Bądź jak meteor - jak błyskańce.

Bądź jak meteor, jak błyskańce,
które pociska Zeus i Bóg,
bądź jak te gwiazdy - opętańce,
co same swych szukają dróg.

Zorze za toba idą, Zorze,
Zorzaną płynie krasa w róż.
Chaosu lotem zmierz przestworze
i pal, i depc, i siecz, i pluz.

Gdy przyjdzie mi ten swiat porzucic...

Gdy przyjdzie mi ten świat porzucić,
na jakąż nute będę nucić
melodie zgonu ma wyprawna?
Rzuciłem przecież go już dawno.

Już dawno sie przestałem smucić
o rzeczy miłe mnie stracone.
Miałyżby smutki moje wrócić,
kraść, co już dawno ukradzione.

Przecież już dawno sie wyzbyłem
marzeń o utraconym raju.
Żyję, by zwało się, że żyłem...
nad jakąś rzeką, w jakimś kraju...

Nad jakąś rzeką, w jakimś mieście,
gdzie ślubowałem ślub niewieście,
gdzie dom stworzyłem jej i sobie
z myślą o jednym wspólnym grobie.

ЛИТЕРАТУРА 1918 – 1939 ГГ.

«DWUDZIESTOLECIE MIĘDZYWOJENNE»

«Межвоенное двадцатилетие» – один из самых коротких периодов в истории польской литературы. Однако он отмечен творчеством многих талантливых поэтов и писателей, таких как Ярослав Ивашкевич, Зофья Налковская, Бруно Шульц, Юлиан Тувим, Станислав Игнацы Виткевич, Мария Домбровская и др.

Великий Октябрь положил конец более чем вековой зависимости Польши, создал условия для восстановления независимого польского государства. Однако реакция внутри страны и вне ее силой, демагогическими посулами добилась утверждения власти буржуазно-шляхетских верхов.

В обстановке острой классовой борьбы, забастовок, восстаний и бунтов, с одной стороны, и фашизации власти при Пилсудском и Рыдз-Смиглы – с другой, в польской литературе все более обнаруживалось положение конфронтации. На одном полюсе – литература буржуазная и объективно-связанный с ней модернизм (Ю. Каден-Бандровский, Б. Шульц). На другом – литература демократическая, прогрессивная, литература критического реализма и литература пролетарская, одушевляемая социалистическими идеями. Именно реалистическая и демократическая литература в конечном счете определяла духовную атмосферу страны 20-30-х годов. Она дала яркие образцы большого искусства, выдвинула крупных художников слова, творчески развивавших лучшие на­циональные литературные традиции прошлого и закладывавших основы современной подлинно прогрессивной литературы (В. Броневский, Л. Кручковский, В. Василевская и др.).

Видное место в поэзии 20-х годов занимала литературная группа «Скамандр» (ее возникновение относится к 1916 г.), объединявшая поэтов, разных по своему мировоззрению, по своим эстетическим взглядам. Среди них были поэты, в то время консервативно настроенные (К. Вежиньский и др.), и поэты, в целом находившиеся в оппозиции к существующей действительности, правдиво, нередко остро сатирически воссоздающие ее типические стороны (Л. Стафф, Ю. Тувим, Я. Ивашкевич). Это привело в 30-е годы группы к расколу. И все же следует заметить, что творчество большей части поэтов объединения имело в основном прогрессивный характер и сыграло свою положительную роль в общественном и литературном процессе межвоенного периода.

Большое значение для польской литературы имеет многообразное наследие Юлиана Тувима – одного из крупнейших польских поэтов первой половины XX столетия.

Юлиан Тувим (Julian Tuwim, 1894-1953) — выдающийся польский поэт XX в. Родился и вырос в Лодзи, в мелкобуржуазной семье. В 1916 г. Тувим поступает в Варшавский университет на отделение права. В 1918 г. выходит первый сборник его стихов — «Подстерегаю Бога». Для начального периода творчества Тувима характерны элегические и подчеркнуто интимные мотивы, однако постепенно поэт все больше открывает для себя многогранность жизни простых людей. В стихотворениях «Нужда», «Лето бедняков», «Стихи о погибшей надежде» выражено сочувствие поэта горю бедняков. В то же время Тувим зло издевается над ограниченностью буржуа, над обывателями («Мещане», «14 июля»). Тувим много писал о задачах искусства и поэзии — «Поэзия», «Словом в кровь», «Лучше дробить булыжники». В 30-е гг. поэт вместе с другими польскими писателями протестовал против готовящейся войны; его протест особенно сильно прозвучал в стихотворении «Простому человеку». Тувим был не только замечательным лириком, но и сатириком, много писал для детей, талантливо переводил Пушкина, Некрасова, Маяковского и других русских поэтов. Во время Второй мировой войны Тувим жил в Америке. В 1946 г. возвратился на родину. Последние его стихотворения, написанные в Польше, — «Знамя», «Восклицание», «Политические ямбы», «С востока свет», «Дочери в Закопане» — проникнуты верой в жизнь.

Стихи Юлиана Тувима у нас знают практически все — и взрослые, и дети: «Хозяйка од­нажды с базара пришла, / Хозяйка с базара домой принесла: / Картошку, капусту, морковку, горох, / Петрушку и свёклу. Ох!..». Или: «Что стряслось у тёти Вали? / У неё очки пропали!». Или: «Что случилось? Что случилось? / С печки азбука свалилась!». Но немно­гие знают, что автор этих лёгких и не­притязательных строчек — один из крупнейших поэтов Польши.

Начинал Тувим среди писателей, которые издавали журнал «Скамандр». Предыдущее поколение польских по­этов — символистская группа «Моло­дая Польша» — довело звучание поль­ского стиха до неслыханной ранее музыкальности. Она достигалась не в последнюю очередь запретом на раз­говор о живой окружающей действи­тельности. В ранних стихах Тувима иногда слышна эта нежная мелодич­ность: «Снег падает, падает тихо. / Глянь — снег / На душу твою ложит­ся, / Как белый мех…/ Тогда заиграй, печалясь, / «Valse triste». / Падает снег. Дописан / Последний лист» («Пись­мо», 1915 г., перевод Д С. Самойлова).

Поэтов «Скамандра» объединяло стремление вернуть польской поэзии яркие краски и громкие звуки обы­денной жизни, ибо символисты сде­лали её уж слишком условной и бес­плотной. Пробиться к живой жизни сквозь книжную условность Тувим пытается с разных сторон — через изображение сниженного быта, через жёсткую иронию, превращающую окружающий мир в абсурд:

На станции Смертная Скука,

Что в Мордобойском повете,

Техник Влас Фролыч Запойкин

Дивно играл на кларнете...

«Пётр Плаксин», 1914 г. (перевод М. Ландмана)

Иногда — через погружение в глуби­ну слова, в его звук и его историю, ко­торая как будто выводит читателя в древние пласты земли:

Так нелепо ль нам, про зель земную

Словесами предков повествуя,

Эту повесть зачинать издревле!

В недра, в ядра мы заглянем, в дебри,

По нутру пойдём, по корневищам...

«Зелень», 1936 г. (перевод Л. Н. Мартынова)

Перед миром Тувим ощущает себя недоучкой: как совладать с такой яр­костью и многообразием? «Всем пре­мудростям я обучался: / Логарифмы, задачи, квадраты, / Грыз я формулы, запанибрата / С бесконечностью я обращался... / И, как школьник, я жду не без дрожи, / Что сам Бог меня вызовет строго. / — Я не мог подгото­виться, Боже... / Я болел... Было задано много...» («Наука», 1923 г., перевод Д. С. Самойлова).

Простые разговор­ные интонации и мощный пафос в духе молодого Маяковского у Тувима соседствуют; именно это соедине­ние составляет самую узнаваемую черту его поэзии.

Европа между двумя войнами бес­покойно бурлила. В «красные тридца­тые» многим, в том числе и Тувиму, казалось, что из России идёт новая эра свободы и счастья. А из Германии всё явственнее ощущалась угроза но­вой войны. Мир был непрочен:

В пене встал океан, будто конь,

перепуганный громом,

Тучи — зубрами в пуще, смятенное

небо заржало.

Я — шальной мореплаватель,

бездна бушует над домом,

Сад свихнулся от пенья, пришёл

в исступленье от жалоб...

«Одиссей» (здесь и далее перевод Д. С. Самойлова)

В эти годы Тувим неоднократно выражал симпатии Советскому Со­юзу и подчёркивал революционную природу своего искусства. Он не кри­вил душой: бунтарство действительно было «в крови» у его поэзии, и в этом она лишь следовала традиции Адама Мицкевича и Юлиуша Словацкого. Тувим пишет несколько очень злых сатир на буржуазное общество; самая знаменитая из них — поэма «Бал в опере» (1936 г., издана в 1946 г.):

Подъезжают «ройсы», «бьюики»,

«Испаны»,

Позументы, ленты, звёзды

И султаны,

Полномочные бульдоги

И терьеры,

И бурбоны, и меха,

И камергеры

Адмиралы, обиралы,

Принцы крови,

Морды бычьи и коровьи…

Вторая мировая война началась с того, что в Польшу с запада вступи­ли немецкие, а с востока — советские войска. Далее последовала шестилет­няя оккупация и невиданное по сво­им масштабам истребление евреев. Тувима, польского патриота и еврея по крови, это касалось вплотную: «На еврейском кладбище в Лодзи, / Под сенью берёзы унылой, / Мамы моей еврейки / Польская могила... / Прост­релили мир материнский — / Два ла­сковых слога моих губ. / На святую отвоцкую мостовую / Из окна бросили труп... / С поля славы унёс я мать, чтобы матери-земле предать, / Но трупу имени моего / Навек в Отвоцке лежать» («Мать», 1953 г., перевод Б.А. Слуцкого). Тувиму удалось эмиг­рировать: судьба бросала его от Фран­ции до Бразилии и Соединённых Шта­тов. С этого времени он пишет мало лирических стихов — сперва антифа­шистская публицистика, а потом рабо­та над поэмой «Цветы Польши», так и не завершённой (издана в 1949 г.), отнимают всё время.

На родину Юлиан Тувим вернулся в 1946 г. В социалистической Поль­ше он успеет издать только одну кни­гу новых стихов: эпоха к лирике не располагала. В этих стихах наряду с обязательными (и вполне объясни­мыми — как-никак война кончилась!) бодрыми нотами пронзительно зву­чит поминание по тому миру, кото­рый был разрушен войной, — миру, который Тувим так любил и так про­клинал. Символом его становится сожжённая дотла Варшава:

…дымился город,

Догорая, как жертвенное животное на священном костре,

И только сводимые судорогой ноги свидетельствовали о жизни,

Которая становилась смертью,

И дышал горечью гари, словно жертвы

Спалённою шерстью…

Тувим прошел нелегкий путь идейно-творческих поисков. Влияние польской классической поэзии и стихов старшего современника Л. Стаффа сочеталось в первых поэтических книжках Тувима с идейно-тематическими и художественными новациями, с бунтарской, в сущности антибуржуазной, настроенностью. Гуманистические мотивы на первых порах проявлялись в поэтизации некоего абстрактного человека, в сочувствии «маленькому» человеку, в обличении обывательщины (сборники «Пляшущий Сократ», 1920, «Седьмая осень», 1922). В стихах этих сборников сливаются лиризм, философская мысль, сатира, нередко тонкий психологизм. Постепенно гуманизм поэта приобретает социальную окраску. В конце 20-х – начале 30-х годов в условиях санационного режима в поэзии Тувима, с одной стороны, нарастает трагизм его мироощущения, все более углубляющийся к концу третьего десятилетия, с другой же стороны, еще острее становится сатира, приобретающая социально-политическую остроту и гражданское звучание. Поэт не только развивает тему обличения мещанства, он клеймит правящие круги Польши, гитлеризм. Абстрактный гуманизм все более заметно уступает место гуманизму активному. Решительнее утверждается критико-реалистический метод поэта, демократический в своей основе. В лучших стихах Тувим достигает классической простоты, обновляет поэтический язык, сближаясь с народным творчеством. Пожалуй, полнее всего это нашло отражение в сборниках «Чернолесье» (1929), «Стихи о государстве» (1935), сатирической поэме «Бал в опере» (написанной в 1936 г.). Недаром на это время падают и многочисленные переводы на польский язык произведений русской и советской классики: В. Маяковского, оказавшею значительное воздействие на польского поэта, А. Безыменского, М. Светлова и др. Сентябрьская катастрофа 1939 года заставила Тувима уйти в эмиграцию. В мировоззрении и творчестве поэта военных лет происходит заметная трансформация. Тувим занимается политической деятельностью, включается в антифашистскую борьбу с реакционной эмиграцией, выступает против антисоветской политики польского эмигрантского правительства. Не оставляет он и литературной деятельности. На чужбине поэт упорно работает над поэмой «Цветы Польши».

Из других поэтов, связанных с группой «Скамандр», приобретают известность Я. Ивашкевич, А. Слонимский, чье творчество получит развитие в послевоенной Польше.

В 20 – 30-е годы развивается и реалистическая проза. Критикой буржуазной действительности проникнуты реалистические полотна классиков польской литературы С. Жеромского («Канун весны», 1925) и А. Струга («Поколение Марка Свиды». 1925). Их дело творчески продолжает молодая литературная смена – М. Домбровская, 3. Налковская, X. Богушевская, Е. Корнацкий и др.

Гуманизм и демократизм характеризуют творчество Марии Домбровской, чьи правдивые рассказы о жизни народа не только одушевлены чувством сострадания и любви, но и освещены надеждой на его лучшую долю (сборники «Дети родины», 1923, «Люди оттуда», 1925, и др.). Вершиной довоенного творчества писательницы стала ее тетралогия «Ночи и дни» (1932 – 1934). Представляя собой своеобразную семейную хронику, «Ночи и дни» ярко воссоздают историю трех поколений шляхетской семьи, историю ее упадка и вместе с тем отхода лучших представителей шляхты от ее косных традиций и морали (Агнешка, Марцин Снядовский, Анка Нехтицувна). Семейная хроника перерастает в роман-эпопею, где панорамность изображения жизни общества органично сочетается с глубоким раскрытием характеров, их психологии, индивидуального облика.

Мария Домбровская (Maria Dąbrowska, 1889-1965) – автор романов, новелл, драматических произведений, публицист, переводчик. Творчество Домбровской – яркая страница в истории польского реализма XX в. Писательница родилась в Руссове под Калишем в разорившейся шляхетской семье. Окончив школу в Варшаве, она училась за границей, занималась естественными науками, социологией и экономикой. В Бельгии сблизилась с демократическими кругами польской эмиграции. Первые рассказы М. Домбровской были опубликованы еще в пору ее школьного ученичества, а в 1920-е гг. стали появляться книги — «Ветка черешни», «Улыбка детства» и др. В 1925 г. была издана книга «Люди оттуда», которая вызвала интерес критики и читателей и стала свидетельством творческой зрелости писательницы. Подлинным триумфом Домбровской является цикл романов под общим названием «Ночи и дни» (1932-1934). М. Домбровская – лауреат Государственной и многих литературных премий, в 1957 г. она была избрана почетным доктором Варшавского университета.

В середине второго десятилетия выступила группа «Три залпа», куда вошли три революционных поэта – В. Броневский, С.Р. Станде, В. Вандурский. В их первом коллективном сборнике и последовавших за ним индивидуальных – «Ветряные мельницы» (1925) и «Дымы над городом» (1927) Броневского, «Вещи и люди» (1925) Станде и «Сажа и золото» Вандурского – магистральной была тема борьбы пролетариата против бесчеловечной капиталистической системы.

Самым талантливым в этой группе пролетарских поэтов был Владислав Броневский (1897 – 1962), ставший впоследствии одним из выдающихся поэтов XX века. На раннем этапе в творчестве Броневского ощущались нотки анархического бунтарства, не все гладко шло и на пути его художественных поисков. В стихах польского поэта в это время преобладает романтическое начало. Но уже в 20-е годы поэт серьезно изучает произведения классиков марксизма-ленинизма, увлекается советской поэзией, особенно Маяковским, публикует свои первые переводы его стихотворений. Поэзия Маяковского стала для него во многом образцом подлинно идейного искусства. В стихах польского поэта в это время преобладало романтическое начало. На рубеже 20 – 30-х годов намечается перелом в его мировоззрении и творчестве. В конце 20-х годов выходит поэма «Парижская Коммуна», конфискованная цензурой, а в 1932 г. – сборник стихов «Печаль и песня». В пролетарской польской поэзии, пожалуй, особенно это заметно в творчестве Броневского, проступают черты социалистического реализма. Вместе с тем в отдельных стихах книги «Печаль и песня» ощущались пессимистические интонации, вызванные усилением фашизации санационного режима. В конце трудных для польских революционеров 30-х годов В. Броневский издает сборник «Последний клич» (1939). В лучших стихах книги («Примкнуть штыки!», «Последний клич», «Честь и граната») с большой поэтической силой выражены безграничная любовь к родине и страстное предостережение о грозящей ей опасности, исходящей от гитлеровской Германии. Патриотический и интернационалистский пафос сочетается в стихах с яростным разоблачением фашизма и национальной буржуазной верхушки. Военные годы, ставшие для поэта и годами вынужденной эмиграции, отразились в его книгах «Примкнуть штыки» (1943) и «Древо отчаяния» (1945). Через эти стихи проходит мотив тоски по родине, скорби по страдающему отечеству. Но и здесь мужество и гуманизм поэта придают его лирике оттенок боевитости и жизнеутверждения.

С середины 20-х и тем более в 30-е годы наряду с Броневским или вслед за ним и его сподвижниками по группе «Три залпа» выступают и такие революционные поэты, как Л. Шенвальд, Э. Шиманский, Б. Ясенский, С. Выгодский и др.

Процесс рождения и становления литературы социалистического реализма постепенно включает в межвоенное двадцатилетие и польскую пролетарскую прозу. Как и в литературах других зарубежных стран, в прозе рождение и формирование социалистического реализма сначала происходит преимущественно в сфере публицистики или в произведениях художественно-документального или автобиографического характера (например, повесть Л. Рудницкого «Возрождение», 1920, и сборник рассказов «Демократическая республика», 1921). Подъем пролетарского романа, связанный с усилением борьбы польского пролетариата, падает на следующее десятилетие. Показательно, что отдельные прозаические произведения этих лет близки по содержанию и форме к жанру художественно-документального очерка (повесть В. Василевской «Облик дня», 1934, роман Г. Джевецкого «Кисловцы», 1934, и др.). Пролетарские художники с революционных позиций обличают буржуазно-шляхетскую элиту и ее идеологию, изображают античеловечность капиталистической эксплуатации и системы в целом, показывают жизнь и борьбу городского и сельского пролетариата (романы В. Ковальского «В Гжмёнцей», 1936, «Семья Мяновских», 1938; Я. Бжозы «Дети», 1936, «Мы строим дом», 1938; В. Василевской «Родина», 1935; «Земля в ярме», 1938, первая часть ее трилогии «Пламя на болотах», 1940). В развитии революционной польской литературы, помимо усвоения лучших национальных традиций, важную роль играло влияние советской литературы.

Особенно важными вехами в истории развития пролетарской прозы в польской литературе были произведения выдающегося польского писателя Леона Кручковского (1900 – 1962). Большой вклад в пролетарскую литературу внесли его романы 30-х годов – произведения глубоко самобытные. Его первый роман «Кордиан и Хам» (1932) явился новым типом исторического романа, существенно пересматривающим с последовательно демократических позиций прошлое Польши. Роману свойственна злободневность, явная полемическая и публицистическая окрашенность, проступающая в обрисовке образов, в архитектонике, в повествовательной манере художника. Приблизительно в том же ключе написан и остросоциальный роман «Павлиньи перья» (1935) с его собирательным образом трудового галицийского крестьянства, борющегося против богатеющей кулацкой прослойки. Изображая польскую деревню перед первой мировой войной, развенчивая буржуазно-шляхетскую концепцию «единой родины», автор не только выявляет обострение социального антагонизма, но и показывает нарастание классовой борьбы в деревне. Последнее крупное произве дение писателя довоенной поры – роман «Тенета» (1937). В нем с большой социально-психологической мотивированностью дана история мелкобуржуазного интеллигента, запутавшегося в тенетах удушающей общественной атмосферы накануне второй мировой войны. В начале войны Кручковский, находившийся в армии, попадает в лагерь для военнопленных в Германии, из которого был освобожден в 1945 году советскими войсками.

Как ни старались немецкие фашисты в годы оккупации задушить живую творческую мысль польского народа, его культура и, в частности, литература продолжали жить и в нелегально выходивших стихах, публицистике внутри Польши, и в произведениях писателей-эмигрантов.

Кроме того, следует отметить также творчество таких польских писателей «Межвоенного двадцатилетия», как Ярослав Ивашкевич, Зофья Налковская, Бруно Шульц, а также Станислав Игнацы Виткевич.

Ярослав Ивашкевич (Jarosław Iwaszkiewicz, 1894-1980) — писатель универсального дарования, оставивший огромное художественное наследие. Поэт, прозаик, драматург, музыковед, литературный критик, переводчик, Ивашкевич был современником нескольких литературных эпох, нашедших отражение в его творчестве. Ивашкевич родился в деревне Кальник под Киевом, учился в елисаветградской и киевской гимназиях, на юридическом факультете Киевского университета и одновременно в консерватории. В 1915 г. он дебютировал стихотворением «Лилит» в киевском еженедельнике «Перо». В октябре 1918 г. Ивашкевич переезжает в Варшаву, где становится активным участником авангардистских литературных групп «Под пикадором» и — позже — «Скамандр». В 30-е гг. творчество Ивашкевича достигает зрелости. Он публикует несколько новых поэтических сборников, пробует силы в драматургии — «Лето в Ноане» (1937), «Маскарад» (1939), в жанре художественной биографии — «Фредерик Шопен» (1938) и исторического романа — «Красные щиты» (1934). Но подлинным триумфом Ивашкевича стал выход нескольких сборников рассказов — «Барышни из Волчиков» (1933), «Мельница на Утрате» (1936), «Два рассказа» (1938). В них оформился стиль писателя, доминантными чертами которого стали конкретно-чувственное, пластическое изображение, лиричность и камерность повествования.

Зофья Налковская (Zofia Nałkowska, 1885-1954) родилась и выросла в семье видного польского ученого и передового общественного деятеля-демократа Вацлава Налковского. Эго оказало решающее влияние на духовное формирование будущей писательницы. Однако на первых порах литературной деятельности она пережила некоторое воздействие господствующих в начале века в польском искусстве модернистских течений. В зрелый период, то есть начиная с 1920-х гг., писательница преодолевает известную идейную и художественную ограниченность, о чем свидетельствуют ее романы, новеллы и драмы этого времени. Немецко-фашистскую оккупацию Польши она пережила в Варшаве, продолжая в трудных условиях работать над очередным романом. В послевоенные годы она создала цикл рассказов «Медальоны», заканчивала роман «Узлы жизни» и биографическую повесть о своем отце В. Налковском.

Бруно Шульц (Bruno Schulz, 1892-1942) — автор всего двух небольших прозаических циклов, нескольких статей, рецензий и незаконченных набросков, останется тем не менее в польской литературе XX в. как одно из самых значительных явлений. Резкое своеобразие творчества Шульца в контексте польской литературы объясняется тем, что родившийся в Дрогобыче писатель в большой степени принадлежал к австро-венгерской культурной ауре, и запечатленная в его прозе атмосфера распада империи Габсбургов сближает ее с творчеством И. Рота, Р. Музиля, Ф. Кафки. Мифологический художественный мир, созданный Шульцем, давал возможность универсальных обобщений и целостного видения жизни. Его книги «Коричные лавки» (1934) и «Санатория под клепсидрой» (1937) представляют собой один цикл с общей системой персонажей и единой поэтикой. В основе лежат мифы творения и эсхатологический миф. Шульц погиб во время войны — был застрелен на улице во время облавы на евреев; творчество его долгое время было мало известно и только в последние годы начинает занимать заслуженное место в польской и мировой литературе.

Станислав Игнацы Виткевич (Stanisław Ignacy Witkiewicz, 1885-1939) — писатель, живописец, реформатор театра, создатель концепции «чистой формы» в искусстве. Начал писать с детства. В юности много путешествовал по Европе. Учился в краковской Академии изобразительных искусств. Наследие Виткевича включает многочисленные драмы, среди которых «Тумор Мозгович» (1920), «Метафизика двуглавого теленка» (1921), «Дюбал Вахазар, или На перевалах Абсурда», «Сумасшедший и монахиня» (1923), «Безумный Локомотив» (1923), «Мать» (1924), «Сапожники», а также романы «622 падения Бунго, или Демоническая женщина» (1910—1911), «Прощание с осенью», «Ненасытность» (1927), «Единственный выход» (1931 — 1933). Большинство литературных произведений Виткевича при его жизни опубликовано не было. Мировое признание его творчество получило в последней трети XX века; Виткевича считают предтечей постмодернизма и театра абсурда. Художник переходной эпохи, он использует традицию культуры как точку отсчета, давая ей свою проблемно-метафорическую трактовку. Крушение прошлого раскрыто в его антиутопиях через образы «бывших людей», распад мифов, идеологий и художественных форм; возможная катастрофа будущего — через прогноз новых степеней распада и картины угрожающего обезличивания «счастливого человечества». Пренебрегая правдоподобием ради правды поиска, Виткевич указывает на фантастичность реального и стремится показать мир в трагикомическом развитии.

Дата добавления: 2015-07-11