17 страница. - Просто сказать адрес?

- Просто сказать адрес?

- Да, - донеслось из-за журнала.

Гермиона кинула порох в огонь, он стал зеленым, и она вошла в него. Четко произнеся адрес своего дома, она почувствовала, как ее завертело волчком, перенося в другое место. Она зажмурилась, а через мгновенье почувствовала, как вывалилась из камина и упала на колени. Открыв глаза, Гермиона увидела, что оказалась дома. На нее заплаканными глазами смотрела с дивана мать. Внезапно девушке стало так больно, так одиноко и удушающе мерзко, что она подлетела к маме и кинулась к ней в объятия, заливая ее слезами.

- Мама… мамочка! Мама, как же мне плохо…

Миссис Грейнджер крепко обняла дочь и принялась гладить ее по голове, утешая, хотя у самой текли слезы по щекам.

- Доченька. Девочка моя, скажи, что произошло… мы так волновались за тебя. Все каникулы ты словно призрак… что произошло, скажи мне! Милая моя.

- Ох, мама, я так люблю его! Так люблю, а ему плевать на все, плевать, что я тут дохну без него… он даже слушать ничего не хочет…

- Ох, господи, вот в чем дело. Так забудь его! Выбрось из головы, раз он не понимает и не ценит твоей любви…

- Ты не понимаешь! Я виновата, - Гермиона глотала слезы, утыкаясь матери в плечо. – Я так виновата перед ним! Я предала его, подставила… я поступила с ним очень мерзко… мама, я так хочу извиниться, но он отвергает все попытки…

- Ох, ты господи. Солнышко мое, все будет хорошо. Я уверена все будет хорошо. Терпи, жди, старайся… а не выйдет, значит, он полный придурок!

Дверь в гостиную отворилась, и в ней показался отец Гермионы. Миссис Грейнджер замахала на него свободной рукой, отправляя его обратно. Тот покорно и понимающе кивнул и закрыл дверь с другой стороны. Еще несколько минут мать успокаивала дочь. Сердце разрывалось от сочувствия к девочке, но что она могла поделать? Упокоившись, Гермиона оторвалась от матери и, икая, поблагодарила ее. Затем встала и отправилась в свою комнату…

Миссис Грейнджер сидела и смотрела на закрывшуюся дверь. Как много она упустила, растя дочь. Как мало она ее понимала и как мало была с ней вместе. Все работа, работа, а о дочери даже позаботиться бывало некогда. Вот и сейчас, Гермиона страдает от, видимо, неразделенной любви, а она, мать, даже не знает, как приободрить ее. Она знала, что не заслужила, даже этого искреннего порыва в попытке обрести утешение и сочувствие. Она отвратительная мать… Как она хотела бы изменить все. И как бы она хотела, чтобы ее дочь была совсем другой для своих детей: заботливой, нежной, участливой, всегда была с ними… Возможно миссис Грейнджер была бы хорошей бабушкой, понимая свои ошибки и стараясь избежать их в будущем. Но как же было больно оттого, что она упустила шанс стать лучшей матерью для своей дочери…

Глава

- Драко! Привет!

- Привет, Блейз! – Малфой обернулся на оклик и увидел своего друга. У того был несколько пристыженный вид.

- Как дела… дома? – натянуто спросил тот.

- Уже лучше, - мрачно произнес блондин. – Давай зайдем в вагон.

- Ага… только подожди, вон сейчас Тео подойдет. Нотт, мы здесь!

- Привет, парни, - Теодор подошел к ним. Он был напряжен и натянуто улыбался. Блейз придирчиво осмотрел его, потом ухмыльнулся.

- Драко, ты погляди, похоже, Тео хочет нам что-то сказать… да нет, гляди, он просто лопнет сейчас от нетерпения… - Забини развеселился, а Нотт чопорно поджал губы. – Что ж ты молчишь?

- Я с вами больше никуда не пойду, - выдавил Теодор.

Блейз захохотал. Даже Драко улыбнулся.

- Ну что ты милый, а как же отходная? Как же мальчишник перед твоей свадьбой с Дафной? Мы с Драко просто обязаны устроить тебе праздник.

- Чтобы мне опять голову проломили?

- Да ладно, пара царапин!... Ну хорошо, хорошо, Драко, перестань на меня так смотреть! Тео, пойдем в вагон, а то Малфой сейчас на мне дыру протрет.

- А в чем дело?

- А ему холодно, понимаешь ли, - зло сказал Забини, сверля блондина взглядом. Нотт пожал плечами и зашел в вагон.

Блейз сварливо смотря на Драко, демонстративно отступил в сторону:

- Прошу!

- Ох, Блейз не начинай! Ты похож на домохозяйку!

- Да пошел ты!

- Сам иди!

В таком приподнятом настроении оба зашли в вагон и там уселись в купе. Драко тут же уставился в окно, показывая всем видом, что ему наплевать на всех и вся. Забини закатил глаза и принялся за разговор с Тео.

Драко прокручивал в голове все произошедшее за пару недель. Он вспомнил, как проснулся с больной головой наутро, после Рождественского бала, как наскоро покидал оставшиеся вещи в сумку, которую брал с собой. Все свое имущество он еще раньше отправил в гостиную Слизерина, где ему, по его просьбе, была выделена отдельная комната. С пустым сердцем и душой он, взяв сумку и теплое пальто, отправился на завтрак, презрительно осматривая немногих, кто был в большом зале вместе с ним. Блейза не было, как не было и многих других друзей. Все выглядели подавленными и разбитыми. Сам Драко чувствовал себя не лучше. Обычно организм легко справлялся с алкоголем, но сегодня подкачал. А может, он выпил слишком много, и такой объем выпивки просто невозможно было обработать за такой короткий срок?

До поезда еще было время, но Драко не хотелось ждать прибытия карет в вестибюле, где он непременно столкнулся бы с гриффиндоркой. Закончив завтрак, Драко накинул пальто и, взяв вещи, вышел из замка. Его встретила метель, которая никак не могла угомониться со вчерашнего дня. В тот момент юноше показалось, что нет ничего прекрасней этой метели и, что он просто обязан насладиться ее обществом подольше. И Драко побрел среди сугробов к хогсмидской станции. Снег нещадно хлестал его по лицу, забирался за шиворот и парень пожалел, что не надел шапку. Придя на станцию, он отогревался в маленьком помещении у камина, понимая, что этот порыв к прекрасному, которым была замаскирована печаль и боль, и просто какое-то мазохической чувство, определенно был лишним.

Вернувшись домой он тут же заболел, но, ввергнувшись в бездну отчаяния и депрессии, не позволил себя осмотреть врачам или дать себе какие-нибудь лекарства. Он уныло лечился крепчайшим виски, запивая им зелья и микстуры от кашля и воспаленного горла, температуры и насморка. Каким-то невероятным образом такое лечение дало свои плоды и к концу каникул от болезни не осталось и следа. Родителей он едва видел. Практически не выходя из своей комнаты, он часами сидел в кресле с бутылкой в руке и таращился в огонь. Он чувствовал отвращение к самому себе, но в то же время ничего не хотел менять. А в Сочельник к нему прилетела сова, которая принесла письмо от Грейнджер. Птица едва пробилась через метель, и стыдливо сидела на подоконнике, набираясь сил для следующего полета. Драко неотрывно глядел на письмо лежащее на столе, гипнотизируя его взглядом. Он опять был пьян и в то время его посетили ностальгические воспоминания об ушедшем счастье. Только справившись с ними, он привязал письмо обратно к сове и бездушно отправил ее в метель.

На следующий вечер она вернулась вновь, и Драко опять отправил ее прочь. После этого последовала настоящая бомбардировка письмами. И хоть слизеринец чаще всего был пьян, ностальгия больше его не посещала. Он прочно отгородился от нее и пустился во все тяжкие. Практически каждые день он проводил в компании друзей в Лондоне. В магловских ночных клубах, в магических борделях, не обращая внимания на то, кто в его постели, просто на улицах. Иногда он бывал один. Ему запомнился особо отвратительный случай, когда он в одиночку пришел в один из салонов и снял девушку на ночь. Тогда он вновь напился и меланхолично наблюдал стриптиз в исполнении невероятно сексуальной и умелой девушки. У него даже не встал. Уж как она ни крутилась, как ни извивалась у него на коленях, как ни работала руками, Драко просто захрапел.

После этого он несколько дней просидел в спальне, не показываясь. Он апатично валялся в кровати, даже не заметив, как и когда наступил новый год. Он превратил свою комнату в помойку, не разрешая заходить в нее эльфам для уборки. Он чувствовал, что сам превращается в ничтожество, и больше всего ненавидел себя за свое обращение с родителями. Сколько раз мать стояла под дверью, умоляя его открыть дверь, поговорить, рассказать, что произошло. Несколько раз она срывалась и принималась нещадно и вовсе не по-аристократичному ругать грязнокровную девчонку, которая сделала с ним такое. Сначала Драко задавался вопросом, откуда мама узнала о Грейнджер, но потом, в один из моментов просветления сознания, он пришел к выводу, что кто-то осведомил ее о том, что произошло в Хогвартсе. И что, скорее всего это была Астория.

А совы все прилетали и прилетали. Драко уже просто выбрасывал письма в огонь. «Пусть новые пишет!». На второй день после Нового года, к нему заявился Блейз с расспросами что да как? Не долго думая они решили отправиться в Лондон, захватив с собой Нота, Кребба и Гойла. Когда слизеринец приводил себя в порядок, прилетела очередная сова. В тот момент он понял, что чаша терпения переполнилась и он, наконец, написал гриффиндорке. Всего четыре слова, и Грейнджер перестанет доставать его, письмами непонятного содержания. Хочет выгородить себя, чтобы он так не злился на нее? Обойдется. Пусть живет так. Он не собирается слушать сбивчивых и пространных объяснений ее поступку. Пошла она!

В Лондоне они очень удачно попали на всеобщее веселье и тут же приняли в нем участие. Блейзу удалось отвлечь внимание охранников и вся пятерка без проблем очутилась на стадионе, заполненном фанами. Они славно повеселились, наблюдая игру, которую видели в первый раз в жизни. После этого они продолжили веселиться, набивая чьи-то морды и охотно подставляя свои под чужие кулаки. Налетела магловская полиция и наиболее неповоротливых тут же засунули в машины. Среди них оказались и Кребб с Гойлом. Они, правда, быстро выкрутились, применив парочку заклинаний, и теперь ехали в одном купе с Малфоем. Тео повезло меньше всего, какой-то ублюдок стукнул его по голове и теперь он держал на друзей обиду.

За окном мелькали заснеженные поля и деревушки. А Драко невесело ухмыльнулся, вспоминая какой нагоняй был устроен ему и друзьям на утро, когда вернулся отец и мать обрела поддержку. Хотя Драко был уверен в том, что Нарцисса бы ничем не уступила мужу, даже находясь в одиночестве. Все воспринималось особенно болезненно на болевшую с похмелья голову, но родителей это нисколько не интересовало. Блейза и Тео достаточно быстро отправили по домам, оставляя сына без поддержки, наедине со стыдом, который был вызван красноречивой речью сначала матери, а потом отца, а потом их обоих вместе. В течение двух часов младший Малфой чувствовал себя провинившимся школьником, и стоял, смиренно потупив взор в пол, мечтая, чтобы они перестали так кричать и дали ему антипохмельного зелья. Но пытки продолжались весь день, поскольку родители не преминули напоминать ему о его поведении до самого отъезда в Хогвартс. Они едва ли не заставили его самостоятельно вымыть свою комнату и убрать весь бардак, который он там устроил. Бар был огражден от него заклятиями, хотя он уже не потребовался бы. В тот момент, когда он стоял перед отцом, распинавшего его своими словами, Драко понял, что алкоголь, это самая бесполезная вещь на земле. Он не приносит успокоения и счастья, он все еще больше запутывает и усложняет. Тогда зачем пить, когда плохо? Смысла нет.

Отец заговорил о женитьбе. Да, это правильное решение и он поспешно согласился с ним. Возможно, слишком поспешно, потому что Люциус не сразу понял, отчего сын, любящий одну девушку, так легко соглашается на брак с другой. Но потом увидев боль в глазах Драко, почувствовал жалость к сыну и решил сбавить напор. Перейдя из угроз и выражения недовольства, в хорошо замаскированное сочувствие и наставления…

Поезд начал замедлять ход. Драко в последний раз посмотрел в темноту, перед тем как встать. Он уезжал из Хогвартса разбитым и истерзанным, но возвращается спокойным и уверенным. Он все еще ранен. Сердце все еще ноет от боли. Но теперь холодный рассудок затмевает эту боль. Еще долго он не подпустит к себе женщину, он это знает. Еще долго он будет бесцельно бродить по замку и смотреть вдаль, не видя ничего перед собой. И больше никогда он не будет любить. Ему хватило одного раза. Хватило с головой. Он упился этой любовью, и она едва его не погубила.

Оставался последний нерешенный вопрос: что с Грейнджер? Она ведь не даст покоя. Ответ один: полное игнорирование. Теперь пусть она чувствует боль. К тому же он несказанно помог ей в этом. И хотя он не хотел ее видеть, внутри проснулось любопытство: как она живет с его подарком? Еще не свихнулась от боли? Ведь мужчин так много вокруг и от каждого дракон остерегает свою хозяйку. Он заглянул в душу, чтобы увидеть какие чувства он испытывает к своему, мягко сказать, не этичному поступку. Ничего… ни стыда, ни жалости, только холодная пустота, и боль, все еще боль. Когда же она исчезнет?

* * *

Гермиона сидела в пустом купе. Хогвартс-экспрес еще не отошел от платформы, но гриффиндорка, даже не встретившись с друзьями, заняла пустующее купе, в надежде, что за всю поездку к ней никто не подсядет, хотя, конечно же, шансы были нулевыми. Она рассматривала людей за окном. Удивительно, платформа 9 ¾ находится, словно в другом измерении и не видна маглам, как и алый паровоз, но из других окон, которые не выходят на перрон, открывается вид на весь вокзал Кингс-Кросс, и ты можешь свободно наблюдать, как спешат маглы в вагоны или толкают перед собой тележки. Как табло отсчитывает минуты, снуют надоедливые голуби, а к перрону то подходят, то вновь отправляются новые и новые поезда. Можно спокойно наблюдать суматоху и спешку жизни, когда кажется что твоя уже давно остановилась. Видеть все словно через призму своих ощущений и своего прошлого…

На следующий день, после той сумасшедшей ночи, Гермиона несколько успокоилась и даже весь день провела с родителями, чем несказанно их обрадовала. Конечно, это не был семейный праздник, поход в кино или на аттракционы. Они просто вместе поужинали, и какое-то время провели в одной комнате, смотря телевизор или читая, но и этого было вполне достаточно, учитывая состояние гриффиндорки и неловкость родителей.

На следующее утро нужно было ехать на вокзал. Каникулы закончились и пора отправляться в Хогвартс, чего девушка теперь боялась как огня. Она, наконец, поняла, что же вызывает адскую боль в спине, но не могла понять почему. Собирая вещи, она обнаружила бумажный пакет, в котором лежали купленные Майлсом, виски и сигареты. Она так и не воспользовалась этим. Гермиона выбросила пакет в мусорный бак, и ей показалось, что она избавилась от чего-то более весомого. Ее посетило какое-то странное ощущение правильности и уверенности. Еще больше захотелось объяснить Малфою ее поступок. Просто, это казалось самым правильным. Не хотелось, чтобы все так окончилось. Это было бы неправильным.

Перед самым выходом ее вновь охватил страх боли и беспомощности. Единственное что радовало, это то, что она не испытывала боли при общении с отцом. Хоть что-то осталось ей. Словно кинозвезда, скрывающаяся от папарацци, гриффиндорка прошмыгнула сначала в машину родителей, а потом, наскоро попрощавшись с ними, и отговорив идти с ней к поезду, помчалась на платформу. Она тут же вошла в вагон и забилась в дальнее купе...

Внезапно дверь купе дернулась в сторону. Гермиона от ужаса и неожиданности оторвалась от окна и посмотрела на вошедшего.

- Гермиона?... В чем дело? – серьезно и обеспокоено спросила Джинни. – Ты испугалась? Прости, пожалуйста.

Гриффиндорка прерывисто дышала, стараясь унять подступивший животный страх. Она боялась, это Гарри или Рон. На глаза чуть не выступили слезы, но девушка поборола в себе это желание и улыбнулась подруге.

- Нет, все хорошо, Джин! Просто неожиданно, - сказала она дрожащим голосом.

- Чего ты здесь? Я видела, как ты вошла в поезд, решила пойти за тобой. Еще не скоро отправление, можем постоять на перроне. Все там. Тонкс и Люпин тоже. Пойдем?

- Нет, Джин, прости. Я что-то не в состоянии, - тут она не выдержала, и слезы потекли по щекам. Она поспешно встала и отвернулась от подруги, глядя в окно.

- Гермиона?... Что произошло? – нежно спросила Джинни, участливо кладя руку на плечо девушки.

- Сейчас… подожди минутку… ты присядь, - Гермиона замахала рукой, справляясь с рыданиями. Она зажмурилась и, обхватив себя руками, застыла. Джинни села рядом на сидение, непонимающе глядя на подругу. Боковым зрением она увидела, как кто-то подошел к двери купе. Она повернулась и увидела Гарри. Тот приложил палец к губам и хитро ухмыльнулся. Джинни не успела возразить, как парень подпрыгнул к Гермионе и, желая напугать ее, схватил и поднял над полом, с криком: «Попалась!»

Крик, который издала девушка, казалось, разорвет барабанные перепонки. Она с такой силой завизжала от боли, что Гарри разжал руки, и девушка свалилась на пол. Джинни ничего не понимала, все произошло в долю секунды: вот гриффиндорка стоит, зажмурившись у окна, а вот уже лежит на полу, сжавшаяся в клубок и бьющаяся в истерике. Гарри все понимал еще меньше: не мог же он до такой степени напугать ее! Он упал перед ней на колени и хотел притянуть к себе извиняясь, но тут девушка встрепенулась и с диким взглядом, загнанного животного, отпрянула от него, вжавшись в угол между стенкой вагона и сидением.

- Нет! Нет!!! Не прикасайся ко мне! – кричала она. – Уйди! Уйди, пожалуйста, уйди. Уйди!!!

На нее страшно было смотреть. Гарри ничего не мог придумать и просто встал, не понимающе глядя на подругу, которая отвернулась от него и захлебываясь слезами, продолжала повторять одно слово, чтобы он ушел. Он взглянул на Джинни, и та тоже встала, глядя на подругу. Гермиона обернулась.

- Нет! Джин, не уходи. Пожалуйста, останься! – она даже потянула к ней руку моля о помощи.

- Мерлин, Гермиона что случилось? – с мольбой в голосе спросила она, присаживаясь рядом с ней на корточки. – Почему ты говоришь Гарри уйти? Расскажи, умоляю тебя!

Внезапно, в купе ворвался запыхавшийся Рон, за ним были Тонкс и Люпин с палочками на изготовку. Все непонимающе оглядели купе. Джинни тут же поняла, что крик Гермионы не остался незамеченным и что видимо сейчас весь поезд мечется в поисках его источника. Она тут же взяла инициативу в свои руки, и, сказав Гермионе что сейчас возвратиться, вытолкала Гарри и остальных из купе и захлопнула дверь. В коридоре она наскоро объяснила, что произошло, и сказала, что попытается все выведать у Гермионы, а они тем временем должны замять произошедшее перед свидетелями. Гарри чувствовал себя до ужаса неловко, и Джинни пришлось уверить его в том, что ничего страшного не произошло и, что все скоро разъяснится. Только раздав всем указания, девушка глубоко вздохнула и вернулась в купе.

Гермиона все еще сидела на полу, подтянув колени груди, и стеклянными глазами смотрела перед собой. Джинн тут же устроилась рядом, напротив нее и выжидательно посмотрела на подругу, понимая, что та сама должна начать.

- Помнишь, - начала Гермиона слабым охрипшим голосом, - я пришла на бал с татуировкой?

- Конечно. Такое тяжело было не заметить! Но она ведь была временная?

- Должна была быть такой… я не понимаю… наверное, я что-то сделала не так… хотя не могу найти, что именно. Она не исчезла, Джин. Она… Мерлин, как она болит! Ты не представляешь!

Гриффиндорка посмотрела на подругу, полными слез глазами.

- Я не понимаю, Гермиона! Почему она болит? – обеспокоено спросила Джинни.

- Я сама не знаю… но она болит, вернее, жжет, только когда я… когда я рядом с мужчинами, - она произнесла последнее слово так, словно боялась, что даже одно его произношение причинит боль. – Понимаешь, когда они просто находятся рядом, я разговариваю с ними или даже просто смотрю на них, то спина, то есть татуировка… она начинает печь… Так печет словно ее жгучим перцем намазали. Но если, кто-то прикоснется ко мне...

Она прервалась. Но продолжение и не нужно было, Джинни и так все только что увидела. Она в ужасе смотрела на подругу, даже не зная, что сказать, как приободрить, как помочь. Гермиона вновь уставилась в сидение напротив.

- А теперь я даже не знаю, как я буду учиться в Хогвартсе? Если я даже со своими друзьями не могу находиться в одном помещении! Я… я в тупике. Я загнана в угол, даже не зная из-за чего.

- А она болит, только из-за мужчин? Только на них реагирует?

- Да…

- И что же делать?

- У меня только один выход. Перерою библиотеку в поисках решения. Просто… как же мне теперь с Гарри и Роном? Как думаешь, нужно им рассказать?

- Ну, конечно нужно! Они твои друзья, они должны все знать! Гарри сейчас вообще… он не знает что делать. Он думает, что это его вина… то, что здесь сейчас было. Нужно его успокоить, что его вины здесь нет, что это просто неправильное действие татуировки. Ведь так? Ты что-то неправильно сделала, когда накладывала ее, так?

- Я думаю, да.

- Ну вот. И нужно им сказать, чтобы они к тебе не прикасались, пока мы не найдем разгадку, - Джинни вновь была полна сил и решимости. Она ободряюще улыбнулась подруге и поднялась на ноги.

- Я пойду, расскажу им все, а ты не сиди на полу. Успокойся, пойди, умойся и жди меня. Я скоро вернусь.

Она вышла за дверь и Гермиона почувствовала, что с души свалился целый валун. Теперь она не одна. Теперь у нее есть поддержка, надежная и верная поддержка. Теперь все не так страшно и она сумеет найти выход из этой проблемы. Приободрившись этими мыслями, она вновь вспомнила Драко. В спине приятно потеплело, или, может, ей это только показалось? Четко вырисовывались цели на ближайшие дни: все объяснить Малфою и закончить их роман по-человечески правильно, и найти причину такой реакции татуировки на противоположный пол.

Поезд тронулся и Гермиона села на сидение, вытянув ноги по всей длине скамьи. Через минут двадцать вернулась Джинни, не в меру веселая, с расчетом приободрить подругу. Она бросила Гермионе несколько яблок и принялась трещать на разные темы. Вскоре ей удалось вывести гриффиндорку из унылого состояния, и к тому моменту, когда Хогвартс-экспрес прибывал к хогсмидской платформе, обе уже хохотали до слез. Гермиона даже вознамерилась идти со всеми на ужин в Большой зал, но едва вышла на перрон, жжение в спине вернулось, и ее кураж тут же спал. Она застыла в нерешительности, а потом увидела Гарри и Рона, рядом с ними стояли Лаванда и Парватти. Они определенно ожидали ее и Джинни.

- Гарри, Рон, можно вас на два слова? - опасливо окликнула их Гермиона. Парни тут же подошли, сказав девушкам занимать места в карете. Джинни отправилась вместе с ними, одарив гриффиндорку одобряющим взглядом. – Джинни вам все рассказала, ведь так? (И дождавшись подтверждения, продолжила). Мне очень жаль, что так получается, но мы не сможем видеться пока я не найду как разрешить эту проблему.

- Мы можем тебе помочь, - произнес Гарри.

- Нет, спасибо, я думаю я справлюсь сама, к тому же…

- Сейчас болит?

- Да, Рон, болит… так что, вы идите, а я постараюсь занять карету… без мужчин. - Она улыбнулась. – Нет, вы представляете? Мне в мои семнадцать нужно просто бегать за ними, искать общения, внимания, наслаждаться жизнью, а я словно чопорная девственница, избегаю даже их присутствия… Простите еще раз!

- Да никаких проблем! Я уверен, ты быстро разберешься, в чем дело!

- Спасибо, Гарри. Пока, Рон.

Рон тут дернулся вперед, намереваясь по привычке обнять ее, но Гермиона отпрыгнула, и он посмотрел на нее извиняющимся взглядом. Они ушли, и тут же подоспела Джинни, с новостью, что ей удалось найти карету для них двоих, так что нужно было торопиться.

Через полчаса они наконец-то были в замке, и Гермиона поспешила в Гостиную старост, сказав Джинни, что если она захочет поесть, то пойдет на кухню и попросит домовиков принести ей что-нибудь. Зайдя в такую знакомую комнату, гриффиндорка устало вздохнула. Теперь ей предстояло жить в этой гостиной одной. Драко перевез свои вещи еще до каникул. Как он все предусмотрел… Значит ли это, что он сложил с себя и полномочия старосты? Лично она этого делать не собирается. Гермионе хотелось оставаться сильной до конца. Никогда не складывать оружия. Это предательство по отношению к самой себе. Она через столькое прошла, и теперь она пойдет еще дальше… Она пойдет до конца. И если этот конец приведет ее в пропасть – пусть. Все должно подойти к завершению. Эстетическому, моральному и логическому.

Она нашла книгу, из которой почерпнула все свои немногочисленные знания о татуировках, и провела всю ночь, перечитывая ее, ища зацепки, которые натолкнули бы ее на мысль, как так получилось, что ее собственная татуировка скоро сведет ее с ума. Джинни принесла ей несколько бутербродов, и весь вечер подбадривала ее и помогала в поисках, пока не уснула на диване.

Книга не открыла гриффиндорке ничего нового. Нужна была более подробная литература, и Гермиона намеревалась достать ее, пусть для этого потребуется свернуть горы.

* * *

Огромный камин освещал роскошно обставленную гостиную в серо-зеленых тонах. По стенам мелькали тени, отбрасываемые диванами и креслами, золотились подсвечники в виде змей и графины с водой. Гостиная была практически пуста, за исключением уснувшей на диване у камина с книгой в руках шестикурсницей, а также двух парней. Драко Малфой лежал с блаженным видом на другом диване поближе к огню. Закрыв глаза, он что-то напевал и раскачивал в такт ногой лежащей на подушке.

- Что это ты там напеваешь? – Забини оторвался от письма матери. Он сидел за столом, уже полчаса выводя послание. Драко терпеть не мог привычку друга писать огромные пространные, а иногда до ужаса подробные письма. Наверное, это был один из немногих его недостатков. Сам Малфой терпеть не мог писем и жутко раздражался в детстве, когда мать брала с него слово, чтобы он писал ей каждую неделю. Его бы воля он за перо в жизни бы не взялся.

- А черт его знает! Весь день в голове крутиться, а вспомнить не могу.

Драко не открывал глаз, прокручивая в голове все варианты, откуда мог слышать этот мотив.

- Ты так безмятежен, - осторожно заметил Блейз.

- Жизнь налаживается…

- Да неужели? – саркастически поинтересовался Забини.

- Да, Блейз, жизнь налаживается, - сухо ответил Драко.

Конечно же, он солгал. Все было до тошноты плохо. Он рассчитывал, что гриффиндорка исчезнет из его головы быстрее. Но она отчего-то прочно там засела занозой и даже не желала выбираться. Он ее ненавидел, он ее презирал, не нужно было даже стараться разжечь в себе ненависть, она и так горела в нем неугасимым пламенем. Но он продолжал ее любить. Это было несносно осознавать, что она все еще единственное что ему нужно для полного умиротворения и покоя, что пока ее не будет рядом он будет метаться в темноте в поисках света и спасения… Он ненавидел ее также как любил, а любил, наверное, даже больше, чем ненавидел… Почему-то казалось, что злость и ярость на ее предательство, быстро искоренит в нем нежные чувства к девушке, но это оказалось не так. И она продолжала являться ему во снах. Разве мало было того, что она преследует его наяву?!

Он уже устал отбиваться от ее настойчивых попыток поговорить с ним. Он избегал ее как только можно. При этом он хотел досадить ей и показать насколько ему хорошо без нее, пусть это и было ложью. Повсюду он был с друзьями, они постоянно окружали его в большом количестве, и к нему было невозможно подобраться. Но Гриффиндорка все равно его настигала, и едва обнаружив его, направлялась к нему с глазами полными решимости. К каким только ухищрениям ему не приходилось прибегать, чтобы избежать ее общества. Вся школа заметила новизну в их взаимоотношениях. Определенно этот учебный год был насыщенным, ведь Главные старосты превратились в клоунов развлекающими весь преподавательский и студенческий состав. Сначала он и Грейнджер вели себя подчеркнуто холодно и резко, после того как гриффиндорка проиграла спор и не выполнила домашние задания. После этого они устроили скандал прямо в Большое зале, а затем этот спектакль сначала на игре, а потом в коридоре. В довершение всего они устроили полный разврат в библиотеке и не забываемый номер с купанием в озере. А потом слухи и домыслы об их связи в течение ноября; затем новость от Астории, которая подтвердила эти слухи, после этого полмесяца общей депрессии и, наконец, завершающий аккорд - бал. Все это вспоминалось одновременно и со смехом и с ненавистью и с презрением, заставляло сердце биться чаще, а кровь приливать к мозгу и устраивать там штормовое предупреждение.

Драко был просто уверен в том, что на них уже ставки делаются. Его это бесило: он часто срывался, срывался на всех, на гриффиндорцах, на когтевранцах и пуффендуйцах, пару раз под горячую руку попали и слизеринцы, но его это мало заботило. Его даже вызвала к себе МакГонагалл и прочла ему лекцию о том, что он превышает свои полномочия Главного старосты и ведет себя слишком жестко и сурово по отношению к другим студентам.

А Грейнджер продолжала наступать. Прошла ужасная утомительная неделя. А в субботу ему пришлось отбывать старое наказание у Снейпа. Конечно же, вместе с ней. Драко рассчитывал, что зельевар, как обычно, разделит их, но оказалось, что у того были другие планы – он оставил им гору котлов и загадочным образом покинул кабинет. Едва Малфой обнаружил, что остался один на один с преследующей его девчонкой, он разъярился и наслал на нее Петрификус. Она так и замерла в дурацкой позе, когда попыталась подойти к нему и вновь начать свои оправдания. Он посмотрел на нее уставшим взглядом, потом тяжело вздохнул и, тоскливо разведя руками, презрительно произнес:

Дата добавления: 2015-07-10