ДЕРЕВЕНЬКА Лавыни

Моя вторая родина - деревенька Лавыни в Псковской области. Сейчас в Лавынях никого не осталось. Когда мы начали туда ездить, там жили постоянно пять старушек: тетка Саша с теткой Анисьей - с нашего края деревни жили в одном доме на двух половинах, потом стоял наш дом посреди обширного поля, на приличном от них расстоянии, за нами дом, куда на лето приезжали тетя Поля с дядей Сергеем. За ними был дом Нины и Федора, дальше тетка Саша и дядька Павел, потом одинокая тетка Надя и на самом краю - тетя Тоня и дядя Масим, у которых мы брали молоко, лук и картошку в обмен на помощь в заготовке сена. В то время работал водомерный пост, за которым следили дядя Федор и тетя Нина. Остальные были дачниками - привозили детей на лето. Мы приезжали в пустой дом, наводили там порядок после мышиного погрома, и жили все лето во время летних школьных каникул. В остальное время дом стоял с заколоченными ставнями.

Все школьные годы каждое лето с братьями я ловила рыбу, собирала грибы и ягоды, купалась в речке Яне, которая течет вдоль деревни под горой, в глубоком русле, постигала таинства природы. И жила на полной свободе - без режима, без надзора, без телевизора, радио и даже без света. И некогда было там скучать!

Затей я придумывала бесконечное множество - мы строили шалаши, рыли землянку в песчаном берегу, охотились с вилками за бычками. Это делалось так: идешь по мелководью против течения, вода струится, мягкие водоросли колышутся и нежно гладят ноги. Находишь на быстринке место, где лежат топляки и тихонечко сдвигаешь бревнышко с места, чтобы не замутить воду, а под ним у дна затаился головастый бычок или мелкий налимчик, и тут нужно тихонечко подвести сзади вилку и резко проткнуть его. Беспощадные мы были в детстве. Охотники. Эта мелочь годилась только котам, но охотничий азарт заставлял часами бродить по реке. И у кошек частенько был пир. Рыбная ловля была постоянным ежедневным занятием. Конечно, копать червяков было утомительно и неинтересно, но в любом деле есть отрицательные стороны. Особенно противно было ловить вьюнов. Они водятся в прибрежном иле. Отец лопатой выбрасывал на берег тину и ил, а мне нужно было мгновенно изучить содержимое скользкой грязи и отловить, стремительно разбегающихся, шустрых, упругих вьюнов. Они похожи на маленьких змеек, а нужны были в качестве наживки на перемет - так мы ловили щук. Переметы забрасывали на ночь, а утром проверяли, и зачастую попадались щучки. Вьюна нужно было насадить так, чтобы не повредить позвоночник, тогда он активно двигается и привлекает зубастых хищников - щук.

А еще я любила ловить пескарей на песчаном мелководье. Найдешь стайку, стоишь рядом с ней по-колено в воде, прямо под нос рыбке подсовываешь червяка и вытаскиваешь одного за другим. Они хоть и маленькие, но наловить их получалось на целую сковородку, а жареные с хрустящей корочкой они очень вкусны.

Деревня прежде, до войны, была большая, там была мельница, скотный двор. Поля засевались. При нас уже работников в деревне не осталось, поля не засевали - некому было, и они потихоньку зарастали молодым брезняком и ольхой.

Деревня растянулась на берегу речки Яны на полкилометра, дома стояли вольготно. Из скотины держали всего три коровы, десяток овечек и пасли их по очереди. Но даже мы, ребята, ощущали постоянную застоявшуюся вражду. Там никто ни с кем не дружил, каждый жил сам по себе. Женщины не могли простить друг другу какие-то прежние интриги и измены. Мы вообще были чужеродными элементами - городскими. Но нас это не интересовало, мы со всеми всегда здоровались, как нас научили родители, знаем или нет, всем говорить: "здравствуйте!". 3

В деревне это - главное. Ведь нас знали все. До нас доносились отголоски споров по поводу пастбищ и сенокосов, хотя, на мой взгляд, полей там всем должно было хватать. Дядю Максима недолюбливали, он прибился в деревню к тете Тоне после войны. Он был болезненный, худой и малосильный, а тетка Тоня - громадная бабища мужиковатого вида, бывшая доярка, руки которой деформировались от многолетнего доения вручную. Она могда запросто поднять огромную копну сена и закинуть ее в сарай.

Нам никто не рассказывал, откуда он родом, что с ним случилось во время войны, это была какая-то темная история. Неприязнь в отношениях у всех была настоявшаяся. Про тетку Анисью говорили, что она староверка, никого у себя не принимает, а если кто заходил, то потом, по слухам, все стирала и мыла. Она сидела в своем домике, чем жила непонятно. Мы ее побаивались и она нас, похоже, тоже. У тетки Саши - Сашихи, была родня и она потом переехала, вроде к дочери, то ли в Псков, то ли в Сланцы, то ли в Кингисепп. Осталась на краю одна тетка Анисья. Мы там жили с июня по август, а в остальное время года она жила одна-одинешенька на отшибе.

Там даже летом приходили кабаны и лоси. Не было у нее ни телевизора, ни радио, ни света... Потом поумирали старики, поразъехались те, кто помоложе, и зимовали всего три дома по-одному с краев и один в середине деревни. Зимой и тропки заметало. Ходили по деревне лоси, кабаны и медведь захаживал. Сама видела мишку - пошла за водой, а он под горой у речки земляные муравейники разрывал лапами и муравьиными куколками лакомился. Не пошла я с ним знакомиться, испугалась и домой с ведрами пустыми убежала.

Сплетни меня не интересовали, но из обрывков разговоров взрослых знаю, что подозревали кое-кого в сотрудичестве с немцами со время войны.

Детей было летом мало - в конце деревни пара пацанов постарше, да моя стайка. Я, как старшая, верховодила над братьями и была заводилой. В основном, мы рыбачили с папой и с братом Борькой, он меня на два года был младше. А мелюзгу прочую с собой не брали, с ябедами не хотели возиться и их сопли утирать.

К поездке в деревню начинали собираться с осени. Там в деревне ничего не было, кроме дома, печки, стола и скамейки. Дом долго пустовал. Принадлежал он тете Мане - сестре моей бабушки Веры. Когда мы приехали туда впервые, то начали с уборки и отмывания полов, там держали какое-то время скотину, а с подоконников состругивали щепки на растопку. Печка была вся в трещинах и жутко дымила.

Я в чем-то участвовала, но в основном уборкой занимались родители, и в первую очередь мама.

Не помню, как мы спали в первое лето, может быть на матрасах, набитых сеном, но потом привезли железные кровати и даже диван, набили новым сеном матрасы и устроились с комфортом. Я не помню каких-то бытовых проблем, которые бы мешали мне наслаждаться летним привольем, мне было всегда весело и интересно. Все лето я ходила в стандартном синем выгорешем тренировочном костюме и это по сей день для меня любимая одежда.

Потом прямо по бревнам поклеили обои, печку замазали глиной с речного берега и побелили мелом, дымить она стала меньше и домик стал уютнее. Но дрова у нас были сырые - валежник, топляки из реки. Поэтому растопка начиналась с дыма. Электричества там не было, и в августе уже приходилось зажигать керосиновую лампу.

Помню, что с собой всегда брала книги по школьной программе для обязательного чтения, но читала я только в совсем плохую погоду и никогда не выполняла эти задания. 5

Потом наверстывала уже по мере надобности.

Дом был пустой, магазинов там не было и все кастрюли, тазы, ведра и прочую утварь везли с города. Начинали собираться с осени. Старая выброшенная мебель, всячина, ненужная в городе, там обретала новую жизнь. В конце мая заказывали грузотакси. Договаривались заранее с водителем, который знал дорогу в нашу глухомань. Наконец, наступал этот долгожданный день. Мы набивали грузотакси вещами, я с собакой забиралась в кузов и отправлялись в долгую дорогу. Сначала через весь город, потом город кончался, и видно было, как позади остается сизая дымка выхлопных газов, которая поднимается над домами. Чем дальше отъезжали, тем прозрачнее становился воздух и синее небо.

Около семи-восьми часов ехали, с утра до позднего вечера. Помню, как я с комфортом ехала на диване. Один раз. В остальные тряслась на жестких скамейках. Пока еще был асфальт, ехать было хорошо, но начинались областные дороги и начиналась тряска. А уж на нашей деревенской проселочной дороге, зарастающей и заброшенной, приходилось сидеть вцепившись в борт, там были такие колеи, что машина кренилась с боку на бок, подскакивала на корнях и камнях. Я вся взболтанная, как в шейкере, пропахшая бензином и выхлопными газами, наконец, выбиралась на деревенскую траву у дома и с наслаждением вдыхала запах луговых трав!

Ура! Лето начинается!

Хотелось ощутить радость всей полнотой чувств, но голова была «чугунная», во рту привкус дорожной пыли и подташнивало от запаха бензина и укачивания.

Потом вещи выгружали на траву у дома, грузотакси уезжало и мы долго таскали вещи и пристраивали по местам.

Утром чуть свет я уже бежала к речке проверить, что там изменилось. Набирала воду с камня, он и сейчас там должен торчать у берега. Любовалась рассветом, стайкой рыбок и колыханием водорослей. Вот оно – счастье!

Там я была дома, там все было родное! Мы торопились сразу на рыбалку, проверить клев. Хотя в июне рыба плохо берет на червяка. Потом в лес - вдруг уже что-то выросло, хотя и до грибов-колосовиков было еще далеко.

На следующий день нас навещали тетя Тоня и дядя Максим. Приносили парное молоко, картошечку, а мы угощали их городскими вкусняшками – колбасой, сыром, конфетами. Все лето мы ходили к ним за парным молоком каждое утро. Шли через всю деревню, у них был крайний дом. Под горой виднелась речка Яня. Поутрам нам приготовлен был бидон молока, мы щипали лук с грядки и шли обратно. Обязательно здоровались со всеми встречными, знали мы их или не знали. Так принято - они то нас знали прекрасно. Хотя встречные редко попадались.

Молоко парное мне не нравилось. Мы ставили его в холодных сенях и пили уже остывшее. Особенное удовольствие было снимать сверху сметану!

Под горой, к речке, на том краю деревни был родник, над ним - навес и туда ставили бидоны с молоком, когда мы не приходили утром. Оно оттуда было самое вкусное. Это невозможно описать, как вкусно было. Гораздо вкуснее мороженого, йогуртов - ледяное с толстым слоем сметаны.

Оставшееся вчерашнее молоко, что стояло в сенях по банкам, превращалось во вкуснейшую простоквашу. Сливки сверху частенько доставались мне. Масло, сметана редко у нас бывали -молока не хватало.

Но содержать корову – трудная задача и все лето мы помогали заготавливать сено. Это еще та работа!

Сначала косили вокруг дома папа и дед Максим, нам поручали ворошить и сгребать в копны сухое. Если набегали тучи, то быстро сгребали недосохшее сено в кучки, так меньше промокнет, потом снова раскидывали. Конечно, эта работа была для нас каторгой - грабли тяжеленные, жара, а пока не высохнет и не сложишь в копны, на речку не уйти.

Теперь понимаю - это была жизненная необходимость, без нас не под силу было насушить три тонны сена корове на зиму.

Труднее становилось, когда покосы вели на дальних лесных делянках. Приходиллсь ходить туда ворошить, потом вывозили копны на лошади и закидывали на сеновал.

На сеновале была забава - скатываться по сену, рыть ходы там, где сено неплотно ложилось вдоль стен. Мы пробирались в своих тоннелях сверху до низу в сарае. Забирались на балки под потолком и валились на сено сверху. Однажды после кувырканий из сеновала выползла гадюка… не по себе как-то стало и не стали больше туда ходить.

Я всегда придумывала какие-то трудности, приключения и был заводилой.

Как-то мне пришло в голову остаться ночевать на сеновале. Сначала все дружно поддержали, но как только стало смеркаться и похолодало, мелочь под предлогом проверить - что там дома делают, сбежала и не вернулась. Остались мы втроем - я и младшие братья. Хорошо было на сеновале, сено мягкое, душистое, простор. Становилось все темнее, деревня затихла и стало холодать. И тут начал пробирать холод и страшновато стало. И чем дальше, тем холоднее и страшней. Бежать домой полкилометра в темнотище, а там нет электричества и уличных фонарей, было еще страшнее. Так и лежали мы и дрожали до утра. С первыми лучами рассвета спустились потихоньку и рванули к своему дому.

Но никому не признались о ночных страхах, сказали, что понравилось на сеновале, но больше там никогда не ночевали.

Добрались домой, завалились по кроватям и счастливые отсыпались до обеда. Зато запомнила эту ночь на всю жизнь.

В июне в лесу делать нечего еще ничего не выросло, грибов нет, ягоды еще зеленые. Но я с детских лет фотограф и фотоохота - мое постоянное занятие во все времена года.

Вот и вздумалось мне как-то сфотографировать кабанов. Они приходили на наш край деревни порыться в заброшенных огородах. На рассвете пошла одна за деревню, еще туман не совсем рассеялся. Тихонечко шла, прислушивалась. Кабаны пугливые и чуткие животные. И вроде нападать не должны. Но ведь кто их знает… слышу шорохи какие-то и вижу на дороге кабаны в березовую рощу переходят. Я сразу за фотоаппарат. Щелкнуть затвором успела только пару раз и они ломанулись в березняк. Только я их и видела. На снимке вышли только силуеты, но перед братями я могла похвастаться новой победой.

Леса там дикие, человека, не встретишь, окрестные деревни уже тогда опустели.

В Малых Болотах дома пустые, заросшие крапивой стояли, там давно никто не жил. Мы туда за смородиной ходили. Там ее много росло. И все же чувствовалось там присутствие человека. Может, домовые по домам остались. Мы в дома не залезали - страшно почему-то там было, и в деревне тоже неуютно было – казалось, что привидения могут появиться. Идешь по заросшей травой деревенской дороге и кажется, что дома смотрят на тебя пустыми окнами. Жуть. В лесу самом глухом уютнее. Эта деревенька от моих Лавыней была за два километра.

Как только в июне устанавливалась теплая погода, начинался купальный сезон.

Мы из реки не вылезали - ловили пескарей, бычков, налимчиков, ставили переметы и небольшие сетки. Магазин там единственный за три километра и там были только мука, соль, спички и крупа. Хлеб пекла нам тетя Тоня. Из города привозили на все лето консервы, сушки, конфеты и соленую треску, которую вешали на чердаке, она там становилась сушеной с налетом соли. Помню, залезешь на чердак, оторвешь кусок соленой рыбы и жуешь долго и вкусно. Гораздо вкуснее всякой жвачки.

А сушки были насыпаны в большую бутыль для вина. Помню, я лежала на кровати в дождливый день, читала книжку, засовывала туда руку и вытаскивала и жевала, пока дождь не кончится. Сушки тогда были настоящие – сушеные накрепко, не рассыпались, были твердые, как камень, и немного соленые – вкуснотища!

В детстве все было вкуснее, небо ярче, трава зеленее и нет места на земле уютнее и теплее моей деревеньки, которой нет уже совсем… но если попаду туда, то наверняка найду тот камень в речке Яне, с которого брали воду, брод, луг Зуевку, место, где стоял наш домик, елку и березу рядом с ним, лесную дорогу на старый Могильник и свои заповедные грибные места…

Дата добавления: 2015-10-16