Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава двадцать третья модель на подиуме 2 страница

Читайте также:
  1. A B C Ç D E F G H I İ J K L M N O Ö P R S Ş T U Ü V Y Z 1 страница
  2. A B C Ç D E F G H I İ J K L M N O Ö P R S Ş T U Ü V Y Z 2 страница
  3. A Б В Г Д E Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я 1 страница
  4. A Б В Г Д E Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я 2 страница
  5. A. Шестишаговая модель
  6. Acknowledgments 1 страница
  7. Acknowledgments 10 страница

— А вы думаете, она на самом деле того… садо-мазо? — поинтересовалась Крисси.

— Да брось ты, — сказала Николь. — Эта Кэнди сама кого хочешь достанет, сама, правда, тоже утрахается, но ей это только в кайф. В тот раз она просто слишком уж далеко зашла, когда…

При этих словах Хойт задрал подбородок и слегка мотнул головой вправо, в направлении своей тихонечко сидящей соседки, а затем громко и выразительно прокашлялся. В машине наступила тишина. Шарлотта поняла, что он пытается предостеречь Николь и остальных от обсуждения этой темы в ее присутствии, хотя что означает «слишком уж далеко зашла» — она не имела представления.

Хойт наклонился к Шарлотте, положил ладонь на ее руку, улыбнулся очаровательно, как всегда, и сказал:

— Эх, жаль, что тебя там не было. Ну и повеселились мы на Хэллоуин. А эта девчонка слишком уж всерьез отнеслась к празднику, вот и все. А ты, кстати, как отмечала Хэллоуин?

Удар оказался совершенно неожиданным и угодил ей прямо под ложечку. Шарлотта просто физически почувствовала это. Нужно было что-то ответить… что-то сказать этой компании чужаков, которая так внезапно замолчала.

— Кажется… да я не помню. — Хрипло и невнятно.

Прозвучало это как-то неубедительно и даже почти невежливо по отношению к тем, кто хотел снова развеселиться и поприкалываться. Но больше ей нечего было сказать, а нужно было срочно дать хоть какие-то пояснения.

— Да я… вообще-то я не дружу с этим Хэллоуином.

Господи, да как же у нее с языка сорвалось это страшно провинциальное и старомодное «не дружу»? В наши дни «не дружить» можно только с головой. Все остальные варианты этого выражения — полный отстой. Что ж, оставалось только сидеть и краснеть.

Молчание. После некоторой паузы голос подала Крисси:

— Я вот хотела спросить тебя, Шарли-и-и-и… э-э-э… — Она поспешила проглотить последний слог имени, не то не желая снова ошибиться, не то наоборот, стремясь дать понять, что с удовольствием называла бы ее неправильно и дальше, если бы не Хойт… В общем, судя по саркастической улыбке третьей степени, дело было вовсе не в ранней не по годам забывчивости, а в желании утереть нос этой серой мышке. — …А ты вообще откуда?

Внутри у Шарлоты все просто закипело. Да сколько можно напоминать ей, что по сравнению с ними она просто убожество и серость? Я — Шарлотта Симмонс. Вспомнив, как однажды такой прием сработал, Шарлотта, не поворачивая головы и глядя прямо перед собой, громко и четко отбарабанила свою скороговорку:

— Спарта, Северная Каролина — хребет Голубые горы — население девятьсот человек — ты о ней никогда не слышала — но не переживай — никто не слышал.

Но еще договаривая последние слова Шарлотта уже поняла, что попытка огрызнуться не удалась. Более того, ее жалкий выпад против Крисси, наоборот, осложнил ситуацию. Хойту пришлось даже вполне убедительно засмеяться, явно стараясь представить этот выпад как шутку. Шарлотта обернулась к Крисси, выдавила из себя улыбку и даже что-то похожее на судорожный смех — в общем, всячески постаралась дать понять, что все сказанное нужно расценивать лишь как ее желание присоединиться к общему веселью.

Но Крисси не собиралась давать спуску этой наглой деревенщине.

— А я и не переживаю. Может, это ты переживаешь? Надеюсь, что нет.

— Крисси, ну я же пошутила.

Унижение, унижение, унижение… Даже «Крисси» повисло в воздухе, как проявление дерзости. Да кто ты такая, что смеешь запросто обращаться по имени к такой крутой «доярке», как Крисси?

Краем глаза Шарлотта заметила, что Хойт искоса посматривает на нее. Кроме того, она почти физически ощущала, как на задних сиденьях зажимают рты, давятся от смеха и тычут пальцами ей в спину.

Хойт опять попытался разрядить обстановку и перевести разговор на другую тему:

— Помните того парня, Лада Дэвиса? Его еще звали Жеребец. Он играл в футбольной команде, когда я на первом курсе учился. Он был единственный действительно первоклассный защитник из белых. Так он тоже откуда-то с Голубых гор… сейчас вспомню, откуда… да, это место называлось Камберленд Гэп. Надо же — не забыл. Иногда, бывает, сам себе удивляешься: чего только в башке не найдешь, если покопаться. — Он посмотрел в упор на Шарлотту и с явно преувеличенным интересом спросил: — Знаешь, где этот Камберленд Гэп?

Слабый подавленный голосок в ответ:

— Нет… даже не слышала… — «Господи, как бы придумать подходящий предлог, чтобы уйти от этой географической темы?»

Молчание.

— Да, крутой чувак он был, — поведал своим спутникам Хойт. — Всю дорогу в «И. М.» тусовался, можно сказать, прямо жил там.

«О, как ободряюще это звучит. Оказывается, можно быть деревенщиной, скатившейся с гор с попутной лавиной, и дорасти до звания крутого чувака…»

— Ну, тогда понятно, откуда ты его знаешь, — усмехнулся Вэнс. — Если уж он поселился в «И. М.», то не мог не стать лучшим корешем нашего Хойта.

— Нечего наезжать, на себя посмотри. Тоже мне, трезвенник и праведник. Ну люблю я иногда залить за воротник, и что?

С заднего сиденья послышался голос Джулиана:

— Да уж, ты иногда так зальешь, что хоть стой, хоть падай. Ты хоть помнишь, до чего, на хрен, дотусовался в прошлый понедельник?

— Ты это о чем? В понедельник? А что было в понедельник?

— Как что? Прием в Лэпхеме! Вон Крисси не даст соврать, она там была. Ты уже к восьми часам так нажрался, что совсем охренел и стал приставать к жене директора. Нет, не в том смысле, а докопался до нее, на хрен — припер тетку к стенке и стал пытать: сколько у нее в жизни было мужчин. Не помнишь, как выглядела ее рожа? На ней прямо написано было: «Помогите! Помогите! Кто-нибудь, уберите от меня… это!» А Хойт свое гнет: «Признавайтесь, признавайтесь, сколько у вас там в графе „итого“?»

— Ну вы даете, мужики, — сказал Хойт. — Сидите там позади, врете и не краснеете. — Он снова положил ладонь на руку Шарлотты. — Не слушай ты их. Помнишь сказку про остров, где никто не говорил правду?

— Нет, Хойто, это тебе не сказка, — заявил Вэнс, — это самое настоящее статистическое исследование.

— Нет, это же просто охренеть можно, — продолжал Джулиан. — Как ты бедную тетку достал своей статистикой! Раз сто, наверно, спросил ее про это долбаное «итого»! Вот скажи, на кой хрен тебе понадобилось знать, сколько у нее мужиков было?

— Ну-у… сейчас разве вспомнишь. Говорят, она баба заводная, — ответил Хойт. — Ребята из Лэпхема рассказывали. Наверняка у старика Васстерштейна не хватит силенок, чтобы в одиночку справиться. Соответствовать, так сказать, ее стандартам.

Утонченные интеллектуалы из престижных студенческих ассоциаций заржали, как кони, и в машине наконец восстановилась привычная для них обстановка. Следующим номером программы значилось выступление Николь.

— А я совершенно точно знаю, что… — и она с увлечением стала рассказывать историю личной жизни жены директора какого-то другого колледжа.

Хойт снова наклонился к Шарлотте, взял ее за левую руку и «искупал» в своей неотразимой улыбке, теплой и очаровательной.

— Вассерштейн — это директор колледжа Лэпхем. Ты ведь знаешь Лэпхем — это здание с горгульями?

— Да-да, конечно знаю! — подхватила Шарлотта с невероятным энтузиазмом в голосе, желая во что бы то ни стало поддержать беседу. Она даже подобострастно хихикнула, словно упоминание о горгульях на фасаде Лэпхема было верхом остроумия, особенно в общем контексте разговора Она решила, что будет лучше не выпендриваться, а смеяться вместе со всеми над тем, что полагалось считать смешным — над историями о том, «как я напился», и что «этот чувак просто лох и фраер», и «вы даже не представляете, какая она шлюха». Точно так же следовало восхищаться остроумными комментариями по поводу каких-то «заводных девочек» и похабными шуточками, произносимыми прикола ради с бурлескным итальянским акцентом — «пидарассо… импотенто…». По этой части больше всех усердствовал Джулиан.

Шарлотта даже не догадывалась, как глупо она выглядит, пока Вэнс не начал рассказывать про Ай-Пи и девушку, которую тот пригласил в Вашингтон. Это некая Глория — по словам Вэнса, «вы не поверите, но действительно очень классная телка, я бы сам не отказался, и как только такое чмо урвало себе такую шикарную бабу?»

— Охренеть! — воскликнул искренне пораженный Джулиан. — Так значит, этот ублюдок нас просто парил, когда хныкался, что ему приходится только на кулачок мотать?

Все, включая Крисси и Николь, расхохотались, и Шарлотта поспешила присоединиться к общему веселью, хотя на самом деле понятия не имела, как именно «парил» ребят Ай-Пи и что такое ему приходилось «мотать на кулачок». Обломаться ей пришлось буквально через несколько секунд: едва услышав ее смех, все остальные резко замолчали. Когда она обернулась, они обменялись многозначительными взглядами. Шарлотте оставалось только признать, что она «попала»: судя по всему, вышеупомянутый выдающийся прикол предназначался только для своих, посвященных. Сделав вид, что ей эта шутка понятна, Шарлотта здорово прокололась: продемонстрировала, что готова унижаться и поддакивать чему угодно, лишь бы сойти за свою в их великосветском обществе.

«Ужас, ужас, надо же было так опозориться. Надо же было так подставиться перед этими безжалостными людьми, которые не упустят возможности воспользоваться любой ее слабостью». Самое ужасное в этой ситуации заключалось в том, что Хойт время от времени — словно пунктиром — давал ей понять, что не забывает о ее присутствии: то подмигивал, то улыбался Шарлотте, то гладил ее по руке, укрепляя ее в убеждении, что она все-таки существует в их Крутой Компании, но затем — стена вновь разделяла их: Шарлотта оставалась одна, а Хойт возвращался в такой привычный для него мир себе подобных. И как только им самим не противно? Совершенно идиотские байки… совершенно идиотские сплетни… совершенно идиотские восторги по поводу похабных шуток и оттачивание мастерства в ругательствах… Так развлекаются и шутят богатые ухоженные девочки, имеющие возможность потратить несколько сотен долларов на новый джинсовый прикид, и богатые избалованные мальчики, так гордящиеся собой по поводу напяленных на головы шапок, какие носят в гетто… Ну конечно, это же так прикольно, остроумно, так актуально и концептуально… так дерзко и продвинуто…

…Вот только ей отступать уже поздно! Никуда ей теперь от них не деться. Шарлотте казалось просто невероятным, что всего каких-то пару дней назад ее распирало от гордости по поводу своего «триумфа»: еще бы — получить приглашение от крутейшего из старшекурсников съездить с ним на официальный прием. Мими и Беттина даже не умирали от зависти: они просто умерли, мгновенно и без мучений. Такой прорыв в повышении собственного статуса казался им чудом. Так и не уразумев, в чем здесь подстава, они бросились готовить подружку к этому событию абсолютно искренне и бескорыстно. Единственное, чего они потребовали от Шарлотты в обмен на потраченные силы, — это подробный, самый подробный рассказ о том, что с ней произойдет за это время…

Оставшаяся часть дороги прошла в том же духе. Мальчики и девочки из престижных ассоциаций пели матерные песенки (причем каждый знал наизусть весь исполняемый репертуар), обменивались сплетнями (две очаровательные стервы оказались редкими мастерицами в умении испортить мнение присутствующих об отсутствующих), сводили любую тему разговора к сексу и оттачивали свое мастерство во владении особой разновидностью «хренопиджина». Шарлотта привыкала к этому наречию с первых дней появления в Дьюпонте, но, только удостоившись чести провести несколько часов в одном «джипе» с самыми сливочными из всех сливок общества, она наконец получила возможность познакомиться и с особо продвинутым диалектом «хренопиджина», который, по всей видимости, должен был называться «дерьмопиджином». Особый шарм ему придавало использование главного структурообразующего элемента в самых разных вариантах, включая и производные от так называемых супплетивных основ «дерьм-» и «ср-»: эта сдвоенная лексическая единица могла по широте семантического охвата соперничать с такой универсальной категорией, как «хрен» и использоваться в самых разнообразных значениях: совокупность вещей, принадлежащих кому-либо («Ну и где твое дерьмо?»); ложь или сбивающее с толку указание («Что ты мне на уши срешь?»; «Тут без детектора дерьма не разберешься»); высокая степень опьянения («нажраться до усрачки»); сложная жизненная ситуация («оказаться в полном дерьме»); низкая квалификация («Вконец обосрался, не смог даже какого-то дерьмового защитника переиграть»); забота («Смотри не обосрись»); нежелание осуществлять то или иное действие («Опять в это дерьмо залезать придется»); усиление категоричности утверждения («Да обосраться мне на этом месте!»); серьезное, а не шутливое утверждение («Ты мне тут не насераешь?»); отрицательная характеристика кого-либо («Говорил я тебе, что он полное дерьмо»); переливание из пустого в порожнее («нести дерьмо», «дерьмо перетирать»); запутанная ситуация («Попробуй разберись во всем этом дерьме»); наркотики («Дерьмо принес?»); акт дефекации («Ну что, просрался?»); событие, не имеющее особой важности или значения («Да ерунда, дерьма кусок»); неприятный сюрприз («Вот так дерьмо!»); непонимание ситуации («Хоть усрись, не въезжаю!»); напыщенный высокомерный человек («большое дерьмо», «пирожок с дерьмом»); совершенно безнадежная ситуация («в дерьме по уши»); разочарование («Вот дерьмо-то!»); удивление («Ну просто обосраться!»); неодобрительная оценка («дерьмо на палочке»); повторяющаяся ситуативная модель («Опять то же дерьмо, только в профиль!»); фекалии — представьте себе, буквально («дерьмо»); непрестижный район, трущобы («Прямо скажем, дерьмовое соседство»); глупое высказывание («Ну и кого он хотел обосрать?»); «и так далее» («ну и всякое прочее дерьмо»), чувство собственной значимости («Он думает, что он большой кусок дерьма»); уверенность («Честно — как насрать!»); большое количество («куча дерьма»); назойливость или грубое обращение («Как он меня обосрал!»); высокая скорость («Еще дерьмо до сральника долететь не успело»); отказ от общения («Не лезь ко мне со своим дерьмом», «Нам чужого дерьма не надо — своего хватает»).

Попутчики Шарлотты не забывали время от времени попрактиковаться и в самом обыкновенном хренопиджине. Так, например, именно на этом общедоступном диалекте они обсудили целесообразность продолжения вечеринки с алкоголем после четырех часов утра в клубе «Деки» (братства Дельта-Каппа-Ипсилон). В результате таковая целесообразность была единогласно признана нулевой: слишком уж велик был риск наутро проснуться с дикого бодуна. Хойт наслаждался этим пиршеством интеллекта ничуть не меньше, чем все остальные. Нет, ему, конечно, приходилось смотреть вперед — на дорогу, но Шарлотта видела, что мозги его практически развернуты на сто восемьдесят градусов, и мыслями он там — на задних сиденьях, вместе с друзьями. Впрочем, время от времени Хойт оказывал знаки внимания и Шарлотте: поворачивался в ее сторону, сжимал ее левую руку, улыбался и смотрел ей в глаза так проникновенно, словно между ними… есть что-то такое… очень глубокое. На каждое проявление чувств к Шарлотте у него уходило секунд по десять. Она пыталась убедить себя в том, что таким образом Хойт пытается ей сказать, будто несмотря на все веселье, присутствие старых друзей и столь приятное общение с ними, он все время думает о ней. Иногда он склонялся к ее уху, чтобы пропеть строчку-другую из очередной исполняемой их веселым хором песни, слов которой Шарлотта, естественно, не знала. Несколько раз Хойт приобнимал ее и наклонялся так близко, что их головы соприкасались, а пару раз даже рискнул при всех положить ей руку на бедро. В другой ситуации Хойт, несомненно, убрала бы руку или отодвинулась сама, но учитывая, что на них смотрели Вэнс, Джулиан и обе «доярки», она решила, что не в ее интересах будет отказываться от едва ли не единственного доказательства того, что она вообще имеет хоть какое-то отношение к этой поездке, пусть и в виде приложения к их бесценному другу. Пожалуй, это даже искупало ее «вину» за то, что Шарлотта надерзила ее высочеству Крисси и осмелилась протараторить свою скороговорку о Спарте. (Воспоминание об этой оплошности все еще висело в воздухе.) По всему выходило, что Хойт таким образом брал на себя роль посредника и в некотором роде смотрителя зоопарка. Он уделял Шарлотте ровно столько внимания, сколько требуется какой-нибудь капризной и кусачей зверушке, чтобы худо-бедно покормить ее и успокоить — пока все сидят в машине и деваться до Вашингтона все равно некуда.

Шарлотта попыталась покопаться в памяти и придумать какую-нибудь тему для разговора, который она смогла бы поддержать: лучше бы и не пыталась. Продолжая разговор о директорах колледжей, их женах и прочих высокопоставленных чиновниках университета, Вэнс вспомнил президента ассоциации «Деки», именуемой в народе «Доской». С точки зрения Вэнса говорить с этим человеком можно было только при наличии поблизости «детектора дерьма». Вот тут-то и подала голос Шарлотта:

— На самом деле такая штуковина уже существует, этот прибор используют в нейрофизиологии. Нужно прикрепить… точно не знаю, примерно дюжину электродов к голове человека, а потом задавать вопросы. На большой монитор проецируется изображение его мозга, и различные участки начинают светиться не так, как остальные, если человек говорит неправду. От обычного детектора лжи этот прибор отличается тем, что реагирует не на эмоциональное и нервное состояние, а непосредственно на изменения, происходящие в мозгу, то есть физически фиксирует ту мысль, которую сам человек не формулирует для себя как ложь. Этот прибор называется импульсный электротемический зонд-регистратор генетически определенных…

К этому моменту Шарлотта уже увидела унылое, демонстративно скучающее выражение на лицах всех своих слушателей. Ее голос дрогнул, и она сбивчиво договорила:

— Я понимаю, это название очень длинное, но оно сокращается… — Тут девушка попыталась улыбнуться, чтобы дать понять, что и сама видит неуклюжесть своей попытки влезть в разговор, достойной самого настоящего «ботаника».

Вэнс отреагировал на предложение поговорить о нейрофизиологии исчерпывающе кратко:

— М-м-м-да. — Затем, обернувшись к Джулиану, он снова обратился к предыдущей теме: — Ну вот, подхожу я, значит, вчера к этому пирожку с дерьмом и спрашиваю…

В очередной раз Шарлотта была унижена и растоптана.

Шоссе сделало широкую петлю, машина, следуя по асфальтовому полотну, взлетела на высокую эстакаду, и… вот он — Потомак… а на противоположном берегу — Вашингтон… Столица! В голове замелькали такие недавние и в то же время словно всплывшие из другой жизни воспоминания: вот она, Шарлотта Симмонс из округа Аллегани, штат Северная Каролина, едет в Вашингтон на вручение президентских стипендий — ее пригласили в числе ста лучших выпускников средних школ того года, отобранных по всей стране. Ей предстоит быть награжденной, встретиться с президентом, подтвердить то, что она, Шарлотта Симмонс, знает уже давно: ей, выросшей в долине за далекими горами, предстоит вершить великие дела. Столица США! Шарлотта тогда упросила мисс Пеннингтон провезти ее вокруг Мемориала Линкольна не то четыре, не то пять раз — так хотелось ей получше рассмотреть статую Линкольна, созданную Дэниэлом Честером Френчем, которая просто потрясла девушку, когда она смотрела снизу вверх на гигантскую фигуру в кресле. Никакие фильмы, никакие фотографии не смогли в полной мере подготовить ее к этой встрече. Как же сильно билось у нее тогда сердце. Какие возвышенные мысли метались в голове. И вот теперь Шарлотта въезжает в этот великий город в бледно-серых сумерках, в машине, за рулем которой сидит парень по имени Хойт Торп, а в салоне — четверо саркастически настроенных, бесконечно ржущих и сквернословящих, абсолютно чужих ей людей, которым не просто нет до нее никакого дела, — и это бы еще полбеды, — но которых явно раздражает и даже бесит само ее присутствие. Как и тогда, в прошлый раз, сердце Шарлотты сжимается, дыхание перехватывает, но причиной тому не возвышенные чувства, а беспокойство, тревога и даже страх.

Движение на мосту через Потомак было плотным, и когда до Мемориала Линкольна оставалось всего ярдов двести, впереди по всей ширине дороги вспыхнула уходящая к горизонту целая галактика красных огней стоп-сигналов. Машины остановились. Шарлотта вдруг ощутила почти непреодолимое желание выскочить из «субурбана» — просто взять, открыть дверцу и, не говоря ни слова, лишь слегка махнув на прощанье рукой, сделать два шага — первый на подножку, второй — на асфальт, — и скрыться за ближайшими автомобилями. На принятие решения у нее было… сколько? полминуты? двадцать секунд? — прежде чем машины снова тронутся. Но у нее в кармане всего двадцать долларов. Как возвращаться назад? Ничего тут не придумаешь! А вот и Мемориал Линкольна! «Брось ты этих презирающих тебя снобов! Иди туда, присядь на ступеньки у ног этого великого человека, почувствуй запечатленные в мраморе честь и чистоту помыслов! Давай, вперед! Все остальное решится как-нибудь само!» Да, сейчас… вот только как она вернется обратно в Малый двор и скажет, что сама, своими руками погубила то, к чему они с девчонками так долго стремились вместе, поддерживая друг друга?..

«Нет, я — Шарлотта Симмонс, я умею рисковать, я не боюсь опасности! Мне наплевать, что подумают обо мне! Я не такая, как остальные здесь, они хотят от жизни одного, а я — другого…»

Слишком поздно. Машина поехала дальше. Мемориал героям вьетнамской войны отсюда не виден; да и в любом случае уже слишком темно. Монумент Вашингтона — неясный силуэт мелькнул где-то вдалеке… нет, не поражает… смутный, неотчетливый, размытый… Господи, да есть ли хоть кому-нибудь из сидящих с ней в машине хоть какое-то дело до того, мимо чего они проезжают? Вот они выехали на авеню Коннектикут, пересекли Пенсильвания-авеню, до Белого дома всего пара сотен ярдов… в сторону. А ведь она там была! Ей пожимал руку сам президент! Ей, Шарлотте Симмонс! Победительнице конкурса на президентскую стипендию! А мисс Пеннингтон, как всегда в каком-то невероятном цветастом платье, делавшем еще более внушительными ее пышные формы, принимала поздравления как наставница одной из лучших выпускниц страны! И все это было каких-то семь месяцев назад! Неужели она снова здесь?..

Что ж, огни рекламы на Коннектикут-авеню не давали Шарлотте усомниться, что все это происходит на самом деле. Они вырулили на Дьюпонтскую кольцевую — до чего же печально, вот ведь ирония судьбы… Дьюпонтская кольцевая, потом Массачусетс-авеню, к северо-западу отсюда, как прекрасно помнила Шарлотта, рукой подать до британского посольства Туда, в этот роскошный дворец в георгианском стиле, обладателей президентской стипендии специально возили на экскурсию. От этих воспоминаний у Шарлотты даже стало светлее на душе. Ей захотелось поделиться ими с остальными, но она одернула себя. Само собой, все это кончится точно так же, как и ее попытка рассказать о детекторе дерь… то есть лжи, основанном на регистрации физических явлений, происходящих в мозгу. В общем, решила она, лучше промолчать. «Кто их знает, в курсе ли они вообще, мимо каких архитектурных сокровищ нашей столицы мы проезжаем, да и считают ли они этот город „своим“, как принадлежит столица любой страны всем ее гражданам». Что ж, если спутники Шарлотты и представляли себе этот город чем-то бблыпим, чем просто место расположения отеля, где вся компания собиралась хорошенько оттянуться, то следовало признать, что они на редкость удачно это скрывали.

Отель с гордым названием «Хайятт Амбассадор» выглядел не просто новым, но ультра-ультрасовременным. Это была здоровенная башня с абсолютно ровными стенами, по всей поверхности которых уходили ввысь абсолютно идентичные полосы: ряды стеклянных окон сменялись рядами точно так же застекленных простенков. Над входом в гостиницу взметнулась вверх на высоту нескольких этажей бетонная, но несмотря на это на редкость изящная арка с колоннами.

Когда они уже подъезжали, Шарлотта вдруг услышала, что Крисси громко обращается не к кому-нибудь, а к ней. Зажевав всего лишь половину ее имени, она сказала:

— Шарли-и-и-и… будь добра скажи Нейгроту, чтобы он снял наконец эту дебильную хреновину с головы. — Посмотрев на Вэнса она добавила — И вам, кстати, рекомендую, ваше хренейшество Вэнсшоун. Видел бы ты себя сейчас: светлые волосы под негритянской шапкой. Охренеть можно. Давайте, лютики, снимайте эту хрень…

Сидевшая позади Николь поддержала эту идею:

— И то верно, сестренка. Слышал, Джушоун?

Хойт обернулся и посмотрел на Вэнса, после чего уже все трое парней обменялись взглядами. Хойт выглянул в окно и уставился на вышедшего из гостиницы носильщика… молодого чернокожего парня, не слишком высокого, но по глубоко посаженным глазам и впалым щекам которого как-то сразу угадывалось, что он… довольно-таки вспыльчив. На нем были цвета пальмового листа куртка, вроде гимнастерки с короткими рукавами, и коричнево-зеленые брюки, что придавало парню сходство с каким-нибудь полковником из банановой республики, расположенной где-то в бассейне Карибского моря. Он толкал перед собой высокую тележку для багажа, сделанную из начищенных до зеркального блеска медных штанг. Хойт нарочито неторопливо пожал плечами и стянул свою негритянскую шапку. Вэнс и Джулиан последовали его примеру.

Потом Хойт, все еще глядя на приятелей, мотнул головой в сторону носильщика и лаконично сказал:

— Этого на хрен.

Развернутый смысл столь лаконичной фразы заключался в следующем: «Обойдемся без помощи этого парня и сэкономим на чаевых». Впрочем, Шарлотте показалось, что она сумела понять и скрытый смысл, зашифрованный в этих словах: «Я снял свою шапку вовсе не из-за этого черного парня, а просто не хочу портить себе настроение и трепать нервы…» Вот только она готова была поспорить, что на самом деле все обстоит как раз наоборот…

Едва машина остановилась, как Крисси и Николь выскочили и направились в вестибюль отеля. Шарлотте ничего не оставалось, как последовать за ними. Парни тем временем отшили предлагавшего свои услуги носильщика и теперь, лениво переругиваясь, перегружали сумки из необъятного багажника «субурбана» на плечи и в руки друг другу. Почему так медленно? Шарлотта чувствовала себя неловко и, по правде говоря, действительно не знала, что делать. Крисси и Николь, решительно игнорируя ее, погрузились в увлекательное обсуждение того, кто что наденет на ужин.

Шарлотта поняла, что не в состоянии больше находиться рядом с ними, и, подумав, решила немножко прогуляться по вестибюлю. Для начала она напустила на себя, как ей казалось, совершенно индифферентный вид, но буквально через минуту от ее равнодушия не осталось и следа. Вот это роскошь! Никогда в жизни она не видела такого холла. Девушка сделала несколько десятков шагов — и вдруг заметила, что над большей частью холла нет потолка. Шарлотта изумленно глядела вверх. Оказывается, центральная часть башни была полой, это было огромное цилиндрическое пустое пространство, обрамленное кольцами балконов и окон. Лишь на самом верху — она даже не могла представить, на высоте какого этажа — над этим пространством завис ажурный, почти прозрачный купол. Здесь же, внизу, на дне исполинского цилиндра перед Шарлоттой раскинулся внутренний дворик, превращенный не то в оранжерею, не то в настоящий зимний сад. Выложенные керамической плиткой терракотового цвета дорожки веером расходились в разные стороны, огибая огромные — да-да, действительно огромные — пальмы и другие тропические деревья. Шарлотта терялась в догадках, как можно вырастить такие гигантские растения в кадках, пусть и здоровенных. Откуда-то снизу доносилась музыка… да, нормальная музыка — фортепиано, бас-гитара и ненавязчивые ударные играли приятную латиноамериканскую мелодию, звучавшую негромко, в самый раз, чтобы приглушить звук искусственного водопада и перезвон столового серебра в примыкающем к оранжерее ресторане. Шарлотта как завороженная смотрела на этот сад. Она поймала себя на том, что мысленно пытается вычислить, куда ведут и где снова пересекаются разбегающиеся дорожки, которые начинались прямо у ее ног, огибали столики, проходили под деревьями и маленькими мостиками и вели в вестибюль по выложенным изразцовыми плитками, причудливо изогнутым лесенкам, заканчиваясь на больших площадках, тоже выложенных плиткой.

Такого роскошного здания Шарлотта, естественно, никогда не видела В прошлый раз, когда она приезжала в Вашингтон со своей учительницей, они останавливались за казенный счет в гостинице на N-стрит. Назывался тот отель «Гросвенор» и, конечно, не шел ни в какое сравнение с пятизвездочным «Хайяттом». Им достался маленький двухместный номер, и… как же мисс Пеннингтон храпела И все равно Шарлотта была в восторге. До этого она никогда не останавливалась в гостиницах. На завтрак им подали вафли — таких она в жизни не ела, — и настоящий кленовый сироп, совсем не похожий на ту ароматизированную искусственную жидкость «Каро», которую они обычно покупали в универсаме. Но, конечно, тот скромный отель по сравнению с тем, что открылось ее взгляду сейчас… о чем тут говорить! Шарлотте захотелось хоть с кем-нибудь поделиться своим открытием. Забыв об осторожности и уже полученном горьком опыте, она решила осчастливить Крисси и Николь. Ну не могут они не порадоваться, увидев такую красоту.

Поспешив обратно в холл, Шарлотта застала их на том же самом месте, где оставила. Девушки о чем-то оживленно болтали и не заметили ее появления — или, по крайней мере, сделали вид, что не заметили. Но Шарлотта решила не обращать внимания на их спесь и хамство. Она с сияющими глазами подошла прямо к Николь, которая во время поездки почему-то показалась ей всетаки чуть более доступной для общения, чем Крисси, и с улыбкой сказала:


Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Тропой позора | ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Мутанты Миллениума | ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Пикник у заднего борта | ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Возвышенное | ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Камушек, наделенный разумом | ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Спаситель | ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Рука | ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Крутизна | ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Что с того? | ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Рукопожатие Фортуны |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Модель на подиуме 1 страница| ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Модель на подиуме 3 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)