Everything I am 9 страница

Я ёжусь и зябко стискиваю колени. Никто не знает, когда наступит его час. Его могли убить сразу после аппарации на явку Пожирателей смерти. А может быть, он жив до сих пор.
В любом случае, я напрасно торчу здесь второй вечер подряд, игнорируя тренировки по квиддичу.

Мне наскучило играть.
Помню, как я расстроился в первый момент, когда это понял. Понадобился не один месяц, чтобы смириться и принять - я уже не испытываю прежнего восторга, даже осеннее возвращение в команду этого не исправило. Радость от полетов осталась, но сердце больше не колотится в груди, разгоняя адреналин, когда я сжимаю в ладони трепыхающийся шарик снитча, а внизу стонут трибуны болельщиков.
МакГонагалл говорила, что я не должен лишать жизнь красок, не должен перестать видеть в ней яркие и светлые моменты. Я кивал и соглашался, но искренне не мог понять - как можно самозабвенно играть в квиддич, зная, что в любую минуту небо над головой может расколоть весть о начавшейся войне. Не о стычке, не об убийстве нескольких Пожирателей смерти, а о настоящей войне.
Самое худшее в ожидании - то, что оно изматывает. Иногда мне хочется, чтобы это наконец произошло. Тогда я точно знал бы, что у меня появилось место для приложения сил и цель.

Я знаю, что Волдеморт ждет. Он может не знать сути пророчества, но наша связанность друг с другом известна ему не хуже меня. Интересно, отстраненно спрашиваю я у каменных стен, как скоро он попытается снова залезть в мою голову?
В прошлый раз он потерпел неудачу, хотя я до сих пор затрудняюсь подобрать этому объяснение. Мне никогда не удавалось должным образом применить окклюменцию, чтобы защитить сознание даже от вторжения Снейпа. Он немало успел подглядеть из моих скверных воспоминаний.

Да уж, его уроки никогда не отличались милосердием, и эти - меньше всего. Я помню, как он побелел, когда мне однажды - всего однажды - удалось пробить его защиту. Тогда я использовал «Рrotego» и тоже не слишком понимал, что делаю. Но в этот-то раз я что - ухитрился остановить во много раз превосходящего Снейпа Волдеморта просто своим нежеланием?
Мне важно разобраться в этом, важно, потому что я знаю - следующего раза не придется долго ждать.

Я вздыхаю, признавая бесплодность попыток найти ответ. Хорошо бы спросить Снейпа, но неизвестно, будет ли у меня такая возможность. Надо же - чуть ли не впервые в жизни хочу что-нибудь сказать этому человеку, так нет, его именно теперь угораздило подставиться.
Я фыркаю и трясу головой, возвращаясь к воспоминаниям. Здесь нетрудно им предаваться - громадная комната, по углам которой уже залегли тени, гасит любые звуки, какие я могу издавать в одиночку - дыхание, кашель, смех. Сквозь каменные стены не проникают ни шаги, ни голоса из коридора. Теперь, побыв пару вечеров в настоящем, никем не нарушаемом одиночестве, я в самом деле могу сказать, что здесь спокойно. Только зимой, наверное, холодно. Но сегодня уже второе мая, стены успели немного прогреться.

Я откидываю голову на дверцу шкафа за спиной и почти лениво рассматриваю ряды парт. Вот там я обычно сижу - дальний левый угол, предпоследний стол. Здесь обычно располагаются Финниган и Дин Томас. Тут сидят Лаванда и Парвати. Сейчас, в глубокой тишине, кажется почти невероятным, что под этими сводами днем раздаются голоса, звенит смех…
Который немедленно обрывается с его приходом. В присутствии Снейпа никогда не хочется смеяться - он буквально замораживает вас глазами. Он повергает в дисциплину, как в шок.
Я помню, что смертельно боялся его вплоть до окончания пятого курса. Не только потому, что не мог доверять, но и ожидая нападения из-за угла. Мне казалось, вполне в его характере было бы так поступить после случая с думоотводом.
Я опускаю голову, утыкаюсь лбом в колени.
То, за что мне до сих пор стыдно. Какой черт толкал меня под руку, когда я сунулся в память Снейпа?
Я не увидел там ничего, что могло бы понравиться.
Я узнал своего отца едва ли не с худшей стороны.
Я наблюдал издевательства троих над одним, которые никто, кроме моей матери, не пытался прервать.
Что я сам сделал бы с человеком, который посмел бы так влезть в мои воспоминания?

Прибил на месте, честно отзывается внутренний голос. Ему в последние дни просто неймется - давно уже мне не доводилось столько раз сталкиваться со своей совестью.
Да уж… просто толчком в грудь он точно бы не отделался. А Снейп меня пальцем не тронул, по большому счету - только руку сдавил да банку с тараканами вслед швырнул. И то не в голову, а в дверной косяк.
У этого человека, должно быть, железное самообладание.

Я тяжко вздыхаю. Если разбираться совсем честно, он не был по-настоящему жесток со мной на занятиях окклюменцией. Безжалостен - да. Нерасположен к объяснениям - да. Но ведь вряд ли он был в восторге, когда Дамблдор, опасавшийся увидеть в моих глазах Волдеморта, поручил Снейпу со мной заниматься. При том, что я каждым жестом должен напоминать ему моего отца.
«Я не такой, как Джеймс Поттер».
Я уже сказал ему это однажды, накануне отработки. Мне кажется, что с этого момента прошла сотня дней, а минуло совсем немного.
Конечно, он мне не поверил.

Ноги затекли окончательно. Последние два часа я просидел в одной и той же позе, и мне лень ее менять. Я нехотя встаю, делаю для разминки несколько шагов и вновь опускаюсь на скамью.
Какого черта я торчу здесь? Я не знаю. Может быть, потому что здесь спокойно. А может быть, мне просто некуда идти. Странное дело - наверху ждут друзья, несостоявшийся любовник, который не сводит с меня угрюмого взгляда, Дамблдор и весь волшебный мир - тёплый, почти летний, до смерти замучивший меня тем, что я его единственная надежда.
Я вдруг чувствую фатальное одиночество.
Я не хочу никуда идти. Можно, я буду жить здесь, если Снейп не вернется?

По крайней мере, если я буду ночевать за охранными чарами, пропускающими одного меня, я буду избавлен от необходимости слушать свистящее дыхание Финнигана.
«Поттер, ты хочешь?»
Провались ты, приказываю я непрошенному воспоминанию. Не хочу и не собираюсь хотеть. Довольно с меня унижения. Сыт по горло.
Я даже думать ни о ком не могу, не то что желать. Либо мне скучно с теми, кто весело болтает рядом, либо им скучно со мной - последние месяцы хмурая гримаса прочно прижилась у меня на лице. Я редко смеюсь, я почти ни с кем не общаюсь, кроме Гермионы и Рона. Ну и Снейпа вот в последнее время.
Спасибо, Симус, думаю я с грустной насмешкой. Благодаря тебе у меня надолго останется отвращение к попыткам поделить удовольствие на двоих. Да я и не уверен, что стану это делать. В конце концов, не такая уж большая радость - все время выступать инициатором встреч, ласкать до исступления - и надеяться, только надеяться, что может быть повезет и меня приласкают в ответ. Еще вопрос, кто был главным в постели, которую мы так редко делили на двоих. И даже от самых насыщенных воспоминаний меня не покидает чувство незавершенности происходившего.
Или неполноценности.

Я просто не умею вызывать желание одним своим видом. И не хочу мириться с тем, что нежность надо выпрашивать, а встречи предлагать всегда первым.

С чего это я вдруг снова задумался о Симусе! Я в досаде прикусываю нижнюю губу и тереблю зубами свежий толстый шрам, который мешает толком улыбаться. Это оттого, что я прокусил ее насквозь тогда, в хижине. Мадам Помфри сказала, что через месяц ежевечернего применения рассасывающей мази для рубцов он исчезнет. Я машинально лезу в карман джинсов и достаю пузатую баночку. Даже от закрытой, от нее исходит стойкий запах, в котором смешиваются полынная горечь и аромат мяты.
Наношу на губу мазь и думаю, кто занимается изготовлением лекарств для госпиталя. Наверное, тоже он - насколько я понял, летом Снейп не покидает Хогвартс. Кто будет делать это вместо него?..

Без пяти минут десять, у меня нет причин задерживаться здесь дольше. Пора возвращаться. Интересно, сколько еще вечеров подряд я смогу приходить сюда невозбранно, прежде чем чары перестанут меня пускать?

Я закрываю шкаф и оттаскиваю на место скамейку, еще хранящую слабое тепло моего тела. Окидываю взглядом ряд шкафов, которые кажутся теперь почти домашними. В стеклах ближайшего отражается огонек мыша. Я по инерции продолжаю зажигать его каждый вечер - во всяком случае, его фигурка хоть как-то оправдывает разговоры вслух с самим собой. Фонарик стоит на одном из столов.
Пора расстаться. Я вновь открываю шкаф, убираю его поглубже на одну из средних полок и говорю «Nox». Рубиновые точки глаз гаснут; я закрываю створки.

А потом в наступившем полумраке уставляюсь на крайний левый шкаф.

Личный шкаф Северуса Снейпа.

Мгновение мне хочется плюнуть на все и заглянуть внутрь. В конце концов, возможно, там найдётся что-нибудь, что объяснит, где он сейчас. Что-то, что поможет его искать. Хотя запечатанный пергамент он унес с собой.
Не ври, Гарри, тебе и в тот раз казалось, что ты ищешь что-нибудь связанное с Отделом Тайн. И чем все кончилось?
Конечно, я не думаю, что он войдет и застанет меня на месте преступления, как в прошлом году. Допустить это - значит надеяться на чудо, на то, что судьба справедлива. Я в ее справедливость верить разучился.
И все равно я запрещаю себе предположить, что Снейп больше никогда и ни за что не снимет с меня баллы. Не снимет, потому что не...
Я не собираюсь довершать эту мысль.

Но порыв, поднявший меня на ноги, уже угас. Я смотрю на громаду шкафа, не делая попытки даже приблизиться к нему, а потом медленно сажусь за ближайший стол и как вчера опускаю голову на руки.

Все вокруг меня погибают.
Я хочу на эту войну. Я хочу остановить череду смертей.

Глаза делаются мучительно сухими и горячими, но слез нет, поэтому я крепко зажмуриваюсь и жду, когда спадет ощущение беспомощности. Остался месяц до экзаменов, а потом вновь будет лето, и на сей раз, что бы ни говорил директор, я не позволю запереть себя на Тисовой улице. Никакая магия крови не спасет меня, лучше уж дом на Гриммаулд Плейс. Там от меня может быть хоть какой-то прок…

Нить мыслей обрывается, и мое сердце пропускает удар. Секунду я сижу замерев, а потом медленно, как во сне, поднимаю голову.

Его не выдали ни скрип двери, ни звук шагов. Сгущающиеся сумерки стерли границы черной мантии, так, что только лицо и кисти рук светлеют на фоне темной классной доски.
Снейп…
Он стоит около стола неподвижно, как изваяние, и мне вдруг кажется, что это всего лишь галлюцинация, что сейчас я моргну - и пойму, что мне показалось. Что я слишком долго просидел здесь один, вспоминая прошлое и безрадостно заглядывая в будущее, и теперь глаза меня обманывают.
Я моргаю и тут же вновь смотрю на него. Он на том же месте, и теперь я замечаю, что стул, стоявший у торца стола, опрокинут и лежит на полу. Должно быть, его падение и вырвало меня из оцепенения.
Снейп не пытается поднять его.
Я сижу и чувствую, что не в силах заговорить, не в силах привлечь внимания к своему присутствию. Молчание наполняет уши, я тону в нем, как в воде - и не могу пошевелиться.
Он вернулся.
Он выжил.

Что-то не так в его позе, приходит внезапно мне в голову. Снейп стоит, оперевшись руками на столешницу - а вернее, вцепившись в нее - и постепенно голова его опускается ниже, а плечи все больше горбятся. Он определенно не знает того, что я здесь, что за ним наблюдают. Он убьет меня за то, что я видел проявленную им слабость…

- Профессор! - я вскакиваю со своего места и иду к нему. Очень быстро, не заботясь о том, как смогу выдержать его взгляд. Самое время упереть ладонь ему в спину, не дать грохнуться на пол и испачкать мантию... Как будто черный - маркий цвет.

Я подбегаю и понимаю, что он не слышал оклика. Наверное, и падения стула не слышал - так должно шуметь у него в ушах.
Раньше мне казалось, что Снейп всегда бледен. Да нет же, он просто белокожий. Настоящую его бледность я вижу только сейчас.

Я успеваю как раз вовремя, чтобы принять его в кольцо рук. Колени зельевара подламываются, и он наверняка лишился бы чувств, если бы не осознал, что находится не в одиночестве. Это удерживает его на краю.
Я решительно дотаскиваю его до кресла и усаживаю, с внезапной четкостью различая, как на виске бьется жилка, как в страдальческом оскале вздернута верхняя губа. Может, зубы у него не самого белого цвета, но идеально ровные. Только вот стиснутые так судорожно, что кажется, он никогда уже их не разомкнет.
А надо бы.

Он с трудом фокусирует на мне взгляд непривычно огромных глаз. Они мученически расширены, но Снейп не жалуется. Мне вдруг хочется, чтобы он хотя бы застонал. Я смотрю на него и машинально беру за руку. Холодная и влажная кисть безвольно лежит в ладонях, и я глажу ее - растерянно, потому что не представляю, что делать дальше. Хорошо бы отыскать нашатырный спирт, дать ему понюхать. Я не уверен, что смогу дотащить его до его комнат, если он все-таки потеряет сознание.
Можно позвать кого-нибудь, но я категорически не желаю оставлять его одного. Как будто опасаюсь, что он опять исчезнет.

Пальцы, которые я машинально сжал, вздрагивают, и Снейп высвобождает их. До меня доходит, что пока я пялился на него, позволяя прочесть по лицу всю гамму обуревающих меня чувств - от жалости до радости, что он жив - он шевелил губами, пытаясь что-то сказать. Теперь ему наконец это удается.
Его голос почти беззвучен, так что мне приходится наклониться:
- Что?

- Поттер… что вы здесь… делаете?

Кажется, даже на пороге смерти он будет разговаривать со мной высокомерным тоном. Моя шея еще помнит прикосновение его волос, он уронил голову мне на плечо, пока я волок его к креслу - а он уже смотрит на меня, как на неприятное насекомое. Ладно. Подумаю об этом позже.
Я не отвечаю на его вопрос и задаю собственный.

- Что я могу сделать? - спрашиваю я. Он кривится и несколько секунд собирается с силами, чтобы ответить:
- Лучшим будет … если вы исчезнете отсюда… прямо сейчас.

- Не подходит, - отвечаю я, не сводя с него взгляда, - что вы искали? Какое-то лекарство? Я найду, скажите, где.

- Поттер… убирайтесь… позовите директора…

- Позже, - отвечаю я тоном, не терпящим возражений, - чем можно помочь сейчас? Что с вами?

Он не отвечает, чуть заметно пожимая плечами. А потом закрывает глаза, шепча:
- Уходите… Только не вы…

Вот тут мое терпение кончается. Зато оживает легендарное гриффиндорское упрямство. В конце концов, я знаю отпирающее заклинание ко всем шкафам в этом кабинете. Даже если на его личный шкаф наложено другое, ничто не мешает проверить. Он пришел сюда в поисках чего-то, чего нет в его апартаментах. Может быть, необходимо принять противоядие от медленнодействующей отравы. Или избавиться от последствий проклятия. Но самому дойти до шкафа ему оказалось уже не под силу.
И где гарантия, что он не умрет, пока я буду бегать за помощью? Не хочу еще одни похороны!

Я зло смотрю на него и бросаю сквозь зубы:
- Хорошо, я сам посмотрю.

Черные глаза раскрываются и опаляют меня яростным взором:
- Не смейте!.. - он старается подавить стон, закусывает губы так, что выходит хрип.

- Тогда говорите, где искать! - я ору на него, и пальцы Снейпа стискивают подлокотники. Он что - сумасшедший, так упрямиться?

- Нет.

Я забываю о том, что он еле дышит, и в ярости встряхиваю за плечи, одновременно возвращая в сознание. Он сердито смотрит, но мне не страшно. Я снова кричу ему в лицо:
- ЧТО МНЕ СДЕЛАТЬ?!

Он удивленно моргает, и наверное, снимет с меня пару сотен баллов… Я еще и порадуюсь. Только, пожалуйста, пусть он не умрет! Теперь, когда он уже в Хогвартсе!

- Третья полка шкафа… Высокий синий флакон… - шепчет он, не в силах сопротивляться моему натиску. Я осторожно отпускаю его плечи и укладываю его голову на спинку кресла. Он смотрит на меня - расширившиеся зрачки, испарина на лбу, и я отвечаю взглядом, о котором завтра буду вспоминать с ужасом. Потому что никогда на него так не смотрел. Без неприязни. С просьбой дать помочь.
И впервые тишина между нами не наполнена звоном.

Кажется, Снейп удивлен. Он с трудом сглатывает и пытается что-то произнести, но я перебиваю его:
- Пароль тот же? - он кивает, и я отворачиваюсь от его лица, искаженного неконтролируемой гримасой боли.

А потом бегу по проходу между рядами столов в дальний конец класса. Заклинание, торопливая вязь движений палочкой - и личное пространство Снейпа распахивает передо мной тяжелые дверцы. Это единственный шкаф без стекол, в нем царит идеальный порядок.
У меня нет времени думать о том, что я час назад отказался лезть сюда, а теперь вынужден это делать.
- Lumos, - командую я, и свет на конце палочки вспыхивает ярко, словно подпитанный моей лихорадочной энергией. Синяя узкая бутылочка стоит в глубине полки, луч света отражается на боках, играет на гранях. Флакон красив, как украшение. Я стискиваю его в руке - пальцы дрожат, я боюсь выронить даже палочку, если не сожму покрепче. Потом захлопываю шкаф и снова бегом устремляюсь назад, боясь худшего.

Снейп по-прежнему бледен, но теперь, когда он полулежит, не поднимая головы, он точно в сознании. Подбородок высоко поднят, и если бы у кресла не была настолько удобная спинка, я мог бы решить, что это вновь его отвращение ко мне. Глаза, полуприкрытые белыми веками, следят за мной из-под ресниц, пока я торопливо свинчиваю крышку. Потом я подношу горлышко к его губам.

Он глотает и невольно морщится. Наверное, ужасно на вкус, зато с его щек почти сразу сходит трупная бледность. Теперь он выглядит просто донельзя измученным.
Он вздыхает, стараясь не выдать, что его трясет, и пытается сурово взглянуть на меня. Зряшная затея.
Я завинчиваю пустую бутылочку и отставляю на дальний край стола, чтобы не уронить. Жаль было бы, никогда до этого не видел ультрамаринового хрусталя.
Не могу заставить себя взглянуть ему в глаза. Тишину заполняет ощущение неловкости, я чувствую, как в ней снова нарастает звон, хотя я не смотрю на Снейпа.

- Поттер.
Ну вот. Теперь уже смотрю. Я обреченно вздыхаю и поднимаю голову. Он глядит на меня, и наверное, от пережитой боли не вполне владеет лицом, на нем сейчас явственное любопытство. Я ни разу не видел ничего, кроме холодной иронии и злобы, поэтому меня завораживает зрелище его губ, уголки которых не опущены вниз, и глаз, которые почти спокойно смотрят на меня из-под опустившихся в усталости бровей. Впрочем, одна все же вздрагивает в удивлении.
- Поттер, так что вы здесь делали?

В первый раз этот вопрос пролетел у меня мимо ушей. Сейчас я чувствую недоумение. Непохоже, чтобы Снейпу отшибли память, но он что, забыл, что именно мог бы я делать здесь?
- Заканчивал отработку, - отвечаю я, передергивая плечами. Снейп издает какой-то слабый звук, и я понимаю, что он фыркнул:
- И кто же заставил вас этим заниматься? Директор? - мне не нравится его холодный тон. Если он у Снейпа считается нормальным, пожалуйста, пусть его приступ слабости затянется чуть подольше.
- Никто меня не заставлял, - звучит сердито, и он снова смотрит на меня с интересом:
- Неужто в вас заговорило чувство ответственности? В жизни не поверил бы, что вы на него способны. Стоило пожертвовать парой дней… - он обрывает фразу, и я вижу, как его захлестывает волна свежих воспоминаний. Памяти о том, что произошло. Лицо Снейпа так искажается, что у меня к желудку подступает волна тошноты.
И раньше, чем я смог взвесить свои действия, я снова беру его за руку и сжимаю ее, возвращая в настоящее.

Тонкое мускулистое запястье напрягается под прикосновением, и он старается отнять руку. А я ее не отпускаю. Если для того, чтобы отвлечь его от пережитого нужно, чтобы он злился, я позволю ему пооскорблять меня.
- Поттер, - почти шепот. Я мгновенно разжимаю хватку. Его рука падает мимо подлокотника, и Снейп с усилием поднимает ее, стиснув пальцы в кулак. Он тяжело дышит - видимо, это действие стоило ему немалых усилий.

- Да, - шепчу я в ответ, чувствуя, что покраснел. Я понимаю, что ему должно казаться странным мое поведение, но не знаю, как объяснить. Не начинать же сейчас говорить, что пересмотрел свои взгляды на его методы обучения и признателен, что он тратил на меня время, верно?
Я вдруг думаю, что вообще никогда не сумею этого сказать, как бы ни вынуждал себя. Даже под Веритасерумом. Потому что он все равно не поверит.

- Поттер, не могли бы вы уже наконец пойти и позвать… кого-нибудь? - я жду, что он скажет «директора» и удивлен, когда он этого не делает. Почему?
- Зачем? - спрашиваю я вслух, - хотите попасть в больничное крыло? Если надо, я помогу вам туда добраться. Или хотите, могу проводить вас до ваших комнат. А информация, - вполголоса обрываю я его протест, - может подождать до завтра. Ничего с ней за ночь не случится.

Он закрывает рот и уставляется на меня. Ну да, прозвучало так не по-поттеровски, профессор. А вы настолько меня знаете, что беретесь судить, на что Мальчик-Который-Выжил может сердиться, а на что ему наплевать? Ну небезразлично мне, что ты не умер. Не хочу мучиться виной за то, что еще с одним человеком, который меня защищал, не сумел ни разу поговорить без злости, и он уже мертв. Лучше уж выживи, гордость Слизерина.

- Все потерпит, - твердо произношу я вслух. Хотел бы я еще чувствовать эту твердость. - Вам нужно лечь.

Он отчетливо скрипит зубами, и я перехожу всякие границы. Стараясь, чтобы голос звучал повелительно, спрашиваю:
- В чем дело? Вы не согласны?

Он выдыхает сквозь ноздри - так, что крылья носа раздуваются - и отвечает, явно преодолевая себя:
- Дело в том, Поттер, что у меня не хватит сил для того, чтобы дойти до своих комнат. Вы вырвали у меня признание в немощности, можете сплясать канкан и оповестить своих друзей. Только уйди отсюда! - Он внезапно кричит, поднимается в кресле и наклоняется ко мне. Я сижу на краю стола, так что отшатнуться мне некуда, и могу только растерянно мигать под его сумасшедшим взглядом. Долгое мгновение мне кажется, что он сейчас ударит меня. А потом напряжение спадает, и я почти готов усмехнуться. Если бы не инстинкт самосохранения, я бы так и сделал.

Снейп закрывает глаза и с хриплым стоном откидывается назад, так, что волосы рассыпаются по изголовью кресла. Я задумчиво протягиваю руку и беру щепотью черную длинную прядь. Она чуть завивается на конце. Я наматываю прядь на палец и с силой тяну на себя. Снейп тут же открывает глаза.

- Профессор, - говорю я, радуясь, что он не может испепелить меня взглядом в прямом, а не в переносном смысле, - мне совершенно безразлична ваша слабость. Мне просто, понимаете ли, жутко неохота, чтобы вы загнулись. Я не хуже вашего в курсе, что вот-вот будет война, и у нас нет ни одной лишней палочки. Поэтому я не заинтересован рассказывать, что видел вас… таким.

Он порывается что-то сказать, но меня сейчас нелегко перебить. Может быть, оттого, что я молчал несколько часов, может быть, оттого, что у Снейпа нет сил спорить. А может быть, я прав, и сознание собственной правоты делает мой голос глубже, а интонации увереннее.
- И если дело только в том, чтобы помочь вам добраться до постели, давайте не будем играть в начальную школу. Вставайте, обопритесь на мою руку и вперед!

Он сверлил меня взглядом на протяжении всей моей речи, а теперь хмыкает, и я больше ничего не могу понять по его лицу. Несколько минут назад оно было невольно открытым, словно маска слетела от сводившей черты судороги. Теперь это вновь человек, помнящий наши роли и отношение друг к другу. Морщинки на лице Снейпа проступают глубже, когда он привычно сощуривает глаза. Носогубные складки становятся заметнее, линия рта исчезает в гримасе.
И все-таки - меня озадачивает это открытие - Снейп моложе, чем я всегда думал. Сейчас, когда я так близко к нему, это заметно. Его лицо носит скорее отпечаток нервного перенапряжения, опыта и не слишком мирного нрава, чем возраста.
Он сокурсник Люпина, но сейчас кажется, что их разделяет десяток лет. Странно, что я никогда не замечал этого на расстоянии. Интересно, сколько лет Снейпу? Моему отцу было двадцать, когда я родился. Значит, тридцать шесть или тридцать семь, не больше. Он еще совсем не стар, понимаю я, прислушиваясь к собственному изумлению.

- Насмотрелись, Поттер?
Да, ему лучше. Может быть, ноги и не держат, а вот способность наблюдать за мной так, что я не замечаю, вернулась. И горечь в голос вернулась тоже. Я вздыхаю и поднимаюсь, выжидательно глядя на него, потом протягиваю руку. Он отвергает ее и пытается подняться самостоятельно. Длинные пальцы дрожат от напряжения, пока он впивается ими в ручки кресла, дрожь распространяется сперва на руки - до самых плеч - а потом по всему телу, но он встает. Сам. И, пошатываясь, идет мимо меня к двери, на глазах бледнея до зеленоватого оттенка. Я смотрю на него, вновь теребя зубами шрам на губе, и молча направляюсь следом. Что-то не вызывает у меня энтузиазма его походка.

Плечи Снейпа развернуты, спина такая прямая, что я, наверное, купился бы - если бы не понимал, что все это спектакль. Одного актера для одного зрителя. Не для меня, для него самого. Наверное, его гордости было бы легче, если бы я предоставил ему добираться самому и сделал вид, что верю. Но я не могу - лучше пусть пострадает гордость, чем голова от удара о каменный пол, когда он надумает снова терять сознание.
Я иду на полшага позади, слыша его частое поверхностное дыхание. У него нет сил, чтобы выругать меня - о каком удовлетворительном самочувствии может идти речь?

Дверь класса открывается перед нами и закрывается за спиной - только слабое дуновение воздуха касается затылка. Сегодня у меня нет ни сумки, ни мантии-невидимки, поэтому руки свободны. И я иду за деканом Слизерина по коридору, по которому ни разу до сих пор не ходил, позволяя ему делать вид, что он превосходно обошелся бы без страховки.

Да, у Снейпа в самом деле дьявольское самообладание. Хотя все его силы уходят на то, чтобы удержаться на ногах, мы умудряемся дойти до двери в его комнаты.

Я почти не успеваю, как ни старался быть настороже.

Он без единого стона валится навзничь, я подхватываю его и чуть не падаю тоже. Боясь, что не удержу равновесия, выбрасываю ладонь, прикрывая ему затылок, а потом медленно, с усилием выпрямляюсь. Обхватываю его за талию, забрасываю одну руку себе на шею.
Черт бы тебя взял, Снейп, говорю я, когда гибкое тело послушно прислоняется ко мне, неужели нельзя было принять помощь, когда тебе ее предлагали! Я медленно дохожу до двери. Ну и как, скажите, должен я туда попасть? Я не знаю пароля. Снейп без сознания. Опустить его на пол и приводить в чувство пощечинами за неимением нашатыря как-то не хочется. Черт бы тебя побрал, беспомощно повторяю я, и как я должен угадать пароль?

- Ocimum sanctum, - раздается полушепот возле моего уха. Я вздрагиваю. О Мерлин, он в сознании! - Если вы перестанете чертыхаться и соизволите это произнести… - Я невольно фыркаю, а потом повторяю услышанное. Кажется, это латинское название какого-то растения. Во всяком случае, спрашивать о значении не буду.

Дверь открывается, и мы заходим - причем Снейп сразу порывается высвободиться. Я не позволяю. Дотаскиваю его до кресла рядом с холодным камином, усаживаю, произношу «Incendio», накладываю на дверь запирающее заклинание и лишь тогда позволяю себе упасть в соседнее кресло и перевести дух.

Он смотрит на меня с выражением, которое ясно говорит, что я здесь неуместен.
Я делаю вид, что не понимаю и осматриваюсь по сторонам.
Пара кресел, в дальнем углу письменный стол, рядом с ним - еще один, на нем сложная алхимическая конструкция из реторт, колб и нескольких горелок. Стенной шкаф, такой же как в классе, только не из черного, а из красно-коричневого дерева. Как ни странно, громадный ковер на полу. Мне всегда казалось, что у Снейпа должно быть холодно и пусто. Обстановка в самом деле не переполнена предметами, но здесь не холодно. Теперь, когда мы сидим у камина, почти уютно. Это, наверное, гостиная, поскольку я вижу еще две двери. Кабинет и спальня?
Сможет он сам дойти до кровати - или, угрожая снять все баллы, примет помощь?

Я осмеливаюсь взглянуть на Снейпа. И вновь пугаюсь того, как он бледен. Закрытые глаза в провалившихся глазницах нервно ходят под веками, пальцы сплетены в замок, локти прижаты к телу. Такое ощущение, что он аппарировал к Хогвартсу на… как там у магглов? - на автопилоте и сразу прошел в класс, а сюда не заглядывал. И сейчас отдыхает первый раз за эти трое суток.
Это может быть правдой, понимаю я, глядя на то, как постепенно расслабляются его судорожно сведенные мышцы и он обмякает в кресле. А если бы меня не было там, когда он пришел? Был бы он сейчас жив?

- Профессор, - начинаю я негромко, - профессор… - мой голос прерывает бой часов. Половина двенадцатого. Я смотрю ему в лицо - даже ресницы не дрогнули.
Он спит.

Вопрос о кровати отпадает, и я встаю, оглядываясь. Не может быть, чтобы у него совсем ничего не было… должно что-то быть… Взгляд натыкается на большой шерстяной плед, сложенный вчетверо и аккуратно лежащий под креслом Снейпа. Я нагибаюсь и вытягиваю его; секунду медлю, опасаясь, что разбужу прикосновением. Наконец решаюсь и укрываю его, закутав по плечи. Размеров пледа вполне хватает, чтобы завернуть ноги, и я после недолгих колебаний стягиваю с него ботинки. Потом подворачиваю край, чтобы ступни оказались в коконе из тепла и легкой колючести, и отставляю обувь к огню.

Похоже, жить в классе Зельеварения мне не позволят. Ввиду возвращения хозяина кабинета и возобновления занятий по Зельеварению и Высшим Зельям. Что ж, будем по-прежнему коротать ночи в гриффиндорской спальне.

Дата добавления: 2015-11-16