Связывающие узы

Когда водитель повернул за угол, а в поле зрения оказался Центральный Парк, я попросила его отвезти меня к Отелю Гелиос, домой. Когда я была маленькой, мы жили в пригороде, и родителям приходилось каждый день ездить на поезде в Манхеттен. Но как только моя мама продвинулась вверх, а папа провернул крупную прибыльную сделку, они продали наше жилье, дом в пригороде с кучей комнат, которые никто не использовал, и купили дом еще больше, величественный пентхаус, что стоил раз в десять дороже, и в котором было еще больше комнат, что не использовали.

Были и преимущества в жизни в Манхеттене, а особенно в жизни в отеле – работа горничных, обслуживание номеров, швейцар, слуги, а еще бассейн, баня и спортзал. Но мне все еще было сложно воспринимать это здание домом.

Улицы Нью-Йорка были постоянно полны шума. Звуки дрели и отбойного молотка, гудение, свист полиции, кряхтение автобусов и вечная шипящая какофония, что никогда не прекращалась. А еще дома в Нью-Йорке были пронумерованы и часто граничили с разными столовыми и кафе, а, в моем случае, с обслуживанием номеров и лестничной площадкой. Вдобавок, родители стремились держать жилище идеальным, как из картинок журналов, но от этого все выглядело сухим и нежилым. Я никогда не хотела места, где трава будет зеленее – мне просто хотелось траву. Так что я была немного разочарована.

Для меня дом был тихим местом с двориком, забором и собакой. И не с теми собаками-неженками, что катаются в сумочках. Настоящему дому нужна была настоящая собака, как, например, немецкая овчарка или доберман – большая собака, что будет пускать слюни на хозяина, копать двор и терпеливо ждать у окна возвращения хозяина.

Теперь идеальным местом для собаки была ферма бабушки. Я помнила, как бегала по высокой траве с разными ее питомцами, как их мокрые носы тыкались в мои ладони, запахи солнца, ветра, дерева и их шерсти, когда я целовала их в макушки и играла с их ушами. У нее было несколько собак, но уже давно, ее последняя собака, Бильбо, умер стариком, но она не смогла уже заменить его.

Как только водитель подъехал, Херб, швейцар, подошел к машине и открыл дверь.

- Хороший выдался день, мисс Янг? – вежливо спросил он.

Я позволила ему помочь мне выйти.

- Херб, это был худший день в жизни. Но ты все равно не поверишь, если я расскажу, - сказала я, пожав его ладонь.

Посмеиваясь, Херь провел меня к золотым дверям отеля.

- Я поверю всему, что вы мне расскажете. Вы не из тех дамочек, которым не хватает внимания.

Я рассмеялась.

- Ну, драма может и к тебе подкрасться, Херб. Я получила сегодня слишком много внимания, больше, чем хотелось бы. А результат – убийственная мигрень и острое желание шоколада. Хорошего вечера.

- И вам, мисс Янг. Надеюсь, вам станет лучше, - он окинул меня озадаченным взглядом, прежде чем открыть дверь.

- Я тоже, - ответила я через плечо и вошла в отель.

«И зачем такой яркий свет?» Я прищурилась, чтобы уменьшить боль в глазах, и прошла через лобби к личным лифтам, где стоял страж Стэн, и поднялась на пятьдесят второй этаж.

В месте, где я жила, не было ничего скромного. Мои родители занимали целый этаж и не скромничали с украшениями очень дорогими вещами – коврики были выбраны известными декораторами, тщательно подобранные картины не только украшали комнаты, но и показывали клиентам, как много у нас денег, а один только холодильник был таким большим, что в нем можно было потеряться, и украшен как часть кабинета. Исключением была только моя ванная. Только там я чувствовала себя уютно, сбросив обувь и оставив ключи на столе.

Из дорогих покупок родителей я любила только одну вещь – подсвечник Чихули, что стоял в столовой. Он был в каком-то плане хаотичным, что открывало другую сторону в моей строгой жизни. Мягкий свет золотистых шаров, ленты с нарисованным причудливым узором и крученые ракушки были диким, но красивым сочетанием, что заставляло меня выходить за рамки себя, использовать тепло опыта, чтобы превращать кучи песка в пустыне эмоций, какой была моя жизнь, в нечто ценное, как стекло Чихули.

Когда я вошла на кухню, то позвала:

- Марселла, ты здесь?

Но в ответ я слышала лишь затихающее эхо собственного голоса в этой пустой гробнице дома. Выбрав прекрасно охлажденный диетический имбирный эль в холодильнике, я направилась в свою комнату, свое убежище, что я называла ледяным дворцом. Когда я вошла, я позволила сумке тяжело упасть на пол и склонилась, чтобы расстегнуть ремешки сандалий.

Я любила свою комнату. Я украсила ее в кремовых, бежевых и бледно-розовых цветах. Кровать и прикроватная тумбочка были в цвете желтоватого золота и выполнены в стиле викторианской Англии. Столбики на каждом углу кровати были изогнуты в красивые арки, и с них мягкими складками ниспадали шторы.

С одной стороны комнаты было окно во всю стену, которое вело на мою веранду с прекрасным видом на Центральный Парк. Противоположная стена была выполнена в геометрических узорах: замерзшие стеклянные круги и прямоугольники разных размеров были подсвечены сзади приглушенными розовыми огнями.

Отражение в огромном зеркале убедило меня, что перед сном мне очень нужно принять ванную. Я прошла через комнату, мои ноги тонули в пушистом ковре. Я шла в ванную, массажируя на ходу шею сзади.

Мои плечи затекли, особенно, левое. Боль в голове усиливалась, а кожа, вдобавок, чуть припухла и зудела. Я пробежала языком по губам и почувствовала медный привкус, словно мои губы кровоточили.

«Наверное, это аллергия или что-то типа того, - подумала я. – Это из-за древней пыли в музее».

Я проглотила четыре таблетки ибупрофена, а потом смотрела вблизи на свое отражение с разных углов.

«Ну как так? Странные сестры были правы. Я выгляжу так, словно меня сбила машина».

Надеясь, что ибупрофен подействует магически быстро, я погрузилась в роскошную ванную и начала оттирать с себя пыль. Горячая вода с пузырьками открыла мне, как сильно я устала. Я уснула с головой, обернутой полотенцем. Но спала я не долго, глаза мой внезапно открылись.

Окна были матовыми, оберегая личное пространство, потому свет и тепло не могли видеть снаружи. Душ в стиле спа был закрыт стеной гравированного стекла, которое легко пропускало свет, но не давало четкой картинки человека внутри.

Я не включала свет, потому что мне хотелось насладиться теплом уходящего солнца, редким зрелищем в окружении небоскребов. Было в этом огромное преимущество жизни в небоскребе в Центральном Парке. Гаснущий свет сыграл со мной злую шутку, и мне показалось, что в тени кто-то есть.

Посмотрев с минуту на силуэт в тени, я решила, что это проделки облаков, что отбрасывали странные тени, или проделки длинной тени от зданий. Я снова уложила голову на полотенце.

«Паранойя уже, да?» - пробормотала себе под нос я.

Я попыталась расслабиться, но теплая вода холодила меня. Тьма высасывала солнечный свет из комнаты, и мне начало казаться, что я погребена внутри саркофага, которым стала ванная. Запахи благовоний смешивались с медным привкусом крови. Я слышала тихое всхлипывание и крик. Вскрикнув, я села, подняв волны на воде, и потоки хлынули через край на мраморный пол.

Я быстро выкарабкалась из ванной и уставилась на нее в ужасе. Дрожа, пока мои ноги стояли в воде, я убрала с глаз волосы и попыталась успокоиться, медленно дыша.

«Да что со мной такое?»

Я никогда не слышала, что головная боль может вызвать галлюцинации, но, видимо, такое могло произойти. Куда логичнее было то, что у меня был кошмар.

«Может, сахар в крови понизился, - перед походом в музей я только выпила чай. – «Точно, у меня мало сахара в крови».

Я попыталась представить, что все произошедшее было вызвано голодом, но, вспомнив события подробнее, пришла к выводу, что происходит что-то странное.

Вынув пробку, я решила поручить уборку нашей домработнице Марселле – такое было ненормально для меня, и я знала, что она придумает мне секретное наказание позже – и намотала на голову толстое полотенце, скользнув в пушистый халат, и направилась в свою комнату, где устроилась за столом.

Сначала я разобралась с кипой бумаг, которые я беспорядочно пихнула в рюкзак, убегая из музея. Разделив их на стопочки и уложив в углу стола, я почувствовала себя лучше. Было что-то в этих стопочках, листья на которых были отмечены черным маркером, а дни календаря полностью заполнены, что успокоило меня, вернув контроль над собой.

Наверное, я была даже больше дочерью своих родителей, чем хотела. Организованная я, скрупулезная часть меня, хороший солдат, прекрасно вписавшийся в их жизнь, находила комфорт в таких обычных вещах. Хотя в сердце я всегда хотела немного хаоса и приключений, но, по правде говоря, я всегда зависела от приказа, разрешения.

Открыв блокнот, я нашла страничку, на которой начинала набросок Амона, и попыталась дорисовать лицо, но тут же стерла его, понимая, что не могу правильно изобразить черты его лица.

Почему я была так придирчива, не знаю. Я сдалась и просто обвела контур его головы.

Я слышала звонок лифта, за которым последовало постукивание высоких каблуков, что означало, что домой вернулась мама. Я потратила на набросок Амона куда больше времени, чем думала. Моя мама просунула голову в комнату, и до моего носа долетел цветочный запах ее духов.

- Мать, - сказала я, поднимая голову и отрываясь от блокнота.

Она прошла в комнату и положила ладонь на мое обтянутое халатом плечо.

- Как день прошел? Херб сказал, что ты жаловалась.

Я вздрогнула в ответ и напомнила себе, что Херб просто беспокоился, а Мать тем временем листала брошюру колледжа, остановившись на менее желаемом. Я почти слышала укор в ее голосе, когда она просматривала лист:

- Я смотрю, ты размышляла над выбором.

- Да, хотя и не решила ничего пока что.

Сжав мое плечо, что было явно подавляющим жестом, а не успокаивающим, она сказала:

- Уверена, ты выберешь правильно.

Она расстегнула ожерелье и сняла браслеты, пока ворчала:

- А как твоя встреча насчет школьного проекта?

- Резко оборвалась.

- Я слышала.

Повернувшись в кресле, чтобы видеть ее, я спросила:

- От кого?

- От матери Кэсси. Кэсси беспокоилась о тебе. Она сказала, что ты сбежала со встречи, чтобы помочь парню на улице?

Будучи мягкой, мама говорила очень успокаивающе, но я чувствовала привкус горечи ее недовольства и утихомирить ее:

- Все было совсем не так драматично.

- О? – таким был весь ответ. Единственная гласная, содержащая миллионы значений, осторожно прервала разговор. Так делали в старых телевизионных программах, когда гостей заставляли чувствовать дискомфорт в затянувшейся тишине и терзаться мыслями. И хотя я сомневалась, что мама знала такие трюки, я клюнула на удочку.

- Она говорила правду, на улице был парень, но она не рассказала о происшествии. Он был сильно ранен.

- И ты попыталась помочь, - сказала она, вскинув бровь, и это не прозвучало вопросительно.

- У меня не было выбора, - отметила я, говоря правду, пусть и не всю.

- Разве там не было полиции? Никто не вызвал скорую?

- Не знаю. Он успел уйти раньше.

- Я думала, он был серьезно ранен.

- Он и был. Но смог… уйти, - мой голос сорвался.

Ее острый взгляд замер на моем блокноте, и она придвинула его ближе, скользя по странице пальцем.

- Это твой загадочный парень?

Я кивнула, закрывая рукой записи о нем внизу страницы и надеясь, что этот жест не выглядит ненатурально.

- Хмм. Может, мне стоит сделать пару звонков и выяснить, оказали ли ему медицинскую помощь.

Она собиралась заняться Амоном, и я не могла позволить ей этого. Не то чтобы она могла ему навредить, но у моей матери были свои принципы насчет людей, которым нужно было укрытие, которые были не на своем правильном месте.

По ее милости Амон скорее окажется в какой-нибудь организации. А я не была уверена, что он принадлежал одной из них, но идея упечь его куда-нибудь была неверной. Нуждаясь в том, чтобы сбить ее с пути, но не навлечь на себя подозрения, я сглотнула и тихо ответила:

- Уверена, с ним уже все в порядке.

Я продолжала чувствовать панику, пока она изучала мой блокнот. Если она решит забрать его, мне придется нелегко. Вместо этого она закрыла блокнот и оттолкнула в угол стола.

- Ты знаешь, как я толерантна насчет твоих хобби, - начала она, - и я надеюсь, что ты не попадешь в опасную ситуацию, пытаясь нарисовать кого-то… нового? – в ее словах был и приказ, и предупреждение, и вопрос. Улыбнувшись, я покачала головой, словно замечание было ошибочным.

Она долго смотрела на меня, вызывая во мне болезненные ощущения и словно читая что-то в моем сознании, открывая мои секреты, но она закрыла тему и сдержанно улыбнулась. Часть меня паниковала, что она все же станет искать следы инцидента с Амоном.

Пока что я могла свободно проходить из мира родителей в свой мир, обустроенный мной смой. Инцидент с Амоном был самой опасной, но и самой потрясающей, вещью, что когда-либо случалась со мной, и потому я хотела, чтобы он отыскал свой дом, и он мог сделать это своими силами, но события этого дня я хотела оставить только себе.

- Похоже, в нашей семье появился маленький гуманист?

Я быстро сменила гримасу на слабую улыбку и понадеялась, что разницы заметно не было.

- Постарайся перенести встречу, - продолжила она. – Ты знаешь, как это важно для твоего отца.

- Да. Я знаю. Я позвоню позже этим Странным сестр… девушкам.

Ее глаза сузились. Она уловила в моем голосе сарказм, но решила проигнорировать его.

- Вот это моя дочь.

Она улыбнулась, потрепав меня за щеку, словно я была призовой лошадкой, а потом покинула комнату.

Испустив глубокий выдох облегчения, я стояла и потирала затекшую спину, постанывая. Я чувствовала себя старушкой. Даже хуже, старушкой, которой пришлось убегать от машины. Иголки боли бегали по моей спине, посылая болезненную гусиную кожу по всему телу, и меня это заставляло чувствовать себя вывернутым наизнанку дикобразом – колючим, одурманенным и немного погрызенным

Решив пропустить ужин и лечь пораньше, чтобы убрать ошибку в моей системе, я забралась в свою кровать с балдахином и устроилась, надеясь на долгий сон. Вместо этого мне снились странные вещи. Огромные разноцветные жуки ползли по моим рукам, не сдаваясь, когда я их сбрасывала. Я тонула в темной реке, полной крокодилов. А когда я подумала, что больше кошмаров не перенесу, я попала в темное место, где невидимое зло пыталось украсть что-то ценное и идеальное.

* * *

Я резко проснулась на рассвете от свиста воздуха у кровати и уловила движение дверей. Занавески болтались на ветру, и я могла слышать успокаивающие звуки транспорта.

«Наверное, я открыла дверь на балкон ночью» - подумала я.

Потянувшись, я нашарила ногами тапочки и прошлепала к двери. Рассветное солнце отражалось на железных украшениях. Шагнув на балкон, я уловила запах распустившихся растений в горшочках и посмотрела на парк.

Я потерла голову сокола, что была тут все время существования отеля. Я верила, хоть и не признавала это, что такое действие приносит мне удачу. Такая птица несла стражу с каждой стороны отела – на юге, востоке, севере и западе. Мой личный сокол присматривал за Центральным Парком, защищая, как гаргулья, и порой мне казалось, что он присматривает и за мной.

Розовые лучи солнца добрались до моей кожи, и хотя мое тело еще болело, а голова пульсировала, я заметила, что часть боли от пребывания на солнце ушла. Я услышала хлопанье крыльев позади себя и тут же прогнала бы голубей, если бы мне не было так хорошо на солнце.

Ухватившись за перила, я закрыла глаза, погружаясь в свои ощущения и забывая об окружающем мире, пока не услышала слишком знакомый голос:

- Солнце придает нам сил, юная Лили. И как я связан с тобой, так и ты связана со мной.

Глава пятая:

Дата добавления: 2015-11-16