|
Читайте также: |
– Хорошо, – сказали в трубке. – Вы, думаю, уже отправили людей на Невский. Но пока они сюда доберутся, у нас есть минут десять. Так что можем поговорить… не торопясь.
Вот хладнокровный сукин сын, подумал Мемов с невольным восхищением. Почему ты не со мной, Иван? Почему? Вместе мы бы горы свернули.
* * *
Сазонов вышел от генерала, остановился у стены, достал из внутреннего кармана школьный пенал из синего пластика, открыл и выбрал самокрутку. Осталось две, дальше придется опять трясти Фарида. Не хочется, но что делать. Ха‑ха.
Пальцы дрожали, когда он вставлял самокрутку в зубы. Похлопал по карманам, нашел зажигалку.
Из автоматного патрона. Сазонов усмехнулся. Когда‑то зажигалка принадлежала Ивану. Все, что было твоим, командир, стало моим. Или – станет. Он чиркнул раз, другой…
Искры. Искры. Огонек.
Прикурил, торопясь и обжигая пальцы.
В последний момент едва не сломал сигарету. Издергался, терпения уже не хватает. Надо лучше себя контролировать.
Легкие наполнились теплой, густой, синюшной марью. В голове вдруг вспыхнул, проклюнулся и расцвел ярко‑красный цветок. Алый, как кровь. Сазонов держал дым в легких, а цветок распустил мясистые лепестки в его голове. Стало легко. Хорошо. И просто так, как нужно.
Словно, пока он не закурил, часть головоломки «Вадим Сазонов» отсутствовала, а теперь вместе с первой затяжкой встала на место. Щелк.
И он теперь целый.
Спокойствие.
Сазонов спрятал пенал в карман плаща. Надо будет связаться с Фаридом, чтобы достал еще веганской травки. Веганцы не дураки, оказывается.
Мыслил он теперь расслабленно и четко.
До этого момента, в разговоре с Мемовым, он ощущал, как сгущается в голове туман, заволакивает, путает мысли. Сазонов даже сбился пару раз, застав генерала посмотреть на него с удивлением. Сейчас, после сигареты, ясность в голове установилась такая, что хоть в футбол там играй.
Вперед. Обдумать, принять решения, пока четко мыслишь.
С Постышевым нужно провернуть какой‑нибудь несложный трюк. И еще Таня… Сазонов ухмыльнулся. Не то чтобы она была ему так уж интересна как женщина, но… Таня когда‑то была невестой Ивана. А это, согласитесь, уже совсем другое дело. Все, что принадлежало Ванядзе, стоит внимания. Сазонов снова затянулся, медленно – мелкими порциями – выпустил дым. Дым изгибался, плыл красиво и изящно. Глупо, конечно, светиться с травкой у штаба Мемова, но сегодня был трудный день. У меня все получится, подумал Сазонов.
Он бросил окурок, наступил каблуком. Это следы. Но мне плевать на следы. Сазонов шагнул вперед… и практически столкнулся с выскочившим из двери адъютантом Мемова.
– Пропустите!
– Что случилось? – спросил диггер.
Адъютант попытался обойти его, но Сазонов плавно, почти незаметно сместился, чтобы перекрыть ему путь. Адъютант был новенький, молодой, совсем зеленый. Против диггерских навыков Сазонова у этого сосунка не было и шанса.
– Мне… пройти…
– Я могу помочь, – сказал Сазонов. Улыбнулся – как бегунец одинокому щенку Павловской собаки. Улыбка хищника при виде поджатого хвоста жертвы. Чутье Сазонова на людские слабости редко его подводило. Но сейчас он рисковал – и сильно.
Он чувствовал, что это что‑то важное. Шанс. Если нет, то я нарываюсь на крупные неприятности. Генерал этого так не оставит.
Адъютант в отчаянии попытался протиснуться, но обойти Сазонова не смог.
Тот в последний момент едва заметно смещался и перекрывал юноше путь. Самодвижущаяся стена.
– Это… срочно!
– Я понимаю, – мягко сказал Сазонов. Глаза его в темноте блеснули. – Что приказал генерал?
Глаза адъютанта забегали. Он отчаянно вздохнул, ища выход.
– Мне нужно отнести записку…
– Какую?
– Пропустите! Я… нельзя!
– Да ты ее потерял. У тебя в руке ничего нет, – сказал Сазонов. Ну, давай, купись. – Посмотри, дурачок.
Адъютант засомневался, наклонил голову, поднял руку (левая, отметил Сазонов), раскрыл ладонь…
Момент истины.
Там лежала записка. Смазанное движение. В следующее мгновение адъютант сомкнул пальцы. Быстро, как только мог. Но в кулаке ничего уже не было.
Сазонов держал в руке листочек. Командир диггеров пробежал записку глазами, затем еще раз. Разжал пальцы, листок начал падать, планируя. Сволочь! – подумал адъютант, бросился, принялся листок ловить – поймал и, чуть уже не плача, побежал вперед.
Мальчик купился.
А я быстрый, подумал Сазонов.
…Через полминуты Сазонов знал все, что будет делать дальше. Он остановился, проверил еще раз. Должно сработать. Чутье не подвело его и сегодня. Риск того стоил.
Он пошел дальше, ускорил шаг.
Иван жив.
И он на Невском.
Тра‑ля‑ля‑ля. Бато‑ончики.
Сазонов быстро пробежал платформу, спрыгнул на пути. В одной из каморок под платформой Адмиралтейской находилась их временная база. Сазонов распахнул дверь, в лицо ударило вонью дешевого пойла и немытых тел. Сазонов поморщился. Затем подошел и толкнул ботинком бесформенный ком тряпья, воняющий перегаром.
– Пшелнах, – сказал ком, перевернулся на спину. Выглянула помятая небритая морда. – Че надо?
Сазонов улыбнулся.
– Гладыш, хватит спать! По‑дъем! У нас появилось дело.
* * *
Уберфюрер показал на циферблат больших белых часов с черными цифрами.
– Десять минут, – сказал он одними губами. Иван кивнул, переложил трубку к другому уху, зажал плечом.
Написал на листке: «М. засуетился», показал Уберу. Скинхед хмыкнул.
– Итак, генерал. Поговорим?
– Что ты хочешь, Иван?
– Мне нужны ответы. В прошлый раз я так и не получил четкого ответа. И хотел бы, если вы не против, генерал, получить его сейчас.
– Спрашивай. С удовольствием отвечу на любой твой вопрос.
Тянет время, понял Иван. Впрочем, мы это предвидели.
– Я хочу знать – зачем все это было? Эта кража, это убийство? Эта война?
Генерал помолчал.
– Как мне тебя убедить, Иван? – произнес он наконец. – Что бы я сейчас ни сказал, ты мне, скорее всего, не поверишь. Но знай: я сделал то, что считаю необходимым. От человечества и так осталось слишком мало, чтобы позволить ему разбегаться по отдельным углам. Да, мои методы не слишком благородны. Да, ты прав – кража, убийство, война. Но я не могу позволить никому – ни бордюрщикам, ни Василеостровской, ни кому‑либо еще – отсиживаться в своем углу, пока остальные рвутся изо всех сил к будущему. Мы должны быть заодно, понимаешь?
– Сила – в единстве, да? – съязвил Иван. – Или какой‑нибудь новый лозунг, которого я еще не знаю, генерал?
Тяжелый вздох.
– Ты не знаешь главного, Иван. Мы стоим на пороге большой войны.
Иван усмехнулся.
– Даже так?
– Именно так. Что ты знаешь… про Веган?
…Вспышка. Белесые волоски на шее доктора. Падающее тело. Бум.
Иван моргнул, повернулся, чтобы остальные не видели его лица.
– Достаточно.
– Ничего‑то ты не знаешь. У меня есть достоверные сведения, что империя Веган готовится к вторжению на незанятую ими территорию метро. Веганцам нужно жизненное пространство. И не только это…
– Так вы стали борцом за свободу, генерал? Как интересно.
– Молчи и слушай. Сейчас я доверяю тебе то, что знают только несколько человек. В метро готовится новый передел сфер влияния. Веганцы – нелюди. Хотя и выглядят как мы. Так что это будет не борьба за независимость. Это будет борьба за выживание человечества. Времени у нас осталось мало. Может быть, год. Может, пара месяцев. Может, даже меньше. Не знаю. Потом начнется ад. Нас, людей, загонят в резервации и пустят на удобрения. Ты этого хочешь?
Иван помолчал. Это выглядело бы убедительно, если бы не одно «но».
– Проблема в том, генерал, что я достаточно близко общался с веганцами. И могу сказать точно – они люди. Хотя и странные, и жрут только растения. И пленных на удобрения пускают. Все это вполне по‑человечески… вспомнить хотя бы Восстание. Да, генерал?
Тяжелый вздох.
– Не веришь. Приходи, и я покажу тебе результаты вскрытия трупов веганцев. Ты поймешь, о чем я говорю. Они – не люди, Иван. Поверь. Не знаю, когда это началось, но сейчас они больше растения, чем…
Иван прервал эту речь:
– Что вы пытаетесь мне сказать, генерал? Старое доброе: цель оправдывает средства?
Пауза.
– Да, – сказал Мемов. – Так и есть. Оправдывает. Если это великая цель. Если речь идет о выживании человечества.
Уберфюрер отчаянно замахал – быстрее, быстрее, время вышло. Иван кивнул, сейчас иду.
– Пора прощаться, генерал. Мне нужно идти.
– Подожди! – крикнул генерал. – Ты не дослушал! Я знаю, что я перед тобой виноват. Не убивай Орлова! Не делай этого, пожалуйста! Я тебя прошу – не…
Иван положил трубку. Убер посмотрел на него, глазами показал «все будет хорошо», вскинул автомат к плечу и выскользнул в дверь.
Иван посмотрел на связанного начальника адмиралтейской СБ.
Поднял пистолет. Взвел большим пальцем курок…
…Мелькает, мелькает. Падают люди. Грохот выстрелов оглушает.
Как там сказал генерал?
«Они больше растения, чем…» Чем люди?
Иван прицелился в висок Орлова.
Зло должно быть наказано.
Верно?
* * *
Звук выстрела.
Сазонов с Гладышем переглянулись, мягко двинулись с двух сторон, обходя вход в кабинет начальника СБ.
«Держи партнера затылком», вспомнил Сазонов наставление Ивана. Усмехнулся. Они с Гладышем до сих пор действовали как единый организм. Дверь была приоткрыта. Сазонов заглянул.
Глухой вой. По комнате каталось нечто, обмотанное скотчем.
Сазонов плавно вошел, держа револьвер в руке.
И увидел. Белое лицо Орлова, бешено вращающиеся глаза. Кровью залит пол. Сазонов сунул револьвер в кобуру. Наклонился, с силой оторвал край скотча с лица начальника СБ и отшатнулся. Орлов выплюнул тряпку и заорал. Так, что у диггера зазвенело в ушах. Звук отражался в тесном помещении, прессовался в единое давящее нечто.
– Ааа! – кричал Орлов. – Колено! Мое колено! Аа!
Почему Иван не убил его? Сазонов поднял пистолет Орлова, лежащий на столе. Сколько вопросов возникает. Почему оставил в живых? Что бы я сделал на месте Ивана? Довел начатое до конца. Сазонов улыбнулся. Конечно, именно так Ивану и следует поступить. Это было бы… логично.
Орлов продолжал орать.
Сазонов взвел курок «беретты».
Потом наклонился и тщательно заклеил пластырь обратно. Тишина. Ну, относительная… Орлов глухо мычал. Глаза начальника СБ были вытаращены.
Сазонов взял пистолет и отодвинулся подальше, чтобы не забрызгать плащ. Поднял пистолет, прицелился и нажал на спуск. Бах! Кисть дернуло.
Шмяк. Кровь растекалась из‑под лысины…
Сазонов присел на стул и бросил пистолет на столешницу.
– Хватит, – сказал он. – Хватит орать. Что ты как девчонка.
* * *
Столкнувшись лбами, над молоком не плачут.
Они вышли из кабинета Орлова, находившегося у самого торца платформы. Надпись на двери «В2‑ПIIА», когда‑то, Иван слышал, в таких комнатах хранились инструменты уборщиц. А сейчас там устраивали комнаты для самых важных персон. Как изменчив мир, ты посмотри.
Иван огляделся.
Светлый мрамор, высокий потолок. Все‑таки, подумал Иван, Невский – едва ли не самая любимая у меня станция. Но пора двигаться.
Все‑таки слова Мемова меня зацепили. Иван даже на миг остановился.
Что, если генерал не врал – и веганцы действительно готовятся к большой войне?
Тогда мы в глубоком… кризисе.
Они прошли через платформу, проталкиваясь через народ. В этот раз никакой маскировки. Действуем открыто и нагло. Вдруг диггер понял, что Уберфюрер отстал. Он повернулся – скинхед застыл, глядя в сторону перехода на Гостинку. Иван прищурился – нет, никого знакомого не вижу.
– Убер? – окликнул его Иван.
Скинхед стоял напряженный, лицо было жестким.
– Убер!
Наконец тот с трудом, словно шея заржавела, повернул к Ивану голову. В голубых глазах плавилась холодная ярость. Как дымящийся на воздухе сухой лед. Иван даже отшатнулся. Ничего себе.
– Что случилось?
Лицо скинхеда слегка расслабилось, он даже улыбнулся. Снял с плеча и протянул Ивану автомат.
– Ты иди, – сказал скинхед.
Иван поднял брови. По плану они должны были уходить по туннелям до Сенной вместе. Этим же маршрутом уже ушли профессор и Кузнецов. Кого Убер там увидел? Не понимаю.
– Иди, – сказал Уберфюрер. – Я догоню.
* * *
Уберфюрер спрыгнул на бетон, спружинил ногами. Выпрямился.
– Привет, Рамиль. Помнишь меня?
Телохранитель царя Ахмета поднял голову. Усмехнулся. Узнал. Оттолкнул за спину Ахметзянова, тот попытался возмутиться, но Рамиль покачал головой. Не сейчас.
Телохранитель шагнул вперед – мягко, хищно.
– Он вне нашей разборки, – сказал Рамиль.
– Он вне нашей разборки, – согласился Убер, расставляя руки и тряся кистью с ножом. Разогревает мышцы. Голый по пояс, в синяках и шрамах, скинхед выглядел совершенно отмороженным ублюдком. На плече серп и молот в окружении венка. Советская машина смерти во всей красе.
Ахмет Второй отбежал и остановился, его черная кожаная куртка блестела в темноте. И глаза блестели. Он помедлил…
– Иди, – не глядя, приказал Рамиль. Ахмет побежал. Телохранитель снял пиджак, аккуратно повесил его на выступ арматурины. Закатал рукава – обнажились заросшие темным волосом предплечья – и достал нож.
Убер поиграл с клинком, перекидывая его с костяшки на костяшку, перехватил несколько раз пальцами. Выпрямился. Кивнул бордюрщику. Готов?
Рамиль кивнул.
Поехали.
– Ты, сука, – сказал Уберфюрер, накручивая себя. – Ты, мля, не понял, с кем связался! Ты со скинами связался! Понял?!
* * *
– Какой туннель? – спросил Гладыш сипло, севшим голосом. Прокашлялся, отхаркнул комок. Выглядел диггер погано, не лучше гнильщика. – Тьфу, зараза. Мне левый или правый?
Сазонов огляделся.
– Левый, – сказал он.
– Уверен?
– Левый… – автоматически повторил Сазонов, и тут до него дошло: – Хамишь, что ли?
– Ась?
Это что это он себе позволяет? Сазонов выпрямил спину.
– Гладыш, ты оборзел? – спросил он тихо и внятно. Любой бунт лучше усмирять на месте. – Или мне тебе по роже съездить?
Молчание.
– Гладыш?
– Знаешь, команди‑ир, – сказал Гладышев. Лицо его, опухшее и словно изрезанное ножом, в этот момент было на удивлением спокойным. И даже почти красивым. – Ты мне, конечно, команди‑ир… но, не доставай ты меня? Понял? Думаешь, я не знаю, зачем Ван вернулся? Он с того света вернулся, я знаю. За тобой он вернулся!
– А не за тобой?
– И за мной, конечно, – согласился диггер. Оскалил в усмешке гнилые остатки зубов. – Потому что на мне кровь, много крови. А ты его вообще убил. Что, ты думал, я не знаю? Ты за ним, как баба, бегал, в рот смотрел, а потом, когда он жениться задумал, пришил его к черту. И теперь его вещи мацаешь, как баба какая… а ты и есть баба. Только он вернулся, понимаешь, Сазон? Как тебе такая штука? Страшно небось?
Сазонов не верил ушам.
– Гладыш, ты пьян? Ты с кем говоришь, по‑твоему?
– Ни с кем я не говорю.
Сазонов взял его за ворот замасленной куртки, притянул к себе.
– Я твой командир, понял?!
Гладыш оскалился.
– Ни куя ты мне не командир. У меня один командир был – Косолапый. И второй командир был – Ван. А третьего не будет.
– А я тогда кто? – Сазонов даже про злость забыл, так развеселил его Гладыш. Что этот смешной человечек себе позволяет? Что он несет? Что вообще сегодня происходит?
– А ты… ты враг человеческий, Сазон, – сказал Гладыш серьезно. – Изыди, сатана. Ручки убери, а то пообломаю на хрен.
Он с треском выдернул ворот из хватки Сазонова, повернулся и пошел в туннель. В левый, как и было сказано. Командир диггеров выпрямился.
– Стой, Гладыш! Я ведь выстрелю.
Диггер остановился.
Повернул голову.
– Пошел нах, – сказал он отчетливо и двинулся дальше.
Револьвер оказался в руке. Сазонов сам не понял, когда успел его вытащить. Привычная холодная тяжесть. Я быстрый.
Он плавно поднял «питон», прицелился. Мушка плавала по сутулой фигуре пожилого диггера. Стреляй же, велел себе Сазонов, иначе сейчас Гладыш выйдет из освещенной зоны… И что тогда?
Он продолжал целиться. Положил палец на идеальный изгиб спускового крючка, погладил. Да, это оружие по мне…
Стреляй же, сказал он. Ну!
Секунда.
Спина Гладыша, подсвеченная боковым светом фонаря, исчезла в темноте.
Сазонов опустил револьвер, усмехнулся. Нет. Сначала Иван. С Гладышем можно разобраться и после.
* * *
– Зачем тебе мой нож, Рамиль? Зачем, дорогой?
Уберфюрер пошел на телохранителя, то пряча нож за запястьем, то снова дразня им противника. Сверкающая полоска возникала то в левой руке, то в правой.
Рамиль ждал, не шевелясь. Лицо его было спокойным.
– Я могу понять, зачем ты вырвал мне ногти. Но зачем было красть мой нож?
Рамиль молчал. Невозмутимый.
Уберфюрер мягко скользнул по полу, выкидывая руку вперед. У него был китайский клинок «викинг», простенький – серая сталь, насечка на обратной стороне клинка. В последний момент Рамиль шевельнулся – звяк! – клинки встретились, отлетели…
Уберфюрер отпрянул, присел. Сверкание металла. Скинхед дернулся.
Отступил на шаг. Моргнул.
Рамиль смотрел на него, как каменный истукан.
Над левой бровью Уберфюрера прорезалась тоненькая красная черточка.
Миг – и черточка набухла красным. Выступила капля крови, покатилась вниз, попала Уберу в темную бровь. Капнула вниз. Скинхед моргнул. Затем поднял руку, тронул пальцами порез – отнял и посмотрел на кровь с удивлением. Перевел взгляд на телохранителя.
Рамиль пожал плечами. Вот так.
– Дело, – согласился Убер. Резким движением размазал кровь по лбу. Теперь он напоминал индейца в боевой раскраске.
Опять перекинул нож в левую руку и двинулся вперед.
Быстрое движение Рамиля навстречу. Сверкающие полосы. Звяк‑звяк‑звяк. Н‑на! Выпад и широкий взмах Рамиля. Уберфюрер увернулся, отскочил. Пауза. На левом плече появилась короткая царапина.
Вокруг них начала собираться толпа. Гул нарастал. Сейчас должны были появиться патрульные, но пока стояла относительная тишина.
Уберфюрер вдруг засмеялся.
– Он ведь у Ахмета, мой нож? – сказал скинхед. – Ты для него старался? Каково это – быть нянькой, а, Рамиль?
Телохранитель споткнулся. Лицо дрогнуло.
– Не твое дело, – он впервые подал голос за время схватки. – Я его зацепил, понял, Убер. Надо добивать, а то он меня тут на кусочки порежет.
– Пеленки ему часто меняешь, а?
Телохранитель раздул ноздри.
– А с женщинами ты тоже за него? Или как? – продолжал издеваться скинхед. – Я смотрю, ты везде за него, Рамиль. И ноготки ты мне дергал для его удовольствия… или все‑таки для своего? Ну, скажи, не разочаровывай меня.
– Теперь я тебя убью, – сказал Рамиль жестко. – Ты труп.
Они сошлись. Блеск клинков, звяканье металла. В следующее мгновение Рамиль неловко осел на колени. Ноги не могли больше держать это большое сильное тело. Он помедлил, попытался встать… И упал, раскинув руки.
Скинхед выпрямился. Окровавленное лезвие высовывалось из его пальцев.
– А умирать ты тоже за него будешь, да, Рамиль? – сказал он мертвецу.
Уберфюрер повернулся и спрыгнул на рельсы. Дело закончено. Пора сматываться…
Звук выстрела.
Он на мгновение остановился, вздернул голову. Это в той стороне, где они оставили Орлова. Толпа вверху, над головой скинхеда загудела.
* * *
Туннели. Кажется, все повторяется.
Иван, подумал Сазонов. Иван, Иванядзе, Фигадзе. Вот ты где.
Он поднял «кольт‑питон», прицелился. Навскидку он обычно стрелял точнее, но это же наш старый добрый друг Иван. Рисковать не стоит… хотя. Почему нет? Сазонов усмехнулся, опустил револьвер и всунул его в набедренную кобуру.
Иванядзе стоит риска.
Он поднял фонарь и, держа на вытянутой в сторону правой руке, двинулся вперед. Если Иван будет стрелять на свет, то пусть стреляет.
Я все равно быстрее.
* * *
Каждый охотник желает знать…
Где сидит Сазан.
Он все равно быстрее. Какие у нас, однако, получаются кошки‑мышки. Иван покачал головой, направил фонарь на стену.
Луч света пробегал по выбоинами тюбингов, высвечивал ржавые скобы для крепления кабелей. Пустые. В этом переходе все полезное уже давно снято, кабель пошел в дело, а крысы пронумерованы. Но даже здесь, в исхоженном вдоль и поперек перегоне от Невского до Сенной иногда пропадают люди.
Впрочем, мне это не грозит. Иван усмехнулся, поднял «ублюдка», что дал ему Шакилов, к плечу, быстро пошел вперед. Прошло две минуты с момента прибытия команды адмиральцев на Невский. Сюда они тоже скоро доберутся – но мы уже будем на Сенной. Дай бог.
Он выключил фонарь, обернулся проверить, нет ли погони.
Моргнул.
Остаточное пятно света плыло перед глазами.
Одинокий фонарь светил вдалеке.
Или это одинокий спутник, мирно идущий на ярмарку, либо…
Иван пригнулся.
Либо Сазонов.
* * *
Свет впереди погас. Так, так, Ванядзе.
Испугался? Запаниковал?
Ты не будешь стрелять на свет. Сазонов усмехнулся.
Потому что ты не знаешь, кто это идет, а убивать случайного прохожего – это не твой стиль, Иван.
Сазонов ускорил шаг.
Я помню, какой ты был, Иван, когда я пришел в команду. Ты был не как все. Ты смотрел на меня и был серьезен. Не издевался. Не презирал, как неумеху – а я был неумеха, криворукий, чего уж скрывать…
Ты смотрел на меня как на человека.
Возможно, за это я тебя и ненавижу.
Я перерос всех. Гладыш, ржавший надо мной и издевавшийся, теперь смотрит мне в рот. Он мой человек, Иван – а не твой. И пускай сегодня Гладыш взбунтовался, это ничего не значит. Гладыш слабый. Рано или поздно он все равно ко мне вернется.
Все, что было твое, – стало моим. Или станет.
Мы ненавидим не тех, кто выше нас и презирает, а тех, кто выше нас – но относится к нам, как к равным.
Такова уж человеческая природа.
Сазонов вынул револьвер из кобуры. Огонек впереди вспыхнул снова, начал удаляться. Сазонов перешел на бег.
* * *
Фонарик вдруг затрясся сильнее, словно тот, кто его держал, перешел на бег.
Торопимся, да?
Очень я тебе нужен, Сазон?
Иван встал, широко расставив ноги, вскинул автомат к плечу. Пятно света продолжало дергаться вверх‑вниз. Бежит, родной.
Он приложился щекой к прохладному гладкому дереву приклада.
Мои любимые конфеты, – сказал он беззвучно. Положил палец на спусковой крючок, чуть прижал. Готово, можно стрелять.
Эх, Сазон, Сазон.
– Бато‑ончики, – выдохнул Иван и нажал на спуск. Автомат задергался, темноту разорвали вспышки. Раз‑два, посчитал он и отпустил спуск.
Фонарик упал на землю, откатился, закачался, освещая кусок тюбинга.
Иван тут же перебежал левее, присел на колено. Снова прицелился, выжидая.
Темнота.
Плечо ноет. Перед глазами плывут синие пятна.
Ну же!
Фонарик все так же лежал. «Значит, попал? – подумал Иван. – Или нет?»
Стон.
* * *
Сазонов бежал легко, свободно. Перед входом в туннель он выкурил последнюю самокрутку, теперь в голове цвел алый цветок. Спокойствие.
Фонарь он держал в вытянутой в сторону левой руке. Правая с револьвером – свободно опущена…
Давай, Ванядзе, купись на мой простенький трюк. А чем проще, тем лучше, да?
Стреляй. А я отвечу. Я быстрый.
Сазон бежал. Звук шагов в гулкой пустоте туннеля дробился и усиливался. Казалось, уже не один Сазонов бежит, а целая команда Сазонов догоняет мертвого диггера Ивана.
Как там сказал Гладыш. Изыди, сатана?
Я сатана.
Выстрел. Сазонов пригнулся. Нервы Ивана сдали, похоже. Ай‑яй‑яй. А где же твои знаменитые «батончики»?
В короткой вспышке Сазонов увидел человека, вытянувшего в его сторону руку…
В следующее мгновение он вскинул револьвер и выстрелил, не целясь. Два раза.
Бах! Бах!
Человек упал.
* * *
Иван включил фонарик под цевьем, присел над телом, держа палец на спусковом крючке.
Попал я?
Куда падает свет, туда летит пуля. Это просто.
Почти лазерный прицел.
Человек лежал на боку, неловко подвернув левую руку. Темная одежда, ворот на горле растянут. Рядом лежал складной «калаш». Иван перевел взгляд, посветил фонариком в лицо лежащего…
Чертыхнулся.
Перед ним лежал другой. Не Сазон.
«Каждый охотник желает знать».
Человек дернулся и зашевелился. Застонал.
– Привет, Гладыш, – сказал Иван. – Как ты?
* * *
Я попал. Не мог не попасть.
Сазонов наклонился над лежащим. Подсветил фонарем.
Твою мать.
Перед ним, изогнувшись на ржавых рельсах, лежал какой‑то совершенно незнакомый человек. Шапочка открывала светлые волосы.
Глаза человека были широко раскрыты. Рядышком с убитым лежал дешевый однозарядный обрез.
Сазонов поднял брови.
Я подстрелил случайного прохожего? Забавно. Сазонов дернулся, быстро встал.
Огляделся, держа фонарь. В следующее мгновение он вздрогнул так, что чуть не выронил его.
Где‑то вдалеке зазвучали выстрелы.
Не тот туннель. Сазонов выругался. Я выбрал не тот туннель.
Ошибка за ошибкой.
Впрочем, он подсветил мертвецу лицо. Зато, кажется, список преступлений Ивана Меркулова стал длиннее на одно немотивированное убийство.
Пора возвращаться. Докладывать генералу.
* * *
– Ван, – губы Гладыша шевельнулись, сложились в усмешку. – Командир. Я…
– Тихо, – сказал Иван. – Молчи.
– Не тот…
– Что? – Иван наклонился к лежащему. – Что ты говоришь?
– Не тот туннель, – сказал Гладыш. Редкие зубы обнажились в окровавленной улыбке. – Командир. Мне теперь в ад?
Иван покачал головой. Нет. Гладышев – убийца и маньяк. Но даже убийце и маньяку не помешает немного надежды.
– Хорошо, – сказал Гладыш и замер. Плоское, изрезанное морщинами лицо обмякло.
Черт.
Иван встал. Обернулся. Вдали мелькали лучи фонарей. Скоро здесь будут патрули Альянса.
Пора было идти на Сенную. Скрываться от правосудия.
* * *
– Ушел, – сказал Мемов, провел пальцем по губам – вправо, влево. Губы были сухие и растрескавшиеся. А все нервы, нервы. – Сукин сын. Убил Орлова и ушел. Сейчас он где? На Садовой‑Сенной?
– Скорее всего, – Сазонов опять подошел к слоникам. Мемов с трудом подавил желание одернуть его. Успокойся.
– Нужно понять, что он будет делать.
– Думаю, он пойдет на Ваську.
Мемов кивнул.
– Если он туда доберется, мы получим маленькую гражданскую войну.
Василеостровцы бредят своей независимостью. А тут герой, вернувшийся из мертвых.
– Ага, – сказал Сазонов.
Поднял слоника и изобразил им в воздухе скакуна. Тык‑дык, тык‑дык.
Придурок, подумал генерал почти с ненавистью.
Тык‑дык, тык‑дык. Скачет слоник.
– Оставь, пожалуйста, игрушку в покое, – генерал повысил голос. Сазонов шутливо отсалютовал. Слоник вернулся на место. – И слушай.
Мемов прошелся по кабинету. Остановился перед той, старой картой, что видел еще Иван – Альянс, Веган, цветные булавки. И мрачное будущее. А я ведь сказал ему правду, подумал генерал. Только Иван все равно не поверил…
А когда поверит, будет поздно.
Война уже начнется.
– Перекроем все станции Альянса. Объявим розыск и награду за его голову. В конце концов, мы всегда можем назначить его военным преступником. Это срабатывало раньше, сработает и сейчас. Тогда Меркулова будут искать еще и придурки из мирового совета метро. Так, что еще. Главное, чтобы Иван не попал на Василеостровскую… Я приказал усилить охрану станций.
– Патрулей мало, – сказал Сазонов.
– Что ты имеешь в виду?
Сазонов с улыбкой покачал головой. Чему он радуется, интересно? – подумал Мемов с раздражением. Четыре трупа за день, из них один случайный прохожий, а он радуется.
– Он может найти другой ход на Ваську. Я с ним работал, не забывайте, генерал. Иван отличный диггер.
Мемов заложил руки за спину, качнулся с носка на пятку и обратно. Помолчал. Наконец поднял голову и посмотрел на Сазонова:
– И что ты предлагаешь?
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Хозяин туннелей 8 страница | | | Хозяин туннелей 10 страница |