Как мы установили контроль над производством в деревне

А. П. МОРОЗОВ —член КПСС с 1920 года. В 1918 г. активно проводил мероприятия Советской власти в бывшей Верх-Ирменской волости (Ор­дынский район Новосибирской обл.), член Верх-Ирменского волисполкома, секретарь волпарткома в 1920—1922 гг. В настоящее время персо­нальный пенсионер. Зав. партархивом Новосибир­ского обкома КПСС.

Перед самой февральской буржуазно-демократиче­ской революцией 1917 года я вышел после тяжелого фронтового ранения из петроградского военно-клиниче­ского госпиталя и поехал в свое родное село Верх-Ир-мень (теперь эта территория входит в Ордынский район Новосибир­ской области). А осенью, после Великой Октябрьской социали­стической революции, по мобилизации вернулся домой и мой брат Евгений, старший унтер-офицер. Во время фев­ральской революции он был избран солдатами членом полкового комитета.

Евгений привез с фронта большевистские листовки, которые тогда распространялись среди солдат. Несколь­ко листовок посвящались выборам в Учредительное со­брание. Одну листовку он дал мне, а остальные роздал односельчанам.

Листовки, насколько я помню, заканчивались призы­вами: «Долой войну!», «Земля крестьянам!», «Контроль над производством!», переходили из рук в руки, зачиты­вались до ветхости, вызывали споры. Мне часто прихо­дилось беседовать с односельчанами. Большевистские лозунги были близки и понятны народу. Беседы прохо­дили всегда активно.

Уже после Великой Октябрьской социалистической революции, примерно во второй половине января 1918 года (дату точно не помню), я присутствовал на съезде Советов Верх-Ирменской волости. Мне захотелось вы­ступить и напомнить делегатам съезда о большевист­ских листовках, призывающих к прекращению разру­шительной войны и передаче земли крестьянам. Это заинтересовало делегатов. В зале раздавались одобри­тельные возгласы.

И не удивительно, ведь делегатами и приглашенными съезда являлись в основном бывшие фронтовики и кре­стьяне-бедняки, сочувствующие большевикам.

Я говорил об установлении контроля над производ­ством в волости. Но получилось у меня не совсем ладно. В то время я сам еще неясно представлял себе, как и где этот контроль надо устанавливать, а на производстве никогда не работал. По-видимому, неуверенность мою почувствовал эсер Иван Гавриленко, зажиточный кре­стьянин из деревни Плотниковой. Чтобы сбить меня, он ехидно задал вопрос:

— Скажите, гражданин Морозов, где это и как в на­шей волости надо проводить контроль над производ­ством?

Признаться, к ответу на этот вопрос я тогда не был готов, но не растерялся и начал опять настойчиво уве­рять, что необходимо ввести контроль над производст­вом, например, у нас в волости на паровой мельнице Жеребцова и в артельной кузнице.

Можно установить твердый порядок и цены на куз­нечные работы и помол. В кузницах и на мельницах не допускать такого положения, чтобы в первую очередь выполнялись работы тем, у кого «толстая мошна», т. е. кто побогаче, или «по кумовству». Ведь бедняку, чтобы отклепать лемех к плугу или размолоть мешок зерна, приходится ждать в очереди по 2—3 и более дня.

Потом выступил делегат села Понькино, фронтовик Зотей Фурцев, который настаивал на введении рабочего контроля и на турбинной мельнице Кайманакова, что на реке Караюн, недалеко от деревни Завьялове (В 18 км от Верх-Ирмени, через реку Обь). Эта мель­ница в основном обслуживала население ближайших волостей: Тулинской, Битковской, Ордынской и Верх-Ирменской,. но на ней мололи и казенное (государствен­ное) зерно.

Все предложения о рабочем контроле делегаты съез-

да выслушали внимательно и постановили включить этот вопрос в повестку дня съезда. В конце работы съезда меня избрали от нашей волости уполномоченным по ус­тановлению рабочего контроля.

Начали проводить решение съезда в жизнь. Верх-Ирменский волисполком взял на себя инициативу — со­ставил и разослал обращение Ордынскому, Битковскому и Тулинскому волисполкомам, а сельским Советам воло­сти — письмо о введении рабочего контроля над произ­водством.

Письмо и обращение обсуждались на сельских соб­раниях, где избирались уполномоченные по рабочему контролю: от больших сел — по два человека, от ма­лых— по одному. Собрания уполномоченных решили провести на каждой мельнице отдельно и в первую оче­редь на мельнице Кайманакова.

В назначенный день, примерно во второй половине марта 1918 гола, на территорию турбинной мельницы Кайманакова съехалось около 76—78 уполномоченных с мандатами сельских Советов и волостных исполкомов сел и деревень четырех волостей.

На собрание явились также по приглашению вла­дельца мельницы человек 20—25 крестьян близлежащих селений. В основном это были кулаки и зажиточные кре­стьяне из сел Завьялово, Понькино, Мышланово и Атаманово, встретили нас молча, мрачными взглядами. Сразу чувствовалось, что явились они не с добрыми на­мерениями.

Сначала все думали, что собрание долго не затянет­ся, и поэтому коней никто не выпрягал. Под навесом больших амбаров (завозней) Кайманакова делегаты разбились на группы и тихо беседовали. Поскольку ини­циатором собрания явилась Верх-Ирменская волость, все потянулись к нашей делегации. Здесь же сразу дого­ворились о проведении совместного собрания уполно­моченных всех волостей. Выделили группу товарищей, чтобы подыскать и подготовить подходящее для такого собрания помещение.

По требованию делегатов владелец мельницы отвел нам одно из свободных помещений. Там мы поставили для сиденья скамьи из дровяных чурок и плах, найден­ных во дворе мельницы, достали стол и даже колоколь­чик для президиума.

Пригласили делегатов.

Законно выбранные делегаты вошли в «зал» и заняли свои места. Пришли и крестьяне, сторонники владельца мельницы. Около стола президиума, на своем стуле, пристроился Кайманаков, а его сын, перепачканный в муке, подделываясь «под рабочего», сидел прямо на по­лу рядом.

Группа уполномоченных Верх-Ирменской и Ордын­ской волостей еще до собрания поручила мне зачитать списки делегатов волостей и открыть собрание. Крестья­нам не делегатам собрание разрешило присутствовать с правом совещательного голоса. Для голосования делега­ты с решающим голосом получили красные бумажки. Покончив с организационными делами, я как председа­тель собрания объявил, что на повестке дня стоит один вопрос — «Установление рабочего контроля на мельни­це Кайманакова». Повестка дня собранием единогласно была принята. Затем определили состав комиссии рабо­чего контроля из трех членов и двух кандидатов к ним. Мне задавали много вопросов организационного поряд­ка, помню, например, такие: Кто будет контролировать этот рабочий контроль? Из скольких человек должна быть ревизионная комиссия?

Кто будет хозяином над контролем и Ревизионной комиссией, т. е. кому они будут подчиняться?

На все эти вопросы я отвечал, руководствуясь Уста­вом и практикой кредитных товариществ. Такое товари­щество у нас в Верх-Ирмени раньше существовало. По­могло мне и то, что, находясь на госпитальном излече­нии в Петрограде, я окончил счетоводные курсы кредит­ных товариществ.

Кайманаков и его сторонники начали волноваться и переговариваться между собой. Призывы президиума к порядку тонули в нарастающем шуме, чувствовалось, что они что-то затевают. Вдруг поднимается Каймана­ков и задает вопрос:

— Скажите, гражданин, а что будет делать хозяин мельницы?

Я не мог на этот вопрос ответить сразу, посмотрел на делегатов, переглянулся с членом президиума Горенковым. Он тоже не нашелся что сказать. Чтобы выйти из затруднительного положения, объявили перерыв.

Собрание затягивалось.

Президиум собрания и еще несколько товарищей из более активных делегатов обсуждали вопрос, заданный Кайманаковым. В конце концов все пришли к общему мнению, что хозяин мельницы нам больше не нужен, так как им теперь будет общее собрание уполномоченных и избранный народом рабочий контроль, или, как мы его тогда называли, «Комитет турбинной общественной мельницы».

Правда, кто-то из делегатов предлагал Кайманакова оставить на мельнице счетоводом и выплачивать ему соответствующее жалованье, но это предложение было всеми отвергнуто.

После перерыва нам стало ясно, что «гости» Кайма­накова договорились между собой сорвать наше собра­ние. Они уже во время перерыва вели себя с делегата­ми вызывающе. Установив относительный порядок, я на­чал отвечать на вопрос Кайманакова: «А что же будет делать при существовании рабочего контроля хозяин мельницы?».

Заявление о том, что хозяин мельницы нам больше не нужен, Кайманаковым было встречено, как удар грома в ясную погоду. Он что-то прохрипел и повалился на пол.

«Гости» повскакивали со своих мест и кричали:

— Это что же такое, человек наживал, наживал, тру­дился, не покладая рук, а тут, нате вот, нашлись новые хозяева! Мы этого не допустим!

Посыпались оскорбления, ругательства в адрес пре­зидиума и делегатов.

Когда усилия президиума установить на собрании порядок ни к чему не привели, я внес предложение ли­шить «гостей» права совещательного голоса и удалить их с собрания.

Предложение было принято. Проголосовав, делегаты быстро поднялись со своих мест и попросили скандаль­ных «гостей» освободить не только помещение собрания, но и вообще территорию мельницы.

Почувствовав, что сопротивляться бесполезно, мно­гие подчинились решению, а других пришлось посадить в их кошевки, подать в руки вожжи и пожелать всего хорошего.

После этого работа собрания протекала уже спокойно, и вопросы решались быстрее. Избрали комитет рабо­чего контроля над производством и ревизионную комис­сию. Разработали и утвердили «Положение», в котором конкретно указали обязанности председателя комитета и его членов, установили цены на помол по сортам муки и сроки помола для каждой волости. Последнее имело особенно большое практическое значение для населения Ордынской и Верх-Ирменской волостей, расположенных по другую сторону Оби (во время весеннего половодья и рекостава осенью оно не могло приезжать на мельни­цу). Установили также и сроки деятельности ревизион­ной комиссии, созыва очередных и внеочередных собра­ний уполномоченных и т. д.

Мельница Кайманакова фактически была национа­лизирована, и делегаты — представители народа,— хоть и не имели еще опыта, по-хозяйски разрешили все пер­воочередные вопросы управления производством.

Первые дни работы комитета по управлению мельни­цей показали, что он неплохо справляется со своими обя­занностями — прекратились простои мельницы из-за ча­стых поломок, отсутствия запасных частей, материалов или воды. Раньше, во время простоев, крестьянам прихо­дилось ждать на мельнице по 5—10 дней и часто, не раз­молов зерно, уезжать обратно.

После национализации мельница работала беспере­бойно, удовлетворяя полностью нужды населения бли­жайших волостей.

Учтя опыт самостоятельного управления на мельни­це Кайманакова, решили национализировать и другие крупные мельницы.

Владелец паровой мельницы Жеребцов систематиче­ски саботировал распоряжения Советской власти, он до­шел до того, что в целях вредительства вывел из строя паровой котел — основу основ этого производства. Тог­да Верх-Ирменский волостной Совет национализировал мельницу и организовал там выборы мельничного коми­тета рабочего контроля, который являлся там вершите­лем всех дел.

Волисполком Совета навел соответствующий порядок и в артельной кузнице и на других предприятиях в во­лости.

Так, в трудных условиях в первые же дни существо­вания Советской власти Верх-Ирменский волостной Со-

вет установил рабочий контроль над производством в сельской местности и национализировал некоторые крупные предприятия.

Дата добавления: 2015-10-16