Глава 33. Я на крыше. Смотрю на другие крыши, которые простираются на многие мили вокруг:

5:38

Я на крыше. Смотрю на другие крыши, которые простираются на многие мили вокруг: синеватые шиферные и серые бетонированные, а еще медно‑красные и буроватые, черепичные. Все они купаются в розовых лучах восходящего над Элмсбруком солнца. Вон птичка, не то кардинал, не то малиновка – во всяком случае, грудка у нее красная. Птичка щебечет на ветке дерева, которое я тоже не берусь опознать. Не то вяз, не то дуб. А может, и ясень. Когда‑то я все это знал: и птиц, и деревья. Теперь ощущение, что не знаю ничего ни о чем. Почему самолеты летают? Откуда берется молния? Что значит играть на понижение? Почему бензин так дорого стоит? Чем шииты отличаются от суннитов? Кто кого режет в Судане? Почему американский доллар так упал на мировом рынке? Почему Американская лига настолько сильнее Национальной? Я не понимаю, каким образом мы с Джен стали чужими, почему несчастье, которое должно было сделать нас ближе и роднее, оказалось причиной крушения брака. Неужели он был настолько несерьезным? Неужели мы дилетанты? Мы же взрослые, неглупые люди, мы любили друг друга, а потом вдруг – бац… Нет, наверно, мы к этому шли, и это все равно бы случилось, рано или поздно, просто Джен меня опередила, поскольку переживала потерю ребенка острее, чем я. На мгновение меня захлестывает странное чувство: кажется, я вот‑вот прозрею и даже смирюсь с утратой, но… Этому чувству во мне пока не находится места. И оно растворяется вместе с рассветной дымкой.

Я думаю о Джен. И о Пенни. С Пенни могло бы что‑то получиться, но я все равно буду думать о Джен. Можно попробовать вернуть Джен, но тогда я не смогу не думать об Уэйде. И она тоже. Его тень будет витать над нашим ложем, не давая друг до друга дотронуться. Что же мне делать?

Не знаю. Я слишком многого не знаю.

Стоило героине вчерашнего фильма увидеть, как собачий тренер несет на руках свою дочку с ушибленной коленкой, как она тут же поняла, что хочет жить с ним, и только с ним. И нет на свете ничего важнее. Она просто знала это, и все тут. Но она не из реальной жизни, она – актриса, которая на самом деле страдает булимией, которую в прошлом году оштрафовали за управление автомобилем в пьяном виде, которая спала со своим женатым режиссером – ровно до тех пор, пока окончательно не поломала ему жизнь, а потом разлюбила, развернулась и ушла. Такая она, реальная жизнь – сумбурная, безнравственная и совершенно ненадежная. Пенни мне нравится, но я все еще люблю Джен. Одновременно я ненавижу Джен, но из квартирки Пенни унес ноги с огромным облегчением. Мне нужен кто‑то, кто полюбит меня, поймет, захочет со мной спать, позволит о себе заботиться… Но кто это? Я не знаю. Я вообще ничего не знаю.

Ничегошеньки.

За спиной у меня раздается шорох. И на крышу, чуть пошатываясь со сна, вылезает Венди.

– Приветик.

– Доброе утро.

Она сует руку в дымоход и извлекает пачку «Мальборо» с зажигалкой.

– Отравишься? – спрашивает она.

– Нет, спасибо.

– А я покурю. Ты не против?

Мой ответ погоды не сделает, поэтому я молчу. В нашем обществе считается непозволительным, если твоя собачка покакала на тротуар, но отчего‑то вполне позволительно заставлять ближнего дышать канцерогенами. Курильщики ведут себя так, словно не имеют перед окружающими никаких обязательств.

Венди закуривает, вдыхая так глубоко, что я мгновенно представляю, как ее легкие надуваются и чернеют от табачного дыма.

– Барри сматывается.

– Куда?

– Да куда угодно. В Калифорнию, в Чикаго, в Лондон. Его фонд в прошлом году нашел золотую жилу: завышенную ставку для ненадежных заемщиков. Я, конечно, в кредитовании не сильна, знаю только, что дела у них идут в гору. И сейчас – именно сейчас! – важно заключить какую‑то сделку.

– Тебя это тревожит?

Она пожимает плечами:

– Это же Барри. Это его работа. Если каждый раз тревожиться, к чему было выходить за него замуж? Нервов не хватит. – Она делает новую глубокую затяжку. – Так ты вчера переспал с Джен?

– С Пенни.

– Правда? Молодец!.. Что? Не молодец?

– У меня такое чувство, что я никогда не смогу лечь в постель с кем‑то новым без размышлений, без раздумий. В голове будет все время тикать: я не с Джен.

Венди пожимает плечами:

– Перемелется.

Снизу доносится стук парадной двери. Спустя мгновение показывается Линда – выйдя из нашего дома, она направляется к своему. Останавливается на дорожке, подставляет лицо ласке утреннего ветерка.

– Она сегодня рано, – замечает Венди.

– Она не пришла, а уходит.

– Что? Ты о чем? Шутишь?

– Говорю, что вижу.

– Не может быть! Ты уверен?

– Я уже ничему не удивляюсь.

Венди молча переваривает информацию.

– Что ж, в этом есть какой‑то смысл, – произносит она.

– Какой‑то – наверняка.

– Ну и? Как нам к этому относиться?

– Никак. Онеметь.

Сестра размышляет, постукивая сигаретой по губам.

– Верно, – наконец произносит она. – Уже онемели.

Птичка, та самая – не то кардинал, не то малиновка – срывается с ветки и уходит в резкое пике, к самой земле, а оттуда, поймав струю воздуха, взмывает на следующее дерево. Вот бы и мне так научиться. Почувствовал себя где‑то с кем‑то неуютно, поймал попутный ветер – и ты уже в другом месте. Я бы так давно до Австралии долетел.

– Ты спала с Хорри.

– Он рассказал?

– Я вчера утром тоже на крыше сидел. Видел, как ты возвращалась, полная раскаяния.

Она пожимает плечами:

– Делов‑то!

– Ты изменила мужу.

Венди вздергивает брови, явно готовится что‑то выпалить в ответ и – осекается. Такое с ней бывает редко. Но на гребне крыши сдержанность все‑таки не помешает.

– Хорри там уже бывал.

– Так у тебя как в английском суде? По прецеденту?

– Ага.

– В таком случае половина твоих одноклассничков могут качать права.

Засмеявшись, она тушит сигарету о шифер.

– В другой вселенной, в той, где у Хорри целы мозги, мы с ним – муж и жена. Могу я в кои‑то веки туда наведаться?

– Как у тебя все просто.

– Вселенная‑то моя, я и устанавливаю правила.

Где‑то за спиной, внизу, хлопает задняя дверь. Мы оборачиваемся.

У глубокой части бассейна стоит Трейси. На ней закрытый черный купальник. Трейси ныряет практически без брызг. Гребки у нее размашистые, стильные. Она плавает взад‑вперед, точно робот, а в очередной раз доплыв до стенки, совершает изящный кульбит – ну просто как на Олимпийских играх. Даже смотреть на нее и то утомительно.

– Бедняжка, – произносит Венди.

Трейси рассекает гладь бассейна, точно акула, а мы с Венди, непривычные ни к изяществу, ни к дисциплине, восседаем над миром и наблюдаем за Трейси с нашего насеста. Мне – уже не впервые – приходит в голову, что она заслуживает лучшей доли, чем жить с Филиппом и общаться с нашей семейкой. Хорошо бы ее кто‑нибудь, пока не поздно, вызволил из этой западни.

Дата добавления: 2015-07-12