Глава двадцать третья модель на подиуме 3 страница

— Ой, ты бы видела, какая здесь кра-со-та! Вон там, — она махнула рукой, — настоящий внутренний дворик, с деревьями и даже с водопадом, а наверху над ним… пространство, огромное пустое пространство, и оно идет до самой крыши, но оно внутри здания! Пойдем посмотрим, там так здорово, так красиво!

Блондинка Николь прервала свой разговор и посмотрела на Шарлотту терпеливым — на грани скуки — взглядом, как на несмышленого ребенка.

— Ты имеешь в виду атриум?

— О, — воскликнула Шарлотта, — я даже не вспомнила, что это так называется! Ты имеешь в виду — как в древнеримских виллах? Да, на самом деле похоже, но только здесь ведь этажей тридцать, не меньше. Пойдем посмотрим!

— Да я таких уже десяток видела, — невозмутимо сказала Николь. — Во всех «Хайяттах» есть атриумы. — Потом она повернулась обратно к Крисси: — Ну так вот, с одной стороны каблуки действительно слишком высокие, но с другой — да пошли все на хрен! Нам что, танцевать до утра, что ли, придется? Парни вообще в танцах не сильны, а уж наши придурки, пока до танцпола доберутся, и на ногах стоять не будут…

Шарлотта так и осталась стоять, глядя на Николь, прерывисто дыша чуть приоткрытым ртом. У нее было такое ощущение, будто ее со всего размаху ударили в живот. Ее великое архитектурное открытие… оно только открыло — если это все еще нуждалось в подтверждении, — какая она серая неотесанная деревенщина по сравнению с этими девушками. Николь и Крисси стояли прямо перед ней в своих безупречных джинсах, безупречных рубашках, безупречных сапожках, безупречно отставив (или выставив?) бедро, и игнорировали ее существование с безупречным знанием дела.

Наконец к ним подошли Хойт, Вэнс и Джулиан, нагруженные багажом. Слава Богу, больше не придется стоять здесь, как одинокой страннице.

— Ну вот, банда, дело сделано, ключи у нас, — радостно заявил Хойт. — Пошли наверх. — Потом он взглянул на Шарлотту. — Слушай, сделай одолжение, — сказал он, поворачиваясь к ней левым боком, причем поворачиваться ему пришлось всем телом, потому что повернуть только голову или верхнюю часть туловища он не мог — на руках, в руках и под ними у него были сумки и пакеты, — не донесешь свою сумку сама? А то у меня такое ощущение, что палец сейчас на хрен отвалится.

Шарлотта поспешила снять свою парусиновую сумку, висевшую на согнутом мизинце левой руки Хойта. По-видимому, именно ее сумка могла оказаться той самой соломинкой, грозившей переломить спину верблюда, но сейчас ей было не до того, чтобы копить обиду на Хойта.

— Спасибо, — сказал он. Затем обернулся к Крисси и Николь и со смехом пояснил: — Я говорю — палец чуть, на хрен, не отвалился!

Что ж, Шарлотте оставалось только стоять посреди этого великолепного холла гостиницы, похожей на дворец, и наслаждаться завершенностью своего образа — кеды, джинсы, футболка и дешевая стеганая куртка на синтетическом утеплителе, в которой она походила на ходячую ручную фанату на тоненьких ножках. Небольшая парусиновая сумка — единственный предмет багажа — была как раз достойной недостающей для полноты впечатления деталью. «Как, интересно, эта деревенщина оказалась здесь, посреди всей этой роскоши, кто же это так прикололся, пригласив ее сюда в качестве своей подруги?» Тихо-тихо, уже смирившись со своим поражением на всех фронтах, она спросила у Хойта:

— А мой ключ тоже у тебя?

— Твой ключ? — Похоже, этот вопрос застал парня врасплох. После некоторого замешательства он напустил на себя занятой вид и сказал: — Да, конечно. Все ключи у меня. Пошли.

Крисси посмотрела на Шарлотту со знакомой ледяной улыбкой, а затем обратилась к Николь:

— Смотри-ка, соображает. Я вот даже не знаю, зачем притащила с собой столько всякой… хрени.

«Соображает». Не «Шарлотта» и даже не «Шарли…как ее там». Вообще никак.

Следующий вопрос застал Шарлотту врасплох, несмотря на то, что она была готова к подвоху, хотя сарказм третьей степени и не был написан на лице у Николь, а чувствовался только в голосе, когда та спросила:

— А ты что наденешь сегодня вечером?

По правде говоря, Шарлотта не знала, что ответить. Больше всего она боялась, что в разговоре как-нибудь выяснится, что платье она одолжила у Мими. Показывать его раньше времени тоже не входило в ее планы — по крайней мере, в виде свертка, вытащенного со дна сумки. Пришлось ограничиться максимально индифферентной фразой:

— Ну, платье и какие-нибудь туфли.

— Платье и туфли… — повторила Николь. Она несколько раз кивнула, словно обдумывая полученную информацию. Затем повернулась к Крисси: — А что, неплохая мысль. Представляешь: платье и туфли.

Обе сестрички старательно закивали, опустив глаза и напустив серьезное выражение на физиономии, будто предавшись глубоким размышлениям. Классический пример сарказма третьей степени, отметила Шарлотта. Хуже не придумаешь.

Затем Крисси спросила:

— Надеюсь, ты не против, если я спрошу… все-таки очень любопытно, какое платье ты собираешься надеть?

«Да какое твое дело? Совершенно тебя не касается, какое на мне будет платье. Тебе ведь только повод для прикола нужен — в очередной раз с важным и умным видом кивнуть Николь». Но Шарлотте было уже все равно. У нее не осталось сил, чтобы огрызаться или пытаться представить себя хоть в сколько-нибудь выигрышном свете перед этими девицами. Она уже смирилась со своим поражением, со своим унижением и убожеством — во всем, даже в том, что касалось ее просто… как девушки. Впрочем, со времен пребывания в школе Аллегани-Хай она не слишком далеко продвинулась в этом отношении и мало отличалась от себя самой, какой была за год до этого. В душе Шарлотты смешались не столько обида на окружающих («Ну неужели вам не стыдно, неужели вам так нравится топтать того, кто слабее?»), сколько разочарование в себе самой, жалость к себе и даже презрение: «Понадеялась, дурочка деревенская, что все так и будут носиться вокруг тебя, приговаривая: какая ты умная, красивая и замечательная. Одной уверенности в том, что ты, Шарлотта Симмонс, рождена для чего-то большего, еще недостаточно. Случаются в жизни и обломы: дома ты звезда, а здесь — провинциалка, случайно затесавшаяся среди столичной молодежи, так что терпи и держись».

— В каком смысле — какое? Даже не знаю. Платье как платье.

Шарлотта ощутила какое-то новое чувство: похоже, она начинала испытывать некое извращенное удовольствие от происходящего. Может, это мазохизм? Да кто его знает. До сих пор это слово было известно ей лишь как категория теоретической психологии: в свое время мисс Пеннингтон рассказала ученице кое-что о развитии психологической науки в начале двадцатого века — Фрейд, Адлер, Крафт-Эббинг и так далее.

Секунды, проведенные в лифте, показались ей передышкой и слегка подняли настроение: Хойт оттягивался по полной. Шарлотта даже не могла представить, сколько можно выдать шуточек по поводу бесчисленного багажа, который он тащил на себе, как вьючный мул. Увы, стоило им выйти в гостиничный коридор на своем этаже, как возникли новые трудности. В своем номере Шарлотта обнаружила две широченные двуспальные кровати. Эти кровати, две прикроватные тумбочки, низкое деревянное бюро, современная стилизация под письменный стол эпохи Людовика XIV, два кресла и здоровенный шкаф-стеллаж с гигантским телевизором в специальной нише, — в общем, мебель занимала практически всю площадь номера, почти не оставляя свободного пространства для передвижения. Вошедший вслед за ней Хойт свалил сумки на кровать и облегченно вздохнул.

— Ну, неплохо, — заметил он, оглядев номер.

— А где твоя комната? — спросила Шарлотта.

В ответ он нарочито небрежно сказал:

— Да я тоже здесь буду.

— Но я думала…

— Слушай, Шарлотта, хорошо еще, что вообще хоть какой-то номер достался.

«Да как же он может?.. То есть как это вообще возможно?.. Но, с другой стороны, за все время поездки он впервые обратился к ней по имени».

— Джулиан и Николь тоже тут с нами перекантуются, — сообщил Хойт таким тоном, словно это было чем-то абсолютно естественным.

На мгновение Шарлотту охватила паника, но потом она поняла, что на самом деле так, наверное, и лучше. Все будет как… ну, как в походе, что ли. По крайней мере, когда все спят в одной комнате, вряд ли кто-то решится на что-то такое. Точно, точно, как в походе… Шарлотта упорно цеплялась за это слово, которое привычно ассоциировалось с вечерним костром и крепким здоровым сном в самодельных, сшитых из одеял и прорезиненных плащей спальных мешках.

Вскоре явились и Джулиан с Николь. Джулиан свалил на вторую кровать такую же основательную кучу багажа, издав столь же облегченный вздох.

— Ох и набрала ты всякого дерьма. Эти мне бабские шмотки, — добавил он, подмигивая Николь.

— А где Вэнс и Крисси? — спросила Николь.

— Через пару номеров дальше по коридору, — ответил Хойт.

Между Хойтом, Джулианом и Николь тут же завязался веселый оживленный разговор, но Шарлотту заинтересовало другое: она попыталась представить, а куда же тут можно поставить дополнительные кровати, пусть даже узкие раскладушки? В номере и так практически нет свободного места. Из раздумий ее вывел не то вопрос, не то визг Николь:

— Боже мой, уже полшестого!

Шарлотте уже давно казалось, что они отстают от намеченного графика, но другое дело, если об этом заговорила сама Николь. Ужин был назначен на половину седьмого. «Интересно, а где мы будем переодеваться? А как принять душ? Четыре человека в небольшом номере, вместе ребята и девушки — и при этом всем нужно помыться, переодеться, причесаться… вообще привести себя в порядок…»

Шарлотта присела на край кровати возле сваленного багажа и, подперев подбородок рукой, стала оглядывать номер уже с другой точки зрения, оценивая ситуацию.

— Ну ладно, тогда пора начинать, — сказал Джулиан. — Николь, передай-ка мне пузырь. Он в моей теннисной сумке — в той, красной с черным.

— Сам достанешь, Джулиан, — не слишком любезно отозвалась Николь. — Охренел, что ли? Делать мне больше нечего — такую тяжесть таскать.

Парень вздохнул.

— Давай я достану, — пришел ему на помощь Хойт.

Он перегнулся через кровать и вытащил из черно-красной сумки огромную пластиковую бутылку размером с хороший кувшин. Для удобства переноски производитель подобного сосуда даже предусмотрел крепкую пластиковую ручку. Судя по тому, как задрожала вытянутая рука Хойта, протянувшего эту бадью Джулиану, внушительных размеров сосуд был полон. Ярко-желтая этикетка гласила: «ВОДКА АРИСТОКРАТ».

Затем Хойт нырнул в одну из своих сумок и извлек оттуда бутыль апельсинового сока и пачку одноразовых двухсотграммовых бумажных стаканчиков. Джулиан мгновенно расставил все это добро на бюро, соорудив, как поняла Шарлотта, некое подобие бара. Сама она к тому времени уже была полна беспокойства. Ведь половина шестого!

Джулиан стал снимать пластиковую оплетку с горлышка пластиковой бутылки с водкой, а Хойт проделал ту же самую операцию с бутылью апельсинового сока. Делали они это настолько же проворно, насколько и серьезно — можно было подумать, что дело не только срочное, но и чрезвычайно важное. Кроме того, Шарлотта отметила в движениях ребят некоторую нервозность. Неужели им так срочно нужно выпить прямо сейчас, неужели они не продержатся до банкета? Свое нарастающее беспокойство она пыталась задавить, представляя себе все происходящее как своего рода приключение. Шарлотта как наяву услышала голос Лори, сказавшей ей тогда по телефону: «Пока мы в колледже, у нас есть шанс попробовать все что угодно, поэкспериментировать над собой и над своей жизнью — но все, что мы сейчас творим, останется только в наших воспоминаниях о молодости. Остальным будет наплевать, как мы вели себя, пока были студентками». Однако особой уверенности в себе эти слова Шарлотте как-то не прибавили. Настроение, впрочем, тоже не торопилось улучшаться.

Джулиан, колдовавший над стаканами, стоял к ней спиной. Тем не менее громкое «буль-буль-буль» безошибочно указало на то, что первая порция водки переместилась из бутылки в бумажный стаканчик. Затем он долил апельсинового сока. Судя по краткому «буль», спиртосодержащей жидкости в импровизированном коктейле было гораздо больше, чем той, что богата витаминами.

Он протянул стакан Николь, присевшей на вторую кровать, и та не задумываясь сделала хороший глоток. В ту же секунду она поперхнулась, выпучила глаза, на которых выступили явно натуральные слезы и, издав демонстративный полувздох-полустон, завопила:

— Джулиан, твою мать, а не до хрена ли ты мне водки намешал?

— Да ладно тебе, управишься.

Николь, по всей видимости, решила подтвердить правоту его высказывания и, запрокинув голову, снова хорошенько отхлебнула. На этот раз все обошлось без прокашливаний и слез. Николь лишь задержала дыхание, но продолжала улыбаться, одновременно широко открыв глаза и вскинув брови, словно подтверждая, что напиток явно не детский, но в этом и состоит вся его прелесть.

Джулиан тем временем соорудил еще два коктейля — практически из одной водки.

Хойт подсел к Шарлотте на кровать и стал поглаживать ей спину. С одной стороны, она чувствовала себя неловко из-за такого проявления ласки при посторонних, но в то же время не могла не признать, что внимание Хойта по крайней мере оправдывает ее присутствие здесь. Это своего рода пропуск, зачисляющий ее в компанию.

Николь тем временем сделала еще глоток из стакана и добралась до телефона, стоявшего на тумбочке между кроватями. Судя по ее дружески-конфиденциальному тону, Шарлотта предположила, что она звонит Крисси.

— Ну да, а мы тут как раз того… разминаться начали. — Затем Николь прикрыла рот ладонью и понизила голос, но Шарлотта сидела так близко, что ей было все слышно: — Где?.. Что?.. А-а. Так ты про наш головняк? — Она засмеялась чему-то, сказанному Крисси. — Угадай с трех раз, хотя тебе и первой попытки хватит… — Снова смех. — Ну конечно. Прямо здесь… Ясно, головная боль от нас никуда не денется. Ты меня поняла.

Шарлотта тоже прекрасно ее поняла. Они говорят о ней. Она и есть их головняк, их надоедливая и неприятная болячка.

Хойт тем временем откинулся поудобнее и стал круговыми движениями массировать Шарлотте плечи. Получалось это у него не слишком умело, да и не в том она была настроении. Тем не менее, пока Хойт — самый красивый, самый крутой парень во всем братстве Сейнт-Рей — обращал на нее свое более чем благосклонное внимание, можно было просто плевать на злобное шипение всяких там Николь и Крисси. По крайней мере, ей почти удалось убедить себя в справедливости этой мысли.

— Ты чего хочешь? — спросил ее Хойт. — Эй, да расслабься ты.

Только сейчас Шарлотта заметила, что действительно сидит, напряженно выпрямив спину, словно на экзамене.

— В каком смысле — чего хочу?

— Я говорю: пить что будешь?

— А, нет, спасибо, ничего. Может быть, немного сока.

— Сок? Брось, что за глупости. Давай я хоть немножко водки добавлю.

— Да нет, в самом деле не надо.

Хойт продолжал массировать ей плечи, нажимая чуть сильнее, но нежно, и Шарлотта почувствовала, что ей действительно становится лучше, а главное — это проявление ласки делало ее более значительной, прежде всего в глазах Николь и Джулиана. Руки у Хойта были большие… сильные… но мягкие… и так приятно было чувствовать их на своем теле. Плечи налились теплом — и Шарлотта просто не могла не оглянуться и не посмотреть на него. Его ответный взгляд просто поразил ее. В улыбке Хойта было столько нежности и тепла… и какой же он все-таки красивый! Этот волевой подбородок, эти сверкающие светло-карие — ореховые — глаза, полностью поглощенные ею: он просил Шарлотту о том, что сама она ни за что бы не сделала, чего делать ей и сейчас не хотелось, но ни за что на свете она сейчас не хотела огорчить Хойта, погасить эти искорки в его глазах, стереть с его лица это таинственное… может быть, сладострастное, чтобы не сказать — похотливое, но все же выражение любви… Его нежный взгляд — вот та непреодолимая преграда, которая защищает ее от всех насмешек, от всех сарказмов третьей степени, от всех издевательских замечаний Николь и Крисси.

— Ну, если только немножко, — наконец заставила себя сказать Шарлотта.

Хойт дотянулся до бутылки с водкой и как бы случайно, словно она не удержалась у него в руке, почти наполнил бумажный стаканчик, а потом слегка плеснул сока, едва окрасившего водку в оранжевый цвет.

— Не сока немножко — я имела в виду: немножко водки! — Эти слова Шарлотта поспешила сопроводить веселым и, как ей казалось, беззаботным смехом… Пусть все думают, что она начинает въезжать в происходящее и наконец просекла фишку, в результате чего больше не будет неподвижно сидеть на краю кровати с мрачным выражением лица.

Впрочем, скрыть нервозность смеха ей не удалось. Все остальные выжидательно уставились на Шарлотту: им было интересно, что она будет делать с «коктейлем». Девушка взяла стакан осторожно и с опаской, словно сапер — еще не разорвавшееся взрывное устройство. Но отступать было поздно. Сделав над собой усилие, она поднесла стаканчик к губам. Глоток — и для начала у Шарлотты перекосилось лицо. Джулиан и Хойт довольно расхохотались. Впрочем, их смех прозвучал одновременно и одобряюще, и ободряюще. «Ну и мерзость, — промелькнуло у нее в голове. — Как только это пьют?» Обжигая горло, водка протекла по пищеводу в желудок, оставляя во рту ужасное послевкусие и наполняя внутренности непривычным, но ощутимым теплом. Николь тем временем уже «дополировала» свой стаканчик и вернула его Джулиану с выразительным взглядом, явно намереваясь повторить. Шарлотта вдруг поняла: ей ужасно важно, чтобы никто не подумал, будто она не такая крутая, как Николь, не такая взрослая и продвинутая, и вообще — с другой планеты. Девушка сделала еще глоток. На вкус водка лучше не стала, но, по крайней мере, лицо у нее больше не перекашивалось.

Шарлотта нашла в себе силы — и это оказалось не так уж трудно — повернуться к Хойту и сказать:

— Это даже не так плохо, как я думала! — На всякий случай она сопроводила свои слова улыбкой — вдруг бы Хойт подумал, что она пьет водку через силу.

Может быть, если она выпьет все до дна, то и почувствует себя лучше. В конце концов алкоголь ведь помогает расслабиться. Во всяком случае, ей, может быть, будет не так ужасно не по себе, как во время поездки. Может быть, она перестанет ощущать себя маленькой первокурсницей, по недоразумению попавшей на сегодняшний ужин… так некстати оказавшейся за одним столом со всеми этими взрослыми, непринужденными, крутыми, безупречными блондинками, закончившими дорогущие частные школы и входящими в самые престижные студенческие ассоциации. «Какая разница, что там обо мне думают какие-то Николь и Крисси? Ведь я, между прочим, — Шарлотта Симмонс!.. И вовсе не так у меня все запущено, как им хотелось бы себе представлять… Да, я первокурсница, но зато я настолько интересная и привлекательная, что самый горячий парень в Сейнт-Рее, а может быть, и во всех братствах, пригласил именно меня на этот прием…»

Самый горячий парень тем временем массировал ей шею и верхнюю часть спины, и это придавало Шарлотте уверенности… и защищенности… от ядовитых взглядов кое-кого из присутствующих. И каждый раз, когда она смотрела на Хойта, он отвечал ей такой чудесной улыбкой, которая превращалась из нежной в лукавую и обратно, прежде чем она успевала это осознать, и каждый раз она отпивала еще глоток… «Да разве на самом деле все так уж плохо? И дело не только в Хойте… Взять того же Джулиана… Взять ту же Николь… Джулиан очень симпатичный парень, а если объективно посмотреть на Николь, то против фактов не попрешь: Николь — роскошная блондинка». Шарлотта глотнула еще водки. Потом еще. В конце концов ей стало ясно, что если объективно посмотреть на Крисси, то даже она не такая уж мерзкая и противная… Что же касается ее, Шарлотты Симмонс, то хотя она сейчас и не могла увидеть себя в зеркале, но была уверена: только полный идиот мог бы сказать, что она не вписывается в это гламурное общество… И доказательством тому является то, что самый крутой парень Дьюпонта сидит сейчас рядом с ней и улыбается ей так, словно хочет, чтобы она стала ему ближе всех на свете… Еще один глоток… Водка по-прежнему была омерзительна на вкус, но эффект, который она давала, добравшись до желудка, начинал нравиться Шарлотте. Немного потерпеть — и вот уже все твое тело наливается идущим откуда-то изнутри теплом… тебе становится лучше, легче, веселее, можно наконец расслабиться и успокоиться. Главное — правильно позиционировать то, что ты делаешь. Она ведь пьет не ради того, чтобы пить, а ради определенного ощущения, а тогда даже вкус водки начинает казаться не столь отвратительным…

Когда ее стаканчик опустел, Шарлотта протянула его Джулиану, не высказав, но дав понять, что не против повторить. При этом никто не стал ни поздравлять ее, ни ехидно подмигивать, ни насмешливо аплодировать. Шарлотта сочла это хорошим знаком. Да, наверное, она действительно выглядела более расслабленной. По крайней мере, ощущение расслабленности у нее было.

Шарлотта вдруг осознала, что за последние несколько минут выпила гораздо больше алкоголя, чем за всю свою жизнь, даже с учетом того пива, которое она приговорила, появляясь в библиотеке Сейнт-Рея. И каков же эффект? Шарлотта осторожно прислушивалась к самой себе. В общем-то ничего страшного… и совсем не то, чего она так боялась. Да, конечно, резкого изменения настроения не ощутить было нельзя. Но разве это плохо, если ты вдруг перестаешь бояться и чувствовать себя напряженной? В остальном все было как обычно. Ну а рядом с Хойтом ей и вовсе не о чем было беспокоиться. По мере того, как дело дошло до второго стакана, не только Хойт, но даже Николь перестали воспринимать ее чужеродным элементом в своей «разминке» — используя словечко Николь, которое наверняка произошло от «разминочных» пикников у заднего борта перед футбольными матчами.

Наконец Николь вспомнила о том, что после разминки предстоит и официальное мероприятие. Она взяла из кучи багажа самую большую сумку и кое-что из мелочей и удалилась в ванную — переодеваться для ужина. И зависла там надолго.

Джулиан и Хойт, к изумлению Шарлотты, начали снимать брюки.

— Ты не обращай на нас внимания, — сказал Джулиан, лучезарно улыбаясь. — Мы на наших официальных приемах вообще стараемся не быть слишком официальными. Скажи, Хойт?

— Ну да, переодеться же нам надо, — сказал Хойт. При этом он сделал жест в сторону ванной, давая понять, что другого выхода у них нет.

Прежде чем Шарлотта успела что-либо осознать, парни уже сняли рубашки и остались в спортивных трусах и футболках. Судя по всему, скрыть свое замешательство Шарлотте не удалось. По крайней мере, Джулиан, посмотрев в ее вытаращенные глаза, прищурился, наклонил голову вбок и с преувеличенной серьезностью сказал:

— Да, мы просто переодеваемся… или не просто?.. Колись, Хойт, может ты чего-то не договариваешь? — Он продолжал улыбаться, только теперь изображал просыпающуюся похоть.

…А может, он ничего и не изображает? Вдруг все это не шутка? Шарлотта с удивлением обнаружила, что испугалась гораздо меньше, чем можно было ожидать. Нет, она понимала некоторую двусмысленность происходящего, но в чем тут дело… пока сформулировать не могла.

— А, ты об этом? Даже и не знаю, — сказал Хойт серьезно, но глядя на нее так, чтобы она поняла, что он шутит. — Тут уж не нам с тобой решать, старина, мяч на стороне Шарлотты.

— Может, сообразим на троих? — предложил Джулиан, в конце вопроса не удержавшись от смеха. Судя по всему, две больших порции водки уже заиграли в нем по полной программе.

— Фу, Джулиан, до чего ж ты испорченный! — кривляясь, сказал Хойт. — Два парня и одна девушка — это вовсе не то, что называется menage-a-trois.

Шарлотта осмелела настолько, что позволила себе продемонстрировать остроумие.

— Это что означает: домашнее хозяйство на троих? — спросила она.

— Что еще за хозяйство? — спросил Джулиан, не уловив игру слов.

— «Menage» по-французски значит не только «семья», но и «домашнее хозяйство», — пояснила Шарлотта.

— Домашнее хозяйство? — Джулиан явно не въезжал. — Ты о чем говоришь-то, Шарлотта?

Шутка определенно не прокатила.

Но, с другой стороны, впервые за четыре или пять часов, проведенных вместе, Джулиан наконец обратился к ней по имени.

— Домашнее хозяйство… Хозяйство, говоришь… — Хойт пытался вычислить суть прикола Шарлотты. — А, въехал! Действительно смешно. Если бы ты, Джулиан, не был такой тупой скотиной, я бы тебя про-све-тил.

— Просветил бы он меня. И кто же тут после этого испорченный? — спросил Джулиан у Шарлотты. — А у меня зато для тебя кое-что есть. — Он начал по-клоунски преувеличенно поднимать и опускать брови. Было видно, что он пьянеет на глазах.

Внезапно он задвигался в танце наподобие хип-хопа, дергая плечами и бедрами в разные стороны, при этом глубоко заглядывая Шарлотте в глаза… и в его взгляде она ощутила… что-то такое. Сексуальность, чувственность — она почувствовала это просто кожей.

Когда Николь наконец вышла из ванной, Джулиан все еще продолжал выделывать коленца перед Шарлоттой. Поглощенный искусством танца, он даже не заметил появления своей подруги. Николь явно не зря проторчала в ванной столько времени. Грима на ней было… может, даже чуть больше, чем нужно. Впрочем, Шарлотту куда больше интересовал ее наряд. Что ж, вроде бы ничего особенного: черное облегающее платье до колен и черные туфли на шпильках. На какую-то секунду мир сузился для Шарлотты до поисков ответа на один-единственный вопрос: как она будет выглядеть рядом с имеющей все возможности выпендриться по полной программе сногсшибательной блондинкой Николь? Слава Богу! Замшевая курточка, в которой была Николь до этого, оказывается, скрывала вовсе не такую уж идеальную фигуру. У нее не то чтобы не было талии — естественно, диеты и занятия в тренажерном зале сделали свое дело, но и назвать эту часть ее тела изящной значило бы покривить душой. Торс у Николь был прямо-таки мальчишеский. Шарлотта вздохнула с облегчением. По крайней мере, что касается фигуры, тут у нее нет повода для волнений. Николь же остановилась на пороге ванной с недовольным выражением лица. «Ну ни хрена себе! — было написано на этой безупречной, покрытой слоем дорогой косметики маске. — Во дает Джулиан! Стоило отлучиться на минуту — и он уже танцует без штанов перед девчонкой его же собственного лучшего друга».

Хойт тоже заметил Николь раньше Джулиана.

— При-ивет, Николь. Неплохо смотришься!

Джулиан так и замер в какой-то неестественной позе.

— Не отвлекай, не отвлекай его, — сказала Николь. — Я еще никогда не видела, как Джу исполняет фолк-танцы в нижнем белье.

Джулиан развернулся и вскинул руки в беспомощном жесте.

— Что ты наезжаешь? Мы тут совсем уже одурели, тебя дожидаясь.

И куда только делся Джулиан Крутой Сейнт-Реевский? Нет, это был самый обычный растерянный мужчина, которого застукали со спущенными штанами.

Шарлотта позволила себе в глубине души позлорадствовать. Виноватый тон Джулиана говорил, что речь идет не просто о каком-то обычном его приколе. С другой стороны, ей почему-то не захотелось выяснять, что именно он имел в виду, и вообще присутствовать при дальнейшей разборке. Она встала с кровати, вытащила из-под груды вещей свою парусиновую сумку и направилась в сторону ванной. Поравнявшись с Николь, она на всякий случай спросила:

— Ты там — все, закончила?

Николь даже не удостоила ее взглядом, будто Шарлотты тут и не было.

Ванная комната оказалась маленькой и тесной, а в ее оформлении доминировали какие-то наводящие тоску тона. Шарлотта, подумав, определила для себя основной тон как цвет засохшего сыра. Сама ванна и туалет были цвета несвежей моццареллы. Занавеска для душа сделана словно из прорезиненной несвежей моццареллы. Туалетный столик с раковиной, над которым всю стену занимало широкое зеркало, изготовлен из пластика с голубоватыми прожилками. Судя по всему, подразумевалось, что он будет походить на мрамор. Вместо этого он оказался тоже похож на сыр — только на рокфор, причем, быть может, даже с излишним количеством плесени. Все эти воспоминания о сырных изысках едва не вызвали у девушки приступ тошноты, и она поспешила заняться тем, ради чего сюда и пришла.

Сбросив джинсы и футболку, она посмотрела на себя в зеркало, стоя в одном лифчике и трусиках… В общем-то неплохо, только лицо почему-то очень бледное, прямо белоснежное.

Ладно, время не ждет! Из сумки была торопливо извлечена одолженная Беттиной косметика: тушь, подводка, тени, помада, блеск для губ… но в этот момент рука Шарлотты дрогнула. Она просто не могла собственными руками накрасить лицо. Слишком хорошо она усвоила и впитала мамино отношение к женщинам, которые красятся. В итоге Шарлотта решила ограничиться одним только блеском для губ. Но затем ее взгляд упал на тушь… Ну ладно, немножечко не помешает. В итоге девушка аккуратно, слегка прошлась по ресницам щеточкой… и осталась довольна собой. «Неплохо, — подумала она, глядя в зеркало, — очень даже ничего!»

Шарлотта натянула через голову красное платье Мими и влезла в ее же туфли на высоченных шпильках. Bay! Из зеркала на нее смотрела девушка, подросшая едва ли не на целый фут. «Ну, ты даешь! Вот это прикол!» — сказала она бледному лицу, которое ей лукаво улыбалось. Девушка в зеркале смотрела на бедра Шарлотты Симмонс, сильно оголившиеся, поскольку — Бог ты мой, что же это творится! — красное платье едва прикрывало… ну, в общем, до нижнего края трусиков оставалось всего дюйма четыре. С того вечера, как Мими показала его Шарлотте, предложив взять на прием, платье как-то само собой значительно укоротилось! В этом мини-платьице и на высоченных каблуках девушка в зеркале походила на фигуристку. Фигуристка покрутилась влево-вправо, танцуя с Шарлоттой Симмонс. Всякий раз, когда при повороте платье развевалось, Шарлотта замечала в зеркале белое мелькание — край трусиков, а также весьма красивую и упругую линию… э-э… в общем, попы. В обычной ситуации Шарлотта Симмонс, увидев себя одетой подобным образом, сначала была бы шокирована и пришла в полный ужас, а затем извелась от переживаний насчет того, что подумают люди. Но сегодня она не могла больше обращать на это внимания. Она и так достаточно натерпелась по дороге от мыслей, что о ней подумают.

Дата добавления: 2015-10-16