Читайте также: |
|
Драко усмехнулся и отпил из стакана. Забини положил сверток в кресло и направился к окну, по пути ослабляя галстук.
- Не открывай… там вьюга…
Блейз тяжело вздохнул и снял пиджак с рубашкой, оставшись в таком же виде, как и друг. Он налил себе в баре вермут, захватив бутылку с собой. Затем сел в кресло и какое-то время молчал.
- Она сегодня была очень красива…
- Она всегда красива.
- Тогда в чем проблема?
- В том, как она себя ведет.
- И что же она сделала?
Драко покачал головой и подался вперед, оперевшись локтями о колени и обхватив голову руками.
- Ох… Блейз она меня отымела по самое… знаешь, я каким-то вот этим вот дебильным ощущением, - он развернулся к другу тыкая себя пальцами в область сердца, - чувствовал, что она… любит. Любит, черт возьми! А оказалось, что все это ложь! Она просто играла… она поспорила со своими подружками на то, что сможет меня закадрить…
Драко хрипло, совсем невесело засмеялся. Потом поднялся с кресла и стал делать круги по небольшой комнате, постоянно отпивая виски из стакана. Когда тот опустел, парень взял из бара бутылку и дальше даже не трудился наливать выпивку в него, просто напиваясь с горла.
- Что значит «поспорила»?
- А что же это еще может значить, Блейз? Все очень просто: Грейнджер влюбляет меня в себя. В доказательство появляется со мной на Рождественском балу и выигрывает сорок галеонов… Нет, ты слышишь? Сорок галеонов! Я шесть тысяч отвалил за этот гребень, а она меня оценила в сорок галеонов! – Драко захохотал.
- А если проиграла бы?
- О! Тогда вообще ужас! Она до конца года делала бы за них домашние задания! Сорок галеонов и домашние задания, - слизеринец остановился перед другом, загородив камин, и расставив руки в подобии весов, язвительно проговорил. – Вот скажи мне Блейз, сорок галеонов, - он указал на одну руку, а потом на другую, - или домашние задания… Что бы ты выбрал?
- Я бы выбрал тебя…
Блондин криво усмехнулся и сел в кресло.
- То есть, ты хочешь сказать, что все это было только игрой, что она все это время притворялась, что любит тебя, а на самом деле…
- А на самом деле, это был всего лишь тщательно спланированный фарс, с целью поймать меня в свои сети… так омерзительно…. Знал бы ты, что мы вытворяли в ноябре…
- Вы выучили Камасутру?
- Мы ее усовершенствовали!
- …А может она все же любит тебя?
- Нет! Исключено! Я слышал, как она говорила о том, что ненавидит меня… Ты представляешь Блейз, театральные подмостки упустили величайшую актрису современности! Ей просто невероятно повезло, то чему она научилась всего за месяц, многие учатся годами… А то наслаждение, которое она получила, некоторые не получают за всю свою жизнь… Ее мужчинам несказанно повезет, ведь я неосознанно, вот этими вот руками создал женщину идеальную для постели… Другим мужчинам?... А не будет у нее других мужчин.
Юноша хищно улыбнулся и поднялся с кресла.
- Что собираешься делать?
- Подожди, - язык Малфоя стал заплетаться. Он нетвердой походкой подошел к одному из буфетов, который чудесным образом трансформировался в большой книжный шкаф, заполненный разномастными фолиантами, довольно потрепанных временем… Схватившись за полку, Драко поднес горлышко бутылки к губам и стал пить. Пил долго, огневиски стекало по подбородку, пока не высосал все содержимое. Он достал палочку и, засветив ее, принялся осматривать корешки книг. Остановившись на одной, он достал ее и, открыв, стал что-то выискивать, перелистывая страницы, покачиваясь из стороны в сторону.
- Что ты делаешь, Малфой?! Иди, сядь и успокойся!
- Погоди, Блейз, я еще не закончил!... Не то… не то… так-так… опять не то…
Забини поднялся с кресла и не вполне твердо подошел к окну: вермут ударил в голову. В этот раз он открыл замок и потянул створку на себя. В комнату ворвался холодный воздух, развевая занавеси, занося с собой снег. Постояв несколько минут на этом холоде, Блейз прикрыл окно и повернулся к блондину. Тот через пару минут оторвался от чтения и обернулся. В пьяных глазах была решимость.
- Спасибо за компанию… я пойду к себе…
- Что ты собираешься делать? Малфой!... Твою мать, Малфой, с кем я разговариваю?
- Блейз я не могу ее просто так отпустить…
- Ты, что собираешься мстить? Драко, это – низко.
- Не говори мне о низости, а иначе отправляйся в Гриффиндор… К тому же это не месть… Просто подарок на память… Спокойной ночи!
Блейз ничего не ответил. Драко подошел к бару, взял еще одну бутылку и пачку сигарет, развернулся и вышел из комнаты. Он даже не взял свой пиджак и рубашку, просто выйдя в мороз, царящий в коридорах замка.
Оказавшись на холоде, юноша содрогнулся всем телом, едва не протрезвев, но тут же сорвав крышку с бутылки, он получил новую порцию горючего и отправился дальше. Часы пробили три раза, когда слизеринец добрался до гостиной. Назвав пароль, он зашел внутрь и сладко улыбнулся от такого приятного контраста, оказавшись в тепле и уюте.
Вновь выпив, он остановился у двери гриффиндорки. Несколько минут он стоял, шепча магические формулы, и вскоре защита, ограждающая его от цели, была снята. Он открыл дверь и зашел. В комнате было темно, только камин едва освещал пространство, но он был несравненно меньше того, что был в Выручай комнате, поэтому света давал немного. Но ему свет то и не нужен. На кровати спиной к нему на правом боку лежала девушка. Серебряный дракон был особенно хорошо виден, золотясь в неясном свете огня. Драко постарался игнорировать соблазнительное тело, такое манящее в этой интимной обстановке, и подошел к окну. Поставив бутылку на подоконник, он достал сигареты и затянулся. Комната наполнилась дымом. Несколько минут блондин смотрел в окно с печально-презрительным выражением. Потом он вернулся к кровати и забрался на нее с ногами, устроившись за спиной спящей девушки. Затянувшись в последний раз, он затушил окурок о покрывало и достал палочку. От выпитого на него нахлынула апатия и меланхолия, и та ярость, которую он выплескивал еще пару часов назад казалась такой далекой и неестественной. Затуманенными глазами он смотрел на девушку. Потом не выдержал, наклонился и поцеловал плечо… На этом и остановился. Прокашлявшись, он начал ритуал… Как удачно, что она сделала татуировку… теперь этот дракон, символизирующий другого дракона, будет охранять ее… от других мужчин… больше ни один не притронется к ней и пальцем, дракон не позволит… это тебе маленький подарок Грейнджер, на память… проводя палочкой по очертаниям рисунка, юноша бормотал формулы, подчиняя гриффиндорку собственной татуировке… а ты и не знала, насколько бывает опасно шутить с драконами, Грейнджер… ничего, теперь знаешь…
Закончив, Драко перевернул девушку на спину и навис над ней, проводя пальцем по щеке.
- Без меня ты не сможешь жить, любимая… А вот я без тебя смогу! Грязь никто не любит и она никому не нужна… Спи, mon ange. Теперь тебе легче всего будет только во сне.
Он встал с кровати, забрал сигареты и бутылку, убрал все следы своего пребывания в комнате, и ушел к себе.
Глава
Гермиона открыла глаза. Сон тут же покинул ее, но она еще несколько минут лежала, не сводя взгляда со стены… Как же все обернулось. Знала ведь, что этот спор ничего хорошего ей не принесет, да вот только и не представляла, насколько все окажется паршивым. А она наивно предполагала, что все будет как и прежде… Своими собственными руками она истребила свое счастье…
Девушка поднялась с кровати и стянула с себя платье. Зашвырнув его в полупустой шкаф, она отправилась в ванную. Общая гостиная была пустой. Малфоя не было – он определенно ушел задолго до того, как она проснулась. Гермиона посмотрела в зеркало на свои губы, носившие следы вчерашней ярости слизеринца. Никогда прежде она не видела его таким… Немного поколдовав, девушка убрала прокусы и запекшуюся кровь, но краснота и припухлость все же осталась, но ничего, и так сойдет.
Когда она приняла душ и оделась, то посмотрела на часы – через минут пять должны были прийти мальчишки. Девушка вынесла небольшой дорожный чемодан в гостиную, а сама села на диван. В душе царило опустошение, в голове не было ни единой мысли. Просто вакуум. Взгляд уперся в дверь малфоевой спальни – она была открыта. Гермиона поднялась с дивана и подошла ближе, заглянув внутрь. Комната, конечно, была пуста. Создавалось впечатление, что переступить ее порог гриффиндорке ничто не помешает, хотя она прекрасно знала, что МакГонагалл навесила на спальню ограждающее заклятие. Девушка неловко протянула руку, ожидая столкновения с невидимым барьером, но ничего не произошло – рука просто прошла сквозь проем. Недолго думая, гриффиндорка зашла внутрь и осмотрелась. В комнате было холодно – окно было немного открыто и занавеси колыхались от ветра. Створки гардероба были распахнуты настеж, и тот зиял пустотой. Книжные полки, комод, стол были пусты. На не застеленной кровати лежали две пустые бутылки огденского. Но ужаснее всего было смотреть на совершенно сухое гранатовое дерево. Голый ствол торчал из земли, а вокруг были разбросаны желтые ссохшиеся листики. Внезапный, очень резкий порыв ветра открыл створку окна шире и та задела горшок. Тот упал на пол и разбился с громким треском, рассыпав землю и сломав пополам ствол деревца. В комнату ворвалась вьюга, разнося по ней снег и стужу. Из глаз Гермионы вновь потекли слезы и она, не обращая внимания на бушующую в спальне непогоду, неотрывно смотрела на растение, некогда символизировавшее счастье… ее и его. Гермионы и Драко… А теперь оно мертво, как и их чувство.
- Гермиона? - Девушка обернулась. В дверях стояли Рон и Гарри, готовые к поездке. – Почему ты здесь?... Ох, иди сюда и прекрати плакать. Черт возьми, ты же Гриффиндорка, ты сильная, а он ничтожество, тебя не достоин...
- Нет, Гарри, не говори так, пожалуйста… если ценишь меня, не говори так… знаешь, лучше вообще ничего не говори о нем… просто молчи.
- Хорошо. Ты готова? Где твой чемодан? Мы свои уже снесли вниз. Пойдем?
- Да, конечно! – она тут же нахмурилась и дернулась: что-то горячее словно прошлось по спине, доставляя дискомфорт.
- Что-то не так? – поинтересовался Рон.
- Нет-нет, все отлично. Идемте!
Они спустились в холл, где уже сгрудились студенты со своими чемоданами. Все выглядели необычайно раздраженными, после вчерашнего выпитого и очень не хотели выходить в метель, пусть даже и предстояло пройти всего несколько метров до карет. Малфоя нигде не было видно, и девушка почувствовала, что ей даже стало легче. Вспоминая произошедшее, она очень не хотела сталкиваться с ним еще раз и приводить его в такое же бешенство как вчера. Вместе с друзьями она подошла к однокурсникам-гриффиндорцам. Те выглядели разбитыми и никаких вопросов не задавали, просто стояли с раздраженными лицами, проклиная всех и вся за то, что их с больными головами подняли в такую рань, да еще и вышвыривают на улицу, когда там такое творится. Изредка Гермиону посещало то же ощущение, как в спальне Малфоя: по спине пробегала горячая волна и она выгибалась, от неожиданности. Девушка не могла найти разгадки этому утреннему феномену, но особо и не искала, ожидая, когда же, наконец, придет Филч и скажет всем, чтобы они рассаживались по каретам, которые доставят их на железнодорожную станцию…
Ровно в одиннадцать часов Хогвартс – Экспресс отправился от хогсмидской платформы, держа путь в Лондон. Гермиона тут же села у окна и не открывала рта до конца поездки, что впрочем, было очень легко, ведь мало кто вообще разговаривал. Один раз, когда девушка выходила из купе, направляясь в туалет, она краем глаза заметила, как перешептываются Гарри и Рон, играющие в шахматы, и косятся на нее.
- Не нужно меня сопровождать, я не собираюсь прыгать с поезда, - резко сказала она, и друзья недовольно вздохнули. Когда же она вышла из туалета, то в коридоре, конечно же, увидела Гарри, с напускным безразличием рассматривающего пейзаж за окном. Она зло посмотрела на него и, не слушая его оправданий, пронеслась мимо, стараясь как можно больнее задеть его плечом. К тому же спину опять ожгло. Не разбирая дороги, она шла по поезду, переходя из одного вагона в другой, пока не зашла в вагон, в котором обосновался весь факультет Слизерин…
- Драко, тебе взять что-то?... Неважно, я возьму, - из дальнего купе выходил Забини. Сердце Гермионы забилось от страха часто-часто, лоб покрылся испариной, руки затряслись, и она выскочила в тамбур прежде, чем слизеринец обратил на нее внимание. Пройдя пару вагонов, она зашла в тамбур, в котором стояли два пятикурсника когтевранца, как раз собирающиеся закурить. Они испуганно уставились на Главную старосту, так как курение было запрещено в поезде.
- Ээ… простите…
Девушка странно посмотрела на них, потом выхватив из их рук сигареты и спички, с криком: «Вон, отсюда!», сама зажгла сигарету и затянулась. Сигаретный дым затуманивал сознание, голова и мысли делались тяжелыми, но с каждой новой затяжкой, становилось все легче и спокойнее… Гермиона стояла в тамбуре куря одну сигарету за другой, пока ее не нашел Гарри и не отвел обратно в купе…
Когда поезд прибыл в Лондон, было уже темно. Кутаясь в пальто и шарф, девушка везла по перрону свой чемодан, направляясь к выходу. Рядом шли ее друзья, мистер и миссис Уизли и Тонкс. Попрощавшись со всеми и пожелав им приятных каникул, она направилась прямо к оживленной улице, по которой сновали взад-вперед автомобили, ожидая отца, который должен был подъехать с минуты на минуту. Вокруг были толпы людей, шум, гам, клиентов зазывали яркие вывески, деревья и столбы были увешаны рождественскими гирляндами и разноцветными фонариками, шел мелкий снег, но Гермиона не обращала на все никакого внимания…
- Мисс Грейнджер?
Девушка встрепенулась и обернулась на голос.
- Майлс? Здравствуйте, а где же папа? – перед ней стоял водитель ее отца, миловидный тридцатилетний мужчина, уже года три работающий на него.
- Мистер Грейнджер, увы, не смог приехать и встретить ваш поезд, но он, несомненно, расстроен по этому поводу и просит извинить его. В одном из отделений на западе Англии возникли какие-то проблемы, и ему и миссис Грейнджер пришлось срочно уехать туда. Он просил отвезти вас домой и сделать все, что вы пожелаете, - он засмеялся и прибавил, - в пределах суммы, как он сказал. Они вернуться 24-го днем, так что Рождество вы будете встречать не в одиночестве… Ох, что же это мы стоим, холод-то какой… пойдемте скорее в машину, я недалеко припарковался.
Девушка кивнула и протянула ему свой чемодан. «Замечательно! Теперь еще и родителей нет…!» Не то чтобы она сильно удивилась, они постоянно куда-то отлучаются. Хотя она не видит их большую часть года, учась в школе, но когда она возвращается домой, все же надеется, что они сократят свои разъезды, но всегда получается иначе… За все прошлое лето, она провела вместе с ними от силы недели три, остальное время кого-то из них обязательно не было: либо в офисе, либо на конгрессе, либо навещают очередной филиал… Иногда девушка думала, зачем им вообще дочь, которую они практически не видят? Вот и теперь она приедет не домой, а в холодную пустую квартиру, совершенно недружелюбную и чужую… впрочем обстановка прекрасно вяжется с душевным состоянием.
Майлс провел девушку к машине, уложил чемодан в багажник и сел за руль.
- Ну что, мисс? Домой или вы куда-то хотите заглянуть?... Ах, да совсем забыл, - он вытащил из кармана белый конверт и протянул его девушке. – Мистер Грейнджер передал вам это и просил сказать, что вы можете делать все, что вашей душе угодно, только так чтобы не попасть в полицию или больницу. Говорит, пригласите друзей, если угодно, только не уничтожьте квартиру… Мисс, не огорчайтесь, он и ваша мать очень извиняются за их отъезд. Выше нос, мисс!
Гермиона натужно улыбнулась, доставая из конверта деньги и пряча в карман.
- Поехали домой, Майлс…
Мужчина завел машину и выехал на дорогу. Гермиона печально уставилась в окно: мимо мелькали машины, засвеченные деревья и дома, рождественские елки сверкали самыми невозможными цветами. Все смазывалось в одно яркое пятно без деталей и подробностей, пока взгляд не уперся в небольшой магазинчик на углу квартала. Девушка встрепенулась и несколько раз стукнула по спинке водительского кресла, говоря, чтобы водитель остановил машину. Тот мигом сориентировался и нырнул в проход между припаркованными машинами. Гермиона наклонилась ближе к водителю и тихо, но четко и уверенно заговорила.
- Майлс, я вас никогда ни о чем особом не просила…но сейчас мне нужно чтобы вы кое-что сделали для меня…
- Что именно, мисс?
- Майлс… мне нужно, чтобы вы зашли вон в тот магазинчик и купили бутылку виски и три пачки сигарет, - она нырнула рукой в карман и вытащила оттуда купюру. Водитель нахмурился, недоумевая, зачем этой молодой девочке, которая никогда не была замешана в чем-то предосудительном, понадобилось напиваться.
- Зачем вам это, мисс?
- Майлс, пожалуйста… у меня есть причины сделать это, я всего лишь прошу пойти и купить это… не спрашивайте о подробностях…
В ее голосе появилась мольба, и мужчине стало жаль ее.
- Ты знаешь, что это ничего не изменит и не поможет тебе? – совсем серьезно по-дружески спросил он. Девушка криво улыбнулась и на мгновение зажмурилась от боли: спина вновь начинала гореть… пора решать, что с ней не так…
- Конечно… но мне же нужно как-то прожить до Рождества… Ты не суди меня строго… просто пойди и купи, - она вложила купюру в руку водителю и охнула от боли – по спине словно прошлось каленое железо, и в этот раз боль была куда ощутимее чем прежде…
- В чем дело? – обеспокоено спросил Майлс.
- Нет, ничего. Все хорошо. Голова болит… ты иди…
Водитель покачал головой и вышел из машины. Гермиона устало откинулась на сидение, судорожно соображая. До нее начинало доходить, что печет именно татуировка, а не просто спина. Видимо, девушка сделала что-то не так, когда наносила ее заклятием. Вообще она должна исчезнуть через пару дней, так что Гриффиндорка особо не волновалась, но все же стоило просмотреть книжку в поисках разгадки, отчего это ее тело так реагирует. Но как назло книга осталась в Хогвартсе, и оставалось надеяться, что пока рисунок не исчезнет, такого больше не повторится. Вернулся Майлс с бумажным пакетом в руках, который он положил рядом на пассажирское сидение.
Он вновь выехал на дорогу и обратился к девушке.
- Я купил то, что ты просила… еще взял смелость на себя и приобрел таблетки от похмелья, там написано как их пить … и шоколад… ты же любишь шоколад.
Гермиона засмеялась.
- Спасибо за заботу!
Через несколько минут они подъехали к крыльцу. Выйдя из машины, Майлс достал чемодан и взял с сидения пакет. Гермиона порылась в сумке, нашла ключи и открыла дверь. Они зашли внутрь и стали подниматься по лестнице.
- Будешь сама напиваться или тебе помочь?
- Ты за рулем… к тому же я напиваться не буду… у меня впереди полтора суток, я буду мешать виски с чаем и, наверное, прикончу бутылку к приезду родителей…
- Извращение… а сигареты ты тоже с чаем мешать будешь?
- Их в первую очередь! - Они добрались до квартиры. – Спасибо тебе большое, Майлс, что встретил, провел, купил все это… Спасибо!
- Да не за что… если что, обращайся.
Он улыбнулся, потом как-то дернулся в ее сторону, но, тряхнув головой, развернулся и ушел, по пути пожелав доброй ночи. Гермиона закусила губу от боли… да что же это с ней такое?!
Зайдя в пустую квартиру, она скинула вещи, оставила в гостиной пакет и зашла в спальню. Бесцеремонно отбросив чемодан, она вошла в ванную и, раздевшись, принялась осматривать спину. Дракон был такой же, как и раньше, да и спина тоже никак не изменилась. Девушке очень нравился рисунок и она почти жалела, что он скоро исчезнет… но так даже лучше, не будет напоминаний о том, кого символизирует этот дракон… Когда она делала татуировку, она от всей души хотела, чтобы она понравилась Драко; представляла его восхищенный взгляд, как пальцы гладят, обводя очертания серебра на коже… а вышло все так гадко и противно… она ненавидела себя за это, за то, что так низко поступила с юношей. Она даже не думала, что он когда-то узнает об этом чертовом споре! Да она сама забыла об этой глупости, ей было абсолютно наплевать выиграет она или проиграет… денег она все равно бы не приняла… а что теперь?
С тяжелым сердцем она залезла в пустую ванную. Открыв воду, она лежала и таращилась в потолок, пока горячая вода поднималась все выше и выше, покрывая тело. Вскоре на поверхности торчал один лишь кончик носа, но вот и он скрылся под водой… «Что моя жизнь без него… вода… так хочется раствориться… раствориться в вечности… в необъятности… я так устала… но я не хочу, не хочу уходить… если я увижу его еще раз… услышу его голос… и я не могу его отпустить, по крайней мере, не так… я должна ему все объяснить… он поймет… должен понять… потому что без него я не существую… а я хочу существовать, хочу жить, должна жить…»
Гермиона вынырнула из воды и перевела дыхание. «Отвратительно! Теперь ты занимаешься суицидом, Грейнджер! Идиотка! Лучше пойди и сделай себе чаю!»
Всю ночь она провела сидя на подоконнике, закутавшись в одеяло. Она, не переставая, пила чай, используя заклятие подзаправки, и глядела в окно. Жизнь не прекращалась даже глубокой ночью… Как только за окном стало сереть, предвещая скорый рассвет, девушка поняла, что сидеть больше нет сил. Лондон звал, манил к себе… обещал покой… предлагал прильнуть к его груди, утешить, предлагал помощь… Она оделась и вышла на улицу. Мир приобрел для нее лишь очертания одного города, а город превратился в запутанную сеть дорог, улочек и перекрестков. Гермиона бесцельно бродила по улицам, заменяя свою собственную жизнь, жизнью старого каменного города. Словно его тень, она шла по мостовым, не обращая внимания на людей, не обращая внимания на себя… Все существование свелось к одному простому действию – ходьбе. Все просто: руки в карманы, лицо глубже под защиту шарфа, и шагаешь… раз-два…раз-два… как на плацу… все что нужно с собой: деньги, ключи от квартиры и, конечно же, палочка… можно пуститься в путь и обойти весь остров, похоже ноги не против. Они совсем не устают, напротив требуют больше и больше движения. И ты шагаешь, с упорядоченной равномерностью, словно маятник… чтобы не останавливаться, не ждешь когда зажжется зеленый, обходишь, идешь другой дорогой, какая разница куда придешь в конечном итоге, все равно все дороги ведут в ад… кто сказал, что человек попадает в рай? Туда попадают только невинные младенцы, все остальные слишком обезображены жизнью, чтобы претендовать на место под солнцем. А кто сказал, что в аду испытываешь муки? В аду ты отдыхаешь от жизни… но ты об этом уже не узнаешь… тело без души, такое же ничтожное, как и душа без тела… и когда твое тело, твое сердце, твои мысли и печать поступков завернут в саван и засыпят землей, тебе уже будет все равно, куда направится душа… рай… ад… разве это имеет значение? Значение имеет только настоящее. И вот ты идешь, слушаешь стук раненого сердца, чувствуешь движение мышц, ощущаешь мороз, обжигающий лицо и думаешь, что все на самом деле хорошо, а дальше будет еще лучше. Но потом вновь накатывает боль и печаль, и жизнь опять кажется ничтожной и ненужной. И так волнами… волнами… жизнь - океан.
Вернувшись поздно вечером домой, Гермиона обессилено легла в постель и проспала до середины следующего дня. Ее разбудил телефонный звонок.
- Гермиона, детка, сколько можно спать, мы вот уже два часа не можем тебе дозвониться, - прозвучал из трубки мамин голос. – Мы уже начали беспокоиться. Послушай, детка, извини нас. Рейс откладывается, жуткая непогода. Все дороги замело, ни поездом, ни автомобилем не проехать. Придется нам с отцом остаться здесь. Завтра обещают, что распогодиться и мы тут же вернемся в Лондон. Прости, милая, нам с отцом очень жаль, что ты на Рождество останешься одна. Надеюсь, ты на нас не сердишься? Займись чем ни будь. Целую тебя, милая! Да, папа тоже передает привет! Ну, пока!
Гермиона положила трубку. Внутри стало совсем пусто. Раньше она любила зиму и Рождество. А теперь, даже не знает. Она легла на диван и посмотрела на двухметровую рождественскую елку. По ней сразу было видно, что украшалась она не семьей, а нанятым декоратором. Да богато, да красиво, но она не обладает духом праздника. Просто стильно украшенное дерево, без души и без старания. Зачем мама сделала это? Раньше они все вместе занимались убранством елки, готовились к празднику, звали семью… теперь родители за много миль от нее, родственники еще дальше, кто во Франции, кто в Америке, у каждого своя семья, бабушки и дедушки, давно уже умерли, а готовиться одной к празднику, не очень то оптимистично…
Гермиона подошла к елке и принялась рассматривать блестящие шары, они показались ей такими отвратительными, что захотелось сжечь их вместе со всем деревом… Отойдя к окну она принялась рассматривать как белый снег, крутясь и искрясь в свете фонарей, падает на землю… Зима на улице – зима в сердце… Она вспомнила Малфоя и его костюм на Хэллоуине. Как же она любит зиму, любит снег, любит это давящее чувство в груди, любит его… она должна все рассказать. Он поймет. Он простит. Он – мужчина. Настоящий мужчина. А настоящие мужчины умеют прощать, они снисходительны, они не разжигают в сердце обиды, потому что если обида или оскорбление действительно сильны, то виновные попросту уничтожаются. А Драко ничего ей не сделал, он даже не прикончил ее тогда в холле, когда уже выхватил палочку… Может у нее еще есть шанс?
Гермиона понеслась в свою комнату и, достав пергамент и чернила, села за стол. Разгладив перед собой лист, она несколько минут смотрела на него, прикидывая, как же все написать, как все объяснить… Мысли никак не складывались в законченные предложения, никак не обретали должной формы… В конце концов, она поднесла перо и вывела «Дорогой, Драко…» После этих слов, ее словно прорвало, на бумагу выливались объяснения, мысли, извинения, обещания, признания… и любовь… любовь в большом количестве, в каждом слове, в каждой букве… он не может не почувствовать, не может не понять… ведь она не может его забыть… ведь она любит его больше себя. Наверное, всегда любила, просто не знала этого…
Запечатав письмо, оказавшееся очень большим, она произнесла заклинание, вызывающее наемных сов. Прошло, наверное, полчаса и в окно постучали. Девушка тут же подбежала, открыла створку и впустила птицу. Привязав к лапке послание, она опустила несколько монет в мешочек и выпустила ее на волю… свою надежду…
Закутавшись в плед, она села на подоконник и хотя прекрасно понимала, что так быстро ответ прийти не может, все равно с замиранием сердца оглядывала улицу в поисках возвращающегося почтальона.
Вскоре она стала засыпать и стала отчаянно сражаться с подступающим сном, но, в конечном итоге, усталость одержала верх, и девушка перебралась на кровать.
Проснувшись на следующий день, Гермиона почувствовала, что безумно хочет есть. Мерлин, когда она ела в последний раз? Вспомнив, она ужаснулась – четыре дня назад! Она тут же пошла на кухню, наделала себе бутербродов из зачерствелого хлеба, обильно намазав его паштетом, собрала на поднос все, что только можно было съесть, и устроилась на подоконнике, поедая все это, и не отрывая взгляда от неба.
Прошло несколько часов. Снег больше не падал, а лежал толстым слоем на тротуарах. Изредка на улице появлялись шумные компании, празднующих Рождество. Взрослые и дети играли в снежки и гонялись друг за другом. За это время Гермиона несколько раз нетерпеливо распахивала окно, чтобы впустить сов. Но это были всего лишь рождественские подарки от друзей. Хэдвиг, кроме подарка, принесла от Гарри и Рона, письмо, в котором мальчики обеспокоено расспрашивали ее о самочувствии, и требовали немедля ответить им. Девушке пришлось подчиниться, и она написала маленькую записку, в которой уверяла, что с ней все в порядке. На самом деле все было гораздо хуже. Драко все не отвечал и она боялась, что письмо не достигло адресата. Внезапно на фоне голубого неба появилась темная точка. Гермиона вновь вскочила с подоконника и открыла окно. Сова влетела и села на стол. Дрожа от нетерпения, девушка подбежала к ней и трясущимися руками стала отвязывать от лапки письмо. Отвязав, она в недоумении уставилась на него – это было ее собственное письмо…
- Что за…? Ты нашла его?
Сова подтверждающе ухнула.
- Он, что вернул письмо, не прочтя его?
Птица вновь ухнула. Гермиона пустыми глазами смотрела на письмо.
- Отправляйся обратно! Доставь письмо! – Гриффиндорка принялась вновь привязывать к лапке письмо и положила еще монеты в мешочек. Отпустив сову, Гермиона еще долго стояла у окна… Почему он отправил сову, даже не прочитав письмо? Неужели он так обижен? Мерлин, что же делать?
Внезапно входная дверь отворилась, и вошли ее родители.
- Гермиона, деточка, с возвращением! С Рождеством! Прости, что испортили праздник!
Мама светилась, щеки ее покраснели от мороза. Отец тоже был рад, что снова дома. Они подошли к дочери и заключили ее в объятия. Но Гермиона была пуста и холодна.
- Вы знаете, я пойду к себе…
Она подошла к двери в свою комнату.
- Девочка моя, ты злишься на нас?...
- Нет, мама, нет! Все хорошо! Просто я очень устала…
* * *
Следующие шесть дней до Нового года стали для родителей Гермионы очень тревожными. Дочь была нелюдима, практически не показывалась на глаза, иногда уходила из дому и долго не возвращалась. Разговаривать она отказывалась, как ни старалась мать выудить из нее причины такого состояния, девушка закрылась от всех. Единственным объяснением ее поведению были совы, к которым Гриффиндорка рвалась каждый раз, с нетерпением отвязывая письма. Она ела очень редко, а если и ела, то очень мало. Они не знали, как же к ней подступиться, как же помочь…
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав