Чужие песни

Вечер накануне похорон жены Светличный решил провести дома. Людмила Николаевна часто уезжала на гастроли, поэтому ему было привычно проводить время в одиночестве. За день столько общаешься с людьми, столько до хрипоты споришь на разных совещаниях, что вечером не грех посидеть в тишине, почитать. Правда, сегодня, когда в голове остались только мысли о погибшей жене, ему было не до чтения, да и тяготило одиночество. Поэтому Владимир Георгиевич охотно согласился на то, чтобы к нему приехали следователи. Он даже предупредил, что без них не станет ужинать.

— Значит, придется выпивать, — сделал вывод Турецкий, поговорив с ним, и обратился к Романовой: — Поэтому, Галочка, мы с Володей поедем вдвоем.

— Да у меня и тут дел на сегодня хватит. Мне понятно, почему вы не берете меня с собой, — сказала Галина. — У вас чисто эгоистические соображения: чтобы вам больше водки досталось. Уверена, за столом все дела решатся успешно.

Новый элитный дом, в котором жил Светличный, находится совсем близко от Петровки, поэтому Турецкому и Яковлеву было легко проявить завидную пунктуальность: они появились ровно в семь часов. Хозяин сразу провел их в огромную кухню, где был сервирован стол. Следователи подумали, что это постаралась домработница, но оказалось, Владимир Георгиевич хотел поразить их собственными кулинарными способностями: для этого он поджарил свиные отбивные, которые получились жестковатыми. Зато поразили своей безупречностью все салаты и закуски — но они были куплены в ближайшем супермаркете.

Предсказания Романовой о том, что мужчины решат дела за столом, оказались близки к реальности. После пятой рюмки Светличный предложил сыщикам чувствовать себя как дома, брать для пользы следствия любые вещи и повел их осматривать квартиру.

Для трудящегося в нефтяной компании Светличный, можно сказать, жил скромно. У него была всего лишь трехкомнатная квартира, правда, каждая комната метров по тридцать. В спальне стороннему человеку ничего не напоминало ни о роде деятельности Репиной, ни о самой Людмиле Николаевне. Зато кабинет Владимира Георгиевича был насыщен ее фотографиями сверх меры. Они висели на стенах и стояли на книжных полках. Холл и гостиная являлись безраздельной вотчиной певицы. Коридор пестрел ее афишами разных лет, в комнате стоял музыкальный центр и имелось бесчисленное множество «сидюшников» в плоских прозрачных коробочках и магнитофонных кассет, которые в первую очередь интересовали следователей. Большинство кассет были подарены Репиной коллегами, некоторые сопровождались памятными надписями.

Володя захватил с работы для страховки плейер: вдруг у Светличного сломан музыкальный центр. Однако тот оказался в полном порядке, что вдвое увеличило производительность труда Турецкого и Яковлева.

Один прослушивал через плейер, другой включил магнитофон.

Владимир Георгиевич не знал закономерности, с какой супруга фиксировала телефонные разговоры. У сыщиков складывалось впечатление, что Репина не готовилась записывать того либо иного собеседника заранее. Если ее что-нибудь настораживало — тогда включала. Поэтому все диалоги начинались с середины. Тем не менее содержание некоторых бесед указывало на то, что у Людмилы Николаевны имелись яростные враги.

Володя слушал через наушники, и Турецкий не знал, что ему показалось подозрительным, какие кассеты он откладывал.

На следующий день в кабинете Александра Борисовича, пригласив и Романову, они вместе прослушали отобранные кассеты. Среди прочих оказалась и та, где Репина угрожала своему продюсеру, что, если тот не заплатит ей за концерты в Волгодонске, она сообщит в налоговую полицию про получение Ноговицыным наличных денег. Однако следователей насторожила не эта истерическая перепалка, а три фрагмента разговора певицы с каким-то мужчиной.

Судя по звонкому голосу, это был молодой человек. Так же как и в подавляющем большинстве других случаев, магнитофон включался не с самого начала разговора. Певица ни разу не обратилась к нему по имени, говорила с явным раздражением, казалось, что они знакомы весьма поверхностно. Содержание диалогов позволило определить их хронологический порядок, между первым и последним прошло чуть меньше месяца. Агрессивность молодого человека раз от раза явственно увеличивалась.

Сделав распечатку этих фрагментов, оперативники показали их еще одному члену бригады — начальнику управления угро МВД Грязнову.

Фрагмент первый. Начало октября.

«…собиралась взять деньги, да, как назло, испортился банкомат, которым я обычно пользуюсь. А где мне так быстро найти другой?!

— По карточке деньги можно получить и в кассе.

— Америку открыли. Там была страшенная очередь.

— За это время можно было бы и расплатиться.

— Слушайте, может, мы без вас обойдемся? Я думала, она самостоятельная девочка и не нуждается в адвокатах.

— Она тоже так считала. Думала, вы будете вести себя более порядочно.

— Только давайте без демагогии. Много вас тут таких.

— Я звоню вам не от хорошей жизни. Заплатите деньги, которые обещали. Которые положены в подобных случаях. Тут нет никакого вымогательства.

— Заплачу, заплачу, успокойтесь.

— Когда?

— На днях разберемся.

— Людмила Николаевна, зачем же откладывать! Сразу и разберемся.

— Только не надо хватать меня за горло, я этого не люблю. Пускай она позвонит мне, и мы обо всем договоримся.

— Вас редко можно застать дома. Вы хотя бы сказали номер своего мобильника.

— У меня его нет.

— Как — нет?! Вы же при мне разговаривали.

— Украли. Прямо во время концерта в «Новаторе». Я спела, возвращаюсь, а мобильника и след простыл. Из сумки стащили. А на новый деньги нужны. Это я к тому, чтобы вы не думали, будто я купаюсь в роскоши, и не считали меня дойной коровой.

— Тогда оставьте телефон вашего продюсера или директора. Не знаю, как он у вас называется.

— У меня нет продюсера.

— Вы же сами в прошлый раз ссылались на него.

— Был да сплыл. У него сейчас другой проект, а я с моим авторитетом могу обходиться без лишних нахлебников. Присосутся, словно пиявки, и тянут из меня деньги.

— Если это в мой огород камешек, то мимо цели. В данном случае все наоборот: вы пользуетесь чужой работой, не желая за нее платить. Она же автор не только слов, но и музыки. Поэтому я прошу завершить дело миром, а не раздувать конфликт. До свиданья».

Собеседник положил трубку. Репина не сразу выключила магнитофон — было слышно, как она в сердцах бросила: «Козел вонючий!»

Фрагмент второй. Середина октября.

«…вы будете меня терроризировать!

— Людмила Николаевна! За это время она звонила вам трижды, и всякий раз у вас находятся какие-нибудь отговорки, лишь бы не платить.

— Никакие это не отговорки. Это были уважительные причины. Я же все объяснила.

— Но все это звучало не очень убедительно. Один раз вы сказали, будто заболел муж. Какая тут связь?! Людмила Николаевна! Это все равно как из-за ремонта лестничных перил отключить в доме горячую воду.

— Такое вам только кажется. Когда муж болен, у меня в голове мысли только об одном — как бы побыстрей поставить его на ноги.

— Однако в разгар болезни вы все-таки ходили на презентации новых альбомов в «Метелицу» и в «Кристалл».

— Вырвалась с неимоверным трудом. И то лишь потому, что не могла обидеть близких друзей.

— Это опять же отговорка. Девочка не может уехать из Москвы. Ей даже не хватит денег на дорогу.

— Так купите ей билет, если вы о ней так печетесь.

— Дело не только в билете. Она сочинила песни, которые вы исполняете.

— Ну, хорошо, хорошо. Отдам я ей эти несчастные деньги.

— Когда?

— Сегодня у нас что? Среда?

— Вторник.

— В пятницу я получу гонорар за гастроли в Мурманске и отдам. Меня ведь тоже динамят — будь здоров, тоже бегаю за ними, как собачонка. Пусть она позвонит мне в пятницу вечером, и в субботу я отдам деньги. Только пусть сама звонит».

Фрагмент третий. Начало ноября.

«— Почему?

— По кочану! Не годятся они мне.

— Людмила Николаевна, сами подумайте, что вы говорите! Разве такие песни могут не нравиться?! Вы же сами ухватились за них обеими руками, исполняли на всех концертах. Их принимали на ура.

— Больше петь не буду. Это была какая-то случайность. Сейчас я гастролировала по волжским городам, там они все провалились. Я убираю их из репертуара. Пускай отдает кому хочет.

— То есть вы хотите сказать, что больше не будете петь ни «Любовь — извечная загадка», ни «Ослепительное солнце», ни «Табунщика».

— Вы чрезвычайно догадливы. Именно это я и хочу сказать.

— Странно, очень странно. Но — вам решать.

— Как-нибудь без вас разберусь, что мне делать.

— Тем не менее, Людмила Николаевна, в принципе эти песни были вами одобрены и неоднократно публично исполнялись. Поэтому хоть какую-то часть денег вы должны заплатить Янине.

— Благотворительность — не моя стихия.

— Это единственные ваши слова, которым я верю. Что же касается песен… Если вы когда-нибудь их исполните, то рискуете потерять все».

— Круто! — вырвалось у Грязнова после прослушивания последнего фрагмента.

Они вдвоем сидели в кабинете Турецкого.

— Слав, ты, может быть, еще что-нибудь скажешь? — спросил Александр Борисович после долгой паузы.

— А что говорить? Я думаю, — ответил тот. — Ситуасьон такая: нужно разыскать этого парня. Других вариантов не просматривается. Но сначала нужно найти некую молодую девушку из провинции…

— Почему из провинции? Может, она из Питера.

— Там своих звезд выше крыши. Нашла бы кому показать. А она приехала в Москву и обратилась к Репиной. Та сначала вцепилась в ее песни, обещала заплатить, а потом дала от ворот поворот.

— Отказалась ли она от ее песен?

— Сейчас я ссылаюсь на ее слова. На деле же… Что она пела в День милиции? — Он взглянул в программу концерта. — «Любовь — извечная загадка», «Ослепительное солнце» и «Осенняя элегия». Слова и музыка Репиной. Вот тебе и ответ на вопрос. Прикарманила чужие песни, за это и поплатилась.

— Жестокая расплата.

— М-да, у этой Янины слишком рьяный защитник ее интересов. Скорей всего, лямур. Короче говоря, шерше ля девушку Янину.

— Имя не самое популярное. Но это может быть псевдоним. Молодые звездочки сплошь и рядом называют себя, как им вздумается. Камелия. Беретга, Разалия и так далее. Без указания фамилии.

Подумав, Грязное сказал:

— Озадачу-ка я этим Дениса. Он быстро разберется с этой незнакомкой.

— Будь любезен. — Турецкий взглянул на часы. — Я сейчас еду на похороны Репиной.

— Зачем? — удивился Вячеслав Иванович. — Надеешься, что туда заявится преступник?

— Бывали же такие случаи.

— Еще бы! Часто бывали. Но даже если он и придет, ты его не вычислишь. Представляешь, сколько туда явится народу?

— В общем. Я мало надеюсь выудить что-нибудь ценное. И все же интуиция подсказывает мне, что сходить нужно.

— Так бы сразу и говорил, — пробурчал Грязное. — Если интуиция подсказывает, тогда — святое дело. Других доводов не нужно.

Похороны состоялись на Введенском кладбище, на одной из его заметных площадок, куда стекались несколько асфальтовых дорожек. Здесь находились могилы известного спортивного комментатора и его брата кинорежиссера, писателя булгаковского круга, генерала. Но прежде всего в глаза бросались замысловатые мраморные сооружения с именами неизвестных, судя по датам жизни, молодых мужчин. Очевидно, это были коммерсанты, жертвы бандитских разборок.

Отдать Репиной последний долг пришли человек пятьдесят, — неожиданно мало для звезды такого статуса. Из артистической братии явился — в полном составе — только ансамбль «Аленький цветочек», с которым она выступала в последнее время. «Ничего себе ведомственная солидарность», — вспомнил Александр Борисович слова Светличного. Провожали певицу в последний путь в основном ровесники покойной, и женщины, и мужчины. Как постепенно выяснил Турецкий, это были ее друзья детства — школьные товарищи, соседи. Репина была родом из Мурома Владимирской области. Приехали родители, скромные, симпатичные люди: мать, в прошлом профкомовский деятель на заводе холодильников, отец — машинист электровоза. Все собравшиеся были очень искренни в своей скорби.

Турецкий прислушивался к тому, какие разговоры ведутся вокруг, поспрашивал кое-кого и понял, что до переезда в Москву и до начала артистической деятельности Репина была очень душевным, деликатным человеком. Она вечно боялась кого-либо побеспокоить, кому-то быть в тягость, всегда стучала в дверь, прежде чем войти. Ее отзывчивость превышала все мыслимые пределы: оставить ли собаку на время отъезда в отпуск, попросить ли сходить отнести в собес какие-нибудь документы, сбегать в аптеку за лекарствами, кого-то встретить на вокзале и помочь донести вещи до дома — тут Людмила первейший помощник, в трудную минуту многие сразу бросались к ней. Такой стиль жизни был каждодневным способом ее существования. Все для других, и ничего — для себя.

Когда расходились с кладбища, руководитель «Аленького цветочка» Клушин с некоторой растерянностью признался Турецкому:

— Мы, грешным делом, слушали и думали, что не туда попали. Ведь в том, что тут было сказано, нет ничего общего с тем, что мы знали. Как будто речь идет о другом человеке. — Он помолчал и добавил: — Не надо было ей становиться артисткой.

Дата добавления: 2015-10-16