|
Читайте также: |
— Совершенно верно. А что ты скажешь об их лицах? Что ты заметил?
— Их выражение кажется вполне современным, во всяком случае, вполне понятным. Некоторые хмурятся, некоторые разговаривают, кое-кто, похоже, глубоко задумался. А вот тот косматый, который отстал от других и плетется в самом хвосте, выглядит очень несчастным. А женщина... Женщина с большой грудью... Ты уверен, что она нас не видит?
— Она не может нас видеть. Она просто смотрит в нашем направлении. Что, по-твоему, отличает ее от мужчин?
— Ну-у-у... Прежде всего ее грудь. И еще... Еще то, что у нее отсутствует борода. Все мужчины там бородатые. Волосы у нее, конечно, длиннее, чем у них, и... И она очень милая. К тому же очень хрупкая, женственная... Она идет без ребенка, в то время как все остальные несут детей. Вероятно, она самая молодая среди них или еще не рожала...
Мемнох кивнул.
Мне действительно казалось, что она нас видит,— женщина все время щурилась, совсем как я. У нее было чуть удлиненное, овальное лицо — такие лица археологи определяют как принадлежавшие кроманьонцам. Внешне эта женщина — равно как и ее спутники — не имела никакого сходства с человекообразной обезьяной. Тем не менее кожа ее была не белой, а темно-золотой — такой оттенок свойствен семитским или арабским народам — и очень напоминала по цвету кожу того, кого я видел там, в раю. Когда она повернулась и пошла вперед, ветер взметнул вверх великолепные темные волосы...
— Все эти люди почти что голые! — воскликнул я. Мемнох коротко хохотнул.
Мы вновь углубились в лес. Степь исчезла. Насыщенный влагой и разнообразными запахами воздух казался густым.
Огромные хвойные деревья и папоротники нависали над самыми нашими головами. Таких папоротников — с ветвями, которые были гораздо крупнее, чем ветви банановых деревьев,— мне еще никогда видеть не приходилось. А хвойные деревья можно было сравнить разве что с секвойями, растущими в лесах на западе Калифорнии,— гигантскими исполинами, рядом с которыми я всегда чувствовал себя одиноким и меня охватывал страх.
Мемнох шел впереди, указывая дорогу сквозь непроходимые заросли тропических джунглей, и, казалось, совершенно не обращал внимания на обступавшие нас со всех сторон необыкновенные растения. Мимо нас сновали какие-то твари, издалека доносились приглушенные рыки зверей. Земли под ногами не было видно — ее устилал сплошной зеленый покров, казавшийся бархатистым и нежным. Время от времени мне казалось, что тот или иной камешек под этим покровом словно оживал и передвигался с места на место.
Внезапно налетевший откуда-то легкий прохладный ветерок заставил меня обернуться. Степной простор и люди остались далеко позади. Тенистые папоротники росли так густо, что я даже не сразу понял, что полил дождь,— до нас доносился лишь его тихий, успокаивающий шум, ибо вода смачивала лишь верхушки и кроны деревьев и ни одна капля не долетала до нас.
У меня не оставалось сомнений в том, что в эти джунгли поистине не ступала нога человека. Однако в них вполне могли обитать какие-либо звери и чудовища, готовые в любой момент броситься на нас из тени.
— А сейчас,— заговорил Мемнох, не замедливая шаг и без малейшего усилия отодвигая в сторону тяжелую ветвь,— позволь мне перейти к конкретному вопросу, точнее к тому, что я определил для тебя как «тринадцать откровений физической эволюции». После того как ангелы приняли и постигли эти «откровения», они обсудили их с Богом. Учти, однако, что мы будем говорить только об этом мире — звезды, иные планеты и галактики не имеют никакого отношения к предмету нашей с тобой беседы.
— Ты хочешь сказать, что во всей вселенной Земля единственная планета, где есть жизнь?
— Я хочу сказать, что знаю только свой мир, свой рай и своего Бога.
— Понятно.
— Как уже тебе говорил, мы были свидетелями целого комплекса геологических процессов — видели, как вздымаются горы, образуются моря и возникают континенты. Нашим хвалебным, исполненным восхищения гимнам не было конца. Ты даже представить себе не можешь истинно райское пение. В раю, населенном людскими душами, тебе довелось услышать лишь его слабое подобие. А тогда наш хор составляли исключительно небесные создания, и каждое необыкновенное явление порождало новые псалмы и песнопения. Они звучали совершенно иначе — быть может, не лучше, нет, но по-другому.
Между тем у нас появилось множество занятий, и прежде всего мы принялись изучать земную атмосферу — нас мало интересовал ее состав, но каждая деталь привлекала к себе внимание, заставляла подолгу созерцать ее и наводила на размышления. Жизнь на земле, представавшая перед нами, включала в себя великое множество деталей и разного рода мелочей, которых не существовало в раю.
— Значит ли это, что все казалось вам ясным, понятным и не вызывало ничего, кроме восторга?
— Да, все было словно озарено Божественным светом, и ни одна, пусть даже совсем крошечная, мелочь, ни одна деталь не умалили и не поставили под сомнение нашу любовь к Господу.
Мы подошли к неширокому, но мощному водопаду, низвергавшемуся в бурлящий водоем. Подставив лицо и руки освежающему туману из микроскопических брызг, я на минуту замер перед этим прекрасным зрелищем Мемнох последовал моему примеру и, казалось, наслаждался не в меньшей степени, чем я.
Только теперь я заметил, что он босой. Он вошел в воду и с удовольствием наблюдал, как чистые струи омывают пальцы ног с аккуратно подстриженными ногтями цвета слоновой кости.
В тот момент, когда он склонился к воде, чтобы лучше рассмотреть пенящиеся, пузырящиеся потоки, крылья резко взметнулись вверх, и я отчетливо увидел их сверкающие каплями влаги перья и острые концы над его головой. Потом послышался шелест, и крылья с тихим хлопком сомкнулись, подобно птичьим сложились за его спиной и... исчезли.
— А теперь попробуй себе представить,— заговорил он снова,— как несметное число, легионы ангелов самых разных рангов спускаются на землю и буквально влюбляются в то, что предстает их глазам, пусть даже это всего лишь бурлящие воды или лучи солнца, пронзающие газообразную атмосферу Земли и переливающиеся в ней разными цветами.
— Неужели вам все это казалось интереснее, чем то, что вы видели в раю?
— Да. Вынужден признать, что так и было. Конечно, мы с радостью возвращались в рай, особенно если Господь бывал нами доволен. Но проходило время, и нас тянуло обратно, нас вновь охватывала жажда познания, просыпалось любопытство, и земные красоты все чаще и чаще начинали занимать наш разум. Мы постепенно осознавали, что наш образ мыслей переменился. Однако позволь мне все же перейти к рассказу о «тринадцати откровениях».
Первым «откровением» стало преобразование неорганических молекул в органические... так сказать, от камешка — к мельчайшему живому организму. Забудь об этом лесе. Его тогда не было и в помине. Взгляни лучше на водоем. Вот в таких водоемах, со всех сторон окруженных горами, теплых и неспокойных, наполненных газами, восходящими из раскаленных недр земли, впервые зародились живые молекулы.
Шум поднялся до самых небес «Узри, Господь, плоды деяний материи!» А Всемогущий лишь одобрительно улыбнулся своей лучезарной улыбкой. «Ждите и наблюдайте»,— сказал он. Мы повиновались, и тогда явлено нам было второе «откровение». Молекулы стали преобразовываться в три формы материи: клетки, ферменты и гены. Как только возникли одноклеточные организмы, сразу же появились и многоклеточные, а то, что мы, впервые увидев органические молекулы, могли лишь интуитивно предугадывать, вдруг проявилось со всей очевидностью. Некая искра жизни оживила эти существа. Они обрели форму, пока еще не окончательную, но вполне определенную, и нам казалось, что мы улавливаем неисчислимое множество таких живительных искр — крошечных свидетельств и неопровержимых доказательств наличия жизни.
Иными словами, весь мир пришел в движение. Он испытывал все новые и новые потрясения, и мы стали их свидетелями. На наших глазах несметные полчища многоклеточных существ сновали в воде, соединялись и создавали доселе неведомые, пока еще примитивные формы жизни — водоросли, низшие грибы... А вскоре эти зеленые живые формы стали выбираться и на сушу. Илистые, слизистые наносы постепенно захватывали ее пространство, дабы закрепиться там на миллионы лет и впоследствии породить папоротники и деревья, которые со временем достигли огромных размеров,— эти папоротники и деревья ты видишь сейчас вокруг.
Ангелы тоже обрели форму и размеры. Мы получили возможность прогуливаться под сенью лесов, а земля под нашими ногами была покрыта зеленью. А теперь, если у тебя есть такое желание, попробуй представить себе, какие хвалебные гимны возносились к небесам, вообрази себе радость Господа, видевшего все происходящее и слушавшего восторженные рассказы своих ангелов.
Они путешествовали по всему миру, и постепенно у каждого из них появились свои любимые места — одни предпочитали горы, другие — широкие долины, третьи — водные просторы, кому-то больше нравилось бродить по тенистым зеленым лесам...
— Значит, они стали духами — духами вод, лесов и так далее? — перебил я Мемноха.— Теми, кому много позже начали поклоняться люди?
— Совершенно верно! Однако ты забегаешь далеко вперед.
Моя реакция на эти два откровения ничем не отличалась от реакции легионов моих собратьев. Едва мы ощутили свет жизни, излучаемый многоклеточными растительными организмами, мы начали чувствовать и момент их гибели. Один организм пожирал другой, питался его соками и разрастался, поглощая те, что были рядом... Иными словами, мы видели размножение и разрушение.
То, что прежде представлялось как простой обмен материей и энергией, теперь приобрело иные формы и масштабы. Это было началом третьего «откровения», но нам и в голову не приходило, что именно происходит. Понимание пришло много позже — когда на основе растительных организмов начали возникать организмы животные.
По мере того как мы наблюдали неуклонное, целенаправленное и энергичное движение этих организмов вперед, становились очевидцами резкого увеличения числа и разнообразия их форм, все очевиднее становился тот факт, что зароненная в них искра жизни очень схожа с той, которая теплилась внутри нас самих. Но что же происходило с этими крошечными живыми созданиями?
Они умирали — вот что с ними происходило! Они рождались, жили и умирали. А после начинали разлагаться. Итак, вот тебе третье «откровение» эволюции: смерть и разложение!
Лицо Мемноха потемнело — таким я его еще не видел. Оно вновь выражало невинность и восторг, однако поверх всего легла мрачная тень разочарования, смешанного, как мне показалось, со страхом. Хотя, возможно, это выражение следовало бы охарактеризовать как наивное удивление в предвидении ужасного исхода.
— Итак, третьим «откровением» стали смерть и разложение,— уточнил я.— И оно вызвало в тебе отвращение?
— Нет, не отвращение! Я просто решил, что это, должно быть, какая-то ошибка Я поспешно устремился в рай. «Смотри,— обратился я к Богу,— эти крошечные существа погибают! Искра жизни уходит из них, в то время как она никогда не покидает Тебя или нас. И их материальные останки разлагаются!» И знаешь, я оказался далеко не единственным ангелом, представшим пред Господом с плачем и жалобами.
Однако, думается, мои восторженные гимны были в большей степени, чем у других, проникнуты недоверием и страхом. Этот страх родился в моем сердце. Я тогда еще не понимал, что он возник одновременно с осознанием самой возможности существования смерти и разложения. И это осознание нестерпимой болью отозвалось в моем разуме.
Мемнох внимательно посмотрел на меня.
— Не забывай, что все мы были ангелами. И до той поры ничто не причиняло нам боль. Ни одна мысль не заставляла страдать наш разум. Ты понимаешь, о чем я говорю? Я страдал! И страх составлял лишь малую толику моих мучений.
— И что же ответил тебе Господь?
— А как ты думаешь?
— Что все это является частью Его замысла?
— Вот именно! Он велел мне наблюдать. «Смотри,— сказал Он.— Смотри и запоминай. И ты увидишь, что ничего существенно нового на самом деле не происходит. Это все тот же взаимообмен между энергией и материей».
— Но как же тогда быть с искрой?! — воскликнул я.
— «Вы все живые существа,— сказал мне Бог.— И тот факт, что вы способны осознавать и постигать такие истины, свидетельствует лишь о доверии к вам, к вашему разуму. А теперь иди и продолжай наблюдать. Впереди тебя ждет еще очень многое».
— А страдания? А боль?
— Все это обсуждалось и решалось в ходе Великого Спора Спор с Богом — это не только словесное общение, он проникнут великой, неизмеримой любовью к Господу, тем светом, который ты видел и который окружает и наполняет всех нас. Господь дал нам прежде всего утешение, то утешение и спокойствие, в котором я, страдая и мучаясь, возможно, больше всего нуждался. Он заверил, что нам нечего бояться!
— Понятно.
— Теперь наступила очередь четвертого «откровения». Учти, что мое изложение этого «откровения» весьма произвольно и условно, ибо, как я уже говорил, я не могу посвятить тебя во все детали. Четвертым «откровением» я называю «откровение» цвета, а начало ему положило появление цветущих растений. Создание цветов способствовало возникновению экстравагантных и красивых способов спаривания организмов. Следует иметь в виду, что спаривание имело место и прежде, далее между одноклеточными существами.
Но цветы... Цветы в изобилии представили множество оттенков, которых прежде не существовало вообще, разве только в радуге. Краски и оттенки радуги мы видели в раю и всегда считали, что они принадлежат исключительно небесам. И вдруг мы поняли, что это далеко не так, что их с успехом способна производить великая природная лаборатория, называемая землей.
Позволь заметить, что яркие, сочные цвета возникали и в окраске морских организмов, особенно рыб, обитавших в теплых водах. Тем не менее именно цветы больше всего поразили меня своим великолепием. А когда стало очевидным, что их числу и разнообразию форм лепестков не будет конца, наши хвалебные песнопения вновь вознеслись к небесам, и сила их многократно превосходила все прежние гимны.
Однако в пении нашем слышались и мрачные ноты... Осмелюсь сказать, что в них присутствовало некое сомнение — колебание, если хочешь,— вызванное «откровением» смерти и разложения. Теперь, с появлением цветов, мрачные ноты в похвалах и благодарственных гимнах зазвучали еще громче, ибо при виде гибнущих соцветий, роняющих на землю потемневшие лепестки, мы испытывали чувство ужасной, невосполнимой утраты.
Свет жизни, излучаемый цветущими растениями и деревьями, в изобилии росшими повсюду, был, пожалуй, наиболее мощным, и потому восторженные песнопения все больше и больше окрашивались печалью.
Земля все больше привлекала и очаровывала нас. Должен сказать, что в раю к тому времени очень многое изменилось, причем весьма заметно. Внимание всех его обитателей — как Бога, так и ангелов — было направлено прежде всего на землю. Постоянно пребывать в раю и посвящать себя только восхвалению Бога, как то было прежде, казалось уже совершенно невозможным. Любой псалом или гимн непременно должен был содержать в себе упоминания о материи, красоте и о тех процессах, которые происходили. Конечно, наиболее опытные из ангелов в своих песнопениях гораздо искуснее, чем я, сплетали воедино все необходимые элементы — смерть, разложение, красоту...
Я был встревожен и обеспокоен. Мне кажется, уже тогда разум мой был недремлющим, и внутри меня таилась некая ненасытность.
— Именно эти слова я произнес во время своего разговора с Дэвидом, после того как впервые заметил, что ты меня преследуешь,— удивленно сказал я.
— Они из посвященного мне старинного стихотворения, написанного на древнееврейском языке Его перевод отыскать сейчас трудно, если вообще возможно. Это слова из прорицания Сивиллы, в котором она описывает хранителей... ангелов, посланных Богом на землю, дабы они наблюдали за тем, что там происходит. Она оказалась права. Мне понравилось это стихотворение, и я его запомнил. Я согласен с ним в той части, где дается моя характеристика. Чем оно так восхитило других ангелов, одному Богу известно.
Мемнох нахмурился. А я тем временем пытался вспомнить, слышал ли в райском пении те самые нотки печали и уныния, о которых он говорил, или с некоторых пор оно вновь вернуло себе чистую радость.
— Нет,— сказал он.— Теперь в раю слышится не только ангельское пение, но и музыка человеческих душ. Звуки стали совсем другими. Но позволь мне вкратце рассказать тебе об остальных «откровениях», поскольку постичь их суть нелегко и лучше говорить обо всех сразу.
Пятым «откровением» было эволюционное развитие мозга животных. Еще до того животные организмы, обитавшие в воде, отделились от растительных, и теперь внутри студенистых существ начала формироваться нервная система, они обретали скелет, и одновременно у них возникали и развивались клетки мозга. У животных организмов стали появляться головы.
От нашего внимания не ускользнуло, что мы, ангелы, тоже обладаем головами! Процесс мышления у новых существ происходил именно в головах. Точно так же, как и у нас, ангелов. Мы отчетливо видели и понимали это и не нуждались в объяснениях. Благодаря своему ангельскому разуму мы знали, как устроены. Раскрыть все тайны нам помогали глаза. Именно зрение в большей мере, чем все другие чувства, позволяло нам понять, как мы двигаемся, как реагируем на что-то, оно давало возможность удовлетворить нашу страсть к познанию.
Обитатели рая пришли в неописуемое волнение. «Господь наш,— обратился я к Богу,— что же происходит? Эти существа развиваются, они обретают форму... конечности... головы...» И вновь повсюду зазвучали хвалебные гимны, но на этот раз восторг в них был смешан с тревогой и смятением. Сам факт, что материя способна порождать организмы, обладающие головами и мозгом, вызывал в нас страх перед Господом, который позволил произойти столь невероятным событиям.
Еще прежде, чем рептилии стали покидать водные глубины и выползать на сушу, нам явлено было шестое «откровение». И оно повергло меня в ужас! Новые существа — какими бы причудливыми по форме и разнообразными по строению они ни были — имели не только головы и конечности, но и... липа! Такие же лица, как и у нас, как у меня! Точнее говоря, у каждого примитивного антропоида были два глаза, нос и рот! Сначала голова... потом лицо... отражение интеллекта...
Я был вне себя от возмущения и вступил в жесточайший спор с Богом. «Ты этого добивался? — вопрошал я.— Чем все это закончится? Что это за существа? Искра жизни в них разгорается все ярче, становится все более мощной и стойкой! Ты видишь, что происходит?» Некоторые из моих собратьев-ангелов пришли в ужас.
«Мемнох,— увещевали они,— ты заходишь слишком далеко. Да, конечно, между нами, великолепными обитателями рая Господня, сынами Божиими, и этими существами есть определенное сходство. Головы... лица...— все очевидно. Но как осмеливаешься ты ставить под сомнение замысел Божий?»
Однако я ни за что не желал смириться. Меня переполняли сомнения — равно как и тех немногих, кто был согласен с моим мнением. Озадаченные, смятенные, мы вновь отправились на землю, дабы побродить по ней и еще раз внимательно все осмотреть. Я уже говорил, что теперь получил возможность определять собственные размеры в сравнении с тем, что меня окружало, я мог подолгу лежать под нежной зеленой сенью, слушать, как растут деревья и травы, наслаждаться прекрасными красками и размышлять...
И все же меня не оставляло предчувствие грядущих бедствий. А потом... Потом случилось нечто необычное: меня посетил Сам Господь.
Я сказал «посетил», однако это не означает, что Бог когда-либо покидает райские пределы,— нет, Он, если можно так выразиться, простирается, выходит за границы рая. Его свет спустился с небес, окутал меня и притянул в божественные объятия. И тогда Господь заговорил со мной.
Естественно, я немедленно успокоился. Теперь, когда на меня снизошло то самое райское блаженство, которое я так подолгу отвергал, когда оно окутало меня любовью и покоем, я испытал чувство глубочайшего умиротворения. Вмиг улетучились все сомнения и колебания. Меня покинула боль. Ослабло мучительное для моего разума давление, вызванное сознанием присутствия в мире смерти и разложения.
Господь говорил со мной! Я чувствовал, как он наполняет меня, и в эти минуты напрочь утратил ощущение собственной формы. Подобная близость между нами неоднократно возникала и прежде, не говоря уже о самом моменте моего появления,— ведь я вышел из Бога. И тем не менее то, что это случилось сейчас, можно было воспринимать лишь как бесценный и милосердный дар.
«Ты способен видеть гораздо больше, чем другие ангелы,— сказал Господь.— Ты мыслишь и рассуждаешь, предвидя будущее, а они только еще учатся видеть его. Их можно сравнить с зеркалом, отражающим каждое деяние во всем его величии, в то время как ты все подвергаешь сомнению. Ты не веришь в Меня!»
Его слова преисполнили меня печалью. «Ты не веришь в Меня!» — укорил Господь, но я никогда не считал свои страхи проявлением неверия. И не успел я подумать об этом, как понял, что Господь услышал мои мысли и был в полной мере ими удовлетворен. Он призвал меня вернуться на небеса и велел впредь не углубляться в лесные дебри, а чаще наблюдать за происходящим на земле сверху, ибо такая позиция гораздо удобнее.
В продолжение всего повествования Мемноха я мог только молча смотреть на него, не в силах произнести ни слова. Мы по-прежнему стояли на берегу водного потока. Он говорил об умиротворении, однако отнюдь не выглядел при этом спокойным. Я ощущал в нем лишь страстное желание рассказывать дальше.
— Я повиновался и возвратился в рай, однако, как я уже упоминал, на небесах все изменилось. Внимание их обитателей было направлено на землю. Никогда еще я не ощущал с такой очевидностью, что она служит предметом самого пристального изучения и темой практически всех небесных бесед. Я отправился к Господу и в порыве восторженного преклонения упал перед Ним на колени, дабы открыть Ему свое сердце и выразить бесконечную благодарность за то, что Он пришел и поговорил со мной. А потом спросил Его, свободен ли я вновь и позволено ли мне будет спуститься на землю.
Тон Его был по обыкновению надменным, а ответ — уклончивым. Господь сказал, что мне никто не запрещает посещать землю, что я ангел-хранитель, а потому моей обязанностью является наблюдать и хранить. Итак, я отправился вниз...
— Погоди,— прервал я Мемноха.— Я хочу задать тебе один вопрос.
— Слушаю,— терпеливо откликнулся он.— Однако нам пора идти. Давай продолжим наше путешествие. Когда мы будем пересекать поток, можешь ступать по камням.
Я последовал за ним, и вскоре шум воды остался далеко позади, и мы снова углубились в лес, еще более густой, чем прежде. Он казался обитаемым, хотя полной уверенности в этом у меня не было.
— Так вот о чем я хотел тебя спросить,— вернулся я к своей просьбе.— Скажи, было ли в раю скучнее, чем на земле?
— О нет, ни в коем случае! Просто земля в то время была центром внимания. Находясь в раю, невозможно было забыть о земле, потому что все вокруг только и делали, что говорили о ней, воспевали ее в своих гимнах. Нет, рай по-прежнему завораживал и дарил блаженство. Более того, печаль и мрачные настроения, вызванные наличием на земле смерти и разложения, только увеличили и без того несметное число достойных обсуждения и восхваления преимуществ райской жизни.
— Понятно. Значит, рай только выигрывал от этих «откровений»?
— Безусловно. Всегда. Не забывай к тому лее и о музыке. Ни в коем случае не думай, что она хоть в какой-то мере напоминала религиозные каноны. В те времена восторга и радости райская музыка достигла небывалых, поистине небесных высот. Прошли тысячелетия, прежде чем появились первые музыкальные инструменты, способные исторгать хотя бы жалкое подобие звуков, свойственных ангельской музыке. Ведь в ней удивительным образом смешивались их голоса, биение и шелест крыльев, и нежное дуновение долетавшего с земли ветерка.
Я молча кивнул.
— Что? Что ты хотел сказать? — спросил Мемнох.
— Я не знаю, как выразить это словами. В общем... Я в очередной раз понял, насколько ошибочным всегда было наше понимание сущности небес. Ибо никто и никогда не говорил нам о том, что внимание обитателей рая было приковано к земле. Напротив, нам всегда внушали обратное, искажали факты и клеветали на рай, называя его тюрьмой для человеческих душ.
— Что ж,— сказал Мемнох,— теперь ты видел рай собственными глазами. Однако позволь мне продолжить.
Седьмым «откровением» стал выход животных из воды на сушу. Они населили леса, в изобилии покрывавшие землю, и нашли способы и средства жить там. Появились рептилии. Вскоре ящерицы превратились в гигантских чудовищ, достигли таких размеров и обрели такую мощь, что с ними не под силу было справиться даже ангелам. Эти существа обладали головами и лицами и могли не только плавать с помощью своих ног — мало чем отличающихся от наших,— но и ходить на них по земле. Некоторые научились даже ходить на двух ногах, а другие две — меньшего размера, похожие на наши руки,— держали перед собой.
Я наблюдал за этим, как наблюдают за разгорающимся пожаром, и видел, как маленькая искорка, дарившая тепло, постепенно превращалась в бушующее пламя.
Появились насекомые, множество видов и форм. Некоторые из них стали летать, но совсем не так, как это делаем мы. Они выглядели чудовищно. Мир буквально кишел новыми живыми существами, голодными, стремительно передвигающимися. Одни питались другими — так было всегда, однако теперь речь уже не шла об отдельных и достаточно редких случаях. По мере роста числа разнообразных животных убийств становилось все больше и больше. Мало того, между ящерами происходили настоящие сражения, они буквально разрывали друг друга на части, а огромные крылатые рептилии набрасывались на мелких, бегающих по земле существ и уносили их в свои гнезда.
Изменились и формы размножения. Потомство вылуплялось из яиц, а позднее возникли и живородящие виды.
Все это я наблюдал в течение миллионов лет и иногда спокойно и словно бы отвлеченно обсуждал увиденное с Богом. Но бывали ситуации, когда я, в очередной раз ослепленный и потрясенный красотой, воспевал увиденное и взмывал на небеса. Однако там, как и прежде, мои вопросы не вызывали ничего, кроме всеобщего раздражения. Иногда между нами возникали горячие споры. «Неужели мы не должны ни о чем спрашивать?» — вопрошали одни. «Нет, вы только посмотрите! — восклицали другие.— В момент смерти ящера из него вылетает мощная и горячая искра жизни!» И в те минуты, когда мне казалось, что я никогда не смогу обрести покой, Господь вновь и вновь принимал меня в свои объятия...
«Взгляни на все внимательнее и осмысли замысел в целом,— говорил Он.— Ты намеренно видишь лишь отдельные его части».
Он обращал мое внимание на полное отсутствие пустых потерь во вселенной, на то, что разложившаяся материя служит пищей другим и что взаимообмен происходит ныне совершенно не так, как прежде, а основывается на иных принципах: «убивай и пожирай, переваривай и извергай».
«Здесь, рядом с Тобой,— отвечал я,— мне открывается лишь красота мира. Но стоит слететь вниз, зарыться в мягкую траву — и все видится в ином свете».
«Ты мой ангел, наблюдатель и хранитель, а потому обязан преодолеть в себе эти противоречия»,— увещевал меня Господь.
Когда я в очередной раз спустился на землю, настало время постичь восьмое «откровение» — появление теплокровных птиц, крылья которых были покрыты перьями.
Ударение, сделанное им на последних словах, и взволнованный тон, каким они были произнесены, совершенно не соответствовали общему тону его повествования, и это несоответствие вызвало у меня невольную улыбку.
— Крылья, покрытые перьями! — повторил он.— Сначала мы увидели головы и подобие собственных лиц у насекомых, ящериц и всякого рода чудовищ! А теперь нате-ка — появляется теплокровное существо, в котором едва бьется хрупкая жизнь, и при этом оно обладает оперением! Оно летает совсем как мы! Оно взмывает ввысь, расправляет крылья и парит!
Надо отдать должное, в кои-то веки мой возмущенный крик оказался далеко не единственным на небесах. Тысячи ангелов были несказанно удивлены, увидев эти материальные создания с такими же, как у нас, крыльями. Благодаря нежным, как и наши, перьям птицы казались очень легкими и мягкими и могли летать даже в ветреную погоду... Последствия этого события не заставили себя долго ждать.
Небеса буквально взорвались песнопениями, восклицаниями, криками... Ангелы гонялись за крылатыми созданиями, окружали их, провожали до самых гнезд и потом наблюдали, как из яиц вылупляются птенцы, как они растут и превращаются во взрослых птиц.
Понимаешь, мы и раньше становились свидетелями рождений, роста и взросления тех или иных материальных существ. Но впервые эти существа были так похожи на нас самих.
— А Господь хранил молчание?
— Нет. Он собрал нас всех вместе и спросил, как получилось, что до сих пор мы сумели узнать и постичь так мало, что этого оказалось недостаточно для избавления нас от приступов страха и гордыни. Гордыня — вот что, по Его словам, заставляло нас страдать. Нас приводила в ярость сама мысль о том, что столь маленькие, слабые создания с крошечными головками и странного вида личиками обладают такими же, как наши, крыльями. Он преподал нам суровый урок и предупредил: «Напоминаю вам еще раз, что процесс не завершен. Он будет продолжаться, и вам неоднократно предстоит стать свидетелями удивительных, поистине поразительных событий. Но Вы Мои ангелы, вы принадлежите Мне и должны верить в Меня!»
Дата добавления: 2015-11-16; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| 17 страница | | | 19 страница |