Глава 45. За долгие годы папа насверлил в стенах так много дыр и проложил в них так много

За долгие годы папа насверлил в стенах так много дыр и проложил в них так много проводов, что стены стали пористыми и пропускали любые шумы, поэтому, засыпая, мы слышали родителей, которые вели активную и бурную половую жизнь. Слышали всё: и мерные постукивания спинки кровати о стену, и глухое пыхтенье отца, и мамины крики, которым позавидовала бы любая порнозвезда. Мы притерпелись к этим звукам и научились отключаться от них, как от любых других шумов, которые периодически возникают в доме: потрескиванья старых паровых радиаторов, скрипа лестницы, гула холодильного компрессора, урчания канализации. О сексе папа с нами никогда не говорил. Вероятно, считал, что, когда придет время, мы сами во всем разберемся.

Мне было шесть лет, когда я их застал. Я проснулся от головной боли и поплелся по коридору к ним в комнату, шаркая матерчатыми тапочками из пижамного комплекта. Мама была сверху, спиной ко мне. Она раскачивалась взад‑вперед, и я решил, что она делает зарядку. Иногда она ее действительно делала, перед телевизором, в трико и вязаных гетрах, отчего становилась похожа на кошку.

– Я хочу выглядеть так же хорошо, как она, – объясняла мама, кивая на экран, где какая‑то женщина стояла, как и мама, на всех четырех и задирала ногу. Точь‑в‑точь собака, когда писает.

– Она похожа на собаку, – заметил я.

– Это – Джейн Фонда, и она никакая не собака.

Джейн Фонда убирала волосы под ленту, чем напоминала мне миссис Давенпорт, мою воспитательницу в детском саду. А мама, с волосами, забранными в высокий хвост, и в спортивном лифчике, напоминала женщину‑джинна из фильма «Я мечтаю о джинне». Героиню фильма я считал самой красивой женщиной на Земле и собирался, когда вырасту, на ней жениться. Мы поселимся в ее синей бутылке, которую мама поставит на полку в кухне, и по вечерам мы будем являться в облаке дыма и ужинать с моей семьей. А после ужина джинн только мигнет – и вся посуда уже перемыта.

– Ты красивее, чем Джейн Фонда, – сказал я маме.

– Конечно, мой сладкий, – ответила она и, пыхтя, задрала ногу. – Но попка у нее получше моей.

Я засмеялся. Смешной показалась сама идея сравнивать попки.

– Но ведь твою попку никто не видит.

– Женщины хотят иметь красивые попки, даже если их никто не видит.

– Это же глупо.

– Может, и так.

Тем временем Джейн на экране телевизора подняла другую ногу. Когда стало понятно, что писать она не собирается, я потерял к ней всякий интерес.

Теперь мама раскачивалась на кровати вверх‑вниз без всякой Джейн Фонды и без телевизора, только пыхтела так же. А еще она была голая. Я смотрел на ее попу и пытался сообразить, почему она хуже, чем у Джейн Фонды.

– Мама?

Она обернулась, и тут я увидел голову отца, неловко вжатую в спинку кровати: волосы спутаны, лоб в поту. Тела было не видно под мамой и простынями, и казалось, что он закопан в песок по самую шею.

– Привет, Джад, – сказала мама, все еще слегка раскачиваясь. Каждая ее грудь колыхалась в своем ритме.

– Ты делаешь зарядку?

– Нет, мой сладкий. Мы занимаемся любовью.

– Господи, Хилл, – сказал папа, пытаясь натянуть на нее одеяло.

– У меня голова болит.

– Хорошо. Иди в кроватку. Я скоро приду, принесу тебе попить и лекарство.

– А можно к вам в кроватку?

Папа снова помянул Господа и натянул одеяло до подбородка, а мама засмеялась. Она иногда хохотала над какими‑то словами, которые я произносил вовсе не для смеха. Обычно я не возражал, я любил, когда она смеялась, но в этот вечер у меня болела голова, и мне было не до веселья. Так что я отправился в свою кровать и быстро забыл про этот эпизод. Раз – и заблокировал лишние воспоминания. Так все люди делают.

11:50

Можно подсмотреть, как занимаются сексом твои родители. Можно застать жену в постели с твоим боссом. Но ничто не сравнится с ощущением, которое испытываешь, когда твоя мать целует другую женщину. Полный сюр. И удар под дых. Венди быстренько выпроваживает всех зашедших на шиву:

– Спасибо, что пришли, и надеемся увидеть вас снова при более благоприятных обстоятельствах, – в то время как Филипп куда менее тактично общается с остальными, раз уж они тонких намеков не понимают:

– А‑а, мистер и миссис Купер! Выметайтесь‑ка подобру‑поздорову. Надеюсь, дверная пружина придаст вам ускорение.

Наконец мы остаемся одни – только Венди, Филипп, Пол, Хорри, Элис, Трейси и я – и пытаемся примириться с новой действительностью.

Обсуждение открывает Пол:

– Какого черта?!

Я:

– А ты не знал?

– О чем? Ты, что ли, знал?

Венди:

– Мы подозревали.

Филипп:

– Так мама теперь лесбиянка? Круто.

– Не упрощай, – говорит Трейси. – Сцена, на самом деле, была очень трогательная.

– Какая из нее лесбиянка? – возмущается Пол. – Она была сорок лет замужем.

Венди:

– По‑моему, в ее возрасте поздновато заниматься экспериментами. Вы как думаете?

– Кажется, они предпочитают называть себя бисексуалками, – произносит Хорри.

Мы все поворачиваемся к нему.

– Так ты знал? – выдыхает Пол.

Хорри, слегка покраснев, пожимает плечами.

– И сколько это длится? – требовательно спрашивает Венди.

– Сколько зим, сколько лет… – напевает Филипп.

– Беги Филипп, поиграй, дай взрослым поговорить, – велит Венди. – Так сколько это уже длится, Хорри?

– Я правда не знаю.

– Ну, по грубым прикидкам?

– Пусть они вам сами скажут.

– Ну ни хрена себе! – говорит Пол. – Мать – лесбиянка.

– Бисексуалка.

– Хоть горшком назови!

– Горшком так горшком, – отвечает Хорри. – Это и моей матери касается.

– А по‑моему, все замечательно, – вступает в разговор Элис. – Ведь они всегда были самыми близкими подругами. У них давние и глубокие отношения.

– Господи! Элис, что ты несешь! Отец еще не остыл! – Пол качает головой. – Значит, только я вижу здесь проблему?

– Проблема – это нечто, требующее решения, – произносит Филипп. – Если решения нет, нет и проблемы. Надо взглянуть на все это иначе.

Все мы поворачиваемся к Филиппу.

– А ведь он дело говорит, – удивляется Венди.

– Это, как и многое другое, я узнал от Трейси, – поясняет Филипп. – Правда она – чудо? – Он тянется к Трейси, хочет поцеловать. Она отворачивается.

– Что‑то не так, малыш? – спрашивает он.

– Потом. Не здесь.

– Я всего лишь сказал тебе комплимент. Чего ты взъелась?

– Я же сказала: не здесь.

– А я спрашиваю, чего ты взъелась?

– Это неподходящее время или место. Потом поговорим.

– Моя мать только что сунула язык в рот, аж до горла, своей лучшей подруге. В присутствии собственных детей и половины города. На случай, если ты не заметила, имей в виду: мы тут все делаем в самый неподходящий момент.

– Я пошла. – Трейси встает.

– С каких это пор ты избегаешь обсуждений? Ты же обожаешь все обсуждать! Тебя хлебом не корми – дай обсудить всю подноготную, добраться до самого дерьма.

Она смотрит на него и медленно качает головой:

– Ты сам – дерьмо. – Трейси направляется в каморку за кухней.

– Но, дорогая, заметь, я позитивен! – кричит он ей вслед. – Учусь собой владеть.

Он наблюдает, как она уходит, затем пожимает плечами и поворачивается обратно к нам:

– Никогда не влюбляйтесь в психоаналитиков. Это все равно что пытаться читать по‑китайски.

Дата добавления: 2015-07-12