Читайте также: |
|
К ужасу Блейза его собственное настроение, было как всегда, несравненно лучше настроения его друга, что в настоящей ситуации казалось истинным кощунством и неуважением к чувствам друга. Накалывая вилкой мясо, Блейз осмотрел блондина, прикидывая, что делать. Придя к единственно правильному решению, он промолвил: «Мол!» и тут же, с громким хлопком, перед ним появился домовой эльф, согнувшийся в три погибели, приветствуя хозяина.
- Хозяин, звал Мола? Мол слушает приказания! – проговорил тихим голоском эльф.
- Мол, отправляйся в наш погреб и принеси бутылку «Огденского»!
- Да, хозяин. – После этих слов, эльф тут же исчез.
- Я не буду пить, - Драко оторвал руку от подбородка и уверенный в своей правоте посмотрел на друга.
- Будешь! Как миленький будешь!... На вот, поешь, для начала! – От заботы Блейза становилось смешно. С видом заправской любящей домохозяйки тот накладывал немного овощей на тарелку. Появился эльф, держа в руках запыленную многолетней выдержкой большую бутылку с янтарной жидкостью. Сотворив из воздуха два стакана со льдом, Блейз разлил в них виски и поставил сбоку на стол – пусть подождут своего часа.
- Я вот поем сейчас, и поговорим! ОК?!
Драко кивнул и тоже взял вилку. Какое-то время оба молчали. Блейз с видом гурмана наслаждался едой и косился на пирог, в предвкушении еще более захватывающего вкуса. Малфой сидел за столом так, как ему не позволяли с пяти лет. Развалившись на столешнице, подперев голову рукой, он равнодушно перекатывал по тарелке мясо и овощи. Пару раз он даже рискнул, и взял в рот кусочек картошки или кабачка, или может, это была морковка? Вкуса он не почувствовал, поэтому решил, что затея Блейза накормить его, обречена на провал. В конце концов, он отодвинул тарелку от себя и притянул стакан с огневиски поближе. Пить не стал – просто рассматривал, как золотые капельки стекают по краям прозрачного стекла и икрятся в свете факелов и огромного камина, рядом с которым они сидели.
Забини понял, что дальше оставлять друга без внимания нельзя, поэтому, тоскливо посмотрев на пирог, позвал домовиков, чтобы они все убрали, а пирог завернули и отправили в его спальню.
- Рассказывай, - Блейз пододвинул поближе свой стакан и бутылку, понимая, что обоих ждет долгая ночь разговоров и напивания без тостов.
Драко молчал. Он отхлебнул немного жидкости и слегка поморщился.
- Так, хорошо. Давай так – я буду тебе вопросы задавать, а ты кивай головой, ну или качай. Согласен? – «А потом я надеюсь, ты разговоришься!» Блондин кивнул. «О, уже прогресс!»
- Отлично… Я так понимаю, тебе сейчас очень плохо?
Натянутый кивок. «Ну конечно тебе плохо, Малфой, охренеть, как плохо!»
- Это правда, что ты спал с Грейнджер?
Опять кивок, только, скорее не Блейзу, а стакану. «Замечательно! То есть очень-очень плохо!»
- И это из-за нее тебе так хреново? Можешь не кивать, я и так все понял… Вопрос, конечно глупый, но все же задам – ты ее любишь?
Блейз заранее отодвинулся подальше, рискуя попасть под горячую руку. Он знал, что его друг никогда не любил. Полюбит ли? Кто его знает! Будущее неизвестно… К его ужасу, Драко продолжил смотреть в камин держа голову в том же положении, но этого было достаточно.
- Не-ет! – Блейз тяжело и обреченно вздохнул, закрыв глаза, и опустил голову, словно ему только что сообщили, что его лучший друг попал под смертельное проклятие, и ему осталось совсем немного. Придя немного в себя, Блейз одним большим глотком осушил стакан, и, разлив из бутылки еще виски, сосредоточено посмотрел на друга. Тот повернул к нему голову и печально прищелкнул языком, мол, видишь до чего докатился.
- А она тебя?
Драко молча развел руками. Блейзу стало совсем дурно: если его друг признается в том, что влюблен, да еще и в девушку, которая возможно не отвечает тем же, то дело дрянь. И ладно бы нормальную девушку. Но Грейнджер! Блейз не был дискриминатором, но прекрасно понимал, что этим двоим, ничего не светит вместе.
- Значит, вы поругались. Так?
- Типа того…
- То есть?... Она тебе изменила? – и когда он увидел, как сжались кулаки друга, его прорвало. – Я не верю! Я не могу поверить вообще, что Грейнджер связалась с тобой, что тебе удалось ее… не знаю, соблазнить, наверное… но то, что она тебе изменила… Мерлин, это же Грейнджер! Грейнджер не ходит на свидания, Грейнджер не интересуется парнями, Грейнджер не знает что такое секс!!! – Блейз раскочегарился так, что виски из стакана выплескивалось наружу, пока он увлеченно рассказывал Драко, что такое Грейнджер. Будто он сам не знает! – И даже если, Грейнджер теперь все это знает, то я не поверю, что, встречаясь с кем-то, она будет крутить роман на стороне! Великий Салазар, она же гриффиндорка. У них в крови заложено: не убий, не укради, не предай! Жаль, что «не тупи» туда не входит!
- Слушай, Блейз, ты позвал меня, чтобы рассказать какая она хорошая? Так вот ты зря тратишь время!
- Ты видел это?
- Да, я видел… Ну не «это», но…
- Она с кем-то целовалась?
Кивок.
- С кем?
- …с Поттером, - выдохнул Драко.
- Мерлиновы панталоны!... Так это ты его побил? – внезапно вспомнив, спросил Блейз. – Он весь день ходит с рожей синей… Какой ты ревнивый, Малфой!
Забини замолчал. Драко тоже ничего не говорил. В камине трещал огонь. В бутылке убывало огневиски, а в головах становилось все туманнее и туманнее.
- А причем здесь Астория? – Наконец, озвучил свои мысли Блейз.
- О-о-о… лучше не напоминай, - пробубнил Драко, с таким видом, будто говорил об особо неудачном эксперименте. Он уже был не рад, что встретил ее перед завтраком. Драко никогда особо не был знаком с ней, но рассчитывал, что она такая, как ее сестра. Дафна была очень похожа на Нарциссу и нравилась этим юноше. Но Астория оказалась совсем другой породой: фанатичная, пустая, расчетливая, она ненавидела маглорожденных и их родителей. Астория стала бы превосходным Пожирателем смерти, если бы ее приняли в их ряды.
- Ты воспользовался ею, чтобы отомстить Грейнджер?... Как низко. То-то она такая гневная была. А чего ты вообще к ней полез?
- Я не знаю! Думаю, был не в себе.
- Понятно… Так, что ты намерен делать? С Грейнджер?
- А что я могу сделать? Она умерла для меня! Ее нет! Она - грязное ничтожество!
Блейз нахмурился. Все очень серьезно. Его друг был уже готов погрузнуть в глубочайшей депрессии, а он все еще не знал чем помочь.
- Ты еще самого страшного не знаешь!
«Мерлин! Неужели…»
- Она что беременна?
Драко вскинул голову и с нескрываемым ужасом посмотрел на друга.
- Что правда что ли?
- Я… я как-то не подумал об этом…
- Так, стоп! Так она беременна или нет?
- Я… я не знаю… нет, не думаю…
- Она принимала что-то?
- Откуда мне знать!?
- Ну а ты?
- Я … ну, да… принимал!
- Каждый день?
- Ну-у… вроде да.
- Вроде… Отлично! Ну, а ты заметил что-то необычное? Ну, там, в обморок она падала? Тошнило? Что там еще бывает?
- При мне нет.
- Ну а исходя из того, что были вы вместе достаточно часто, то…?
- Значит… нет? – с надеждой в голосе спросил Драко.
- Значит, нет!
Оба облегченно выдохнули. «Одной проблемой меньше!»
- Ну, так что может быть более ужасное, чем беременность в семнадцать лет? – уже весело спросил Блейз. Хоть Драко, как и Забини, был достаточно пьян, но язык никак не поворачивался сказать правду. И вовсе не из-за алкоголя.
- В общем… ты сейчас убедишься в том, какая она дрянь… - заплетающимся языком пробубнил Малфой.
- Ну? – глаза Блейза немного заплыли.
- Вышло так, что я ей должен… желание, - протянул правую руку и показал запястье. Забини вскинул брови – его друг не переставал удивлять. - Эта мерзость, заучка гриффиндорская, она потребовала, чтоб я… фу-ух… с тобой переспал.
Глаза Блейза расширились до невероятных размеров. Рот открылся в немом возгласе.
- Них… кхм… она, что сумасшедшая?! Ты же…
- Не могу этого сделать? Не могу! А придется!
- И что, прямо сейчас?
- Нет, она придумала еще интересней, дрянь. Она хочет смотреть… чтобы я не халтурил.
- Вот извращенка! Я был о ней лучшего мнения!
- Блейз, прости меня! Прости, что ты ввязан в это!
- Да уж… ну ладно, ты за меня не волнуйся… я же, это… всегда готов!
- Прости!
- Да, друг мой, ты по уши в дерьме! Ничего… мы что-нибудь придумаем… - сказал Блейз засыпая со стаканом в руке.
- … прости… - пробормотал Драко, тоже засыпая.
* * *
Как оказалось, жизнь после смерти существует. С такими знаниями уже совсем не страшно умирать по-настоящему. Вот только жизнь ли это? Существование.
Почему урок зелий такой долгий? Почему ее ноздри слишком привычны к древесно-мускусному запаху, различающие его даже среди кипящих котлов? Почему если одна жизнь закончена, новая имеет ее отпечаток?
На уроке она даже пару раз порывалась рассказать ему все, но, встречаясь с ледяным безразличным взглядом, смотрящим сквозь нее, обрывала попытки… Потом она увидела Забини и тут же опустила голову чувствуя стыд. Зачем она сказала Малфою, чтоб тот переспал с ним. Она хотела ударить по самому больному – у нее это получилось. Но причем здесь Забини? Но назад она ничего менять не будет. Забини – гей. Это лживо оправдывало ее действие. Гермионе хотелось, чтобы было так. Ведь если слизеринец не против, то дело за Малфоем, и таким образом, она возвращается к изначальной цели – сделать больно.
Гермиона, забравшись с ногами, сидела в кресле у камина и смотрела остекленевшими глазами на огонь. Блики поблескивали в стакане с огненным виски – самое крепкое, что ей удалось хитростью раздобыть у Дина с Симусом. Сколько часов она так сидит? Приходил Рон – принес папку с рисунками. Сказал, что отобрал их раньше, чем их увидела вся школа. Ни слова не сказал о ее виде, о Малфое, о том, что думает о содержимом папки – когда он стал таким тактичным?
Жизнь за порогом этой комнаты оказалась совершенно бессмысленной, но то же можно было сказать и о жизни в ее пределах… Значит жизнь не делится на территории. Она просто есть. Она пустая и отвратительная, наполненная горьким обжигающим вкусом выпивки…
А для чего тогда живут люди? Если вокруг одно дерьмо, зачем они его терпят? Ответа не приходило… она подумает об этом завтра. А сейчас она хочет спать… очень сильно… она не хочет даже просыпаться.
Стакан выскользнул из обмякшей руки, и, упав с глухим стуком на ковер, разлил янтарную жидкость, тут же впитавшуюся в ворс…
Глава
Первый месяц зимы превратился в ад… самый настоящий ад. Нет счастья, радости, дружбы, удовольствия, любви, солнца, разговоров, его, ее… Его. Ее. Нет… Есть только боль, отчаяние, отрешенность, ужас, ненависть, тоска, депрессия, он, она… Он. Она. Есть…
Гермиона и Драко были Главными старостами. Они должны были сообща следить за порядком в школе, организовывать досуг, составлять расписания и проводить собрания старост школы. Они должны были делить общую Гостиную старост… Гермиона и Драко не делали вместе ни-че-го, а гостиная пустовала так же часто как самые дальние уголки мрачных подземелий. Ни один из них не мог находиться в обществе друг друга, а уж о нормальном совместном проживании и говорить нечего.
Так вышло, что, отчаянно стараясь не встретиться в коридорах, они то и дело сталкивались. Возможно потому, что не прекращали думать друг о друге ни на мгновение, превращая свою жизнь в пытку очень-очень долгим Круцио. Они смотрели в разные стороны, сидели как можно дальше друг от друга, поручения старост передавали через посторонних, уроки делали только в спальнях или в библиотеке. Иногда даже порывались переселиться обратно в гостиные своих факультетов, но чувствовали, что это будет выглядеть как отступление и сдача оружия, и прерывали свои попытки.
Всем ученикам была видна натянутость между Главными старостами. К тому же Астория не преминула рассказать всем сплетникам о том, что происходило между бывшими врагами в течение некоторого времени. Сплетни обрастали подробностями и небылицами, распространились по всему замку, забрались в каждый закуток… но вскоре сгинули. Сплетням нужна подпитка, а Гермиона и Драко не делали ничего, что можно было бы расценивать как взаимный контакт. Их взаимоотношения стали еще более отдаленными и взаимобезразличными, чем были на прошлых курсах – тогда они хоть ругались, а теперь вели себя так, словно ни того, ни другого вовсе не существует.
С самого начала школа разделилась на лагеря: одни верили слухам, другие яростно отрицали таковые; одни были за Малфоя, другие за Грейнджер; одни были уверены, что те еще сойдутся, другие утверждали, что чистокровному и маглорожденной вместе не жить…
Драко и Гермиона жили так, будто слухов этих не существует – с одной стороны им было глубоко наплевать на болтовню за своей спиной, с другой они понимали, что если не обращать на них внимания, они исчезнут быстрее, и целенаправленно следовали этой тактике игнорирования.
Только близкие друзья знали, что на самом деле происходит в душах парня и девушки. Находясь по разные стороны баррикад Блейз Забини и Рон с Гарри, всеми силами пытались утешить и развеять, впавших в глубочайшую депрессию друзей. Но их попытки могли увенчаться успехом только приплюсованные к бутылке с алкоголем, и поэтому особым успехом не отличались – боялись споить друзей и спиться самим, в конце концов.
Гарри, к великому счастью Рона, уже перестал смотреть на Гермиону, как на предмет любви и ухаживаний, признавшись, что все это было увлечение, вызванное видимо яркими переменами в ней в прошлом месяце. Сейчас же ее чары сошли на нет. Никогда еще девушка не выглядела такой жалкой и выжатой, еще хуже, чем на третьем курсе, когда она ужасно переутомлялась, используя маховик времени. Глаза стали пустыми и безжизненными, волосы потускнели, пальцы опять были измазаны чернилами, а лицо было бледным и нерешительным. Она все так же легко продолжала справляться с изучаемым материалом, хотя на уроках отвечала очень редко, только когда ее вызывали, или, видя, что совершенно никто не знает ответа. И заклятия и эссе получались все так же хорошо видимо уже просто по привычке, без особого энтузиазма. А Гарри и Рон ломали головы, как же вернуть девушку в привычное состояние.
Работа у Блейза была не мене трудная. Хотя Драко выглядел как всегда безупречно, холодно и строго, видимо сказалась наследственность, ему приходилось хуже. Все силы он тратил на поддержание безразличного образа, но когда оставался один или с другом, груз депрессии и тоски обрушивался на него и он становился совсем замкнутым и молчаливым. Забини просто приходилось сидеть рядом, занимаясь личными делами, но, давая понять другу, что если что – он всегда рядом. О том, что им предстоит переспать, они даже не заговаривали, рассчитывая, что это исчезнет как дурной сон. По правде говоря, Забини не так уж и страшился этой идеи, только потому, что Драко всегда представлял для него некоторый интерес, ввиду своей явной привлекательности. Но когда-то давно, решив проявить свои чувства и получив более чем решительный отказ, слизеринец оставил эти попытки, смирившись, что Малфой его лучший друг, и портить похотью дружбу он, Забини, не будет. А уж если и случится, то, что захотела гриффиндорка, он применит к Драко Обливиейт, и все будет кончено… Поэтому он молчал, ожидая, что Малфой первым заговорит. Но тот молчал тоже, и видеть его в таком виде было просто невыносимо…
Блейз отчаянно надеялся, что это как болезнь, которой нужно переболеть. Как лихорадка – сначала будет очень плохо, чтоб потом стало хорошо… Внешне Драко все же выглядел не так идеально как ранее. Лицо приобрело сероватый оттенок, а под глазами залегли тени, свидетельствовавшие о бессонных ночах. На губах перестала вовсе появляться и без того редкая улыбка, а глаза были вечно задумчивыми и печальными, в которых проявлялась жесткость и безразличие, когда он был на людях.
Забини понимал, что единственное разрешение этой ситуации – разобраться, что же в действительности произошло между Поттером и Грейнджер, и как вновь соединить друга и гриффиндорку. Уверенный, что это единственный способ заставить друга вновь жить полной жизнью, Блейз даже закрыл глаза на то, что она из Гриффиндора, что она рождена маглами и что никогда не станет женой Драко, надеясь, что тот сам этого не захочет… в будущем… возможно…
Такая возможность появилась достаточно быстро и все благодаря невероятно удобному стечению обстоятельств. Сорвавшись с урока истории магии, Блейз отправился в мужской туалет, и удобно устроившись на сливном бачке, а ноги установив на сидение, блаженно затягивался, и вовсе не магловскими сигаретами. Он делал так, не слишком часто, но еще ни разу не попался, так что о мерах предосторожности особо не заботился. Ну, покричат, ну снимут балы, ну напишут матери, и закончится на этом дело. Да еще могут посадить за отработку. А он что котлы не драил или строчки не писал? Блейз с детства отличался невероятным пофигизмом, который иногда нарушался отчаянными попытками помочь и сосредоточенным вниманием к друзьям или близким.
Он сидел с безразличным видом, совсем как скучающая Плакса Миртл, пускал кольца дыма, когда услышал что дверь в туалет отворилась. Слизеринец испуганно съехал с бачка на сидушку и, бросив окурок в унитаз, озабоченно прислушался, потом замахал руками, стараясь ликвидировать дым, но у него ничего не получилось. Когда Забини разобрал голоса вошедших, он облегченно выдохнул, и тут же прислушался к весьма занятному разговору…
- … так из-за чего они поругались?
- Откуда мне знать, Рон? Пойди к Трелони и узнай у нее! – голос Поттера был раздраженным.
- Гарри, не артачься, мы сошлись на том, что это единственный путь к решению, как их помирить.
- Это ты сошелся! Я вообще не понимаю, для чего нужно мирить Гермиону и этого мерзкого белобрысого ублюдка!?
- Да, потому что, Гермиона жить без него не может… нормально, по крайней мере. Думаешь, я в восторге от этого хорька? Мы же всю жизнь его ненавидели, враждовали, но что поделаешь, если судьба выбрала его для нее. Именно его, а не кого-то другого. Не тебя, например… Постой, может ты хочешь сказать, что все еще неравнодушен к ней? Ты ведь говорил… - голос Уизли стал из натужно терпеливого, подозрительным и строгим.
- Рон, все в порядке. Я уже ничего не чувствую… она подруга, сестра… все как раньше. Я вообще не рад, что все так вышло… тот поцелуй… глупость… - Забини затаил дыхание: вот она – истина.
- Постой-ка, кажется я начинаю понимать… Да-да, точно! Малфой наверняка видел, как я поцеловал Гермиону, поэтому он так взбесился и подрался со мной…
- Значит, это все-таки был Малфой. – Уизли не спросил, скорее, подтвердил догадку.
- Ну… да. Я теперь понял, что значили его слова: «Не смей прикасаться к тому, что принадлежит мне!»…
- Похоже на Малфоя, присовокуплять себе вещи, не принадлежащие им…
- Да уж… Выходит, Малфой все неправильно понял и поэтому отплатил Гермионе таким низким способом с этой пустышкой Гринграсс?
- Выходит так…
«Выходит, так…» Забини был на седьмом небе от счастья – скоро его друг будет вновь рад и счастлив.
- Но получается, что это… я во всем виноват… Я поцеловал Гермиону, Малфой увидел и допридумывал себе сам…
- Постой, а откуда Малфой узнал о поцелуе?
«Да откуда?»
- Возможно… Помнишь, Гермиона говорила что-то про вид из окна гостиной… говорила, видно квиддичное поле, а мы были как раз недалеко оттуда… нужно пойти туда и проверить, видно ли то место из окна гостиной. Его легко узнать, гостиная находится в башне, которая пристроена рядом с замком. Там вообще окна интересно расположены…
- Да… Пойдем прямо сейчас по дороге на травологию… А как же мы их помирим?
- Нужно рассказать Малфою, как все было на самом деле.
- Да?! И как же ты себе это представляешь? В прошлый раз он тебя чуть не убил…
- Ну не надо, я тоже его хорошенько помял!
- Да все равно! Это же Малфой! Он ни одному твоему слову не поверит!... Черт, никак не могу отделаться от этого странного запах. Ты чувствуешь?
Блейз понял, что пришла пора действовать. Он спрыгнул с унитаза и открыл дверь, выходя навстречу гриффиндорцам. Со всей дружелюбностью он протянул:
- Привет… - на что тут же получил.
- Забини! Какого дьявола ты там делал?
- Ты что подслушивал?!
- Ты, морда слизеринская, сейчас отведаешь у меня…
- Что ты слышал, говори немедленно?!
Оба гриффиндорца достали палочки и нацелили их в грудь невинно стоящего Блейза.
- Тише-тише, ребята! Я оказался здесь совершенно случайно, просто… курил. Только чшшш (он приложил палец к губам), никому ни слова!
- С чего это мы будем молчать? – сердито спросил рыжий.
- А с того, что я спасу вас от разговора со злым и страшным драконом… вы не удивляйтесь. У нас с вами цели общие – вернуть друзей в привычное расположение духа. Хотя нам обоим не нравятся пути решения этой проблемы. Я расскажу Драко, что на самом деле произошло – мне то уж он точно поверит больше, чем вам под Империусом. Так что дело за малым – определить действительно ли твой поцелуй Поттер можно было видеть из окна гостиной.
- Почему мы должны тебе верить?
- Просто верьте и все. Я все улажу, а вы поддерживайте свою подругу – она нужна в нормальном состоянии… Ну что идем?
Гриффиндорцы переглянулись, потом, спрятав палочки, Гарри спросил:
- Что прямо сейчас?
- Нет, можно конечно подождать до Рождества, но лучше все-таки сейчас! Кстати вы собирались на травологию.
- А твой урок?
- Я думаю, Биннс вряд ли заметит мое отсутствие.
- Ну… ладно. Пошли.
Гарри и Рон сделали пару шагов в сторону выхода…
- Стойте! А что насчет курева? Молчок?!
- Да конечно молчок! Идем уже.
Через несколько минут они, погружаясь по колено в снег, брели вдоль стен замка.
- Ну, где это место, Поттер?
- Где-то здесь… Не помню точно… А вот нашел! Да точно! Вот здесь мы стояли.
Троица повернулась к замку, всматриваясь в одну из башен, которая вырастала прямо из земли.
- Вон… второй этаж! Точно! Из окна все видно сто процентов!
Забини удовлетворенно закивал. Все шло как нельзя лучше.
- Ну, вот и славно. Я пошел в замок, а то холодно тут! Сегодня же поговорю с Драко.
- Постой, - неожиданно прервал его Рон. – Слушай, а у тебя есть еще немого той… ну что ты курил.
- Рон, что ты несешь? Ты же староста!
- Мерлин, Гарри, говоришь совсем как Гермиона. Именно потому, что я староста мне и нужно это как никогда - на мне столько забот!... Так что, Забини, есть?
Блейз прыснул от смеха.
- Для тебя, Уизли, без проблем! Только с собой у меня нет. Я тебе потом дам! Обязательно!
Увидев, как покраснело лицо рыжего, который в меру своей распущенности, узрел в этой фразе двойной смысл, Блейз поспешил его заверить, что это была шутка.
- Не напрягайся, Уизли! Я не по рыжим. А вот Поттер вполне мог бы составить мне компанию.
- Уповаю на то, что твои слова - последствие наркотического опьянения, - натянуто произнес Поттер.
Блейз, совсем уж развеселившись, задорно подмигнул им и отправился в замок.
* * *
- Отвратительно, - пробормотала девушка, бросив взгляд на отражение в зеркале. И было чему быть недовольной: серое, уставшее лицо, грустные карие глаза, ставшие холодными, без привычного задорного блеска, бесцеремонно собранные в пучок каштановые волосы. Гермиона наскоро умыла лицо и потянулась за бумажным полотенцем. Стоящие рядом девочки, что-то щебетали о парнях и музыке, потом, бросив на гриффиндорку жалостливый взгляд, вышли из туалета, и она осталась одна. Одна, как уже много дней подряд. Она потеряла им счет, в реальности поддерживало только расписание уроков, но, прожив один день, он тут же забывался – зачем запоминать, ведь впереди такой же, а потом за ним, и еще один, и еще... как долго еще?
Как долго еще она будет просыпаться с мыслями о человеке, которого так хочет забыть, забыть все, что с ним связано. Но с другой стороны она так же не хотела расставаться с этими воспоминаниями, как хотела избавиться от них. То, что происходило между ней и Малфоем в последний месяц осени казалось сказкой, самым невероятным и прекрасным мифом. Но именно это не давало жить… Она не могла спокойно спать, долго ворочаясь в кровати и смотря в темноту, пока не проваливалась от бессилия в сон. Так привыкла она засыпать в крепких объятиях, словно на облаках, словно в морской пучине… Так невыносимо было ощущать практически всем телом давящую пустоту и холод, такой неестественный в теплой спальне, под мягкими одеялами…
Как тихо было без его голоса, сильного, мужского голоса… словно в вакууме, а пустоту изредка нарушал знакомый звук, когда он отвечал на уроке или же просто говорил что-то незначительное своим друзьям.
Серые глаза не смотрели на нее. Куда угодно только не на нее. Это сводило с ума. Она бы многое отдала, только чтобы вновь прочувствовать его эмоции, мысли, желания. Она бы бросилась с Астрономической башни, зашла бы в логово василиска, сдалась бы Темному Лорду и его Пожирателям, если бы знала, что хоть раз эти глаза посмотрят на нее так, как раньше… Когда крепкие руки прижимают к себе, скользят по телу, когда мягкие губы выпивают всю ее душу, и наделяют новыми силами одновременно, когда хриплый голос шепчет ее фамилию… он так и не назвал ее по имени, видимо тоже не хотел отдавать себя полностью, как не хотела и она.
Как ей было тяжело в первые дни. Это было похоже на ломку. Страшнейшую ломку наркомана, о которой она так много наслушалась передач, уступив родителям, желающим защитить дочь, от этого зла. Родители не знали, что ломка вызывается не только наркотиками… В те ночи она готова была забыть все. Забыть, что это не она предала, а он. Готова была ворваться к нему в спальню, корчиться на коленях, умолять о прощении, жаждать помилования. Но спальня была недоступна, и она продолжала рыдать в кровати, пустой и холодной, корчится от боли как душевной, так и физической. Стараясь удовлетворить саму себя, она терпела неудачи одну за другой… от дикой беспомощности хотелось лезть на стену, а в горле застряли занозой проклятия в адрес слизеринца. Он превратил ее в нимфоманку, жаждущую секса как воздуха, но секса только с ним, только с ним, больше ни с кем!
Знал ли он, какую власть имеет над ней? Даже если знал, то только обрадовался бы! Ей было ужасно плохо… если бы только секс, если бы она не любила его… или наоборот, если бы она только любила его, а секс был всего лишь сопутствующим фактором… но она и любила и жаждала его тела одновременно, отчего разлука превращалась в инквизиторские пытки… Но она бы с легкостью пошла на костер, если бы знала, что избавится от этого… если бы была уверена, что и в следующей жизни этого не будет…
Затем эта стадия начала понемногу проходить, заменяясь полнейшим опустошением. Душа и тело перестали реагировать хоть на какие-то раздражители, и девушка понимала, что погружается в пучину, из которой ей спасения не будет, если ей срочно не помочь. Но в своем мазохическом стремлении получить еще больше боли, упиться ею до края, она игнорировала все старания окружающих. Даже Снейп пытался как-то вытащить ее из этого состояния, кричал, ругал, оскорблял. Он даже несколько раз хватал ее за плечи, начиная трясти так, будто хотел, чтобы ее душа попросту покинула тело. Но как он и предполагал, ее душа зачерствела, и ей было абсолютно все равно, что происходит вокруг. Единственным что все еще привязывало ее к этому миру, были редчайшие секунды, когда в глубине коридора она видела его, в окружении однокурсников, когда его голос раздавался в стенах кабинетов, в которых проходил урок. В истерзанном сердце жила надежда, что все изменится, и он вновь посмотрит на нее как раньше или же что все закончится полностью, когда она избавится и от воспоминаний, и от привязанности, и от любви.
Гермиона, продолжала стоять у окна, когда услышала колокольный звон, означавший что закончился первый урок, и скоро начнется второй. Устало, потерев лоб перепачканной чернилами рукой, гриффиндорка подумала, что сейчас травология, и что опять они будут изучать новые невероятные свойства обыкновенного боярышника, о которых недавно было сделано феноменальное открытие, вызвавшее революцию в ученых кругах. Опять Гарри и Рон будут терзать ее, бросая озабоченные взгляды. Опять она их проигнорирует, а после обеда отправится в библиотеку, и засидится там до ночи, не желая никак возвращаться в общую гостиную…
* * *
- Отвратительно, - пробормотал лежащий на кровати парень, и яростно бросил книгу в стену напротив. Та грохнулась на пол и более не интересовала слизеринца. Почему все книги, кроме учебников по зельям описывают любовь? Любовь вечную и подлую, безответную и бессмысленную, страстную, угасающую, детскую, первую… Мерлин, как ему все надоело!... Один раз! Только один раз он позволил себе влюбиться, и вышло именно так, как он боялся. Почему? Почему именно так? Почему это не дает покоя? Почему она мерещится ему во сне, когда ему все же удается уснуть? Почему?... Сколько раз он еще может задать себе подобные вопросы и не получить на них ответа?
Он не может спать, есть, думать, жить без нее. Каждый день в прострации, каждая ночь в попытках уснуть, каждая минута, прожитая без мысли о ней – маленькая победа. Почему высшие силы не смилуются и не дадут ему покой?
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 117 | Нарушение авторских прав