Everything I am 10 страница

Я медлю, глядя на него, перед тем как уйти. Дамблдоровский шпион. Самый отвратительный преподаватель из всех.
Как ни странно, я не могу подобрать для него достаточно обидного слова. Даже эти крутятся в голове, как навязчивая мелодия, слишком долго игравшая и набившая оскомину. Впрочем, последнее-то он мне наверняка в ближайшее время подтвердит. Как только вспомнит мою сегодняшнюю фамильярность, обращение без «сэр» и то, как я на него орал.

По крайней мере, это докажет, что с ним все в порядке. И он точно жив.
Я ухожу из подземелий, не оглядываясь.

Глава 12. Маггловская сигарета.

Я просыпаюсь с удивительно хорошим настроением. Таким, какое бывает после окончания летних экзаменов, когда отъезд по домам еще не завтра, а готовиться уже не надо и можно загорать, купаться, целыми днями играть в подрывного дурака и читать книги, какие хочется, а не те, которые нужно.
Но по-моему, на дворе первые числа мая. Экзаменов еще не было.

Я с наслаждением потягиваюсь и соскакиваю с постели, раздергивая полог. Сам не знаю почему, мне хочется увидеть, что у моих соседей тоже хорошее настроение. Меня приветствуют смехом и удивляются, что главный любитель поспать соскочил сегодня ни свет ни заря: «Да брось ты, Гарри, еще даже не время завтрака!»
Я отшучиваюсь в ответ, скидываю пижаму и натягиваю джинсы и белую рубашку с коротким рукавом. Узел галстука оставляю свободным, чтобы можно было расстегнуть верхнюю пуговицу, и насвистывая шнурую ботинки.
Может быть, я давно не улыбался, однако Рон смотрит на меня с некоторым недоумением. Я поднимаю брови и вопросительно наклоняю голову, но он только смеется и отмахивается. Интересно.
А вот взгляд Симуса не выражает даже намека на улыбку. Он так смотрит на мою шею и открытые локти, что меня на секунду посещает желание накинуть мантию. Потом по привычке закусываю губу - шрам мешает, но я не обращаю внимания - и смотрю ему в глаза. Он первым отводит взгляд. Даже Симус не может испортить мне настроение.

Когда мы идем на завтрак, я ловлю себя на странном чувстве. Кажется, если я чуть напрягу память, я найду во вчерашнем дне причину того, отчего сейчас мне кажется, что все будет хорошо. Такому абсурдному оптимизму не может не быть объяснения. Но я боюсь доискиваться, потому что откуда-то знаю, что обязательно вспомню. И пойму, что на самом деле то, что случилось - что бы ни случилось - не повод для особых восторгов.
Я решаю не копаться в памяти. Я слишком давно не улыбался просто так.

Гермиона ждет нас за столом. Она жаворонок, поэтому уже позавтракала в числе первых. Обычно она все-таки дожидается нас с Роном, но сегодня у нее в руках пергамент с парой сургучных печатей. Ну да, верно, первые почтовые совы прилетают в семь утра. Мы падаем рядом на скамью - я вновь оказываюсь посредине - и я желаю ей доброго утра. Рон тоже, но как-то не особо весело.

- Утро доброе, Гарри, - отзывается Гермиона с нажимом на второе слово, - до чего люблю получать письма от друзей! Всегда так радуюсь! - она улыбается, пока не сталкивается взглядом с Роном. Глаза у него из голубых сделались почти серыми, и он на глазах покрывается румянцем - ярким, как у всех рыжих.
- Опять от Крама? - спрашивает он мрачно.
- А если да? - Гермиона с вызовом отбрасывает назад копну волос. - Рон, ты смешон со своей ревностью! Виктор всего-навсего друг! И он, между прочим, к тебе не ревнует!

Надо бы успеть позавтракать до того, как они поругаются. Я торопливо принимаюсь за овсянку.

- А я и не ревную, - невыразительно отвечает Рон. Глаза его обегают завтракающих однокурсников. Он, видимо, находит того, кого ищет, потому что поднимается и, перешагнув через скамью, направляется куда-то в начало стола. Мы смотрим ему вслед, я недоуменно, Гермиона - изо всех сил делая вид, что ее это не касается. Рон доходит до Лаванды и наклоняется к ней, что-то говоря в белокурые волосы. Гермиона яростно фыркает:
- Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Чего он добивается?

Лаванда поднимается из-за стола, кокетливо улыбаясь, от чего у моей подруги вздрагивает щека, и берет Рона под руку. Он галантно подхватывает ее сумку, и парочка проходит мимо нас, причем Лаванда непрерывно щебечет что-то и смотрит на Рона так…
Что мне хочется, чтобы Гермиона этого взгляда не видела.

Я поспешно оборачиваюсь и понимаю, что опоздал. В глазах у Гермионы обида, а руки безжалостно мнут и скручивают письмо Крама. Я осторожно разжимаю ее пальцы и вынимаю пергамент, пока он не приобрел совсем пожеванного вида.
- Он просто ревнует, - говорю я, пытаясь поймать ее взгляд.
- Я знаю, - отвечает она глухо, не поднимая лица.

Я вздыхаю. В конечном итоге иногда мне кажется, что отношения, которыми так гордятся мои друзья, всего лишь нервотрепка. Но я не вмешиваюсь и не даю советов - просто протягиваю Гермионе руку, поднимаясь из-за стола. Она принимает ее, и мы направляемся на факультативы - она на углубленную Арифмантику, я на Трансфигурацию. Уже на выходе я понимаю, что забыл на скамье сумку.
Я извиняюсь перед Гермионой и торопливо возвращаюсь.

Зал пустеет, большинство уже разошлось, и я бросаю взгляд на преподавательский стол, чтобы убедиться, что МакГонагалл тоже поспешила на занятие. Она как раз поднимается со стула, я уже отворачиваюсь, когда замечаю краем глаза движение за ее спиной. Небольшая дверь, через которую входят преподаватели, открывается, и появляется Снейп.

Вот она - причина моего хорошего настроения. То, что Волдеморт в очередной раз обломал об него зубы.

Я не могу рассмотреть отсюда, бледен ли зельевар, как вчера вечером, но шаг у него куда более уверенный. Вот и славно. Теперь я вспомнил причину своей радости: нам точно не придется в ближайшие дни опускать в землю пустой гроб - или гроб с неузнаваемыми останками.
Радость угасает, оставляя чувство выполненного долга. По крайней мере, за одно из своих спасений я, пожалуй, рассчитался.
Я смотрю на то, как он усаживается, как нервные руки придвигают чашку с кофе, как склоняется к нему Дамблдор. Что ж, наверное, он тоже переживал его возможную смерть.

Я отвожу глаза, и в этот момент Снейп поднимает голову. Наши взгляды встречаются, и я замираю на середине движения. Что я должен сделать?
Единственно уместным было бы вообще прикинуться, что у меня плохое зрение и я не заметил, как он меня буравит. Но Снейпа этим не проведешь. Я кожей чувствую, как его глаза впиваются в мое лицо. Я вздыхаю, опуская ресницы, и отворачиваюсь. А потом быстро иду на выход, ощущая, что он все еще смотрит мне вслед.

А что я должен был сделать? Поздороваться?

На пороге я не выдерживаю и оглядываюсь. Снейп беседует с Дамблдором и не смотрит в мою сторону. Злясь от смешанного чувства облегчения и разочарования, я почти бегом направляюсь на Трансфигурацию.

***
После изнурительного занятия мы записываем еще более изнурительное домашнее задание. Как превратить противника в локализованное природное явление - пожар, например, на площади в квадратный метр, который можно погасить, вызвав заклинанием дождь. Мы стонем, но МакГонагалл безжалостна, особенно в конце сдвоенной пары.
На обед мы плетемся, свесив языки на сторону, и я, честно говоря, не слишком хорошо соображаю. Поэтому когда меня перехватывает Джинни, я молча смотрю на нее, предоставляя первой начать разговор.

Она почти такого же темно-розового оттенка, как ее брат сегодня утром.
- Гарри! - звенящим голосом произносит капитан команды, - у тебя совесть есть?

Я теряюсь и смотрю на нее в искреннем удивлении:
- А что такое?

- Ничего особенного! - она, наверное, накричала бы на меня, но не хочет привлекать лишнего внимания. - Ты где был вчера вечером?

- А что такое, - повторяю я, пытаясь выиграть время и сообразить, почему она на меня кидается, - на отработке я был, ты же знаешь!

- Гарри, какая, к Мерлину, отработка в отсутствие Снейпа! - ей не хватает воздуха, - ты что, забыл, что ты ловец команды? Завтра КВИДДИЧ!

Ух ты. Верно.

- А ты сидишь в этих долбаных подземельях, - распаляется девушка, только не вцепляясь мне в рубашку, - как будто ждешь, что Снейп вернется! Велика потеря!

Эти слова заставляют меня посмотреть на нее. Джинни осекается на полуслове и глядит на меня с некоторым испугом:
- Гарри… ты что?

- А ты тоже считаешь, что Снейп подохнет - туда ему и дорога? - мой голос звучит спокойно, но она пятится. - Тоже думаешь, что этого сального ублюдка убьют - хуже никому не будет?

- Нет, Гарри, я не имела в виду… - торопливо начинает Джинни, но я не слушаю.

- Снейп делает для Ордена Феникса чуть ли не больше всех - ты помнишь, что такое Орден Феникса, Джинни? - она глотает и кивает, - или школа и квиддич повлияли на твою память? Ты оскорбляешь человека, который рискует жизнью. Ради тебя тоже, кстати!

- Гарри, - она говорит почти шепотом, подавленная моим ледяным тоном. Наверное, я ни разу не говорил с крошкой Джинни подобным образом.
Когда же она перестала быть малышкой? И почему до нее доходит как до брата - только после ругани?

- Гарри, - повторяет Джинни, не глядя на меня, - а если Снейп не вернется? Ты так и будешь думать о том, что он убит и о том, кого убьют завтра? Жить-то надо сегодня!

Секунду я изумлен. Она что - думает, я его оплакивал? Или что у меня совсем не осталось веры в положительный исход? Я хмыкаю.
- Ты сегодня во сколько пришла на завтрак? - интересуюсь я.

Она мигает:
- В восемь…

- А ушла?

- Ну… где-то через полчаса, Гарри, я не понимаю…

- Так вот если бы ты задержалась до без четверти девять, - заключаю я, - ты увидела бы, что Снейпа вы с Роном похоронили рано.

Я разворачиваюсь и делаю пару шагов, чтобы уйти, потом вспоминаю еще кое-то и возвращаюсь:
- Я буду играть завтра, Джинни. А потом начинай подбирать на следующий сезон другого ловца. Я не желаю больше играть в игры, все время помня, что мое место - на начавшейся войне.

На лице младшей Уизли отражается потрясение:
- Войне?

- Вот именно, - я сам не ожидал, что меня так порадует ее испуг.

Не надо думать, что я спятил, Джинни, думаю я, разглядывая ее. Не надо думать, что прячусь, потому что боюсь жить дальше.

- Доброго тебе дня, - произношу я и отправляюсь обедать.

***
День, слава Богу, заканчивается спокойно. После обеда у нас была только история магии, и даже Гермиона сегодня зевала так, что чуть не вывихнула челюсть. Рон сидел рядом с Лавандой и делал вид, что с нами незнаком. Что происходит с представителями этой семьи?
Мне было искренне жаль Гермиону, поэтому после уроков я преодолел ее вялое сопротивление и потащил гулять. Она бормотала что-то о близящихся экзаменах, но я не внял. В конце концов, вчера я не послушал Снейпа, уж с ней-то точно могу справиться. Мы пробродили три часа по берегу озера, кидали в воду плоские камешки, чтобы они подскакивали на поверхности воды не меньше пяти раз, разговаривали о том, чем будем заниматься летом. Гермиона, как ни странно, поддержала мое стремление прорваться на жительство в дом на Гриммаулд Плейс. После того как мне исполнится семнадцать, магия крови начнет слабеть, сказала она, лучше уж рисковать собой рядом с друзьями, чем в одиночку и среди магглов.
Я вкратце рассказал ей, что Снейп вернулся в Хогвартс - не невредимый, но вполне живой. По-моему, она испытала от этой новости некоторое облегчение.

Мы не обсуждали ни Рона, ни Симуса, и я впервые за долгое время почувствовал, что все идет так, как надо. В том, что друзья помирятся, у меня сомнений не возникало. Слишком многое связывает, да и кто сможет мириться с их взрывными темпераментами, если они надумают разбежаться?
Поэтому я не стал уточнять, что именно Гермиона сказала Рону после того, как мы едва не наставили друг другу фингалов в хогвартской галерее. Кивок в ответ на мой вопрос, объяснила ли она мое поведение, и тема была закрыта.

А Симуса обсуждать просто неактуально.

Мы вернулись в гостиную около пяти вечера, и я убедился в своей ошибке.

***
Как только я усаживаюсь заниматься - во-первых, экзамены на носу, во-вторых, надо Гермиону поддержать - Финниган подходит ко мне и опирается на стол костяшками пальцев. Я скольжу взглядом по его рукам - от ладоней, сжатых в кулаки, по рельефной мускулатуре к плечам, и только тогда перевожу взгляд на его лицо. Когда Симус окончательно вырастет, он будет гораздо крупнее меня. Не выше, но шире в плечах и коренастее. Как медведь. Я поднимаю бровь:
- Симус. Тебе что-то нужно?

Он кивает, и я вижу, как на скулах у него двигаются желваки.
- Можем мы пойти куда-нибудь поговорить?

- А здесь чем плохо? - беззаботно спрашиваю я, словно мы говорим о погоде.

Он смотрит на меня, прищуриваясь, и наклоняется к моему уху:
- Поттер, ты что, боишься со мной оставаться?

Но меня не так легко взять на «слабо», как раньше. Я улыбаюсь и отвечаю в полный голос:
- Нет.

- Тогда пошли.

Я пожимаю плечами и поднимаюсь. Гермиона встревоженно следит за нами поверх стопки учебников, и я успокаивающе киваю ей. Она качает головой и углубляется в Арифмантику, а мы с Финниганом выходим из гостиной.

- Ну и куда направимся? - интересуюсь я, оглядываясь по сторонам. Странно, но я не чувствую волнения.

- Давай на улицу, что ли, - отвечает Симус. Вот он выглядит еще напряженнее, чем когда подошел ко мне. Я киваю.

До выхода из школы мы не произносим ни слова. Молчание, кажется, тягостно для Симуса, но я не намерен прерывать его первым. Он сам хотел, не правда ли. Я догадываюсь, о чем пойдет речь, и не собираюсь ему помогать.

Мы доходим до хижины Хагрида и сворачиваем влево, под сень деревьев. Здесь лежит удобный поваленный ствол. Нас не видно из школы, а в хижине с этой стороны нет окна.
Я сажусь, глажу ладонью шершавую кору, ожидая, пока он начнет. Симус долго примеривается и наконец садится на почтительном расстоянии, доставая из кармана брюк маггловские сигареты. Я фыркаю.

- Ага, - отзывается Финниган, - Дин привез, когда в последний раз домой на выходные аппарировал.

Замечательная у нас дисциплина. Студенты на выходные без спросу исчезают по домам.
Потом в голову приходит, что я должен бы гордиться тем, как гриффиндорцы презирают риск. Но почему-то он кажется только глупым позерством.
Интересно, давно ли я так думаю?

Симус закуривает и после заминки протягивает мне пачку. Я вытягиваю сигарету и жду, пока он даст зажигалку - мне жаль тратить «Incendio» на то, чтобы закурить. Но Финниган не предлагает маггловскую игрушку - он щелкает и протягивает сложенные горстью ладони с огнем внутри. Я мысленно поднимаю бровь, тщательно сохраняя равнодушное выражение лица. Симус, в какую игру ты играешь? Увидев твои руки так близко, я должен утратить контроль над собой?

Я затягиваюсь, неторопливо выпуская дым, и не глядя вижу, как он смотрит на мой приоткрытый рот. Когда он заговаривает, голос звучит… необычно. Или я отвык слышать в нем такие интонации.
- Не знал, что ты куришь.

- От случая до случая, - отзываюсь я. Сигареты Томас привез хорошие, по маггловским меркам дорогие, и если бы мы только смаковали их, было бы лучше. Но я предчувствую, что этим дело не ограничится.

- Поттер, - он внимательно следит за моим лицом, ожидая реакции. Ее нет. Я подготовился. - Я хотел поговорить… уже давно.

- Угу.

- Что?

- Говори, - я киваю и в упор гляжу на него, подмечая смущение. Странно, раньше ничего такого за Симусом не водилось.

Он вновь замолкает, а потом выдает на одной ноте:
- Гарри, я знаю, ты на меня злишься, из-за Патил, или из-за Лулу, или еще из-за чего. Только ты не прав.

- Я не злюсь, Симус, - говорю я искренне, и он запинается, но потом продолжает:
- Нет, злишься, я вижу, но ты не прав, потому что я тебе ничего не должен.

- Я знаю, что не должен, - меня начинает забавлять этот диалог. Забавно, я ничего не чувствую. Ни радости, ни прежней боли. Ничего.

- Тогда почему мы больше не встречаемся? Ты же понял, что я это предлагал?

О. Вот оно.

- Потому что ты сам в свое время предложил это прекратить, - я тщательно тушу окурок о подошву ботинка, - и потому что я не мальчик для забавы, Симус. Сожалею, если ты не понял.

- Поттер, - он явно растерян, - я к тому и веду… Мне жаль, честно, я хотел бы…

Я смеюсь.

Он оскорбленно вскакивает, встает передо мной, загораживая обзор.

- Сядь, - говорю я. Как ни странно, срабатывает. - Симус, я думал, мы давно все выяснили, - слова даются легко, но я вдруг ясно вижу перед собой стену, держась за которую брел на башню Астрономии, руки Рона снова стискивают мои плечи, а во рту появляется привкус гермиониной микстуры. - Я не считаю, что между нами есть что-то, из-за чего мы должны вести эту беседу. Ты же не думал так раньше, что изменилось?

Он долго молчит. Я уже думаю, что ответа не будет, когда он говорит, не глядя на меня, словно увидел в траве что-то крайне интересное:
- Мне с тобой было лучше всех.

Теперь молчу я. Наверное, Симус трактует это молчание как согласие, или нерешительность, или не знаю что еще, только он внезапно придвигается ко мне, обхватывает за плечи, так, чтобы моя голова оказалась на его плече, и впивается в губы.

Поцелуем, который в свое время почти доводил меня до конца, особенно если он помогал себе рукой. Я не успеваю понять, хочу ли этого - тело решает само, и я отвечаю на вторжение, на его укусы, на удары языка, на то, как ложится его рука между моими невольно раздвигающимися бедрами. Эта рука начинает гладить меня, и с губ Симуса срывается стон.
Я прижимаюсь ближе к нему, судорожно вцепившись в кору дерева, на котором мы еще сидим, но вот-вот свалимся. Симус на секунду отстраняется, чтобы рвануть воротник моей рубашки, и приникает уже к шее, шепча что-то неразборчивое.
Он шептал так же, когда мы в последний раз делали это в его постели. А наутро я попытался спросить у него, имеют ли наши действия значение в дневном свете.
«Я же сказал - мне некогда!»

Фраза раздается в ушах так ясно, что кажется, он должен ее слышать. Я открываю безвольно закрывшиеся глаза и пускаю наконец в ход руки. Но не для того, чтобы ответить на объятие, а чтобы решительно отодвинуть светловолосую голову. Он смотрит блестящими глазами, дыхание обжигает кожу:
- Что?

- Ничего, - отвечаю я почти спокойно, - мы не будем больше этого делать.

- Чего-о?.. - он надвигается на меня, - Поттер, в чем дело?

В том, что не хочу больше чувствовать себя ущербным. В том, что не верю тебе. В том, что ты мне больше не нужен.

Я молча смотрю на него, позволяя прочесть последнюю мысль на своем лице, потом поднимаюсь на ноги и одергиваю рубашку. Странно, что пуговицы уцелели.
- Симус, я тебе уже говорил, что мы будем друзьями. Так я и не отказываюсь от своих слов.

- У тебя есть кто-то, - шепчет он, неверящими глазами глядя мне в лицо, - у тебя кто-то есть.

А что, интересная мысль.
Я качаю головой, не отрицая и не подтверждая его слов, а потом иду к замку.

Он что-то кричит мне вслед о том, что узнает, и тогда… Что тогда, я уже не слушаю. Правда, слова Гермионы всплывают в памяти, но я решительно отгоняю дурное предчувствие. Финниган ничего не может мне сделать. И помощь Рона не понадобится, в случае чего сам разберусь.

***
Гриффиндорская гостиная встречает меня тишиной. Несколько человек усердно занимаются, обложившись учебниками, Гермиона погружена в сочинение по Чарам, рядом устроилась в глубоком кресле Джинни. Она увлеченно читает какую-то книжку.
И Гермиона не делает замечаний. Удивительное дело. Я подхожу ближе и кладу руку ей на плечо:
- Что же ты не заставляешь Джинни проводить время с пользой? - ответить Гермиона не успевает.

- Завтра квиддич, - сообщает наш капитан таким тоном, словно это все объясняет. Хотя верно - занятий все равно не будет. Джинни настороженно следит за мной глазами: - Гарри, ты готов? Ты на последней тренировке не был.

- Я думал, мы это уже выяснили, - отвечаю я ровно, - завтра мы играем с Хаффлпафом, начало в девять утра. Я помню. Ты хочешь проверить мою реакцию?

Она улыбается, улыбка получается не самая веселая, но искренняя. В конце концов, возможно, мне придется играть в квиддич до окончания школы. Я лучший ловец не только Гриффиндора, но и всех факультетов. И когда, черт возьми, это перестало меня радовать?

- Отлично, Гарри, - Джинни отворачивается. - Гермиона, - та кивает, не отрываясь от сочинения, и Уизли уходит наверх.

С лица Гермионы тотчас пропадает отсутствующее выражение, ему на смену приходит озабоченность.
- Поговорили? - шепотом спрашивает она, глядя на меня. Я киваю, надеясь, что она не будет углублять тему. Похоже, эта надежда читается по моему лицу, потому что Гермиона старается сделать взгляд беззаботным. - Долго тебя не было.

- Я гулял.

Гулял, стараясь не проклясть себя во время самоуничижительной речи.
Гулял кругами вокруг Дракучей Ивы, периодически подходя к ней слишком близко и отскакивая, когда какая-нибудь ветвь с шумом ветра в листьях неслась к земле, чтобы прибить меня.
Гулял, пока не перестало яростно гореть в паху, пока не перестало саднить губы, распухшие от укусов Финнигана.

Надо же, наш герой-любовник понял, что он би. И решил осчастливить меня этим фактом.

Я кривлю губы, забыв, что Гермиона наблюдает за мной, но она тактично делает вид, что не замечает.
Ну что же, удивить и осчастливить меня у него не вышло. Зато мне его точно удалось озадачить.
А что, Симус, если у меня и правда кто-то есть? Тебе в этом что-то не нравится? Может быть, я не хочу быть надеждой этого мира в одиночку!

Я знаю, что у меня нет никого… и никого не будет, однако ошарашенное выражение его лица стоило небольшой лжи.

Нет и не будет…
Друзья - это прекрасно, особенно когда они не ссорятся, как сегодня, но, во-первых, я не собираюсь рисковать ими, когда придется прощаться с привычной жизнью. В конце концов, они не обязаны, чего бы ни предписывала дружба, делить со мной возможную смерть. Я не позволю.
А во-вторых, Симус ведь не дружбу с кем-то имел в виду, не так ли.
Нет и не будет…

Я вздыхаю и желаю Гермионе спокойной ночи, хотя солнце еще не село, и иду в спальню. Сегодня у меня нет отработки - ее срок не истек, но делать в подземельях решительно нечего.
Я не буду туда спускаться. Вчера я и так превысил лимит наглости в общении со Снейпом на все оставшееся время учебы.
Что ж, я ходил туда, пока его не было, я все сделал - так пусть поправляется без угрозы для психики. Она у Снейпа, если судить по морщинам, и так не особо крепкая.
И я решительно отказываюсь сожалеть, что мне нечем занять время и руки.

Глава 13. Делай, что должен…

Квиддич… Ветер в лицо, гонка на метле, слушающей малейшие движения коленей, сияющий в лучах солнца шарик снитча.
Или грозовое небо, срывающиеся с крылышек мячика дождевые капли и мокрое древко метлы, не сорваться бы, не то что следить за игрой.
Или метель, и снег летит в глаза, и обжигающе-ледяной ветер дубит щеки…
Но всегда одно и то же - стоны болельщиков внизу, пронзительный голос комментатора, лица деканов противоборствующих команд на главной трибуне, застывшие в напряжении…

Я привык к квиддичу. За годы, что я учусь здесь, он стал неотъемлемой частью жизни, любимым видом спорта, игрой, которая позволяет легально помериться силами с другим факультетом - я очень люблю матчи Гриффиндор против Слизерина. Или любил…
Не знаю, что со мной творится с конца зимы. Не знаю, когда мне начало казаться, что все это напрасная трата времени и сил, которые можно было бы пустить на что-нибудь другое. Более нужное.
Дамблдор не раз сожалел о том, что «у тебя, мой мальчик, почти не было детства, хотя мы очень старались дать его тебе».

Старались, и то верно. Одиннадцать лет в чулане под лестницей - куда как счастливое детство. И потом - обрушившееся знание о том, что меня хотели убить при рождении, не смогли, но есть вероятность, что это досадное упущение будет исправлено.
Мой первый курс - и Волдеморт, симпатяга Квиррел, заговаривающий метлу на моем дебютном квиддичном матче… Подожженная мантия Снейпа, мы тогда именно его подозревали в попытке убийства…
Моего убийства… Снейп судил следующий матч - чтобы не позволить Квиррелу до меня добраться, а все решили, что он пытается подредактировать игру, подсудить своим слизеринцам…
Он был белым от ярости, когда матч почти сразу кончился, я схватил снитч, а на трибуне сидел Дамблдор, и бояться на самом деле было нечего, но Снейп ведь не знал, что директор придет…

Сегодня матч судит мадам Хуч, как обычно, а я уворачиваюсь от бладжеров и автоматическим движением головы вправо-влево надеюсь компенсировать недостаток зрения… Ищу снитч, в голове мелькают обрывки воспоминаний, она никак не хочет наполняться мыслями о настоящем. У Хаффлпафа неважный ловец - да и кто мог бы быть лучше Седрика?
Седрика, с которым мы вместе очутились на кладбище, погибшего от проклятия, которое мне когда-то удалось отразить… Дуэль с Волдемортом - третье наше столкновение, после Квиррела и дневника Тома Риддла на втором курсе…
Я воспользовался портключом, вернулся на Турнир - и попал в руки Барти Крауча… Если бы не вмешательство Дамблдора, МакГонагалл и Снейпа, это было бы концом моей карьеры мессии…
Тогда мы все ощутили, что туча надвигается. Ее уже разрывали молнии, но грома не было слышно…

Снитч! Я встряхиваю головой и устремляюсь вертикально вниз, чтобы выровнять полет почти у самой земли. Быстрее, еще быстрее, гриффиндорцы что-то скандируют со своей половины стадиона… Снова вверх - ослепительное небо - и мячик пропадает. Черт!

Пятый курс… Мои сны, Отдел Тайн, окклюменция… Думоотвод и шокирующее открытие, что мне предстоит спасать и убивать. Нет, прошлый год и без того жив в памяти, я не хочу ворошить его…

Сто тридцать - девяносто, ведет Гриффиндор…

В прошлом году меня исключили из команды, в этом вернули одним кивком директора… Я радовался, как сумасшедший. Вначале и правда было здорово - полет разгонял мрачные мысли, остужал горящий лоб… Мы выиграли у Слизерина, что уж говорить о Хаффлпафе… Хана Эббот никогда не казалась мне особо ловкой - что есть то есть…

Снитч!.. Дальний правый угол стадиона, Хана гораздо ближе к нему, да кто ж так летает?

Нет, меня не отпустят из ловцов… Рон с косточками съест…

Снитч опять исчезает, лицо у хаффлпафского ловца разочарованное. Хорошо, что они играли в этом году с Рэйвенкло - не хотелось видеть Чу. Я вообще стараюсь не встречаться с ней взглядом. Кто бы мог подумать, что это будет настолько неприятно…
Омела и поцелуй - мягкий, теплый… И вчерашний поцелуй Симуса - как будто он собирается съесть меня живьем… Я, по-моему, как-то неправильно отношусь к поцелуям, неважно, парень передо мной или девушка. Всегда украдкой вытираю после этого губы - кажется, что они мокрые. И не покидает ощущение, что если захочу, подчиню рот того, кто меня целует. И целующего тоже. Это, наверное, нормально, но как-то не вдохновляет…

Квиддич…
Глаза МакГонагалл, время от времени с тревогой устремляющиеся на меня… Не волнуйтесь, профессор, со мной все в порядке, тут нет дементоров... Я не убьюсь, падая с высоты башни Астрономии, да и директор здесь, он не допустит...
Башня Астрономии… Снег, ложащийся на щеки, тающий и стекающий вниз, по шее, за воротник. Я сижу, запрокинув голову, и ни о чем не думаю. Хорошо ни о чем не думать. Хорошо забыть о том, что нельзя рисковать собой, иначе кто же убьет Волдеморта?
Иногда я ненавижу Дамблдора - за то, что он не оставил мне выбора.
Гермиона трет мои уши, вливает в рот зелье на травах… «Снейп сказал нам, где тебя искать»… А я так и не узнал, откуда ему было известно…
Снейп, неподвижно замерший в кресле, пережидающий судорогу… Синий флакон в моих дрожащих пальцах… Мой крик без всякого намека на вежливость…

Порхающее прикосновение крылышек касается щеки. Я поворачиваю голову влево и вижу золотой мячик, доверчиво зависший около моего лица. Я протягиваю руку, не слишком веря происходящему, и снитч покорно опускается ко мне на ладонь, словно Сычик Рона. Я смотрю на него, чересчур изумленный, чтобы вскинуть сжатый кулак и закричать о победе. Потом обращаю внимание на счет: сто восемьдесят - сто шестьдесят, а хаффлпафцы на высоте сегодня. Я подлетаю к мадам Хуч, молча раскрываю пальцы. Она глядит почему-то вовсе не на мячик, а на меня, и потом свистком объявляет об окончании матча.

Гриффиндор победил.

Мы с Ханой приземляемся и обмениваемся традиционным рукопожатием. Мне хочется сказать ей, что я сам не ожидал такого исхода игры, но она слишком угрюма, чтобы тратить на меня время.
Я вымученно улыбаюсь и, переждав волну восторгов, иду к раздевалке. В числе последних, сутулясь и мечтая о том, чтобы снять униформу.
Я спать хочу. Почему я так хочу спать? Задернуть полог на кровати и без толку таращиться на его бордовые складки. Но мне ведь не дадут.

Рон с Гермионой ждут меня на краю поля, с главной трибуны неспешно расходятся преподаватели, даже сюда доносится довольный, немного визгливый смех МакГонагалл. Она редко смеется.
Нет, мне не уйти из ловцов. Но я попытаюсь.

Мне кажется, кто-то смотрит мне в спину; я нервно оборачиваюсь, но поле уже опустело. Тогда я задираю голову вверх - в глаза бьет полуденное солнце, видны лишь черные силуэты учителей, покидающих скамьи. Один из них стоит около парапета, как будто смотрит вниз. Кто это? Я не вижу против света, вскидываю ладонь, приставляя ее козырьком ко лбу, но человек уже отодвинулся от края, я не вижу его. Кто это был? Кому из них захотелось полюбоваться на гриффиндорского золотого мальчика?

Дата добавления: 2015-11-16