Часть шестая 1952 4 страница

– Что случилось? – спросила у него Мона.

– May May устроили резню в одной из деревень в Лари! Заперли жителей в хижинах и подожгли. Сто семьдесят два человека сгорели заживо, те, кто пытался убежать, были изрублены до смерти пангами.

– Когда это произошло?

– Сегодня утром. Личности нападавших установить не удалось.

Джеффри пристально смотрел на Дэвида.

14 июня 1953 года четыре чернокожие африканки вошли в ресторан роскошного и очень элегантного отеля Королевы Виктории на авеню Лорда Тривертона, сели за стол, покрытый льняной ирландской скатертью и сервированный изящным фарфором и столовым серебром.

В зале наступила гробовая тишина. Африканки, одетые в платья из набивного ситца и традиционные тюрбаны, невозмутимо делали заказ онемевшему от шока чернокожему официанту. Они попросили принести им ирио и пошо – традиционные кенийские блюда, которых, конечно же, не было и быть не могло в меню этого отеля.

Немного оправившись от шока и осознав, что происходит, негодующие белые посетители поднялись и демонстративно покинули зал. Несколькими минутами позже появилась полиция. Женщины оказали отчаянное сопротивление, в результате чего было разбито немало фарфора и хрусталя, цветочных ваз, перевернуто несколько тележек для десерта. Трех из них арестовали, но четвертой, за спиной у которой болтался маленький ребенок, удалось ускользнуть через кухню. Прежде чем скрыться бегством вниз по переулку и затем бесследно раствориться в густонаселенных трущобах африканских районов Найроби, она обернулась и запустила в окно отеля камень, к которому была привязана записка со словами: «Это наша земля» и подписью: «Фельдмаршал Ваньиру Матенге».

– Джеймс, я тебе это уже говорила и больше не хочу повторять! Я не буду носить с собой пистолет.

Грейс вложила револьвер обратно в руки Джеймса и пошла прочь.

– Черт побери, Грейс! Послушай меня! Ситуация более чем критическая! Все миссии находятся в опасности. Ты слышала, что произошло в шведской миссии на прошлой неделе?

Грейс сжала губы в упрямую линию. Да, она слышала об этом; и это настолько ее потрясло, что с тех пор она не могла спать по ночам. То, что эти проклятые террористы May May сделали с бедными, невиновными людьми, было даже еще хуже, чем резня в Лари тогда, в марте. А кроме того, теперь нападения совершались прямо среди бела дня! May May осмелели, их преступления становились все более вероломными.

Правительство, по мнению Грейс, совершило большую ошибку, осудив Джомо Кеньяту и приговорив его к семи годам исправительных работ. Она считала, что его вообще нельзя было арестовывать, ведь не существовало никаких доказательств того, что именно он стоял за May May. И вот теперь, вместо того, чтобы положить конец движению за «свободу», несправедливое обращение с Кеньятой только способствовало разжиганию пламени. Тысячи беспутных, безработных молодых головорезов, у которых не было никакой цели в жизни и которые хотели лишь грабить и убивать, каждый день уходили в леса.

Активнее всего May May орудовали в районе вокруг Белладу и миссии Грейс. Самолеты Королевских воздушных сил теперь постоянно и систематически бомбардировали близлежащие Абердерские леса; британские солдаты заполонили всю округу, они устанавливали блокпосты, допрашивали всех подряд; все телефоны были взяты под контроль, все разговоры прослушивались, разговаривать позволялось исключительно на английском языке.

Движение May May набирало силу, и это выражалось не только в количестве борцов за свободу, ушедших в леса, но и в растущей поддержке всего народа кикую. Африканцы учили детей заменять в церковных гимнах слово «Бог» на «Джомо». Слуги, которые раньше были беззаветно преданны своим хозяевам и которым те полностью доверяли, теперь становились добровольными или невольными агентами May May; белым поселенцам было приказано в шесть часов вечера выставлять всю домашнюю прислугу из дому и до утра запираться на все засовы. Вокруг царила полная растерянность, никто не знал, кому доверять, а кого подозревать.

Жестокости и насилия становилось все больше с обеих сторон. May May каждый день убивали лояльных к режиму вождей, нападали на миссии, калечили скот, принадлежащий белым поселенцам; ополченцы, в свою очередь, истязали подозреваемых, прожигая им барабанные перепонки сигаретами. Церемония принятия клятвы, которая когда-то была подробно описана в газетах, становилась все более дикой и варварской – теперь в ней использовались дети и животные, так что эти зверские описания уже никто не рискнул бы напечатать.

Казалось, весь мир сошел с ума.

– Я прошу тебя, Грейс, сделай это ради меня, – продолжал увещевать Джеймс, направляясь вслед за ней в гостиную. – Я не смогу быть спокоен, пока не буду знать, что ты защищена.

– Если я буду носить при себе пистолет, Джеймс, это будет означать, что я собираюсь убивать. А я не буду убивать, Джеймс.

– Даже в целях самозащиты?

– Я и без этого смогу позаботиться о себе.

Раздосадованный ее упрямством, он вложил пистолет обратно в кобуру и положил на стол.

Абсолютно все поселенцы в провинции стали носить с собой оружие, за исключением этой упрямой, своевольной женщины. В свои шестьдесят четыре года Грейс все так же была полна решимости и своеволия, которые выражались в ее гордо расправленных плечах и упрямо сжатых губах. Когда-то именно за эти ее качества он и полюбил ее. Но теперь она была совсем седая и носила очки. В глазах May May она была всего лишь хрупкой, беззащитной женщиной!

В комнату вошел Марио. За те долгие годы, что он провел подле мемсааб доктори, он весь сгорбился и тоже стал абсолютно седым. Он собрался было поставить поднос с чаем и сандвичами на стол, как вдруг увидел пистолет.

– Плохие времена настали, бвана, – грустно заметил он. – Очень плохие времена.

– Марио, – сказал Джеймс, забирая пистолет, чтобы освободить место для подноса, – мы подозреваем, что в округе действует вербовщик May May, который проводит церемонию принятия клятвы. Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Нет, бвана. Я не верю в клятвы. Я добрый христианин.

«Да, – мрачно подумал Джеймс. – И еще одна потенциальная жертва May May. И это единственный защитник Грейс? Стареющий слуга, чья верность хозяйке могла обернуться для него самого смертным приговором?»

– Мемсааб, – сказал Марио, – доктори Натан говорит, ему понадобится ваша помощь сегодня после обеда. Там еще двенадцать мальчиков, которых нужно обрезать.

– Спасибо, Марио. Передай ему, что я приду. – Грейс подсела к радио. – Бедный доктор Натан. Ему приходится теперь делать по двадцать обрезаний в день. Больницы Найроби тоже переполнены, насколько мне известно.

Дело было в том, что племенные знахари, которые традиционно совершали обряд обрезания, были схвачены и брошены за решетку по подозрению в сотрудничестве с May May. Родителям кикую, полным решимости во что бы то ни стало исполнять традиции, приходилось обращаться в местные больницы, где хирурги производили эту операцию в менее чем традиционных условиях. Только девочкам продолжали делать обрезание по старому обычаю – этим занималась Мама Вачера.

Грейс включила радио. Услышав песенку «Догги в окне», она пробормотала:

– Теперь кругом все американское.

Она покрутила ручку настройки. Новостная программа радиостанции Найроби начала трансляцию международных новостей: в Соединенных Штатах казнили Розенбергов, обвиненных в шпионаже, в СССР провели первые испытания водородной бомбы. Затем раздался голос генерала Эрскина, нового главнокомандующего Восточноафриканской армией.

Вначале он объявил, что правительство запретило деятельность Кенийского Африканского Союза и наложило ограничения на формирование любых африканских политических групп. Затем он продолжал: «Вам в отличие от меня довелось на своем горьком опыте узнать, что такое May May. Я лишь знаю, что эта дьявольская идеология стала причиной преступлений, совершенных с необычайной жестокостью и хладнокровием, и что необходимо незамедлительно восстановить закон и правопорядок. Меня направило сюда Военное управление и я немедленно приступаю к выполнению этой задачи. Я не успокоюсь, пока каждый законопослушный гражданин Кении не сможет жить и работать в мире и безопасности».

– Итак, – негромко произнес Джеймс, – они направили сюда генерала Эрскина. Значит, они серьезно взялись за дело.

Прослушав новости, Джеймс и Грейс вышли из дома и направились по одной из вымощенных дорожек, пересекавших территорию миссии Грейс. Миссия была выбрана местом сбора чрезвычайных собраний поселенцев, так как занимала центральное положение по отношению к большинству ферм, а ее учебные классы могли вместить довольно большое количество людей – на такие собрания приходило много народа. Когда они подошли к месту проведения очередного сбора, то увидели Тима Хопкинса, который взобрался на ящик перед школьной доской и пытался привлечь внимание присутствующих.

В классе было очень душно, несмотря на то, что все окна были открыты нараспашку. Около сотни озлобленных и перепуганных поселенцев, вооруженных пистолетами и винтовками, обливались потом в этом зное, который беспощадно выжигал колонию с марта, не давая передышки ни на один день. Так что не только May May были причиной повисшего в воздухе напряжения: если засуха продолжится, то, по прогнозам, она приведет к потере девяноста пяти процентов урожая.

– Тише, пожалуйста, тише! – безуспешно призывал Тим.

Казалось, все присутствующие разговаривали одновременно. Хьюго Кемплер, владелец ранчо из Наньюки, жаловался Эллис Хопкинс на то, что May May отравили тридцать две коровы на его ферме:

– Вскрытие показало наличие мышьяка в корме.

Эллис, в свою очередь, рассказывала о том, что исчезла вся их рабочая сила:

– Шестьдесят работников просто взяли и ушли в одну ночь. Это произошло еще на прошлой неделе, и с тех пор ни один так и не вернулся. Собирать урожай будет просто некому. Если в ближайшее время я не найду новых рабочих, моя ферма обанкротится.

В конце концов, отчаявшись быть услышанным в этом непрекращающемся гуле, ее брат достал пистолет и выстрелил в воздух. Наступило гробовое молчание.

– А теперь послушайте! – закричал Тим, вытирая мокрый лоб носовым платком. – Мы должны что-то предпринять! В нашем районе орудует приспешник May May, который заставляет принимать клятву, и мы должны найти его как можно скорее!

По толпе прокатился одобрительный гул. Поднялась миссис Лэнгли, которая приехала с мужем в Кению в 1947 году, после объявления независимости Индии. Поверх ее опрятного ситцевого платья болталась кобура с пистолетом.

– Мы пытались поговорить с нашими ребятами, но ничего от них не добились. Пробовали и подкупать, и запугивать, но они молчат как рыбы.

Толпа закивала, загудела, соглашаясь. Все знали, что невозможно заставить кикую говорить о May May. Несмотря на то что далеко не все африканцы поддерживали May May, все они молчали, потому что до смерти боялись. Не далее как в прошлом месяце четверо неизвестных запихали в машину свидетеля, который давал показания в Найроби на специальном слушании по делу May May. С тех пор никто его не видел. Даже те, кто сначала давал показания на допросах в полиции и подписывал свои показания, в суде потом не появлялись и, скорее всего, вряд ли когда-нибудь появятся.

Мистер Лэнгли поднялся и встал рядом с женой. Этот невысокий человек с обветренным лицом, как и многие другие, покинул Индию в 1947 году и переселился в Кению, потому что не смог жить по законам правления коренных жителей.

– Два дня назад я потерял своего лучшего работника, – сказал он. – Его заперли в хижине и сожгли заживо, а вместе с ним его жену и двоих детей. – Он замолчал, в его глазах стояли слезы. – А потом они отравили всех моих собак. До этого нас не трогали. Это сделали наши собственные ребята, я в этом уверен. Они были верны нам до тех пор, пока их не заставили принять клятву.

При этих словах на лице у всех поселенцев появился страх. Могущество единожды принятой клятвы было для них самой большой, самой коварной опасностью. Преданные домашние слуги, к которым на протяжении многих лет относились как к членам семьи, могли за одну ночь превратиться в безжалостных убийц. Даже если кикую силой заставляли принять клятву, как только он съедал сырую плоть собаки и выпивал глоток крови, он больше не мог не подчиняться приказам May May.

– Проблема заключается в том, – продолжал Тим, – что нам нужно придумать более эффективный способ борьбы с этими монстрами. Как бороться с врагом, которого не видишь? Все мы знаем, как действуют May May. Они прячутся в лесных лагерях, женщины доставляют им пищу, одежду и медикаменты, передают информацию о передвижениях военных. Они создали невероятно хитроумную сеть информаторов, которые оставляют свои сообщения в дуплах, как в почтовых ящиках! На прошлой неделе они подняли мятеж среди водителей автобусов в Найроби, заставили африканцев не покупать больше европейские сигареты и пиво. Черные гораздо больше напуганы May May, чем любыми нашими усилиями, направленными на восстановление порядка!

Все снова заговорили одновременно, и Тим опять выстрелил в воздух.

– Наша первоочередная задача, – закричал он, – обнаружить тех, кто склоняет к принятию клятвы! Потом нужно будет найти секретное подполье, найти тех, кто снабжает бандитов оружием и боеприпасами, перекрыть этим чертовым May May воздух и голодом выманить их из проклятого леса!

Мона стояла в самой глубине класса рядом с Джеффри. Она с удивлением взирала на Тима. Никогда еще она не видела его таким. Лицо его побагровело, глаза пылали, он буквально кипел от гнева и жажды крови. В последние несколько месяцев Тим возглавлял отряд «кенийских ковбоев» – так люди называли добровольцев, которые собирались в отряды, чтобы помогать защищать отдаленные фермы. В таких добровольных отрядах участвовали в основном сыновья поселенцев, молодые европейцы, рожденные в Кении. Они боролись за эту землю, которая, как они считали, принадлежала им по праву. Молодые люди вроде Тима считали, что слово «кениец» должно применяться не только к коренным племенам, но и к белым, рожденным в Кении, что они были точно такими же кенийцами и имели те же права считать эту страну своей. Некоторыми из этих ковбоев двигали вполне благородные цели, и действовали они цивилизованными методами, тогда как другие были такими же садистами и варварами, как May May. Были известны случаи, когда они останавливали случайных чернокожих прохожих и избивали их до полусмерти за какие-то ничтожные прегрешения, а чаще вообще ни за что. Мона надеялась, что Тим не превратится в одного из них.

– Одного никак не могу понять, – раздался мягкий голос отца Витторио, – почему правительство просто не даст им того, чего они хотят?

– А с какой это стати? – возмутился мистер Кемплер.

– Разве африканцы многого просят? Повысить зарплату, позволить создавать профсоюзы, дать свободу выращивать кофе, отменить «цветной барьер»…

– Этим ниггерам дай палец, – закричал другой человек, – они и руку откусят!

– Но стоит правительству дать африканцам экономическое и политическое равенство с нами, с May May тут же будет покончено.

– А может, им вообще все отдать, собрать чемоданы и укатить?

– Господа! – призвал Тим. – Прошу вас! Давайте не будем ссориться друг с другом и наконец придумаем, что нам делать с этой клятвой.

Мона почувствовала, как нарастает нетерпение. Снова одни только пустые разговоры! Она отступила на несколько метров назад, встала в проеме двери и осмотрела территорию миссии. Ей показалось, что здесь сегодня как-то необычайно тихо.

Она подумала о Дэвиде. В этот самый момент он работает где-то в ее поместье под палящим солнцем, борется за урожай. И ей бы сейчас следовало быть рядом с ним.

Мона вспомнила их разговор пару дней назад. Они тогда сделали небольшой перерыв в работе, присели отдохнуть под деревом с термосом холодного лимонада. Дэвид говорил тихим голосом, чуть громче, чем жужжание пчел вокруг:

– Насилие порождает насилие. Очень важно, чтобы наши проблемы решались на основе истины, на отказе от насилия. Я видел, к чему привел терроризм в Палестине, и я вижу, что сейчас происходит в новом государстве Израиль. Сомневаюсь, что и через тридцать лет война между арабами и евреями закончится. Мы все должны следовать великому примеру Махатмы Ганди. Знаешь, Мона, с May May было бы тут же покончено, если бы британцы предоставили нам экономическую и политическую свободу. Вместо этого они совершили роковую ошибку, запретив Кенийский Африканский Союз. Моя политическая партия не имела ничего общего с May May. Мы проводили мирные собрания и пытались разрешить разногласия законными методами. Но правительство запретило Союз и сделало большую ошибку.

Дэвид всегда разговаривал с ней именно так: откровенно, прямо, стараясь разъяснить свою позицию, в отличие от Джеффри, который постоянно читал ей морали и обращался к ней свысока, словно к ребенку. В тот знойный день, когда они сидели там, под деревом, одни, вдалеке от любопытных взглядов, и пили холодный лимонад из одного термоса, Дэвид говорил:

– Последняя война изменила мир, Мона. Британия больше не является владычицей мира. Она не может не видеть того, что Азия и Африка отторгают ее. Стоит только применить насилие, и оно будет продолжаться и продолжаться, и в конце концов правительству придется пойти на уступки – всем это понятно. Но тогда почему же не пойти на уступки прямо сейчас? – Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. – Именно та политика, которую Британия вела в последние пятьдесят лет, вынудила африканцев прибегнуть к насилию, чтобы капля по капле вырывать свое право на свободу. Посмотри на трагические примеры Ирландии, Израиля, Кипра. Скажи, Мона, когда же наконец британцы поймут всю недальновидность, всю ошибочность политики репрессий и попрания человеческого достоинства?

Подул горячий бриз. Мона вышла из здания, надеясь найти хоть какое-то облегчение от зноя. Жаркий воздух был тяжелым, наполненным гудением насекомых. Рифленые жестяные крыши зданий миссии ослепительно сияли на солнце, над ними колебались прозрачные волны зноя. Стояла глубокая тишина. Моне казалось, что весь мир заснул. Миссия Грейс, которая обычно представляла собой центр бурной активности, теперь, похоже, погрузилась в сон, разморенная жарким послеполуденным солнцем. Мона недоумевала, куда вдруг подевались все те люди, которые обычно наполняли дорожки миссии: медсестры, пациенты, врачи в белых халатах, посетители с передачами и цветами.

В классе Джеймс продолжал убеждать напуганных поселенцев не терять голову. Вдруг на одной из вымощенных дорожек неожиданно появилась машина, мчавшаяся с огромной скоростью и отчаянно сигналившая. Увидев, что из машины выскочил Дэвид и побежал к ней, она двинулась ему навстречу.

– Дэвид, что случилось?

Он схватил ее за руку:

– Нужно уходить отсюда! Немедленно!

– Что…

Он потянул ее в сторону.

Все остальные, услышав сигналы и визг тормозов, подбежали к двери и окнам и теперь выглядывали наружу.

– Бегите! – кричал им Дэвид. – May May!

И тут все началось.

Они появились ниоткуда, все сразу, и окружили помещение. Из буша и из-за деревьев выскакивали воины, вооруженные пангами, копьями и винтовками, над их головами развевались устрашающие дреды – отличительный знак May May.

Дэвид и Мона кинулись прочь под начавшимся обстрелом. Горящие факелы пронзали воздух, влетали в окна класса. Оттуда раздавались вопли.

Прямо у виска Моны пролетел камень. Дэвид крепко держал ее за руку, они бежали изо всех сил среди свиста пуль к хозяйственному навесу. Вдруг Мона запнулась и упала. Дэвид подхватил ее, притянул к себе. Они укрылись за навесом, он крепко прижал ее к себе, она прильнула к нему. Со стороны учебного класса раздавались бешеные вопли лесных людей, взявших белых поселенцев в осаду, грохот стрельбы, звон стекла, визг и вопли. Где-то вдалеке завыла сирена.

Мона и Дэвид постояли несколько минут, прижавшись друг к другу, потом он отстранился и сказал:

– Беги к хижине моей матери! Там ты будешь в безопасности!

– Нет!

– Черт возьми, Мона, делай, что говорю! Они же ищут нас, ты что, не понимаешь?

– Я не оставлю тебя одного!

Он вытащил пистолет из кобуры у нее на бедре.

– Беги к машине, беги как можно быстрее! Я их задержу.

– Нет!

О жестяную крышу навеса со звоном ударилось копье. Пуля разорвалась, попав в каменную стену прямо около плеча Моны. Дэвид снова схватил женщину за руку; они бросились прочь от сарая и вновь укрылись под густой живой изгородью. Мона в ужасе смотрела на разворачивающуюся перед ее глазами трагедию.

Учебный класс был охвачен огнем, земля усеяна телами May May и белых поселенцев. Онемев от ужаса, она смотрела, как Дэвид поднимает пистолет, прицеливается и стреляет. Террорист, поднявший руку с зажигательной бомбой, замер, затем рухнул замертво. Дэвид снова выстрелил. Еще один May May упал. Она видела, как из окон отстреливаются от стремительно атакующих повстанцев Джеффри и его отец. Из здания выбежала женщина – это была миссис Лэнгли: копье пронзило ее живот.

Казалось, их были сотни, этих диких варваров, размахивающих пангами и копьями, одетых в лохмотья, с лицами, искаженными яростью и жаждой крови. Мона увидела, как один из них пытается забраться в окно класса с задней стороны.

– Дэвид! – закричала она. Он выстрелил. May May свалился замертво.

Бандитов становилось все больше. Они падали под пулями поселенцев, но они и сами тоже стреляли, их пули летели в окна и попадали в тех, кто был внутри. Все было охвачено пламенем. Дым клубами поднимался в безмятежное голубое небо. Еще двое белых мужчин, кашляя и спотыкаясь, вышли из класса. Оба упали под ударами мачете May May, которые поджидали в засаде у дверей.

Мона увидела, как мистер Кемплер рухнул на колени под шквалом смертельных ударов шести налетчиков.

Вышел отец Витторио, размахивая белой тряпкой. В него бросили горящий факел, и его черная сутана тут же вспыхнула.

Мона услышала, как пистолет Дэвида щелкнул. Он сказал:

– Пули закончились.

Она в испуге уставилась на него.

– У меня больше нет!

Один из May May заметил их. Он издал дикий вопль, и к нему присоединилась целая шайка его собратьев. Дэвид и Мона вскочили и кинулись бежать зигзагами по садовым дорожкам, соединяющим здания миссии. Они перепрыгивали через изгороди, бросались за углы домов. May May следовали по пятам, визжа, как стая гончих на охоте, поливая беглецов дождем камней и копий, обстреливая их из ружей.

Они добежали до входа в миссию – широких арочных ворот из кованого железа. Сразу за воротами лежало бывшее поле для игры в поло, сплошь поросшее сорной травой, пожухшей и пожелтевшей от засухи. На другом конце поля, по другую сторону проржавевшей железной изгороди, стояли хижины Мамы Вачеры и той женщины, которая раньше была женой Дэвида.

– Беги к моей матери! – снова приказал Дэвид. – Она защитит тебя. Я побегу в другую сторону, уведу их от тебя!

– Нет, Дэвид, я тебя не оставлю!

Он посмотрел на нее. Потом сказал:

– Сюда!

Он заметил, что дверь в находящейся неподалеку ремонтной мастерской была приоткрыта, схватил Мону за руку, и они бросились туда. Внутри было прохладно и темно; всюду стояли машины и тракторы, требующие ремонта. Как и во всей миссии, в мастерской было пусто.

Они молча и быстро продвигались между машинами, обходили канистры для бензина, пригибались под висящими шинами. Внезапно свет в мастерской померк, когда силуэты преследователей загородили дверной проем. Террористы колебались.

Дэвид подтолкнул Мону в самый темный угол, где они притаились за рабочим станком. Пошарив в темноте в поисках какого-нибудь оружия, Дэвид схватил велосипедную цепь. Мона крепко прижималась к нему. Она почти не могла дышать; от страха пересохло во рту.

Они наблюдали за движением силуэтов в дверном проеме. Преследователи о чем-то негромко спорили между собой.

Мона почувствовала, как напряглось тело Дэвида, будто пружина, готовая в любой момент распрямиться. Ее била дрожь. Он обнял ее и крепче прижал к себе.

Неожиданно рядом с ними выросла фигура, из темноты молниеносно вылетела рука, схватив Мону за волосы. Женщина закричала. Ее буквально вырвали из объятий Дэвида.

Дэвид увидел, как поднялась вторая рука, окровавленная панга на мгновение зависла в воздухе, готовая обрушиться на шею Моны.

Он бросился на нападавшего и со всей силой ударил его цепью по голове.

Рука разжалась, и Мона рухнула среди инструментов и запчастей. Оглушенная, она смотрела, как борются двое мужчин. Затем увидела, что в мастерскую вбегают другие.

Она лихорадочно шарила в темноте. Ее рука наткнулась на домкрат.

Первый May May, который ее настиг, получил мощный удар по ногам. Он закричал и уронил копье.

Мона вскочила и снова ринулась на врага. Она с удовлетворением услышала хруст костей, когда домкрат опустился на его плечо.

Но теперь им угрожали другие подоспевшие бандиты. Сразу несколько человек набросились на Дэвида; он упал, осыпаемый ударами и пинками. Она чувствовала, как чужие руки хватают ее, тянут за одежду. Она отбивалась изо всех сил, вслепую размахивая домкратом направо и налево. Но она знала, что им не выстоять.

Дэвид…

Внезапно террористы отступили, бросились вон из гаража. Мона в замешательстве заморгала, потом услышала вой полицейской сирены, рев аэропланов.

Она упала на колени рядом с Дэвидом, который лежал на боку и стонал.

– Они ушли… – сказала она. – Здесь солдаты.

Через минуту они, помогая друг другу, смогли подняться. Постояли немного в темноте, затем, спотыкаясь, вышли на солнечный свет.

Когда они доковыляли до класса, где пожарные тушили пламя, а солдаты заковывали в наручники схваченных May May, Мона бросилась к своей тетке, накладывавшей повязку на голову мистера Лэнгли.

– Восемь наших погибло, – сказала Грейс. Сама она не пострадала, только лицо ее было перепачкано; седые волосы выбились из узла и разметались по плечам. – Они убили восемь наших…

Мона осмотрелась. Она увидела сэра Джеймса, Джеффри и Тима, которые разговаривали с командиром. Она увидела миссис Кемплер, рыдающую над телом своего мужа, обезображенного до неузнаваемости. Ее пыталась успокоить медсестра. Со схваченными May May обращались жестко; некоторые получили удары дубинками по голове. Где-то с краю стояли несколько африканцев, бесстрастно взирающих на эту чудовищную сцену. Мона знала их – они работали в миссии. «Куда же они все подевались во время атаки? – спрашивала она себя. – Как они узнали о готовящемся нападении?»

Бедный старый Марио, трясущийся и плачущий, прибежал из дома и встал над Грейс, ломая руки.

Мона обернулась, посмотрела через плечо. Четверо британских солдат окружили Дэвида. Вдруг один из них ударил Дэвида кулаком в живот. Тот упал на колени, согнувшись пополам.

– Прекратите! – закричала Мона, кинувшись к ним. На ее крик подбежал Джеффри. – Перестаньте немедленно! – отчаянно кричала она, проталкиваясь сквозь строй солдат. Она упала на колени рядом с Дэвидом и обхватила его рукой.

– Да что вы делаете, черт вас побери! – орала она на солдат.

– Он подозреваемый, леди Мона. Мы пытаемся получить от него информацию.

– Да какой он подозреваемый, идиот! Это мой управляющий!

– Больше смахивает на May May, – вступил другой.

– Что здесь происходит? – спросил Джеффри.

– Этот черномазый оказал сопротивление при аресте, сэр. Мы забираем его для допроса.

– Никуда вы его не забираете! – отрезала Мона. – И не смейте называть его черномазым!

Джеффри сверху вниз глядел на Мону, сидящую на коленях в пыли рядом с Дэвидом Матенге.

– Они должны забрать его, Мона. Им нужно всех допросить.

– Только попробуйте дотронуться до него! Дэвид спас мне жизнь!

Солдаты переглянулись.

Джеффри нахмурился.

– Но он ведь нас предупредил, – протестовала Мона, – ты же знаешь, Джеффри.

– Да, вот только явился несколько поздновато, чтобы нам помочь, тебе не кажется? Интересно, а как он узнал о нападении?

Мона, не отрываясь, смотрела на него снизу вверх. Она по-прежнему обнимала Дэвида, будто пытаясь защитить его.

Джеффри несколько мгновений выдерживал ее взгляд. Этот вызов в глазах, эти решительно сжатые губы – на какой-то момент ему даже показалось, что на него смотрит Валентин Тривертон; потом он с досадой хлопнул себя по бедру и обернулся к солдатам:

– Вы слышали, что она сказала. Этот парень помог нам драться с May May. Он не с ними. Можете отпустить его.

Когда Джеффри и солдаты ушли, Мона спросила:

– Ты в порядке, Дэвид?

Он кивнул. Его лоб рассекала глубокая рана, на скуле был синяк; из уголка губ стекала струйка крови.

– Пойдем, тетя Грейс осмотрит тебя.

Но Дэвид ответил:

– Нет. – Он сбросил с себя руку Моны и поднялся. – Я пойду к матери. Она ведь знахарка.

Мона смотрела, как он удаляется, прихрамывая; потом вернулась к миссис Кемплер, которая безутешно рыдала, с ужасом глядя на кровь мужа на своих руках.

Многие из тех, кто стал свидетелем тех кровавых событий – и африканцы, и белые, – как бы ни переполняли их горе и гнев, как бы ни кипели они жаждой гнева, тем не менее обратили внимание на то, как Мона Тривертон обнимала Дэвида Матенге.

Наконец пришли долгожданные дожди.

Мелкий дождик шелестел за плотно занавешенными окнами Белладу, орошая красные и лиловые бугенвиллии, обвивающие опоры и карниз веранды. В гостиной в камине уютно потрескивал огонь, отбрасывая отблески желтого света на мебель, шкуры зебр и бивни слонов, развешанные на стенах.

Дата добавления: 2015-10-16