О свете коптилки

Под палящим солнцем обнаженные по пояс работники срезали плоды какао серпами, прикрепленными к длинным шестам. С глухим стуком падали золотые плоды, женщины и дети собирали их и разрубали ударами большого ножа. Росли кучи зерен какао, белых от сока; зерна насыпали в большие корзины, которые на вьючных ослах отвозили к корытам для промывки.

Работа начиналась на заре и кончалась поздно вечером; пища - кусок жареной солонины с маниоковой Лукой да спелый плод хлебного дерева, съеденные наспех в полдень. Женщины пели унылые песни:

Доля у меня горька,

кожа у меня черна.

Я спрошу полковника,

я спрошу хозяина:

долго ль будет мне тоска

без подружки суждена?

Хор мужчин на плантации отвечал:

Долго, долго мне придется

собирать какао...

Погонщики подгоняли ослов криками, как только караван с зернами какао выходил на дорогу: "Но, проклятый! Пошевеливайся, Брильянт!" Верхом на лошади, в сопровождении надсмотрщика, полковник Мелк Таварес объезжал плантации, проверяя, как идет работа.

Иногда он спешивался и бранил женщин и детей:

– Чего вы канителитесь? Поворачивайтесь быстрей, это вам не вшей ловить!

Учащаются удары, раскалывающие надвое плоды какао, которые лежат на ладони - острое лезвие большого ножа каждый раз угрожает рассечь пальцы.

Убыстряется ритм плывущей над плантацией песни, которая подгоняет сборщиков:

А в цветах роса сладка,

а подружка так стройна.

Я спрошу полковника,

я спрошу хозяина:

долго ли мне ждать, пока

ляжет вновь со мной она?

Стоя под деревьями на змеиных тропах, покрытых сухой листвой, мужчины все быстрее срезают плоды и голоса их звучат все громче:

Долго, долго мне придется собирать какао...

Полковник осматривал деревья, надсмотрщик покрикивал на батраков, изнурительная работа продолжалась.

– Кто здесь работал?

Надсмотрщик повторил вопрос, работники вернулись, и негр Фагундес ответил:

– Я.

– Пойди сюда.

Полковник показал на какаовое дерево: среди густой листвы, на самых верхних ветвях виднелись несрезанные плоды.

– Ты что - покровитель обезьян? Думаешь, я для них сажаю какао? Лентяй. Тебе бы только на улицах драться...

– Виноват, сеньор. Не заметил...

– Не заметил, потому что плантация не твоя и не ты терпишь убытки. Впредь изволь быть внимательнее.

Полковник продолжал осмотр. Негр Фагундес поднял серп и своими мягкими, добрыми глазами поглядел вслед полковнику. Что он мог ответить? Мелк вырвал его из рук полиции, когда он, напившись во время вылазки в поселок, устроил дебош в публичном доме.

Вообще Фагундес был не из тех, кто молча сносит обиды, но полковнику не ответил. Разве не Мелк брал его недавно в Ильеус, чтобы поджечь газеты, и так щедро заплатил за это ерундовое дело? И разве не сказал он потом, что возвращаются времена вооруженных столкновений, хорошие времена для мужественных людей с метким глазом, для таких, как негр Фагундес? А пока он собирал какао, плясал на зернах в сушильных баркасах, потел в печи, и ноги его всегда были вымазаны клейким соком какао. Впрочем, эти добрые времена что-то не наступали, тот костер из газет был недостаточно ярким. Но даже то, что было, - неплохо, он все-таки повидал кое-что, проехался на грузовике, пострелял несколько раз в воздух, чтобы нагнать страху, и увидел Габриэлу, как только приехал; он проходил мимо какого-то бара и услышал женский смех.

Так смеяться могла только она. Фагундеса повели в дом, где они должны были оставаться до нужного момента. Парень по прозвищу Блондинчик, который их привез, ответил на вопрос негра:

– Это кухарка араба, лакомый кусочек.

Фагундес замедлил шаг и отстал, чтобы увидеть ее. Блондинчик сердито торопил:

– Пошли, негр. Не мозоль тут глаза, а то испортишь все дело. Пошли.

Вернувшись на фазенду ночью, когда небо было усыпано звездами и где-то плакала одинокая гармоника, Фагундес рассказал Клементе о встрече с Габриэлой. Красноватый свет коптилки падал трепещущими бликами во мрак, окутавший плантации: они видели лицо Габриэлы, ее ритмично двигавшееся тело, длинные ноги, так легко и неутомимо ступавшие по земле.

– Она очень похорошела.

– Значит, работает в баре?

– Нет, она готовит для бара, а работает у толстого турка с бычьей мордой. Хорошо одета, обута, чистенькая.

Клементе едва различает тусклый свет коптилки, он понуро слушает и молча думает.

– Она смеялась, когда я проходил мимо, и разговаривала с каким-то типом, наверно богачом. Ты знаешь, Клементе, у нее была роза в волосах, я никогда не видел такой красоты.

Образ Габриэлы с розой в волосах расплывается в свете коптилки. Клементе уходит в себя, как черепаха в панцирь.

– Я заглянул на кухню в доме полковника. Видел его жену, она бледная и худая, как святая на картине. Видел и дочку - очень красивая, но гордячка, ходит и никого вокруг не замечает. Слов нет, хороша, но, скажу тебе, Клементе, другой такой, как Габриэла, нет. Чем она берет? Как ты думаешь?

Чем она берет? Откуда ему знать! Он спал с ней, положив ей голову на грудь, в сертане, в зарослях кустарника, на зеленых лугах, но от этого не узнал о ней больше. Нет, не узнал и никогда не узнает. Но есть в ней что-то, чего забыть нельзя. Кожа цвета корицы? Запах гвоздики? Смех? Откуда ему знать. Она пышет жаром, пылающим, как огонь костра, этот жар охватывает и сжигает тебя всего.

– Костер из газет сгорел в одну минуту. Я решил сходить повидать Габриэлу, потолковать с ней, но не удалось, хотя мне очень хотелось.

– И больше ты ее не видел?

Свет коптилки лизал темноту, ползла ночь без Габриэлы. Собачий лай, крики сов, шелест змей. Клементе и Фагундеса охватила тоска. Тогда Фагундес взял коптилку и ушел спать. Во мраке ночи, огромной и печальной, мулат Клементе видел Габриэлу. Улыбающиеся губы; стройные ноги, смуглые бедра, высокая грудь, тонкая талия, запах гвоздики, цвет корицы... Он обнял ее и отнес на топчан из жердей. Он лег с нею рядом, и она склонилась к нему на грудь.

Дата добавления: 2015-10-16