он ленинградский до мозга костяшек, – продекламировал Федор. Посмотрел на диггеров. – Спасибо, что заехали в гости. Приезжайте еще. Мы с Лаэсом будем рады…

Мелкий накрапывал дождь, подумал Иван почему‑то стихами.

Федор Бахметьев вышел их провожать. Когда мотодрезина тронулась, Иван долго смотрел на оставшуюся позади худую фигурку старика. Понурая, одинокая. Потом, когда фигурка стала совсем маленькой, к ней из леса или из‑за контейнеров (вообще непонятно, откуда взялась) вышла высокая – не по‑человечески высокая фигура. Наклонилась низко, будто что‑то сказать.

В последний момент, когда они исчезали вдали, Иван увидел, – или ему это только показалось? – что старик поднял руку и положил высокой фигуре на плечо.

 

Глава 19

Возвращение

 

Черный силуэт, рвано держась в воздухе, спланировал над Невой. Ивану всегда Невская река казалась жутковатой, стоит только посмотреть, как она течет вдоль мостов. Округло морщится вокруг опор, негромко, с мягкими всхлипами, проносит себя мимо Васильевского острова. Опасность растворена в ее черных водах.

Возможно, эта река была опасна еще тогда, когда никакой Катастрофы и в помине не было.

Иван проследил взглядом полет темного силуэта. Далекий, душераздирающий крик застал Ивана врасплох – процарапал по хребту, ржавый, острый. Бесконечный.

Летающая тварь спустилась ниже.

Уцепилась за мачту.

«Аврора» стояла с креном на правый борт. По заржавленным серым бокам с облупившейся краской спускались к воде тонкие белесые побеги. Внутри самого корабля, кажется, обитало что‑то не очень хорошее. Точно Иван не знал, но были такие подозрения.

Черное пятно на дымовой трубе «Авроры». Тварь устроилась поудобнее.

Иван увидел, как тонкие белесые лианы вдруг пришли в движение… Бросок! Оплетенная белыми нитями черная тварь забилась, дернулась. Закричала. Иван поморщился. Крик пробирал до костей.

Но вырваться ей не удалось.

Белесые лианы медленно втянули барахтающуюся тварь в дымовую трубу. Вот и нет ничего.

Еще некоторое время Иван слышал, как тварь кричит – словно водят по нервам ржавой пилой. Потом все затихло.

Вот и конец.

Тихая питерская ночь…

 

* * *

 

Иван проснулся, почувствовав, что дрезина замедляет ход. Стук колес стал реже – но все такой же металлический, неприятно дергающий, а вот резкость его уменьшилась. Теперь это было не БАМ, а скорее б‑баам.

И мотать из стороны в сторону стало гораздо меньше.

Он открыл глаза. Сквозь стекла он видел, как проезжает мимо, неприятно постукивая, серо‑коричневая, мокрая земля. Изредка встречались по пути заросли травы – ровной и плотной, словно слепленной из глины. Неприятно коричнево‑ржавого оттенка, она нехотя пригибалась под порывами ветра. Словно это трава своим вялым шевелением создавала движение воздушных потоков, а не наоборот.

Иван некоторое время сидел, бездумно глядя перед собой. Тут и там вокруг железной дороги виднелись следы прежнего присутствия человека. Упавшие, сгнившие столбы электропередач, обрывки проводов. Не до конца поглощенный землей ржавый трактор – местами на его бортах проглядывали остатки синей краски. Деревянная будка у дорожного переезда, покосившаяся, как под ударом великана.

Упавший шлагбаум, перед ним на переезде – две машины. Совершенно гнилая белая, за ней гораздо более целая темно‑синяя – огромная, с квадратными фарами. Ржавчина съела ее деликатно, проступила изнутри, словно проявляющееся на фотографии изображение (Иван как‑то видел, как печатают фото на паспорта в Василеостровской лаборатории). Вот эта темно‑синяя чистая бумага лежит в ванночке… И вот она уже вся в пятнах, которые медленно расплываются, становятся четче…

Иван отвернулся. Все‑таки замедляем ход… или нет?

Шевелиться не хотелось. Хотелось ехать и ехать.

Что же мы сделали с землей?

Запустение.

Мерзость.

Резкий, оглушительный в окружающей тишине, стук колес дрезины…

– Командир, впереди поезд, – голос Кузнецова. – Командир?

Иван вздохнул. В маске духота, лицо залито потом. Стекла по краям запотели. На языке кисловатый, отвратительный привкус кошмарных видений. Похоже, пора менять фильтр.

– Какой поезд? – Иван привстал. Со сна и дороги спину словно камнями набили.

– Что? – не понял Кузнецов.

– Поезд, говорю, какой?! – пришлось повысить голос.

Дрезина продолжала медленно катиться. Мерный рокот двигателя сменился редким дерганым звучанием. За дрезиной оставалось висеть в сыром воздухе прозрачное пятно выхлопа.

Уберфюрер привстал на своем месте (он сидел впереди, Иван увидел его спину в резиновом костюме), чертыхнулся неслышно. Повернулся к Ивану. Тот вздрогнул. В первый момент ему показалось, что на него смотрит резиновая обезьянья морда.

Испуг был мгновенный, как вспышка. Тут же прошел, но оглушительный бой сердца остался.

– Приехали, – сказал Убер. Теперь это снова был он. – Слазь, интеллигенция, кончился ваш бронепоезд.

Иван поднялся со своего места, держась за сиденье, повернулся, посмотрел вперед.

Вот черт.

Преграждая дрезине путь, на рельсах стоял старый ржавый состав. Но самое плохое, что на соседних путях застыл встречный поезд. Это же надо было им так встать, подумал Иван. Эх.

Встретились два одиночества.

 

* * *

 

Когда Федор давал им эту дрезину, то сказал, что в случае необходимости ее можно снять с рельсов и перенести на руках. Иван тогда кивнул. Ерунда. Что такое триста кило для пятерых мужиков?

Оказалось, очень даже много, – если нести ее пятнадцать вагонов по гравийной насыпи. И это – не считая собственных вещей. Фонари диггеры не включали, прозрачные сумерки (белые ночи, ха) позволяли видеть все. Здесь было даже светлее, чем в метро, но свет был не концентрированный, направленный, а такой, словно разбавленный водой, он шел отовсюду и ниоткуда.

– Может, ну ее – и пойдем пешком? – предложил Уберфюрер. – Тут осталось‑то…

– Через Автово? – удивился Иван.

– О, блин, – Убер по привычке почесал резиновый затылок, отдернул руку. – Ты прав, об этом я не подумал.

На Автово, по слухам, расплодились какие‑то странные твари. С виду почти люди, но – не люди. И оставляют после себя высушенные трупы. Так это или не так, Иван проверять не хотел. Лучше уж привычные собаки Павлова, Голодный Солдат, птеродактили… Или кто они там?

Знакомое зло лучше, чем незнакомое, верно?

Или допустим, пройдем мы Автово, а там дальше что? Отморозки Кировского завода и параноики с Нарвской? Отличное сочетание. Еще их легендарный Летчик, романтический убийца в летной куртке…

Нет уж. Мы как‑нибудь сами. Потихонечку.

– Раз‑два, взяли.

Они подняли ее и понесли. Иван думал, что руки у него скоро отвалятся. Просто останутся висеть, вцепившись пальцами в железную раму дрезины. Как та рука у манекена на Невском…

Гравий под ногами скользил, мешал идти.

– Перекур, – выдохнул Убер. – Бросай дуру!

Они поставили дрезину на землю, остановились передохнуть.

Иван присел, склонив голову набок.

После тарахтения мотора дрезины и гулкого стука по ржавым шпалам тишина казалась завораживающей. Иван сквозь привычный гул в ушах слышал даже, как ветер шевелит траву. Или – кто знает? – трава шевелит ветром…

Как все относительно в этом мире без человека.

Словно с его уходом пропала точка отсчета.

Будь возможность, мы вернулись бы домой на подводной лодке. При полном параде, прямо на Василеостровскую. Высадились бы на набережной и пошли пешком. Красин, Красин. Эх…

Они сидели рядом с вагоном номер 12. Стекла в нем были почти целые, кроме пары выпавших. Сквозь грязное стекло внутри ничего не разглядеть.

Уберфюрер поднялся, пошел к вагону. Что он делает? – подумал Иван равнодушно, тут же забыл, снова прислушался к тишине.

Краем глаза он видел, как Уберфюрер передвинул двустволку на спину (это было его запасное оружие, пулемет РПД остался лежать на дрезине), примерился… уцепился левой рукой за оконный проем. Поставил ногу на ржавый каток, подтянулся…

«ПОМОЙ МЕНЯ», – написал скинхед на грязном стекле.

Спрыгнул, отошел полюбоваться.

И тут что‑то случилось. Иван это сразу понял. Словно воздух загустел. Точно нависла над маленькой командой непонятная черная тень. Вроде ничего не изменилось, то же самое место, тот же самый пассажирский состав рядом, те же ржавые поручни и ступени. Та же коричневая трава, пробивающаяся между шпал… Но что‑то изменилось. И явно не к лучшему. Иван вдруг понял, что давно уже чувствует давление в затылке – словно опять толком не отрегулировал лямку противогаза.

Просто давление стало настолько привычным, что Иван перестал его замечать.

– Зачем? – спросил Иван, когда скинхед вернулся к отряду.

– Что нам остается, кроме смеха? – сказал Убер. – Понимаешь, брат… Смех – это реакция человека на страшное.

– Не понимаю, – сказал Мандела.

– Что? – Скинхед повернулся.

– Не понимаю, – повторил негр. В резиновой маске он был такой же, как все – не отличить. – Почему все так? Почему все должно быть так? Чем мы все это заслужили? Чем они, – он внезапно вскочил, ткнул рукой в перчатке в сторону мертвого поезда. – Чем они это заслужили? Они ехали домой. Они кого‑то трогали? Они кому‑то мешали? Почему, блин, в мире вечно происходит какая‑то фигня, а расплачивается тот, кто едет в плацкартном вагоне на второй полке?! Почему я должен идти мимо умерших детей, а? Я напрашивался? Какого черта я вообще оказался в метро?! Зачем?! Я об этом просил? Просил?! – он надвинулся на Уберфюрера, скинхед невольно отшатнулся.

– Ты чего?

– Я? Я ничего. Ты в вагон этот заглядывал?

– Я?

Негр вдруг поднял руку…

– Нет! – заорал Иван.

Уберфюрер вскочил, попытался перехватить руку Манделы, охнул. Упал на колени. Мандела, пнувший его коленом, отодвинулся. Быстро встал в стойку.

Тоже боевое самбо? – подумал Иван. – Как у Звездочета?

В следующее мгновение он прыгнул. Мандела резко перехватил его в воздухе за кисть, вывернул корпус. Иван полетел на землю, рефлекторно ушел в кувырок. Ох! М‑мать. Попытался встать… Земля и ржаво‑зеленый вагон перед глазами качались. Повернулся.

Мандела посмотрел на них равнодушными стеклами.

Потом поднял руки, ослабил шнурок, стянул назад капюшон.

Взялся за маску…

Не надо! – подумал Иван.

…и резким движением сорвал противогаз с лица – словно кожу снимал. Р‑раз! Под серой резиной оказалось потная смуглая физиономия. Широкий нос, темные зрачки, ярко‑белые, словно светящиеся в сумерках, белки глаз.

Мандела глубоко вдохнул. Ноздри его раздувались.

Уберфюрер с трудом поднялся, с трудом поднял маску, сплюнул кровью. Снова натянул. Выпрямился.

Седой и Кузнецов смотрели на драчунов, озадаченные.

– Что, не ожидал от негра? – спросил Мандела. – Если бы знал, как мне сейчас дышится, Убер. Отлично. Просто отлично.

– Дурак, – Уберфюрер сделал шаг. – Надень маску. Пожалуйста.

– В этом мире нужно что‑то менять, – сказал Мандела. – Потому что так, как сейчас – это не жизнь. Это доживание.

– И что? – сказал Уберфюрер. – Ты решил, что надышаться радиоактивной фигней – лучший способ? Это, брат, самоубийство называется. И никакой доблести в этом я лично не вижу. Ты еще заплачь сейчас, чтобы я расчувствовался.

– Прямо сейчас, – пообещал Мандела. – По просьбам телезрителей.

– Юра, – сказал Иван негромко.

Он видел, куда упал противогаз негра, и медленно, стараясь сделать это незаметно, двинулся в ту сторону. Идти было трудно, в голове гудело. Крепко его Мандела приложил, однако… Но надо.

– Что, командир? – негр стоял к нему полубоком. – Не сладко? Ты извини, что я тебя ударил. Только ты меня не трогай, ладно? Договорились?

Иван остановился. Поднял руки. Только бы он за оружие не взялся…

– Хорошо, Юра.

– Мандела, – Убер сделал шаг вперед.

Негр вдруг поднял автомат, щелчок предохранителя. Уберфюрер замер. Иван чертыхнулся про себя. Все это уже становилось не смешно. Далеко не смешно…

– Не надо меня останавливать, – сказал Мандела. – Пожалуйста. Вы мои друзья. Я не хочу в вас стрелять. – Он обвел всех взглядом, упрямый, смуглый. – Но буду.

– Ты, ублюдок черный, ты же сдохнешь сейчас! – сорвался Убер. – Надень маску, урод! Или я тебе ее в задницу затолкаю!

Короткая очередь разорвала воздух. Очень плохо, подумал Иван. Это настолько плохо, что лучше бы нам вообще отсюда мотать подальше и побыстрее. Затылок разболелся не на шутку.

Уберфюрер отшатнулся. Мандела стрелял в землю перед его ногами.

– Мандела, мы без тебя даже дрезину не дотащим! – крикнул Кузнецов. Молодец парень!

Негр улыбнулся.

– Хороший аргумент, – сказал он, – но запоздалый. Прощайте, друзья. Увидимся в следующей жизни. Или не увидимся. И да, еще… Не ходите за мной. Не надо.

Он мягко отступил, продолжая держать автомат на весу.

– Но почему? – спросил Иван, чтобы потянуть время.

– Почему я это делаю? – Мандела остановился, покачал головой. – Когда мы туда ехали… на ЛАЭС… Я думал, мы найдем что‑то, что станет нашей надеждой. Для нас, для человечества… Что‑то… не знаю, что! Но оказалось, что там сидит всего лишь чокнутый старик, разогревающий на ядерном реакторе чайник. Вам не кажется, что это просто метафора, описывающая все человечество? Мы, люди, всегда так поступали, чего уж скрывать.

– А его сын? – негромко вступил в разговор Седой.

Мандела замер. Потом вдруг встряхнул головой, словно прогоняя непрошеные мысли.

– Его сын – это шанс, – он усмехнулся. – Но не для нас, не для людей.

– А для кого?

– Для таких тварей, как он. Понимаете?

Иван выпрямился.

– Другая экосистема, – сказал он. – Вот что это такое.

– Верно, – Мандела стоял, ветер теребил его упрямые черные волосы. – Он паразит. Мы тогда не поняли, что этот так называемый «сын» – паразит.

Вот к чему мы придем в итоге. Все мы станем носителями для этих тварей. А я не хочу этого видеть. Нет, не хочу.

Молчание. Шум ветра.

– Но… – начал было Иван, но Мандела его перебил:

– Думаете, старик трупы выкапывает, чтобы похоронить? – негр оскалил зубы. Такой белый полумесяц на черном. – Как бы не так. Он ими сынка кормит. А чтобы совесть успокоить, ставит кресты над пустыми могилами.

– Ерунда, – сказал Уберфюрер. Но как‑то не очень уверенно.

– Прощайте, – сказал Мандела. Иван моргнул. Прежде чем уйти, негр вдруг поднял руку и помахал им. Повернулся и пошел вдоль состава. Иван смотрел, как он проходит мимо тепловоза, словно замершего в удивлении от такого поворота событий. Ржавый сине‑красный гигант молча стоял на рельсах. Похоже, он видел людей впервые за последние два десятка лет. Но ничего не изменилось. Люди традиционно выясняли отношения…

– Вот идиот, – сказал Уберфюрер растерянно.

Иван резко повернулся к нему, замах… удар.

Скинхед плюхнулся на гравий. Посмотрел на Ивана снизу вверх:

– Ты чего?

Иван шагнул вперед и ткнул его кулаком в грудь.

– Ты чертов фашист и отморозок, понял?! А теперь – встать! У нас до хрена работы.

 

* * *

 

– Раз, два, взяли! – скомандовал Иван.

Металл резал пальцы. Дрезина стала еще тяжелее – оно понятно, на одного грузчика меньше…

Вдалеке вдруг раздался вопль, резанул по нервам, как ржавым лезвием. Потом вдруг – выстрелы, крики боли, возня.

Очередь. Еще очередь.

Мандела!

– Бросай! – велел Иван. Тяжеленная дрезина с грохотом опустилась на щебень. Боль в онемевших пальцах. – Быстрее!

Иван подхватил автомат с дрезины, побежал за Убером.

Когда они добежали до тепловоза, все было кончено. Трупы двух тварей лежали на насыпи, разорванные пулями. Побоище. Темная, водянистая жидкость, похожая скорее на слизь, чем на кровь, вытекала из тел, покрытых странной короткой шерстью. Лапы (ноги?) одной из тварей продолжали рефлекторно подергиваться…

Короткие, почти круглые морды. Разрез пасти громадный, словно голова открывалась, как сумка на молнии. Сотни мелких коричневатых зубов.

Мандела сидел, прислонившись спиной к ножу тепловоза. Красная краска облупилась, пробитая ржавчиной; кровь негра на ней казалась черной. Автомат Мандела держал одной рукой, другой придерживал живот. Между пальцем толчками пробивалась кровь.

Человек и тепловоз.

Венец природы и его создание. Даже этот железный ржавый зверь – тепловоз – и то был ближе к человеку, чем то, что валялось сейчас у ног Манделы. Когда они подбежали, негр поднял взгляд… Улыбнулся…

Дыхание частое, с бульканьем и сипами.

– Не… недалеко я ушел… верно?

– Держись, брат, – велел Уберфюрер. – Сейчас мы тебя перевяжем.

Мандела с трудом поднял голову, посмотрел на скинхеда. Белки глаз, суженные от боли зрачки.

– Брат?

– Брат, – подтвердил Убер.

– Я же черный, ты забыл? – сказал Мандела, попытался подняться.

Скинхед мягко усадил его обратно.

– Да какой ты черный! – Уберфюрер с досадой махнул рукой. Достал бинт и марлю из сумки, начал вытаскивать резиновый жгут. – Никакой ты на фиг не черный…

– Правда? – удивился Мандела. – А какой же?

– Загорелый… блин. И то слегка. А так человек человеком. Уж всяко побольше веганов.

– Вот ведь, – Мандела слабо улыбнулся. Бледное лицо на глазах теряло краски. – Неопределившийся ты элемент, Убер. Неус… – он задохнулся. – Неустойчивый…

Глаза застыли. Голова негра медленно опустилась на грудь.

Уберфюрер в сердцах швырнул бинт в сторону, выругался.

Иван подошел к твари, направил автомат ей в голову. Подергивающийся комок плоти. «Что вам здесь надо? Это теперь наша земля», – словно бы говорили ее глаза.

Иван надавил на спуск. Сумерки разорвало вспышкой.

Резкий, как удар на стыке рельсов, звук выстрела. Еще один.

Иван поднял голову.

– Пойдем, – сказал он Уберфюреру. – Надо идти.

 

* * *

 

Серый наблюдал, как исчезают вдали на странной штуковине, которая рычала и билась, четверо людей. При необходимости он легко догнал бы их… Но не сейчас, когда он ослабел после схватки с древесным получеловеком.

Серый поднялся на длинные вытянутые ноги. Покачнулся.

Похоже, пришло время большого зова.

 

* * *

 

Через полчаса они добрались до ЖД‑станции «Университетская». Сейчас диггеры с резким металлическим стуком проезжали заброшенные перроны и поселки, тонущие в коричнево‑серой растительности разрушенные дома, заброшенные заводы и островки погибших машин.

Разруха.

Пару раз они видели крылатые силуэты в светлеющем небе. До рассвета осталось всего ничего, пара часов. От криков крылатых тварей озноб пробегал по спине. Один раз такая «птичка» снизилась… прошла над дрезиной… Они вовремя успели сориентироваться, скатились с насыпи, залегли. Уберфюрер лег на спину и направил ствол пулемета в небо.

Но обошлось. Уродливый птицеящер… или кто он там… прошел метрах в пятидесяти над ними и резко замахал кожистыми крыльями, набирая высоту. Набрал. Неуклюжий, как кирпич, но летает.

Скоро совсем рассветет. Если не успеем до станции Балтийская, придется искать укрытие, подумал Иван. Автово, Кировский, Нарвская для нас закрыты. А ЖД‑ветка ведет только до Балтийского вокзала.

Вперед.

Они проехали лес, сейчас превратившийся в болото – стволы деревьев торчали прямо из булькающей, пузырящейся жижи. В одном месте насыпь так подмыло, что рельсы прогнулись и разошлись на расстоянии до половины ладони друг от друга. Дрезина прошла там на скорости, но виляло и бросало ее так, словно она вот‑вот вылетит с рельсов к черту.

Когда проскочили тот участок, стало поспокойней. Справа опять появились дома – на этот раз городского типа, пятиэтажные, семиэтажные – длинные, серые, почти без стекол.

Почему‑то привычный городской пейзаж успокоил Ивана, хотя тут всякой нечисти могло быть и побольше, чем в лесу.

Стук колес. Мертвая тишина.

Изредка они слышали далекий лай собак Павлова, несколько раз какие‑то серые тени перебегали рельсы перед едущей дрезиной. Несколько раз видели они и более крупных животных. Нечто ленивое, бредущее вдалеке – при этом треск стоял, словно тварь прет напрямик, не выбирая дороги, через кусты, старые постройки, завалы и новые заросли.

– Смотри.

Уберфюрер передал Ивану бинокль. Тот приставил его к стеклам противогаза – в глазах задвоилось. Поискал положение окуляров, подстроил резкость… Н‑да. Дела.

Вдалеке – правда, двадцатикратный морской бинокль делал это не таким уже далеким – в большой воде (озеро?) по колено бродили твари. На длинных неуклюжих ногах, вытянутых и словно сужающихся книзу. Колени у них были как у человека – сгибались вперед. На всех четырех ногах. И это производило жутковатое впечатление. Словно пародия на людей, идущих друг за другом. В центре пруда желтело круглое здание с куполом.

– Что это?

– Петергоф, – махнул рукой Уберфюрер.

Седой кивнул:

– Раньше тут был офигенно красивый парк. Особенно осенью красиво. А теперь там заповедник… вот этих самых.

– А здесь? – Иван кивнул на тянущиеся слева от железной дороги огромные заросли.

Сначала он подумал, что это обычный мертвый лес, вроде того, что рядом с ЛАЭС, но оказалось, что ветки огромных деревьев оплетены лианами и словно канатами стянуты между собой. Ощущение от этого леса было странное – словно он единое целое. И смотрит на них – внимательно. Да ну, ерунда. Хотя заходить в такой лес я бы не стал, подумал Иван.

– Хрень какая‑то, – сказал Убер.

Седой заворчал одобрительно. Действительно хрень.

Дрезина стучала. Двигатель тарахтел.

Нелепая смерть Юры‑Манделы… Впрочем, почему нелепая?

Точка в затылке опять налилась ртутью. Иван дернулся. Ощущение пропало. Словно ненароком поймал чей‑то недобрый взгляд… И тот, кто смотрит, очень старается себя не выдать.

– Подъезжаем, – сказал Уберфюрер.

Впереди показались серые городские кварталы.

 

* * *

 

Железная дорога тянулась между жилых и промышленных зданий, одинаково заброшенных, пустых. Что удивительно, иногда огромные корпуса заводов казались более живыми. Странное ощущение.

Один раз за бетонной оградой промзоны Иван заметил что‑то вроде осиных гнезд, как их рисуют в детских книжках, только эти были побольше. Они возвышались метров на пять‑шесть в высоту. Не хотел бы я разозлить таких ос, подумал Иван и дальше смотрел только вперед, словно обитатели гнезд могли почувствовать его внимание.

В следующий момент рельсы вывели их между городских кварталов. Вдоль дороги тянулись покосившиеся бетонные заборы, местами зияли проломы.

Первыми тварей заметил Кузнецов.

– Там! Там! – показал он куда‑то вправо от дороги.

Иван повернулся. От дальнего пятиэтажного дома в их сторону бежали три… нет, четыре… собаки Павлова. Синхронно, словно настроенные на одну волну. Дрезина стукнула, лязгнула. Привычное тарахтение двигателя. Иван поднял автомат. Вообще удивительно, что мы раньше не нарвались – при том шуме, что мы создаем. Но скорость у дрезины хорошая, оторвемся.

Иван повернулся и похлопал Седого по плечу. Давай быстрее.

Тот кивнул и сильнее прижал ручку газа. Двигатель взревел, металлический щелчок – Седой переключил передачу. Дрезина рванулась вперед. Скрежет катков по заржавленным рельсам стал невыносимо громким. Иван сжал зубы. Собаки, которых уже было больше десятка, начали отставать.

Оторвемся, подумал Иван. До Балтийской осталось всего ничего. Квартал, может быть…

В следующее мгновение Уберфюрер заорал:

– Стой! Стой, говорю. Тормози!

Седой рванул рычаг. Визг колодочных тормозов. Искры взлетели метра на полтора вверх.

Дрезина дернулась так, что Иван чуть не пропахал землю носом, еле успел ухватиться за поручень, удержался.

– В чем дело?! – крикнул он.

Уберфюрер привстал, посмотрел вперед, прижимая ладонь ко лбу, как козырек. Уже начинало светать, скоро диггеры вообще будут как слепые…

Скинхед присвистнул.

Иван тоже выпрямился и – увидел.

На дрезину катилась серо‑багровая живая волна.

То есть впечатление создавалось именно такое. Волна. Твари бежали на дрезину почти синхронно, хотя были разные по размеру и повадкам. Собаки Павлова, серые бегунцы, те, новые, с пастями до затылка, с правого фланга ковылял даже рослый Голодный Солдат.

Впрочем, подумал Иван, не так уж их много… Но такое ощущение, что ими кто‑то командует – обычно эти твари друг друга на дух не переносят. Блин. Как такое может быть? Хорошо, хоть Кондуктора с ними нет. Или Повара – это было бы чересчур даже для нас.

Кузнецов повернулся к Ивану. Даже морда противогаза выглядела испуганной.

– Что делать, командир?

Иван огляделся. Единственный вариант – к зданиям. Забаррикадироваться и занять оборону.

– А ведь это конец, дорогие мои, – задумчиво сказал Уберфюрер. Поставил пулемет на сошки, открыл затворную коробку, аккуратно вставил ленту, закрыл. – Всегда хотел побыть Шварцем.

Он резко потянул на себя рукоятку, отпустил. Лязганье, металлический удар.

Готово.


Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Радиоактивный блюз 5 страница| Радиоактивный блюз 7 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.052 сек.)