Глава 9. Мы с белым, молча двигаясь рядом, возвращаемся к машине

Елена

Мы с белым, молча двигаясь рядом, возвращаемся к машине. Оба слышим, как немного позади идут остальные оборотни из моего клана. Но молчу я не из-за этого. Нет моральных сил сказать что-то, нет таких слов, чтобы оправдать себя, свою ошибку, чтобы выразить свое чувство вины. Молча садимся в машину, и Добровольский сразу срывается с места. Какое-то время мы едем в абсолютной тишине, каждый погружен в собственные мысли. У меня так и вовсе ступор: что теперь говорить и что делать я не представляю, собраться никак не получается.

— Волки постоянно гибнут — на охоте, во время боев, в стычках с другими оборотнями… Это наша форма естественного отбора, это часть нашей природы. Относись к этому с позиции своего зверя — философски, — неожиданно спокойно и негромко замечает белый.

В ответ хочется закричать, что я все это знаю, но одно дело знать о чем-то в теории и другое — увидеть самой, стать непосредственной участницей этих событий, причиной... Поэтому только сильнее сжимаю губы и отворачиваю голову в сторону окна, стремясь сдержать подступающую истерику.

— Любое существо имеет право защищать себя, это право священно и действительно для всех и каждого, — так и не дождавшись от меня ответа, продолжает волк. — Не стоит корить себя за случившееся. Твоей вины в произошедшем точно нет. Даже если бы ты была более опытна в вопросе управления своим зверем, тебя нельзя было бы обвинить в случившемся. Подобное допустил вожак стаи!

От его слов стало только хуже. Лучше бы молчал и не трогал меня. Хочется одного — в одиночестве забиться в какую-нибудь нору и сидеть там. Но даже этой возможности я лишена, потому что обязана терпеть навязанное мне условиями древнего договора общество этого... альфы. И от того, что он перекладывает вину на слишком занятого и безразличного к моему существованию отца, нисколько не легче. Это только больнее жалит, пробуждая давнюю детскую обиду. Заскребыш. Последний поздний ребенок. Отец всегда слишком занят, чтобы находить для меня время, слишком безразличен, чтобы интересоваться моей жизнью. Я давно смирилась и привыкла, мысленно находя ему сотни оправданий. Но вот сейчас, из уст постороннего было особенно горько слышать о пренебрежении со стороны отца. И брат... Егор всегда был слишком взрослым, чтобы проявлять интерес к маленькой сестре, слишком яростным и неприступным, чтобы сближаться с ним. А сегодня... Сегодня я по-настоящему испугалась его. Он был чужим и безжалостным. Чуждым…

Все происходящее было слишком невероятным, слишком пугающим и реалистичным, чтобы я могла осмыслить все сразу, понять причины и найти для себя объяснение поступков. А пока было просто горько. Хотелось помолчать, побыть одной и вволю поплакать. Но возможности осуществить желаемое не было — мешал Добровольский. Поэтому я просто молчала, скрывая все внутри, не позволяя эмоциям выплеснуться наружу. И его попытки поддержать меня раздражали особенно: пока не появился он, ничего подобного в моей жизни не случалось. Скорее бы на работу! Погрузиться в успокаивающий процесс готовки и побыть вдалеке от своей навязанной пары!

Белый, осознав наконец, что вступать в дискуссию я не намерена, тоже замолчал. Но ненадолго. Почти на подъезде к поселку неожиданно повернулся ко мне и спросил:

— Ты на практику в экспедицию очень хочешь поехать?

От смены темы разговора немного удивилась — вот к чему сейчас об этом спрашивать, когда и так на душе тошно? Впрочем, именно сейчас заманчивая перспектива возможности приличное, по меркам обусловленного договором срока, время провести вдали от всех —и от белого тоже!— казалась тем заманчивей, чем неосуществимей была. И тут обидный облом!

— Да, — буркнула едва слышно, бросив на Добровольского угрюмый взгляд. Можно подумать, он сам этого не знает!

— В принципе, я не против... — прищурившись в свойственной ему манере, как-то нарочито задумчиво произнес оборотень, притормаживая и позволяя другим машинам клана обгонять нас. Я же сильно насторожилась — с чего это такой альтруизм, если еще накануне он был категорически против, оставляя мне едва ли не один шанс из тысячи? Слишком резкая перемена, чтобы означать что-то хорошее... Или я тоже начинаю во всем видеть подвох? Вот не зря говорят: «С кем поведешься, от того и забеременеешь!» Для меня, кстати, оговоренная «перспектива» была как раз фаталистичной. Не сдержавшись, тревожно сглотнула.

— И ты сможешь поехать. Гарантирую, — дав мне время осознать всю значимость сказанного, добавил Добровольский, едва ли не лучась уверенностью.

И?.. Все знают, что бесплатный сыр только в мышеловке бывает.

— Только мы с тобой сейчас договоримся о небольшом условии.

Вот оно! Возмущение подобными методами «убеждения» моей персоны при условии партнерских —вроде как!— взаимоотношений между нами, поднялось просто огромное. Оно заслонило даже угрызения собственной совести и обиду на весь мир, которую я испытывала сейчас.

— Каком?! — ярости в голосе я даже не скрывала.

Андрей отвечать не спешил, рассматривая меня своим пристальным и всепонимающим взглядом —последнее тоже действовало мне на нервы!—.

— А давай в «камень, ножницы, бумагу» сыграем? — снова сменил он тему.

Издевается?! Нашел время!

— Не давай, — разозлилась я. Он меня за совсем неумную держит?

— Очкуешь? —последовал тут же невозмутимый вопрос мужчины.

Все!!!

— Нет! — рявкнула в ответ — все же довел! И чувствуя, что истерика таки прорвалась наружу, завопила. — И что будет, если я выиграю? Что? Ты сделаешь мне великое одолжение и провалишь отсюда навсегда?!

— Хм, — белый, проигнорировав мой демарш, явно задумался. Потрясающе! Он даже не предусмотрел вариант, когда я побеждаю. — Хочешь, я всю следующую неделю сам буду готовить на нас двоих?

Предложение прозвучало обескураживающе. Вот серьезно — чего угодно ожидала, только не этого. Подарок там, денег, что ли, но чтобы... Почему-то представила всего такого из себя небожительного Добровольского в передничке, намывающим губкой в полной ажурной пены раковине тарелочки до кристального блеска, в окружении шкворчащих на плите котлеток, булькающего в кастрюльке супчика и —чего уж мелочиться?!— пекущихся в духовке пирожков. С яйцом и луком, разумеется! Картина получилась настолько четкой, насколько и недостижимой. Поэтому я не удержалась от улыбки и, хоть и немного грустно, добавила:

— Это вроде как пост наступит или на подножный корм перейдем?

Мне-то что, я и на мюслях неделю продержусь, а вот некоторые... с аппетитом...

— Нет, — с самым смиренным видом сообщил оборотень, — все чин по чину будет — сытно и вкусно!

Выпав в глубочайший осадок — и как он все так извратить умудрился за пару минут, что мне уже и смешно и дико любопытно? — как-то непроизвольно кивнула:

— Ну, давай... — и тут же спохватилась — он же мне зубы заговаривает! — А мне что в случае проигрыша полагается?

Добровольский состроил на физиономии выражение, которое можно было охарактеризовать только как «белейший, пушистейший и вообще — зайка!». Это как-то напрягло. Поэтому я приготовилась к худшему.

— А ты со мной сегодня поужинаешь, — недоуменно уставилась на волка: и всего-то? Так я и вчера с ним ужинала... И завтракала. Но тут Добровольский добавил. — Там, где я захочу.

Вот в этом точно крылся подвох. Я его чуяла! Но... не понимала. По большому счету, если отбросить усталость, то ничего страшного в этом не было. Ну, съездим куда-нибудь, поедим...

— Хорошо, — согласилась я и попыталась вернуться к предыдущему вопросу. — Так насчет экспеди...

— Играем? — перебил меня волк, выставляя вперед сжатую в кулак руку.

Неуверенно кивнув, протянула ему навстречу и свой кулачок.

И...

— Камень, ножницы, бумага, раз, два, три... — процитировал оборотень общеизвестную считалочку.

Я ладонь так и не разжала — камень! А он... молниеносным движением растопырил пальцы. Эх, бумага... Белый выиграл!

— Вот и чудненько, — тут же, не дав мне времени осмыслить произошедшее, Добровольский уже снова выруливал на дорогу. Ощущение мухлежа не покидало, только вот никуда его не приложишь... Пребывая в сомнениях, даже забыла настроиться на неизбежно суровую встречу с семьей. Опомнилась, когда машина притормозила возле дома. Ой!

Андрей уже открыл мне дверь, безмолвно настаивая на том, чтобы салон машины я покинула. Нехотя вылезла. В голове вновь закружились сомнения, непонимание, вопросы... Сейчас я не была морально готова к встрече с отцом и братом, но возможности отложить этот тяжелый момент Добровольский мне не дал. Пришлось скрепя сердце идти к дому.

Раздраженный глухой рык ссоры волка с волчицей мы уловили еще на подходе. Родители... Тяжело вздохнув, взялась за ручку двери. Я не справилась со своим зверем, спровоцировала драку самцов, в результате которой один из наших погиб. Ожидать снисхождения от отца не приходится.

С нашим приходом всякие выяснения отношений между альфа-парой бурых волков прекратились. Более того, мама вышла нам навстречу, всматриваясь в мои глаза усталым взглядом. Я постаралась взять себя в руки и даже улыбнулась. Добровольский стоял совсем рядом, так что я чувствовала плечом его грудь. Это внушало некоторую уверенность. Есть что-то полезное в том, чтобы быть в паре.

— А папа... — не зная, как спросить о том, стоит ли мне сейчас идти к нему или подождать, но так и не договорила.

Мама отвела взгляд в сторону, как-то поникнув. Зато белый уверенно обхватил мои плечи и, кивнув на дверь отцовского кабинета, веско сказал:

— Зайдем.

Мне откровенно не хотелось — лучше бы пока переждать, но с Добровольским не поспоришь. Он, уверенно направляя, уже вел меня к двери в кабинет. Отец, явно недовольный, встретил нас холодным взглядом. Вернее, Андрея. Меня он словно не видел — ничего нового.

— Нарушено одно из основных правил, — я почувствовала, что обнимающий меня мужчина сделал движение подбородком вниз, указывая на меня. — Почему не учили?

Отец как-то натужно, сдерживая ярость, процедил в ответ:

— Она слишком слабая. Неполноценная. Сама дичилась с нами в лесу бегать. И других щенков избегала. Ее и сейчас больше к людям тянет.

Меня передернуло. Волчица внутри яростно захрипела. Все так, но в присутствии отца меня всегда словно что-то угнетало, не позволяя вести себя естественно. Вот только слышать такую отповедь из его уст при постороннем было унизительно.

— Это не оправдание, — уверенно отмел все уверения в моей несостоятельности Добровольский. — После сегодняшнего дня я имею полное право защищать ее как посчитаю нужным. Мы вас покидаем.

Это он об ужине?! Я, не ожидавшая такого поворота, растерялась. Но Андрей, слегка подтолкнув к выходу, уже выводил меня из кабинета.

— На три месяца! — крикнул вслед нам отец.

Белый не счел нужным ответить. Подведя меня к лестнице, уточнил:

— Хочешь подождать в машине или пойдешь переоденешься?

На внешний вид мне было плевать, а вот попасться еще кому-то на глаза не хотелось, поэтому, сгорая от стыда, прошептала:

— В машине.

Он кивнул, отпуская меня, и вручил ключи от машины. Я не раздумывая, схватила их и поспешила к выходу. Атмосфера в доме была такой гнетущей и холодной, что возможность на время уехать казалась спасением.

Не было белого долго. Я и так волновалась, а пока ждала его, совсем раскисла. Хорошо, что завтра воскресенье и не надо с утра на учебу. А к вечеру, ко времени рабочей смены, уже возьму себя в руки.

Тем более была шокирована, когда Добровольский все же появился в дверном проеме... со своим чемоданом и большущей тканевой сумкой. Э-э-э...

— А вещи вам зачем? — стоило Андрею, предварительно сложив чемоданы в багажник, усесться рядом, я первым делом попросила пояснений.

— Пригодятся, — нисколько не умалил он моего недоумения и завел машину. В родительском доме позади нас стояла абсолютная тишина.

До города мы долетели быстро, обменявшись разве что парой незначительных фраз. Оба делали вид, что слушаем музыку. На самом же деле лично я пыталась хоть как-то уложить в голове все происходящее, переключиться на что-то позитивное. Портить волку ужин скверной компанией не хотелось: он мне так сегодня помог, уберег от верных травм и наказания.

Ожидая, что мы заедем в один из небольших семейных ресторанчиков, настраивалась терпеть окружение посторонних. Но машина вдруг притормозила возле автопункта китайского фаст-фуда!

— Свинину в кисло-сладком соусе с чем предпочитаешь? — со своей сногсшибательной улыбкой уточнил Добровольский.

Непонимающе уставилась на него. Он что, в машине поесть планирует?! Голода я не испытывала — и настроение не то, да и волчица насытилась, поэтому пожала плечами:

— Да я как-то не хочу...

Закатив на миг глаза, он бодро заказал две двойные порции свинины с мраморной лапшой, напитки и отплатил заказ. И все это с неприлично довольным, если не предвкушающим, видом. И чему это он так радуется?.. Неужели ужину?

Проехав к следующему окну, получили свой заказ. Андрей ловко передал мне пакет.

— Держи!

И снова поехал, направляясь куда-то в сторону старого городского парка.

— А мы... куда? — собралась я с мыслями для очевидного вопроса.

— А что? — совсем не жалея мою девичью психику, оскалился в ответ белый. — Ты же проиграла мне совместный ужин.

Нет, я как бы и не спорю, просто уж очень странно все складывается. Не пикник же он собирается устроить в подступающих сумерках? Впрочем, для меня и это не стало бы проблемой, скорее наоборот — избавило бы от лишнего внимания. Остановились мы на небольшом паркинге возле двух новостроек. Мое недоумение все возрастало. Более того, в душе зародились не совсем ясные пока подозрения...

— Идем, — перехватив у меня пакет, Андрей вылез из машины.

Я последовала его примеру и встала рядом, наблюдая, как он вынимает из авто багаж. Подхватив чемоданы, оборотень уверенно зашагал к ближайшему дому. Мне оставалось только топать следом, мучаясь подозрениями одно другого страшнее.

Поднявшись на пятый этаж, волк с деловым видом пристроил чемоданы у одной из дверей и, порывшись в кармане пиджака, вытащил комплект ключей. Отомкнув дверь, наконец-то обернулся к моей потрясенной персоне.

— Кота не предусмотрел, но предлагаю первым закинуть чемодан!

—...?!

— Не робей, — поманил меня волк ближе. — Заходи, обживайся!

Чувствуя себя роботом, вслед за вдвинутыми внутрь вещами вошла в квартиру. Белый шагнул следом, захлопнув дверь и сразу щелкнув выключателем.

— А-а-а-а... — ура, голос прорезался!

— Твое! — припечатал страшной правдой Добровольский, надавив на больную мозоль. — Принимай!

— Я не принимаю таких подарков от посторонних мужчин! — резко замерев на месте и скрестив руки на груди, возопила я об основополагающем в вопросе взаимоотношения полов принципе.

— Вот заметь, — пробурчал белый, с хозяйским видом огибая меня и исчезая с чемоданами в дверном проеме комнаты. Остальное до меня донеслось уже оттуда, — это не я начал настаивать на переходе отношений в интимное русло.

От его наглости я просто задохнулась, начисто лишившись всех мыслей и дара едва вернувшейся речи.

И тут осознала — он же меня только что фактически перевез! С вещами! Более того — с едой! Резко развернувшись, планировала выскочить наружу, когда со стороны комнаты настиг ленивый вопрос:

— А кто мне ужин проиграл?

— Но ведь только ужин, — нерешительно застопорилась я у выхода.

— Вот иди мой руки и будем ужинать. Я в отличие от тебя есть хочу! — смутившись, я укорила себя в неблагодарности и побрела в указанном направлении.

— Но только на ужин, — опомнившись на ходу, оправдывая себя пообещала я. — А потом сразу домой.

По пути непроизвольно осмотрелась. Квартира была... маленькой. Очень уютной и неожиданно «бюджетной». Кухня, гостиная, спальня, небольшая прихожая и санитарная зона. Ремонт явно новый, мебель — тоже. И все такое приятное глазу, без излишеств... Вымыв руки, умылась, пытаясь прийти в себя — новые впечатления вытеснили даже воспоминание об охоте. Чего от него еще ожидать? Еще и намеки всякие...

Вернувшись из ванной, обнаружила оборотня устроившимся прямо на ковре в гостиной. Спиной он упирался в край дивана и голодным взглядом гипнотизировал расставленные тут же бумажные коробки с едой. Аромат, кстати, был вполне съедобный. Хотя в моем случае издержки профессии таковы, что есть я предпочитаю только то, что приготовила сама. Впрочем, если готовить надо еще на кого-то и регулярно, то я свои взгляды на этот вопрос согласна и пересмотреть!

Присев рядом на ковер, потянулась к бутылочке с газировкой. Не люблю такие, но не всухомятку же есть. Невольный налет недовольства, видимо, отразился на лице, потому что Добровольский резко подскочил со словами:

— Я же вино захватил! — и убежал в направлении кухни, зазвякав там посудой.

Мне только и оставалось с подозрением всматриваться ему вслед, размышляя о сложном выборе: что предпочтительнее — отравиться газировкой или опиться вином в обществе субъекта с сомнительными намерениями? По всему выходило, что придется принести в жертву желудок.

Вернувшись с открытой бутылкой вина и бокалами, волк быстро наполнил оба и, всучив один мне, провозгласил:

— За праздник жизни! Поводов сегодня множество.

Размышляя о том, как распознать признаки помрачения рассудка, решила попробовать вино: аромат был интригующим. Вкус напитка соответствовал аромату — неожиданно приятный, немного вязкий и... фруктовый. Оборотням сложно употреблять алкоголь — мы чрезвычайно остро реагируем на его крепость. А тут присутствовало ощущение, скорее, приятного компота.

— Сливовое вино, — пояснил в ответ на мое недоумение волк, — очень мягкое и вкусное. Не бойся.

— А поводы для «праздника» какие? — не удержалась я от мучившего все это время вопроса.

— Первая охота. Новоселье. Начало самодостаточного существования, — излишне пафосно продекламировал волк, извлекая из упаковки палочки — кому-то реально хотелось есть.

— Сомнительные, — честно призналась я, тоже вертя в руках палочки.

— Почему? — блаженно зажмурившись и жуя, отозвался волк.

— Про охоту я молчу. Новоселье отменяется — я не согласна. А что до последнего — то я и так давно в полной автономии существую, — делая еще глоток вкусного «компотика», отозвалась я.

— Будь проще, — энергично работая челюстями и уполовинив уже содержимое своей коробки с едой, сообщил белый. — Сегодня загрызли не тебя — чем не повод радоваться охоте? Переехать придется — тут я возражений не принимаю. Считай это прямым указанием своего альфы, конспиративным заданием. Можно временным — сроком на три месяца. Извини, жить с твоим семейством для меня весьма сложно. И, кстати, квартира твоя, а я у тебя в гостях, — тут он бросил на меня хитрый взгляд и добавил. — Но рассчитываю на расширенные полномочия! А что до самодостаточного существования, то и тут я бы с тобой поспорил. Впрочем, я не настаиваю... на последнем.

Почему-то яростно спорить в таком режиме — объедаясь и дегустируя обалденное вино — не получалось. Скорее, тянуло расслабиться, отрешиться от всего и... согласиться. Пока! Потом обязательно все перепланирую. Тем более прямое указание своего альфы выполнять обязана, с этим не поспоришь. Главное — временно!

Ковыряясь палочками в лапше, прицельно выискивала кусочки мяса и внезапно поймала себя на мысли, что… отпустило. Державшая все последние часы в жестком напряжении смесь из вины и осознания собственной несостоятельности как-то отступила, схлынула, позволяя и телу, и душе слегка расслабиться.

Но перспектива проживания в квартире только вдвоем с Добровольским чрезвычайно смущала. Если бы с кем-то другим — я бы так не переживала, но с этим... сногсшибательным и самодовольным белым! От одной мысли становилось не по себе. Хотя чего мне смущаться? За предыдущие дни он обо мне и так все выяснил, а если что-то и оставалось темным пятном, то сегодня прояснилось однозначно. Должно быть, мнение обо мне не выше среднего... в лучшем случае. Так что мне гарантированно ничего не грозит! Если раньше между нами была только иерархическая пропасть, то теперь... у-у-у... все совсем безнадежно.

Волчица попыталась протестующе рыкнуть, но я волевым усилием маневр пресекла — хватит с меня на сегодня ее фокусов! И так волк Андрея, должно быть, решил, что у меня имеются на него виды. Или что я назойливая и навязчивая до крайности. От того, что у Добровольского могло возникнуть обо мне подобное впечатление, было жутко стыдно. На него наверняка повсюду такие кидаются.

Решено! Придется прожить этот срок с ним тут, но никаких лишних мыслей на его счет допускать нельзя. И с данного момента — это основной принцип моего к нему отношения. А то размякла совсем, иду у него на поводу во всем. Спас — спасибо! Я за это постараюсь кормить его лучше всех, отблагодарив хотя бы в такой форме. И ничего личного.

Сделав очередной глоток «компотика», осторожно покосилась на мужчину. Он был задумчив, очевидно тоже погрузившись в свои мысли.

— Ну, раз желания на сегодня закончились... — почувствовав мой взгляд, волк встрепенулся, слегка потягиваясь и подливая мне еще вина.

А меня осенило!

— Нет, не закончились!

А что? Вдруг сегодня мне полагается хоть немного удачи?

Андрей повернулся ко мне лицом и, привычно прищурившись, приготовился внимательно слушать.

— А про возможность уехать в экспедицию... Это ты серьезно сказал? Что ты не против? — поспешила я воспользоваться нахлынувшей смелостью.

— Зависит от того, что мне предложат взамен, — нарочито надменно уточнил оборотень.

Опешив — вот что это опять за «наезды»? — растерянно моргнула, соображая, что может стать равнозначной уступкой с моей стороны. В голову, кроме каких-то совсем уж пошлых вариантов, ничего не приходило. Да и это, скорее, происки моего самолюбия.

— А что бы ты хотел? — осторожно спросила.

— О! — белый резко подобрался, сразу избавившись от всей расслабленности, и, изобразив разматывание целого рулона бумаги, шутливо заявил. — У меня тут списочек заготовлен. Давай по пунктам: 1 — завтрак, обед и ужин с тебя; 2 — все свободное время, минимум раз в неделю, ездим вдвоем охотиться в животной ипостаси; 3 — слушаешься меня безоговорочно и никаких резких телодвижений, не посоветовавшись со мной, не совершаешь.

У меня даже рот округлился — ничего себе подборочка! Впрочем, экспедиция — это же как мечта, вряд ли еще когда-нибудь на чужую территорию пустят. Поэтому решила положиться на судьбу:

— А давай снова в «камень, ножницы, бумагу» сыграем? — за окном царила ночная темнота, а сидеть тут на полу с белым было непривычно здорово и спокойно. Именно это и сподвигло меня на такое странное предложение... Или «компотик»?

Белый с готовностью кивнул, тут же предложив:

— Начинаем?

Уже я согласно протянула в его направлении сжатый кулачок.

— Камень, ножницы, бумага, раз, два, три... — ответив мне зеркальным жестом, быстро зачитал волк считалку вслух.

Я резко изобразила ножницы, в то время как Добровольский — бумагу! Ура! Я поеду в заказник!!!

Подскочив в ликовании на ноги, не удержалась от импровизации, исполнив пару торжествующих па. Но резко осеклась, поймав удивленно-заинтересованный взгляд белого.

Сразу оробев, с самым независимым видом скромно присела обратно на ковер — то есть, это мне хотелось верить в то, что вид был именно таким. День — невероятнейший! Столько всего намешалось — и плохого, и очень плохого, и хорошего, и очень хорошего... Но не хотелось, чтобы этот день заканчивался. Сейчас, впервые с момента сообщения о том, что я приму на себя обязательства по древнему договору от клана бурых, я ощущала себя в обществе Добровольского расслабленной и довольной. Не так как рядом с Женей, конечно, но... ни с кем другим я такой располагающей атмосферы еще не чувствовала. Хотя ему не привыкать находить подход к волчицам.

В очередной раз напомнив себе о личности мужчины, расположившегося на ковре рядом со мной, постаралась опустить себя на грешную землю. Не хватало еще витать в облаках и влюбиться в этого заезжего небожителя. Который к тому же старше, опытнее, сильнее и раскусит меня мгновенно. Так, основные установки — быть собой и себе не изменять! Три месяца, по сути, — смешной срок.

Враз поостыв, уже с деловым настроем снова поднялась на ноги под пристальным взглядом Андрея и чинно сообщила:

— Маме позвоню, предупрежу, чтобы не ждала.

И, оперативно выскочив в прихожую, стала рыться в сумке в поисках телефона. Мама ответила сразу, а на мою информацию и вовсе отреагировала вздохом облегчения, прошептав только:

— Это и к лучшему, доченька.

Покончив с необходимым минимумом, решила осмотреться. Гостиную я уже видела. Заглянув на кухню, с удовлетворением отметила ее солидную площадь, оснащение и удобную мебель. Я б и сама так все сделала. В ванной я уже была. Осталась спальня. Там я сразу испытала шок, первым делом обнаружив весьма солидную двуспальную кровать! Сразу закрались подозрения, что мой туристический спальник не перевезли. И диванчик в гостиной так себе, декоративный.

— Чего стоим, кого ждем? — неожиданно возникший позади Андрей слегка подтолкнул меня, застывшую в дверном проеме, вперед.

Ему, понятное дело, о смущении и не думалось, а мне вдруг стало крайне неловко. Стараясь не встречаться с ним взглядом, тихо-тихо промямлила:

— Кровать одна...

Добровольский ехидно хмыкнул и, не меняя тональности, задал провокационный вопрос:

— Так она же широкая... Меня терзают смутные сомнения — уж не невинны ли вы, Елена?

Возмутительное любопытство! Для волков данный момент существенной роли не играл, в каком-то смысле у нас присутствовала полная свобода нравов. И у меня личный опыт тоже имелся, правда с человеческим мужчиной, но... перед Добровольским отчитываться намерения не было точно.

Постаравшись в ответном взгляде по максимуму облить его презрением, молча, с самым независимым видом отправилась в ванную. Моюсь и спать!

— Даже интересно стало, какой тип мужчин тебе нравится? — прозвучал в спину вопрос. Явно, дразнит!

Поэтому решила ответить честно, поскольку в моем ответе была толика обидного для него. Как мне казалось. Сразу представив Женю и будучи глубоко убежденной, что именно он — мой идеал мужчины, постаралась подобрать слова, чтобы охарактеризовать свою точку зрения:

— Такой... ну... простой... Без претензий на совершенство. Чтобы уши торчком, нос пятачком, что ли?.. — образ получился весьма размытым, но с конкретикой как-то не сложилось. Одним словом, белый к этому типу ну никаким местом не относился!

Позади повисла озадаченная тишина. Что, съел?! Не все готовы падать к твоим ногам. Как ни хотелось оглянуться и оценить его выражение лица, стойко дотопала до ванной. Быстро приняв душ и почистив зубы — благо обнаружилась новая зубная щетка! — выбралась из кабинки и осознала... Одежду-то я не взяла! И вообще, надо было предварительно посмотреть, что он мне там собрал, а то мало ли... Пришлось, обмотавшись полотенцем, высунуться за дверь и умоляющим тоном воззвать к доброму началу в белом:

— Андрей! Принеси, пожалуйста, сумку с моими вещами!

Добровольский помог без возражений. Вручив мне большой тканевый пакет, обежал стремительным взглядом мои плечи и узел на груди, заставив спешно вместе с вещами утянуться за дверь.

Порывшись в пакете, вслух чертыхнулась, мысленно пожелав оборотню «убиться об стол» — ну, по какому принципу он все отбирал?! Пижамы нет, джинсов нет, толстовок нет, белья нормального тоже нет! Единственное, что относительно сгодится для сна, — хлопковая футболка. Хотя коротковата, конечно, но все же скрывает что надо.

Натянув нелюбимые ажурные труселя —мамой клянусь, были задвинуты черти куда!—, зависла над вопросом как быть дальше. Спать в бюстике — это ж неудобно. Без него — как-то стеснительно. И не в том дело, что грудь у меня каких-то колоссальных размеров. Просто рядом с Добровольским лучше вообще иметь на себе одежки побольше. В итоге, понадеявшись на то, что широкая футболка скроет все двусмысленные моменты, бюстик не надела. Закинув грязную одежду в корзину с бельем, с сумкой на буксире вышла из душа. Ложусь спать и сплю! А кто там и что еще думает — мне до лампочки.

Белый обнаружился в спальне спокойно разбирающим свой багаж. Злобно покосившись на него — небось, себе все полезное прихватил! — с самым, надеюсь, независимым видом прошагала к кровати, шмякнув по пути сумку на пол. Аккуратно забравшись под одеяло, отвернулась лицом к противоположному краю и всем своим видом продемонстрировала намерение уснуть. К моему удивлению, никаких ироничных замечаний или ехидных смешков не последовало — стояла абсолютная тишина. И тут разочарование!

Уловив движение позади и услышав вскоре шум душа, поняла, что Добровольский тоже отправился готовиться ко сну.

Когда Андрей вернулся, я уже находилась в состоянии полудремы, как-то отдаленно осознавая его присутствие. Волк тоже улегся, почти сразу заснув. Дыхание стало ровным и расслабленным. Меня же это, наоборот, всколыхнуло, заставив вновь вернуться в состояние бодрствования.

В спальне было темно. Сквозь тонкие шторы слабо проникал лунный свет. Впрочем, волчье зрение этот момент не смущал: видно все было прекрасно. Окружающую тишину нарушало только дыхание спящего Андрея. А у меня перед глазами вновь проносились картины сегодняшнего дня, да что там дня — всей жизни! И неожиданно стало так обидно, горько и одиноко... Многого я не могла понять, но свою чуждость чувствовала всегда. Что-то словно отделяло меня от отца, от брата... Словно невидимая стена всегда стояла между нами. И будучи еще ребенком, я всегда старалась быть идеальной — послушной, ответственной, непроблемной. Надеялась, что этим смогу заслужить любовь и понимание. Искреннюю заботу я ощущала только от мамы, да и то с оглядкой на отца. Она вообще старалась по возможности уменьшить количество точек нашего соприкосновения, всегда ограждала меня от контактов с ним. Маленьким волчонком не отпускала побегать в лес, даже когда Кристина резвилась, по-детски игриво напрыгивая на отцовского зверя.

Казалось бы, давно пережитое и почти потухшее на волне сегодняшнего страха и откровенного пренебрежения, сейчас все вновь вышло на передний план, сжав душу в крепком кулаке горечи. Чувствуя, как на глаза набегают слезы, тихонько перевернулась на живот и, уткнувшись носом в подушку, беззвучно заплакала. Перед глазами вставали картины прошлого, вспоминались принятые решения, желание стать самостоятельной.

Слезы текли и текли вслед за минутами, постепенно смывая с души озлобленность и отчаяние, оставляя только пустоту и меланхолию. «Слабая, никому не нужная» — это грустный лейтмотив моей жизни. И давно все понятно, да и сердцем по большому счету принято, просто сейчас все как-то разом... И Егор... Волки были настолько устрашающе правдоподобны в своем желании меня разорвать, защищая оленя. А если бы?.. По сути, стая бы ничего и не лишилась: моя жизнь ценности для клана не представляет. И семья вряд ли бы долго горевала, разве что, мама. Слабая волчица никому не важна. Вон, только и сгодилась, что на вынужденный откуп белым, и то потому, что иначе отвертеться от договора было нельзя.

Слезы закончились, оставив после себя только судорожные беззвучные всхлипы, заставлявшие подрагивать плечи. Надо бы поспать — завтра на работу, но не могла. Накал пережитых за день эмоций не отпускал, не позволял расслабиться, вновь и вновь заставляя мысленно переживать те или иные моменты.

Повернув голову так, чтобы уткнуться во влажный бок подушки щекой, уставилась в небольшой просвет между шторами на раскрашенное густо-фиолетовыми красками ночное небо. Кажется, скоро рассвет. Вот с ним я могу разделить свои мысли, доверить чувства. Больше ни с кем. Даже Женя тут не подойдет.

— Так бывает, что все кажется хуже, чем есть на самом деле, — я даже замерла от удивления, услышав спокойные и совсем не сонные слова Добровольского. При этом дыхание его оставалось таким же ровным и расслабленным. — Надо просто взглянуть на ситуацию с другой стороны. Когда судишь только по своим впечатлениям, можно упустить что-то важное и не осознать, что происходящее как раз — благо, а не крах.

— А я упускаю? — спросила даже не его, просто шепнула в темноту ночи. Сейчас было такое странное состояние, я Андрея в данный момент не воспринимала как мужчину, как альфу, как возможного насмешника. Просто как того, кто старше, разумнее, может пояснить, дать ответы на давно возникшие вопросы.

— Увы, да, — все так же спокойно отозвался позади голос. Именно голос. Я его не отождествляла сейчас с оборотнем. Представляя... может быть, волка?.. — Но это не твоя вина. Правду от тебя скрывали намеренно, а все остальное — лишь закономерные последствия.

— Какую правду? — снова шепот и взгляд в глубину темного-темного неба. Так темно бывает только перед рассветом.

— Как ни странно, очевидную. И ты бы давно ее для себя признала, если бы не боялась в нее поверить.

Я молчала. И ждала. Было не страшно. Скорее, присутствовало ощущение судьбоносности момента, понимание того, что сейчас жизнь перевернется с ног на голову. И это неизбежно. А значит, остается только смириться.

— У тебя другой отец. Волчица матери повязалась не со своим постоянным самцом, — меланхоличным тоном дал ответ Андрей.

Удивления я не испытала. Волк был прав в том, что где-то глубоко внутри я знала это давно. Просто отказывалась признать, еще с детства понимая, что чужая своему отцу.

— И это еще не все, — фраза, даже сказанная спокойно, заставила все внутри тревожно сжаться. — Егор тебе не брат. Его матерью была другая волчица.

А вот эта новость не тронула меня совсем. Прислушавшись к себе, осознала это сразу. Егор всегда был так далек, никакой братской семейной теплоты и близости между нами не наблюдалось. Но...

— А Кристина? — уже опасаясь того, что могу услышать, шепнула волку.

Белый несколько замялся. Я его не видела, но возникло ощущение недовольства. Наконец он осторожно ответил явно подбирая слова:

— Мать у вас одна, но... гнилая кровь Фирсановых...

Поверить в то, на что он намекал, я никак не могла. Да что там! Подобная возможность не укладывалась в голове! У меня нет семьи? Нет близких? Нет клана? Нет никакой значимости? И перспектив?..

— Меня бы сегодня загрызли? — скорее для себя, стремясь побороть неверие и произнести вслух страшную правду, едва слышно спросила у Добровольского.

— Э-э-э... — белый вновь тянул с ответом. — Ты не можешь быть уверена в своей безопасности. И должна иметь в виду, что это, скорее всего, был пробный шар.

— Ответь! — настаивала я.

— Не знаю, — вздохнул он, — доподлинно не знаю. Но думаю, что — да.

— Но... почему? — стало по-настоящему страшно.

— Не могу пока ответить и на этот вопрос, сам еще всего не понял. Но это точно связано со мной и с условиями связавшего нас договора. Ты знаешь, почему выбрали тебя?

Разговаривать в темноте ночи, не глядя друг на друга, было так… просто.

— Нет, — честно ответила я. — Сама была удивлена. Дядя только сказал, что важно усилить нашу кровь вливанием из клана белых. Рассчитывали на щенков...

— «Нашу кровь»? — быстро переспросил Андрей. — Имеется в виду клан или конкретно ваша семья?

В ответ просто пожала плечами. В свете последних открытий я действительно не знала. Изначально мне казалось, что семьи, но теперь выходило так, что во мне-то крови Фирсановых и нет. А возможные щенки предполагались от кого-то из клана белых волков.

— А у вас есть братья? — с испугом спросила Добровольского.

— Уже нет. Был старший, но он погиб, помогая клану черных волков в войне с рысями. Пятнистые пытались отжать себе волчью территорию. И значительно превосходили в силах. К тому же наши попали в ловушку. Это было давно, лет двести назад.

А это значит, что вероятнее всего, именно этот волк — будущий вожак белой стаи, а его дети... Поэтому и настаивала Кристина на том, чтобы поменяться местами. И возможно, не по собственному желанию. Мое очевидное неведение пугало.

А уж дальнейшие перспективы — просто ужасали.

— Я сейчас в вашем клане? Или, поскольку ты не вожак стаи, я вообще без клана?

— Можешь считать себя волчицей белого клана, — с небольшой заминкой ответил волк.

— Считать? — заподозрила я правду.

— Отец примет тебя, я договорюсь с ним, — пояснил белый.

А мне стало обидно. И тут не нужна. Зачем его клану слабая волчица? Из жалости, по специальной «просьбе» Андрея? Да и как с моими возможностями существовать в сильнейшем клане? Если среди бурых просто не замечали, там будут презирать. Жить в окружении незнакомых, враждебно настроенных к тебе оборотней... Уж лучше тогда уйти в одиночки, жить среди людей, скрывая свою природу, постоянно переезжая. Работу найду, от голода не погибну. Вот только куда? Кто из оборотней пустит на свою территорию слабую волчицу? Может быть, стоит попросить медведей? Вдруг да разрешат? А волки на их землях редки.

Впрочем, время для принятия решения есть — три месяца. Сейчас важнее определиться с остальными обстоятельствами. Поэтому перешла на другую тему.

— Спасибо, что спас, — скрыть горечь в голосе не удалось. — Не думай, что я не благодарна. Ты поэтому разорвал мою связь с кланом?

— Не разорвал. Просто ослабил. Если обстоятельства сложатся благоприятно, ты сможешь вернуться, будешь чувствовать своих.

Все же какой-то шанс остаться среди себе подобных.

— Опасность... — я сглотнула, — это только на тот период, что действуют условия договора?

— Думаю — да, — в тоне мужчины проскользнули едва приметные нотки неуверенности.

— Тогда насчет поездки в экспедицию… — попыталась я разобраться.

— Лучше дистанцировать тебя от клана бурых, — пояснил волк. — Так что поедешь обязательно. В какое место планируется экспедиция?

— Заказник «Геолдобычи» в Сибири, та часть, где территория медведей, — сразу отчиталась я.

— Понятно... — задумчиво отозвался Добровольский.

А я снова всмотрелась в небо за окном. Оно светлело, зарождался новый день.

— Лена, постарайся уснуть, — белый, видимо, тоже заметил это. — И мне отдохнуть не помешает. С утра никуда не спешим.

Вопросов у меня осталось еще много, но... сейчас ответы на них не давали мне ничего. Сначала надо как-то свыкнуться с мыслью об одиночестве, примириться с новыми знаниями, решить, какой путь выбрать дальше. Вряд ли я смогу сейчас спать. Однако и тело, и разум требовали отдыха. Природа всегда разумна. У нее нет эмоций. Прислушавшись к своему зверю, поняла, что волчица собрана и необычайно спокойна. Положусь на ее чутье. И заснула.

Дата добавления: 2015-10-16