Глава 39. Дома мама ссорится с Линдой

18:10

Дома мама ссорится с Линдой. Они закрылись в кухне, говорят, понизив голос, но, по‑моему, Линда плачет. Кто‑то грохает кулаком по столу. Хлопает дверца настенного шкафчика. Пора ужинать, гостей в доме нет, но и ужина нет, поскольку никто из нас не отважится сейчас войти на кухню. Так, опять говорят и опять ничего не слышно. Но вот дверь распахивается, и Линда почти бегом проносится через прихожую и выскакивает на улицу, захлопнув за собой дверь с таким грохотом, что по всему дому мигают лампочки. Спустя минуту мать, сохраняя полное самообладание, выходит в гостиную и опускается на крошечный стульчик, на котором просидела всю шиву. Все мы смотрим на нее выжидающе.

– Что смотрите? – говорит она. – Мы поругались.

– Насчет чего? – интересуется Венди.

– Не ваше дело. – Мать встает и направляется к лестнице. – Похоже, мигрень начинается. Я прилягу ненадолго.

– Э‑э, а как же твой принцип: в семье нет тайн?

Вопрос Венди останавливает маму у подножия лестницы. Опершись на перила, она кивает, точно нашла подтверждение собственным мыслям. Потом поворачивается к нам. В глазах у нее стоят слезы.

– Мы мало похожи на настоящую семью, – говорит она. – Уже очень давно.

19:50

Вечер размолвок между влюбленными. Элис распекает Пола за то, что он опять разбередил травмированное плечо. Происходит это наверху, в спальне, но там по‑прежнему установлен Серенин монитор, и внизу громко и отчетливо слышно каждое слово. В каморке за кухней Трейси отчитывает Филиппа за то, что он избил Уэйда. Я ужинаю на кухне, а с двух сторон бурлят страсти. Пожалуй, в моем нынешнем бессемейном статусе есть свои преимущества.

Я понимаю и подоплеки этих скандалов: на самом деле Элис злится на Пола за то, что никак не забеременеет, а Трейси подозревает, что Филипп снова переспал или скоро переспит с Челси. Он определенно об этом подумывает. В сущности, Трейси злится на саму себя – за то, что позволила Филиппу сделать из себя идиотку, что закрыла глаза на свой возраст, забыла о суровой и очевидной реальности. Однако обсуждать эти тонкие материи сейчас не время, да и не место. Поэтому обе они выкипают из‑за какой‑то ерунды, вроде растянутых связок и раздробленных суставов. Короче, сегодня дурная карта легла в этом доме всем до единого. Покоя не жди.

Зато еды за день прибавилось. Нам принесли терияки с курицей, макаронный салат, рубленые яйца и целый поднос с двуслойным печеньем «день‑ночь». Ну, когда я еще смогу так поесть? У стола в центре кухни на высоких табуретах сидят Вендины мальчишки, свежевымытые, облаченные в трикотажные пижамки, которые обтягивают их, точно супергеройские костюмы. Еще мокрые, тщательно расчесанные волосы поблескивают, хотя свет на кухне слегка приглушен. Эти мальчишки – идеальная реклама детского шампуня или, вообще, самого детства. Венди пытается впихнуть в них хоть какую‑нибудь еду, но их маленькие животики еще бурчат и пучатся от сахарного дерьма, которым я накормил их в луна‑парке. Я вспоминаю о Пенни, и сердце сжимается. Я вел себя отвратительно, я обидел ее – поэтому мне больно. Можно, конечно, позвонить, но что сказать ей, кроме того, что мне очень, очень жаль?

Капли барабанят по стеклу, просятся внутрь. Из монитора несутся вопли Элис: «Ты так вообще можешь остаться инвалидом! А ради чего? Чтобы обыграть Стояка Гроднера?»

– Если она разбудит ребенка, я пну ее в жирную жопу, – задумчиво говорит Венди, собирая в тарелку еду для мамы.

– Ты сказала плохое слово! – радуется Райан.

– Нет, мой сладкий.

– Ты сказала «жопа»!

– Жопа – это то же самое, что попа.

– Значит, так можно говорить?

– Только не деткам.

– Почему?

– По кочану, – сердито отвечает Венди. – Такие правила, Райан. Надо просто запомнить.

«Мы тут недели не пробыли, а ты уже ввязался в две драки! – кричит на Филиппа Трейси. – Тебе вредно тут находиться».

В обоих диалогах мы слышим только женские голоса. Как истинные Фоксманы, Пол и Филипп отвечают тихо и односложно. Когда на нас нападают, мы тут же стоически прячемся в раковины. А раковина рассчитана на одного. Джен от этого страшно бесилась. Чем больше она вопила, тем дольше я молчал – иногда часами. Возможно, если бы я тоже вопил в ответ, наша жизнь сложилась бы иначе. Может, ругань – это такая неведомая мне форма супружеской дипломатии.

В конце концов хлопает дверь каморки, и свет на кухне, помигав, гаснет окончательно. В полумраке Филипп топает прямиком к холодильнику, достает из морозилки пакет со льдом, садится напротив меня и, вздрогнув, прикладывает его к раздутой кисти.

– Дерешься ты часто, но так толком и не научился, – замечает Венди.

– Наверно, я что‑то сломал.

– Точнее, разбил. Сердце Трейси.

Филипп тяжело, исподлобья смотрит на Венди:

– Все язвишь? Неужели не надоело?

Хлопает другая дверь – наверху. Свет зажигается. Из монитора доносится плач Серены.

– Жирная сука! – бормочет Венди.

– Ты сказала плохое слово! – обалдев от счастья и ужаса, кричит Райан.

– Сука – это тетя‑собака, – отвечает Венди уже за порогом кухни.

– Шука! – радостно повторяет Коул.

Впервые отец выругался при мне, когда мы с ним устанавливали в гараже таймер для поливальных установок. Во рту у него была отвертка, в руках винтики, и тут он уронил на пол какую‑то шайбочку. Она, позвякав, докатилась до канализационной решетки, куда стекает лишняя вода, и проскочила меж прутьев вниз. «Вот хрень!» – смачно сказал папа. Мне было лет восемь. Я так хохотал, что потом ребра болели.

Пол молча входит в кухню и тоже лезет в морозилку. Но единственный пакет со льдом уже у Филиппа, поэтому Пол берет кусок мороженого мяса и, засунув его под рубашку, прикладывает к плечу. Прислонившись к холодильнику, он на секунду закрывает глаза. Я сижу между ним и Филиппом, подозрительно невредимый.

– Я больше не могу здесь. – Пол идет к двери.

– Тебе сейчас нельзя вести машину, с таким плечом, – говорит Филипп, вставая. – Я тебя отвезу.

– Мне повезло. – Пол скрывается в прихожей.

– Вот жопа, – говорит Филипп.

– Жопа – это попа, – живо откликается Райан.

– Йопа, – повторяет Коул. – Шука. Йопа. Деймо.

Филипп серьезно рассматривает наших племянников.

– Приятно видеть наше положительное влияние на младшее поколение. Может, стоит нас стерилизовать?

– Я уже опоздал, – отвечаю я.

– Верно. Я забыл. – Он шарит по карманам, ища ключи. – Всем спокойной ночи.

– Погоди! – Я выхожу вслед за ним в прихожую, где на пороге ждет Пол. – А как же шива?

Мы все втроем смотрим на пустую гостиную, где перед камином стоят в рядок пять пустых стульчиков.

– Ты справишься, – говорит Пол. – Только кивай и улыбайся.

– Не оставляйте меня одного!

Филипп закидывает сигарету из пачки в рот и прикуривает от толстой, принесенной для шивы свечки. Мне это кажется кощунством, но думаю, папа не обидится.

– Дождь хлещет как из ведра, – говорит Филипп. – Держу пари, что никто сегодня уже не явится. Поехали с нами?

– А вдруг гости придут?

Филипп достает из ящика блокнот и ручку и быстро пишет:

Шива отменяется ввиду дождя.

Заходите завтра.

Домоуправление

Он прикрепляет листок снаружи у двери под дверным звонком и говорит:

– Проблема решена.

Дата добавления: 2015-07-12