Радиоактивный блюз 3 страница

Это было своеобразное ощущение.

Пятнисто‑серая, в лохмотьях ржавчины, шкура подводной лодки, стальной барракуды вытянулась вдоль причала. Лодка стояла под углом к набережной, слегка заглубившись носом («Легкий дифферент на нос, – сказал Красин. – Если наполнить кормовые цистерны, все выправится. Только у С‑189 все цистерны заварены на заводе после последнего ремонта…» Но Иван уже не слушал).

Рубка с надписью. Цифры белеют в полутьме, в белесых петербуржских сумерках. С‑18… последняя цифра была не различима. Корпус лодки местами был в огромных белых пятнах – помет летающих ящеров.

– Плавучий музей, – сказал Уберфюрер, неизвестно к кому обращаясь. Повернул голову к Красину. – Получится у нас, брат?

Пауза.

Пока Красин думал, Иван смотрел на подводную лодку. Хорошо, что сейчас белые ночи, фонари можно не включать. Пора выдвигаться.

– Лейтенант, – окликнул он замершего Красина. Тот стоял, подняв плечи, высунув крупную голову в коричневом противогазе из ворота черной шинели и смотрел на лодку. – Пора.

– Да, конечно. – Красин встрепенулся, поднял СКС. Движением, выдававшим человека, не слишком привычного к оружию, повесил карабин на плечо. – Выдвигаемся.

Они подошли к краю набережной. Холодный усталый плеск невской воды, темнеющей между каменным краем и корпусом лодки, напомнил Ивану про последний заброс Косолапого. Нелепая глупая сцена смерти стояла у Ивана перед глазами – словно дубль кинохроники. Черная вода, бурлящая от множества тел, каменные ступени, бегущий из воды Косолапый… улыбающийся Косолапый…

Мелькнувшая тень. Росчерк красного. Черного. Падающий Косолапый. Словно улыбка стала свинцовой и потянула его вниз. Бамц. И мертвый диггер, лежащий на холодном влажном граните. Это было осенью.

– Вперед, – скомандовал Иван. – Держаться рядом.

Безумие.

Подводная лодка‑музей пойдет своим ходом. А больше ничего вам не надо, господин лейтенант?!

Если с современными судами не вышло толку, почему бы не попробовать другой способ?

Иван приставил приклад к плечу, закрыл левый глаз. Посмотрел на лодку сквозь прорезь прицела. Отлично.

– Ну, с богом, – сказал он. – Первый пошел!

* * *

Иван спустился вниз, в отсеки. Луч фонаря плясал по переборкам, краникам и трубкам. Часть стен была завешана рамками с фотографиями – моряки на фоне лодки, лодка в походе, встреча на берегу. Радостные лица. Белые фуражки, черные робы.

Двигаясь с фонарем, Иван ступал по щиколотку в черной маслянистой грязи. За двадцать лет она загустела. Когда он поворачивал голову, луч выхватывал из темноты улыбающиеся лица тех, кто умер еще много лет назад. Они смотрели теперь на Ивана.

Лодка неплохо сохранилась. Видно, что все внутри было покрашено как раз перед Катастрофой, вещи расставлены по местам. Лодка‑музей.

– Говорят, хозяином лодки был бывший подводник.

Иван вздрогнул.

«И услышал он голос из темноты…»

– Где вы?

Через мгновение из другого отсека вынырнул Красин, подсветил себе лучом лицо снизу. Бррр. Жутковатая, грубо вырубленная топором древняя маска. Красин усмехнулся.

– Я был в двигательном отсеке, – сказал он.

– И? – Иван в нетерпении шагнул вперед и напоролся на выступ. Какой‑то пульт в сером металле.

– Могу утешить, – сказал Красин. Усмехнулся, коснулся рукой шинели – там, где во внутреннем кармане у него была спрятана фляжка с коньяком. – Если хотите.

– Спасибо, я как‑нибудь сам, – отказался Иван. – Что с дизелем?

– Законсервирован.

Иван выдохнул. Ну, слава богу. Повезло.

– И, на наше счастье, очень основательно. Думаю, даже солярка в баках есть – хотя я бы не рисковал, если честно. С аккумуляторами хуже. За столько лет они должны были совершенно высохнуть. Думаю, мы их даже минимально зарядить не сможем. То есть, электродвигатели для нас бесполезны.

– Ну и что из этого? – Иван повел фонарем левее. Лицо Красина почему‑то его пугало. – Дойдем на дизеле, а?

– Хорошая мысль… Осталось только его запустить.

Иван провел лучом еще дальше по переборке, потом выше. Дернулся так, что чуть не уронил фонарь. В первый момент ему показалось, что на него смотрит привидение. Суровый седой человек в черной морской пилотке. Иван беззвучно выматерился.

Призрак одного из кронштадских моряков? Потом понял – портрет. «Командир С‑189 капитан второго ранга Гаврилин Д.Ж.» – надпись на рамке.

– Так что, командир? – спросил Красин. – Что будем делать?

Иван повернулся к моряку.

– Как нам запустить дизель?

Красин пожал плечами. За это движение Иван был готов его сейчас убить. Что, значит, не умеет?! На фига мы сюда вообще приперлись?

– Я знаю об этом только в теории, если честно, – сказал Красин. – Я же не судовой механик, а штурман… к тому же, двадцать лет без практики, сами понимаете. Но вкратце, у нас два варианта: сжатым воздухом или электростартером…

В темноте наверху завозились.

Потом вдруг грохнуло, по обшивке лодки загремело, словно уронили что‑то железное. А потом потащили. Лодка покачнулась.

– Палево! – закричали сверху. Иван вскочил, быстро пошел к трапу. На воде под трапом было светлое пятно.

По лестнице скатился Кузнецов, глаза бешеные. Плюх – прямо в пятно.

– Там… там!

– Понятно, – сказал Иван. – Всем вниз, закрыть люки!

Бамм. Клац. Потом тишина. И снова: клац.

– Слышите? – спросил Кузнецов. – Там эти птички прилетели. Птеродактили чертовы. Штуки три. Расселись как у себя в гнезде. Что делать, командир?

Иван огляделся. Резиновые морды друзей, стекла окуляров. Кучи неизвестных приборов.

Лучи фонарей пляшут в брюхе лодки, отражаются в черной жиже под ногами.

– Работать, – сказал Иван.

* * *

В подлодке Иван разрешил снять противогазы – работать в них сложно. Лодка была закрыта во время Катастрофы и после, так что радиоактивной пыли не должно быть. Дозиметр Ивана показывал вполне божеский уровень.

Теперь диггер ждал, пока моряк разродится идеей.

– Конечно! – Красин поднял голову. – Можно прокрутить маховик – в инструкции по консервации говорилось, что так дизель можно случайно запустить… Если случайно можно, то и специально – не проблема. Только холодный он не заработает, наверное.

Дождался. Уже хорошо.

– Так в чем дело? – теперь Иван пожал плечами. – Согреем. Карбидка подойдет?

Они разогревали двигатель пламенем форсунки. Маслопроводы, топливная магистраль. Цилиндры.

– Пробуем, – Красин махнул рукой. – Раз, два… взяли!

Иван с усилием крутанул маховик. Давай, давай, пошел, родимый. Маховик поддался. Пошел медленно, внатяг, но пошел. Оно и понятно. Для начала надо разогнать по артериям и венам дизеля загустевшее масло, чтобы оно как следует смазало механизмы. Там еще и в цилиндрах смазка наверняка – как утверждал Красин. Стандартная процедура. Если, конечно, консервировали надолго… А если только на зиму, тогда нам повезло. Если бы Катастрофа случилась летом – можно было бы забыть про дизель. Без консервации он бы давно заржавел намертво.

Дизель чихнул и дернулся. Подчиняясь движению маховика, закрутился коленвал; потянул и толкнул за собой поршни. Густо смазанные застывшим маслом цилиндры нехотя поддались. Поршни двинулись, с силой выдавливая белесое густое масло из патрубков и клапанов. Еще раз. Еще. Не схватилось. Иван крутанул маховик. Но, пошла!

Возни с дизелем оказалась масса. Иногда Иван начинал думать, что все это напрасно, ничего не получится из их затеи…

Заранее продули систему водяного охлаждения и трубопроводы, чтобы удалить остатки консервирующего масла. Все работает. Единственное, соляра в баках передержанная, выпал мощный осадок – профильтровать его нет никакой возможности.

Выход предложил Кузнецов – Иван удивился простоте решения.

Взяли резиновый шланг и бросили в бак сверху. Более легкие фракции остались вверху, а вся грязь – внизу бака. Шланг подсоединили к трубопроводу. Ручным насосом подкачали солярку. Ручным же пустили масло. Черт его знает, что с ним… Впрочем выбирать не приходится.

Дизель чихнул.

Иван подумал: ну все – опять заново.

Ну, же. Ну!

Пот тек у Кузнецова по выпачканному маслом лбу, заливал глаза. Все перемазались в этой железной коробке по уши.

Еще раз.

Не схватилось…

– По моей команде, – сказал Красин. Бывший штурман преобразился. Вместо алкоголика перед ними был настоящий командир. Мандела ручным насосом пытался откачать за борт воду из лодки.

– Есть, по команде – сказал Иван.

Красин глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Лихорадочный блеск глаз…

Ну, морская душа, выручай.

– Давай! – и дал отмашку.

Иван крутанул, Кузнецов крутанул. Дизель дернулся, чихнул, и вдруг – пауза – выстрелил! Задергался, точно в судорогах. Несколько раз неровно отсчитал удары… Сердце Ивана замерло, он ждал, практически не дыша… Ну, давай же, прошу тебя, давай!

Румм‑румм‑румм‑румм.

Офигительный звук. Иван выдохнул.

Получилось!

Чувствуя ногами вибрацию корпуса лодки, Иван стоял и не верил. Они это сделали. Подводная лодка спустя двадцать лет вышла в свой последний боевой поход. И плевать, что балластные цистерны заварены и из штатного оборудования мало что работает.

Уходим под воду в нейтральной воде,

Мы можем по году…

А можем по два. Красин смотрел на диггера и улыбался…

– Командуйте, товарищ капитан, – сказал Иван.

– Лейтенант Красин командование принял. По местам стоять, с якоря сниматься, – приказал моряк, – поднять паруса. Полный вперед.

– Есть полный ход! – отозвался Уберфюрер.

– Кто‑нибудь наверх… Нельзя, – вспомнил Красин, – а там ходовой мостик. Когда лодка в подводном положении, пользуются им. Как нам выйти из устья реки, даже не знаю…

Иван огляделся.

– А иначе как‑нибудь можно?

– Можно, – сказал Красин, подумав. – Но это будет цирковой номер. Одноглазый ведет слепого, а тот упирается.

– То есть?

Красин ткнул пальцем в металлическую трубу, окрашенную в желто‑серый цвет.

– Через перископ. Как в боевом положении. Причем поле зрения ограничено, потому что гидравлика пока не работает и повернуть его мы не сможем.

– О, – Иван почесал глаз, – и что мы увидим?

– Понятия не имею, – честно ответил Красин. Он шагнул к перископу. – Сейчас и узнаем.

По корпусу лодки заскрежетали чем‑то острым. Когти? Иван почесал подбородок, затем лоб. Выходить наружу категорически не хотелось.

– Попробуем?

– Электрика пока не работает, аккумуляторы высохли, а перископ вручную не повернешь. На улице ночь – но белая. В принципе можно и попробовать. – Красин на мгновение задумался. – А чем мы рискуем? Врежемся в берег или в затопленную баржу. Фигня война. Поехали. Эй, парень, – он тронул Мишу за плечо. – Давай к штурвалу.

Иван посмотрел на моряка и усмехнулся. Хорош.

Кстати…

Иван прошел мимо застекленных стендов, нашел, что искал. Попробовал открыть шкаф, не смог, выдернул замок. Треск. Хрупкое плохое дерево расслоилось на щепки. Иван достал то, что находилось в шкафу и вернулся.

– Держи, – протянул он моряку черную морскую пилотку, принадлежавшую некогда, если судить по надписи, старшему помощнику командира С‑189. Да и у командира была точно такая же.

Минуту Красин молчал, глядя на пилотку. Потом бережно расправил ее ладонями, надел.

Выпрямился. Тускло блеснула кокарда.

– Товарищ начальник экспедиции, – обратился Красин к Ивану. Голос его звучал хрипло от волнения. Он словно стал выше ростом. – Подводная лодка С‑189 «Арго», – он улыбнулся, – к походу готова. Жду ваших приказаний. – Красин, торжественный и красивый, как жених, приставил ладонь к черной пилотке. – Докладывал командир лодки лейтенант Красин.

Все невольно выпрямились. Кузнецов прямо светился.

Торжественная пауза.

– Идем на Залив, – сказал Иван.

Глава 17

Пассажир

– Проходим дамбу, – сказал Красин, на миг оторвавшись от перископа.

– И?

– Впереди – открытое море. Справа – Кронштадт.

Иван кивнул. Насколько он помнил план, начерченный профессором, пока все идет правильно. Хорошо идет. Тьфу‑тьфу‑тьфу, чтоб не сглазить…

Ну и ночка выдалась. По чуть‑чуть, по миллиметру они сумели провести лодку между затонувшей баржей и причалом, два раза начинал противно и страшно скрежетать металл, когда лодка задевала прочным корпусом препятствия. Красин изматерился, подавая команды. Он дежурил у перископа и кричал «чуть правее, левее… еще левее… малый вперед». Иван стоял у люка отсека, передавая команды Уберу и Седому, которые управляли дизелем. Один раз одни умудрились заглохнуть, и лодка замерла, слегка покачиваясь, посреди Невы – они уже начинали разворот. Иван думал, что второй раз завести дизель им не удастся, но… Видимо, сегодня кто‑то из высших сил играл за их команду. Может быть, даже сам Хозяин Туннелей.

Они запустили дизель. Часть механизмов лодки ожила, перископ наконец удалось повернуть. Сейчас светились некоторые приборы и лампочки в центральном посту, неуверенно, то затухая, то разгораясь, горела лампа в аккумуляторном отсеке, бросая в центральный пост отсвет, мерцавший на черной воде. Жидкости в лодке было по щиколотку. Красин сказал, что чуть позже, возможно, удастся запустить насосы откачки воды. Впрочем, не до жиру. Иван вздохнул. Все пока идет нормально, тьфу‑тьфу‑тьфу. При такой скорости часа через три будем у ЛАЭС.

Бум. Бум. Гулкие удары по металлу.

Ну вот. Накаркал.

– Иван, – из соседнего отсека высунулась макушка Уберфюрера. – Там какая‑то фигня топчется, как раз над нами. То есть, над двигательным… ну, ты понял. Глянуть бы надо, как думаешь?

Ага, Иван кивнул.

Надо проверить, что там у нас за пассажир…

* * *

Иван осторожно выглянул из двери рубки. Так, птеродактилей нет, они улетели, когда лодка вышла в Невскую губу – зато оставили за собой огромные белые пятна помета. Одно слово – твари.

Он поднял автомат, прислушался. Тишина, нарушаемая только гулом в ушах и рокотом дизеля. Толкнул дверь ногой. Скри‑и‑ип. Иван ступил на палубу, присел на колено. Вправо, влево… черт.

Иван почувствовал приступ головокружения. Они были в открытом мо ре. Вокруг простиралась огромная гладь моря, залитая бледным, туманным светом. Лодка под ногами слегка вибрировала и покачивалась, идя с волны на волну. Слабые белые буруны вскипали под ее носом и убегали назад, оставались за кормой. Слева по ходу лодки темнела полоска берега.

Справа… Иван вдруг почувствовал давление в затылке. Да что ж такое!

Он повернулся, застыл. Все‑таки, блин, накаркал.

* * *

Привет из глубины Невских вод.

Иван зажмурил левый глаз, плавно повел стволом автомата – в прорезь прицела попало смутное серое пятно, чуть светлее окружающей темноты. Да что же это такое? Иван медленно выдохнул. Пятно продолжало расти. Чертова фигня. Всю жизнь я боялся, что встречу что‑то, что убьет меня быстрее, чем я его увижу – и вот на тебе! Я вижу эту фигню, насколько это возможно в таком мраке, но мне совсем не хочется умирать. Иван положил палец на спусковой крючок. Одно нажатие… Корпус лодки под ногами вибрировал, тихий плеск волн. И серое пятно. Пятно росло вверх, словно человек вставал.

Может, и человек. Только нарисованный ребенком. Без соблюдения размеров и пропорций. Потому что будь там, на корме, даже самый высокий в метро человек, он все равно казался бы раза в два меньше, чем этот. Серый выпрямился. Ивана качало, прицел плавал по серому пятну вверх, вниз, в сторону. Этот выпрямился и обернулся – так это выглядело.

«Тому, что для нас непривычно, незнакомо, непонятно, мы бессознательно пытаемся придать антропоморфные черты», – говорил Водяник. По‑другому, правда, поводу…

– То есть? – спросил тогда Иван. «Мы делаем их людьми силой своего воображения, а затем убеждаемся, что они… или оно… человеком не является даже близко. Глупо приписывать кому‑либо собственные устремления, желания и страхи только на основании внешнего сходства. Особенно, – тут профессор делал эффектную паузу, – когда даже сходство и то воображаемое».

Серый человек обернул к Ивану свое лицо… или что у него там? Круглое, очень маленькое по сравнению с остальным телом. Оно светилось в темноте. Два глаза – две круглые дыры. Это могло оказаться чем угодно, вплоть до задницы, но этим серый смотрел на Ивана – и видел его. Диггер почувствовал ужас. В этом не было ничего с виду страшного. Стоит высокий человек и смотрит – но у Ивана почему‑то отнялись ноги. Вся кровь словно отхлынула из него в один момент – и куда‑то исчезла.

«Пассажир» не двигался, не говорил, только слегка покачивался от движения лодки.

Мы думаем, что видели все. А потом мы видим еще больше. И тогда разум наш оказывается подвешен на тонких ниточках, идущих куда‑то в высоту. И ниточки вот‑вот оборвутся от любого сквозняка.

Иван умер.

В следующее мгновение он отшатнулся, практически рухнул обратно в рубку, на пол, прислонился к ржавой стене. Спину и затылок холодило. В приступе паники Иван пытался удержать себя на грани. Рассудок его, все, что Иван собой представлял, реяло сейчас над его телом. Иван отстраненно смотрел на себя со стороны. С высоты в два метра над собственной макушкой. Кто этот смешной, усталый человечек с ввалившимися глазами? Потом над‑Иван поднял взгляд и почувствовал даже сквозь металл рубки, что серый смотрит на него. Просто стоит на корме подводной лодки, слегка покачиваясь, и смотрит на Ивана.

Рывком он вернул себе ощущение тела.

Пауза. Холод в затылке, вибрация корпуса, негромкое румм‑румм‑румм двигателя. Звук выбрасываемой через шпигаты отработанной воды.

В последний момент, отчаянным усилием, Иван приподнялся, схватился за ручку, данг! – захлопнул дверь рубки, со скрежетом – мучительно долгим – повернул рукоять запирания.

Рубка С‑189 в прошлой жизни не закрывалась герметично, а заливалась водой, чтобы не раздавило чудовищным давлением при погружении. Иван выпрямился, отшатнулся от двери, поднимая автомат. Нога скользнула по круглой выпуклой крышке люка. Это спуск вниз, в безопасную темноту отсеков.

Ощущение парения над собственным телом прошло.

Ивана затрясло. Спина мокрая.

Он непослушными руками открыл крышку люка, спустился и закрыл за собой. С трудом стянул противогаз, едва не уронив его вниз, в плещущуюся в отсеке воду. Постоял на трапе, прислушиваясь…

Ничего.

«Пассажир» вел себя на редкость тихо.

Надолго ли?

* * *

Темное вытянутое тело лодки резало воду, мощно обтекаемое потоками финской воды.

Иван спрыгнул с трапа и провалился в темную жижу по колено. Ничего себе.

Воды явно стало больше. Мы тонем?

– Что за фигня?! – заорал Иван, пытаясь перекричать шум дизеля. РУММ‑РУММ‑РУММ. Тот работал словно на пределе, Иван слышал подозрительные шумы. Его чуткое ухо уловило какой‑то сбой в ритмике двигателя.

Красин не отозвался.

Моряк прильнул к перископу, повернул рукоятки. Иван мысленно выругался. Черная грязная жижа поднялась уже до колена, насосы, работающие напрямую от генератора, минуя высохшие аккумуляторы, выбрасывали за борт литры воды – но этого все равно было мало. Иван огляделся. Корпус лодки подтекал. Дифферент на нос стал такой, что скоро гребные винты окажутся в воздухе – и прощай, родная.

– Что происходит?! – прокричал Иван. Капитан оторвался от перископа и наклонился к Иванову уху.

– Мы тонем, – сказал он. Иван вздрогнул. Красин бледно усмехнулся. – Ну, или погружаемся, мы ж таки не фигня какая, а подводники.

Лодка шла на полной скорости. Корпус вибрировал, гремели стаканы и стекла выставочных шкафов. Качение с волны на волну стало жестким, как приземление с разгону на твердый пол.

– Что делать будем?

– Лево руля, – приказал Красин. – Курс держать двести девятнадцать.

– Есть! – Кузнецов плавно, словно опытный рулевой, повернул штурвал. Стрелка указателя перед ним дернулась и поплыла вверх по металлической шкале.

– Ставлю лодку поперек волны, – пояснил Красин. – Под восемьдесят градусов к берегу. Волнение сильное, а С‑189 не самый мореходный корабль, прямо скажем. Завалит. Если пойдем вдоль волны, нас просто опрокинет.

– Можно?

Красин кивнул.

Иван взялся за рукояти перископа, прислонился к окуляру. Старая резина была жесткая, острая, как рубленый металл. Врезалась в лоб, в щеки, в нос.

Иван увидел сквозь мутное стекло длинную полоску берега, затопленную туманом. В ней редкими островками плыли вершины деревьев. Какие‑то размытые здания виднелись справа. Призрачные. Может, и почудилось.

Многое увидел Иван, но где основное – основного пока не увидел.

– Но там же нет… причала, – Иван оторвался от перископа. – Как же мы?

– Верно, – Красин вдруг улыбнулся. – Конец всем причалам, концам и началам… Мы рвемся к причалам заместо торпед. Высоцкий. «Спасите наши души». Люблю эту песню. Причала там нет. Мы выбросимся на берег, как киты‑самоубийцы. Другого выхода я не вижу. Мы слишком быстро набираем воду.

Иван помолчал. Кузнецов стоял за штурвалом управления бледный, как мертвец. Но держится молодцом. В зеленоватой воде, которая дошла ему почти до пояса, мягко отражались отсветы циферблатов. Вода все прибывает, ежу ясно. И она холодная, м‑мать.

Кузнецов был бледен, но спокоен. Подрос мальчик, подумал Иван и отвернулся.

Даже сквозь мощное «румм‑румм‑румм» Иван слышал, как невнятно ругается в двигательном отсеке Уберфюрер.

– …ать! – долетело вдруг обрывком.

– А эти? – Иван не стал договаривать. С этими, усевшимися на подлодку, как на персональный насест, предстояло разбираться в любом случае. Крылатые твари, блин. Чайки, блин. Загадят всю лодку, блин.

Сволочи.

И еще этот «пассажир», будь он не ладен.

– Приготовьтесь к выходу наверх! Занять места у трапа на выход. Двигательный, – Красин взял микрофон. – Слышите меня? Самый полный вперед.

Он помолчал. Корпус лодки вибрировал. Шум ударов волны стал глуше.

– Всем приготовиться покинуть корабль, – сказал Красин наконец. – Ну же! Чего ждете? Иди, матрос!

Он выпихнул Кузнецова с места рулевого, сел сам.

– Ты сразу за нами! – крикнул Иван. Красин, не поворачивая головы, кивнул.

Все полезли наверх скопом – один за другим. Иван взобрался, подсветил фонариком… н‑да. Он смотрел теперь прямо в зад Уберфюрера, закрытый резиновыми штанами «химзы». Белесые пятна грязи на сером фоне.

Проклятая жизнь, подумал Иван в сердцах. Вечно оказываешься подозрительно близок к полной заднице.

– Надеть противогазы, – велел Иван. – Мы снова выходим в большой мир.

– По моей команде! – крикнул Красин снизу. – Три! Два!

Иван выдохнул, проверил пистолет. Когда сомневаешься, лучше проверить. Пистолет был в порядке. Ниже по трапу зашевелился Кузнецов. Еще ниже Мандела. Седой должен идти замыкающим, сейчас он стоял внизу, по колено в вонючей жиже.

Пахло сыростью, дизельной гарью и тухлой водой.

– Один! Ноль! Пошел! – скомандовал Красин.

Скрежет. Грохот, словно опрокинули что‑то большое. Свет ослепил Ивана в первый момент, в следующий он уже начал подъем. Глаза залило насквозь. Под перчатками чавкала ржавая грязь, осыпалась облупившаяся краска.

Иван уцепился за край люка, в следующее мгновение его схватили за запястье и выдернули вверх.

Луч фонаря высветил ржавые заклепки. Они были в рубке, теперь предстояло идти дальше. Что‑то скрежетнуло металлом по рубке, удар. Еще удар. Словно ломом долбят.

– Спасите наши души, – хрипло запел Красин. – Мы бредим! От! Удушья!

Эхо в брюхе лодки множилось и дробилось – казалось, уже не один голос поет, а много. Все мертвые матросы лодки С‑189 подпевают нынешнему капитану.

– Спасите наши души! Спе‑ши‑те к нам!

– У‑у‑услышьте нас! На суше! Наш SOS все глуше… глуше…

И ужас! Режет… души…

Выбросился на берег, как хренов кит.

– На‑по‑по‑ЛАМ, – последнее, что услышал Иван.

Они выскочили из рубки с автоматами наготове.

Иван вздохнул и выпрямился. Ночной «пассажир» исчез, словно его и не было.

Потом Иван посмотрел в другую сторону… Та‑ак.

Загадили весь нос лодки. Она шла на скорости, буруны вокруг носа бежали споро.

Иван перевел взгляд выше – черный в темноте берег приближался. Диггер видел только какие‑то черные остатки деревьев, если посмотреть правее – там были корпуса атомной станции. Призрачные силуэты труб в тумане.

– Сейчас врежемся! – крикнул Уберфюрер. – Держись, кто за что может!

Иван вернулся к рубке, залез по ржавой лестнице наверх и приготовился к столкновению.

* * *

Удар сотряс лодку, Ивана тряхнуло, швырнуло вперед – он едва удержался за ржавый поручень. Тунк! – поручень не выдержал. Вот блин. В следующее мгновение под Иваном медленно проплыло серо‑ржавое, обтекаемое тело подлодки С‑189. Слой воды и песка нахлынул, обтек корпус лодки, швырнул грязью и плеском в рубку. БУМММ. Бдзанк, бдзанк. В металл рубки ударили камешки.

Иван летел. Он начал поворачивать голову, его несло вперед, в сторону берега. Лодка врезалась в дно на скорости, начала поднимать кормовой плавник, словно собираясь перекувырнуться через голову, помедлила так (Иван летел, продолжая снижаться – под ним была прозрачно‑серая, с клочками черных водорослей, морская вода) и начала опускать хвост. Шлеп. Белые буруны вокруг.

В это же мгновение Иван по плавной дуге достиг поверхности моря.

Удар! Вода оказалась неожиданно плотной, как застывшая смола, потом вдруг перешла во второе агрегатное состояние, расступилась, поглотила Ивана. И он ушел под воду. Закрой глаза, велел Иван себе в ту долю секунды, что у него была. Закрыл.

И открыл.

Он был под водой, грудь распирало, словно что‑то толкалось оттуда. Б‑бу‑ульб. Воздух вырвался из Ивана, заставил откинуть голову. Иван выпрямился и посмотрел вперед. Дно было под ногами метрах в двух‑двух с половиной. Серое, песчаное, кое‑где продавленное валунами. Коричнево‑черные водоросли. И сквозь мутный слой воды на Ивана кто‑то смотрел.

Замирание.

Гул в ушах. Иван смотрел вперед сквозь колеблющуюся водную толщу, наползающую на берег, стаскивающую камни с мест.

Где‑то позади, за его спиной, тело подлодки все еще качалось, поднимая упругие, мягкие волны, толкавшие Ивана в спину. Выкрашенная в серо‑зеленый цвет, с обросшим днищем, лодка промялась в месте удара – сейчас оттуда били струйки пузырей, улетали вверх. Вода врывалась внутрь, бурлила, заполняла собой пространство лодки, выталкивала из лодки воздух. Где‑то там, в командном отсеке, все еще горели одинокие лампочки, потрескивал древний сонар, и – бамм – корпус лодки сотрясается в последней агонии. Капитан Красин стоит по пояс в воде, молчаливый, засунув руки в карманы черной шинели, и спокойно смотрит, как вскипающая белым вода втекает в люк, быстро поднимается, заполняет отсеки. С треском лопается очередная лампочка, летят искры. Красин смотрит и молчит. Уходит с кораблем на дно, как последний капитан балтийского флота. Мы из Кронштадта. Б‑бу‑ульб. Б‑бу‑ульб.

Руки в карманы шинели. Черная пилотка.

Красин улыбается.

* * *

Человек ведра и швабры.

Он не помнил, когда начал пить. То ли в конце школы, то ли в начале мореходки – неважно. Важно другое: что это единственное из увлечений, в котором он хоть чего‑то достиг.

Иногда так хочется пожалеть себя.

Сесть на пол рядом со своей койкой на втором ярусе жилого корпуса Техноложки и сидеть, качаясь и подвывая.

Это особое удовольствие.

Лейтенант Красин поднимает голову и оглядывает свой корабль.

В лодке горят огни и где‑то наверху гремит металл. Снизу хлещет вода, врываясь через носовые отсеки – которые по нормам борьбы за живучесть стоило бы задраить.

Белая пена бурлит вокруг Красина. Вода дошла уже до пояса.

Но это неважно.

Через несколько минут все будет кончено.

Красин выпрямляется. Противогаза на нем нет, дышать легко – хотя воздух и пропитан запахом вонючей трюмной воды.

Но это прекрасный запах. Запах свободы и моря.

Это даже лучше, чем запах коньяка, что сейчас плещется в его нагрудной фляжке.

Он укладывает руки на штурвал. Холодный металл под ладонями слегка шершавый. Красин слышит позади румм‑румм‑румм. Дизель все еще работает, даже странно, что его до сих пор не залило…

Красин ждет. Коньяк во фляжке никуда не денется.

Что ты делаешь, когда теряешь все? Идешь и топишься? Слабые так и делают. Сильные так и делают. А такие, как ты, – ни то ни се, середнячки, начинают пить.

Дата добавления: 2015-11-14