Глава пятая. Джанку пришлось занять угловое кресло

Джанку пришлось занять угловое кресло. У Берджиса в офисе можно было расположиться и поудобнее, но это был его кабинет. Вернувшись, Джанк застал Берджиса вращающимся в кресле: так он держал весь клуб под наблюдением. Шесть телевизоров, установленных на полке у дальней стены комнаты, показывали с разных точек каждый уголок «Грэйвити». Берджис отвернулся от экрана, по которому наблюдал за входной дверью.

— Что, по‑твоему, он делает? — спросил Берджис.

Джанк наклонился: человек, похоже, чесался.

— Он чешется уже минут десять, — сообщил Берджис. — Как думаешь, что с ним такое?

— Понятия не имею. Вши. Какая‑нибудь сыпь. Откуда мне знать? — Джанк не понимал, зачем Берджис интересуется его мнением.

— Как полагаешь, если мы возьмем да и запишем все это, а потом покажем ему и спросим, в чем проблема?

— Зачем?

— Он хочет работать в охране, но если ему даже свой долбаный член не удается содержать в чистоте, на фиг он нам нужен?

Джанк ничего не сказал. Он не видел связи между личной гигиеной и работой вышибалы. С другой стороны, он никогда раньше не думал об этом. Если Берджис верит, что связь есть, и серьезная, у него могут быть свои резоны. Вот пусть у Берджиса и болит голова насчет всей этой ерунды — Джанку совсем не обязательно следить за ходом его мыслей. У Джанка хватает своих забот, и лучше он будет следить за ходом собственных мыслей.

— Ты спал с ним? — поинтересовался Берджис.

— Нет, я не спал с ним, — ответил Джанк. — Почему ты спрашиваешь?

— Это тест на сообразительность. Не зря же я демонстрирую тебе свои методы управления, вижу, ты начал хорошо разбираться в сути клубного дела и индустрии досуга.

— А вот и нет, — возразил Джанк.

Он был знаком с Берджисом почти двадцать лет. И когда‑то думал, что знает, как управлять клубом: нанять диджея, поставить у двери вышибалу, в три часа утра выдернуть банкноты из кассы и сполна рассчитаться с каждым, кто потребует. А потом ты беспечно выходишь с деньгами в кармане и пропадаешь в ночи. Берджис говорил ему, что те дни давно миновали. Джанк тоже так считал. Теперь он был занесен в платежную ведомость и, когда заходил за своими деньгами, получал бланк, в котором значилось, что с него удержаны налоги и взносы государственного страхования. Это же кощунство — работать по ночам в клубе и выплачивать государственную страховку, как те, кто вкалывает от и до, зарабатывая себе на жизнь! Даже диджеи стали деловыми. Изображают свободных художников и нанимают бухгалтеров, следящих за их налоговыми отчислениями.

Джанк бесцеремонно вытащил свою сумку и положил на колено. В сумке лежали видеокассеты с липкими затвердевшими наклейками. Порывшись на дне, он нашел пару упаковок кокаина, приготовлен‑, ных дома, и положил их на стол Берджиса. Тот взглянул через плечо, держа в руке пачку денег. Затем отделил несколько двадцатифунтовых банкнот и протянул со словами:

— Восемьдесят фунтов, Джанк.

Все правильно. Будут и другие восемьдесят — завтра, когда кокаин кончится и Берджису потребуется еще. Джанк взял деньги, засунул их в передний карман сумки.

— Что у тебя там? — спросил Берджис. Джанк вытащил одну из видеокассет:

— Несколько фильмов «манга» — приятель привез из Японии, кадры из чешской сюрной короткометражки — я списал с Би‑би‑си, и нарезка Джерарда Дамиано[10]. — Джанк был вполне доволен записью, которую смонтировал сегодня.

Почти десять лет назад Берджис сообщил Джанку, что открыл новый клуб и у него есть шикарная идея. Он собирался заодно с диджеем заиметь и видеожокея, чтобы тот прокручивал видеозаписи, они будут проецироваться на экраны над танцполом. Берджис читал о таких виджеях, работающих в клубах Нью‑Йорка и Токио. В то время Джанк занимался пиратством видеопорно, чтобы иметь резерв для обмена. Берджис нанял его, услышав о видеорежиссерском пульте, который Джанк соорудил у себя в квартире.

Благодаря Берджису Джанк стал почти знаменитым. Из музыкальных журналов приходили брать у него интервью. Продюсеры с ТВ покупали его записи и даже предлагали работу. Правда, они слегка шалели, когда узнавали, как он потерял глаз, — это случилось после того, как Джанк сделал себе инъекцию сульфата амфетамина прямо в глазное яблоко. Живая легенда, да и только! Джанк никогда не собирался переметнуться на телевидение, что ему там было делать — монтировать ролики для спортивных программ, или занятия аэробикой на венецианском пляже, или еще какую‑нибудь муть? Он был счастлив в клубе, со своей собственной виджейской кабиной и видеомонтажерской аппаратурой.

От записей Джанка Берджис возбуждался. У него вошло в привычку одалживать самые свежие видео.

— Я же не смотрю ящик — все это слишком вяло, а мне нужно что‑нибудь с драйвом, — пояснял он.

Все окружающие считали сорокалетнего Берджиса весьма удачливым и преуспевающим человеком. Многие даже восхищались его манерой одеваться. Вот только в дом к себе он никого не допускал, и дело даже не в том, что жилье Берджиса правильнее всего было бы назвать пустым — не дом, а сплошные телевизоры. Практически все время Берджис крутил записи Джанка: фрагменты соревнований скейтбордистов, марафонов супергрузовиков, порнухи, фильмов о кун‑фу и китайских привидениях, русские мультики — все это было смонтировано в шизофреническую вакханалию. Вот что объединяло Берджиса и Джанка. Это, а не койка.

Джон Берджис был на десять лет старше Джанка и походил на заносчивую копию Стива Мартина1 — но без способности кинозвезды все больше нравиться по прошествии времени. Джанку казалось, что он знает этого человека всю жизнь. Берджис дал ему шанс — Джанк мог делать видео. И это компенсировало все то свинское дерьмо, которое ему приходилось терпеть.

— Смотри‑ка, — оживился Берджис, — этот ублюдок снова за свое. Он весь вечер держится руками за член. Ну, и что с него возьмешь, когда появятся клиенты? Он будет онанировать и не заметит боевиков ИРА, даже если они закидают нас противотанковыми гранатами. Потому‑то я и установил металлоискатели.

Джанк прищурился здоровым глазом на экран, подумав, что изображение с камер видеонаблюдения чуточку запаздывает. Это отладится вечером, когда помещение заполнится, но заметить разницу способен только человек, вращающий головой от одного экрана к другому со скоростью света, а это выше человеческих возможностей. Каждая камера была подсоединена к видеомагнитофону и монитору. Джанк покрутил головой туда‑сюда, одновременно моргая здоровым глазом. Решение оказалось не самым удачным — у него заболела шея, и он прервал свой эксперимент. Клуб постепенно заполнялся народом. Похожий на пещеру танцпол был пуст, но, глядя на монитор кафетерия и два монитора бара, Джанк видел, что места в самых укромных уголках клуба уже заняты — по большей части завсегдатаями, друзьями, людьми, которые могли не стоять в очереди и проходить мимо охраны, делающей отметку в гостевом листе, приветствуя входящих кивком головы. Джанк увидел Йена и Терезу — они уже сидели в верхнем баре. А выгодные клиенты иногда по часу и больше стояли в очереди, чтобы попасть в клуб.

Вращаясь на высоком табурете, Йен рассказывал Терезе, что таблетки не произвели никакого эффекта — может, это «Ибупрофен»[11], который его любовница‑латиноска пьет от менструальных болей.

— Сколько ты принял? — спросила Тереза.

— Не знаю, — ответил Йен. — Но достаточно.

Он глотнул «Лукозейд» из горлышка бутылки. Тереза посмотрела на него. Он все еще искал разгадку, сидя на высоком табурете и болтая ногами. Йен выглядел года на четыре старше своих лет. Но одежда — хлопчатобумажная трикотажная рубашка, свисавшая до колен, и неряшливо обвисшие штаны — делала его похожим на ребенка‑грудничка. Йен оторвался от бутылки и улыбнулся. Даже зубы у него были какие‑то детские: молочно‑белые, мелкие и ровные.

Он откинул волосы с глаз.

— Пойдем курнем. Можно в видеоаппаратной Джанка, он не будет возражать.

Тереза кивнула — что ж, ладно. Она знала, что Джанк не выдаст их, хотя весь персонал «Грэйвити» предупреждали, чтобы не курили наркоту, в помещениях клуба: Берджис сказал, что никому никаких оправданий не будет. Установив видеонаблюдение, он пребывал в телячьем восторге: полиция может, если захочет, крутить видеозаписи, вместо того чтобы обшаривать клуб. Единственными безопасными в этом смысле помещениями были теперь клубные подвалы, расположенные между гардеробами и офисами, или кабины над танцполом — диджеев, светотехников и Джанка. Йен уже пытался навестить кабину диджеев, но его, как обычно, выставили. В прошлом году один знаменитый диджей из Детройта обвинил Йена — заочно! — в краже записей, и теперь никто ему не доверял. Тереза думала, что у Йена, скорее всего, рыльце было в пуху, хотя она никогда не видела, как он это проделывает.

Из всех работавших в «Грэйвити» единственным, кто еще ладил с Йеном, был Джанк. Большинству девушек и геев, стоявших за стойкой баров. Йен нравился, но даже они соблюдали осторожность и не оставляли свои сумки без присмотра, когда он ошивался поблизости. А вот Джанк проявлял к нему странную терпимость. Правда, он был таким со всеми, но с Йеном особенно. Тереза полагала, что причиной этого может быть ее дружба с Йеном, ей казалось, Джан‑ку нравится, что Йен ошивается рядом, поскольку тот выглядит еще большим придурком, чем он сам. Оказавшись в их компании, Тереза чувствовала себя начинкой в каком‑то идиотском сэндвиче, хотя Джанк, конечно, вовсе не идиот, а так, слегка пришибленный.

— Комната Джанка открыта? — спросил Йен.

— Это не важно, я взяла ключ, — ответила Тереза.

— Молодец, Трез!

Йен уже вприпрыжку мчался по балкону к кабине Джанка. Тереза соскользнула с табурета и последовала за ним. Коктейль‑бар выходил на широкий балкон, возвышавшийся над танцполом. В дальнем конце находились три кабины — одна для осветителей, другая для диджеев и личная кабина Джанка. Йен застрял в центре балкона: он навис над перилами и махал рукой кому‑то на другой стороне. Тереза глянула вниз: «Грэйвити» заполнился почти на четверть. Пройдет еще час, и нельзя будет протолкнуться.

— Эй, давай, пошли, детка. — Йен потянул Терезу за рукав.

Он почти волоком тащил ее к дверям аппаратной. Тереза не могла удержаться от смеха: ну ты и зануда, Йен!

— Да, да, да, давай, давай скорей. Это же имеет смысл.

Заражаясь его нетерпением, Тереза открыла дверь, и он вломился внутрь.

В святилище Джанка Тереза провела пальцем по видеокассетам, промаркированным и аккуратно разложенным по полкам. Она не знала, как Джанк создал свою коллекцию, где отыскивал записи и как расплачивался за них. Полки занимали три стены. У четвертой стоял видеорежиссерский пульт, а над ним располагалось огромное окно с видом на танцпол. Джанк обычно сидел за пультом, следя за прогоном записей на экранах. Он называл свою работу видео‑жокейством, как будто нарезал и монтировал записи на месте. На самом деле Джанк делал это днем, а вечером просто расслаблялся и ловил кайф, глядя на экраны. Джанк был мастером своего дела. Тереза изучала видео в колледже, но от него она узнала в тысячу раз больше, чем от преподавателей. Видеорежиссерский пульт Джанка был уж точно лучше любого пульта в колледже, хотя и не отвечал общепринятым стандартам.

Йен сидел за пультом Джанка, воображая, что попал в центр управления полетами — его руки порхали над кнопками, а он выглядывал из окна, приговаривая:

— Увеличь число оборотов, детка, мы идем в атаку... Командир, я не могу удержать его! В отсеках нет горючего, начинаем зенитный огонь… Нас мало, мы банда братьев. Ха‑ха, кричите — «Пощады нет! — и спустили псов войны»[12]мы с привязи.

С последним раскатом буквы "р" в слове «привязь» Йен высунул язык, облизнул нижний край сдвоенного листа папиросной бумаги и заклеил косяк. Тереза всегда удивлялась его ловкости. Никто не делал это быстрее Йена. Ему бы попробовать себя в карточных фокусах — и пусть не говорят, что он совсем никчемный и бесталанный.

— Ну что, зажжем?

В одной руке Йен держал косяк, в другой — никелированный пистолет.

Дата добавления: 2015-10-21