Девушка из провинции

Кодовый замок подъезда многоэтажной громады был настроен простейшим образом — сработал при наборе номера квартиры. Послышался удивленный женский голос:

— Кто там?

— Милиция. К Григорию Евсеевичу.

— А что случилось?

— Откройте, пожалуйста. Мы по поводу происшествия во Дворце государственных торжеств.

После маленькой заминки раздался легкий щелчок. Галина Романова с оперативником вошли в подъезд и хотели подняться на третий этаж пешком, но сразу бросилось в глаза, что там очень грязно.

Выйдя из лифта, они очутились перед запертой дверью, ведущей в общий для всех четырех квартир холл. Милиционер не успел поднести руку к кнопке звонка, как дверь открыл худощавый мужчина лет пятидесяти.

— Григорий Евсеевич, мы по поводу убийства Людмилы Репиной.

— Убийства Репиной?! — поразился кларнетист. — О чем вы? Какой Репиной?

— Вашей бывшей жены — Людмилы Николаевны.

— Что-то, господа, вы не то говорите. Или произошла путаница. Я ее сегодня видел. Она находилась в добром здравии и выступала в праздничном концерте. Если вы представители правоохранительных органов, то сегодня, как говорится, ваш день.

Раскрыв свое удостоверение, Галина показала его Микенскому.

— Мне нужны очки, — признался тот.

К Микенскому подошла женщина, стоявшая в глубине квартиры. Изящная брюнетка в голубом халате, посмотрев удостоверение, коротко бросила:

— Заходите.

Романова и милиционер прошли в квадратный коридор двухкомнатной квартиры. Поскольку у Галины была точно такая же «двушка», она словно очутилась у себя дома. Сходство усиливала похожая вешалка и настенные украшения.

Без особого радушия, даже с некоторой опаской, хозяева предложили поздним визитерам пройти в гостиную и выпить чаю, но незваные гости от. угощения отказались.

— Мне можно присутствовать при разговоре? — спросила женщина.

— Вы супруга Григория Евсеевича?

— Да.

— Принципиальных возражений по этому поводу у нас нет, но, честно говоря, предпочтительней, если мы поговорим с вашим мужем наедине.

Когда жена Микенского покорно вышла, прикрыв за собой дверь, Галина, подсев к журнальному столику, достала бланк протокола и ручку. Заполнив справочные реквизиты, она спросила:

— Григорий Евсеевич, скажите, пожалуйста, в котором часу вы сегодня покинули закулисное помещение Дворца государственных торжеств?

— Часов в восемь.

— Точно не помните?

— С точностью до минуты — нет. Я не смотрел на часы.

— До или после выступления Репиной?

— Кажется, во время. По-моему, она как раз находилась на сцене. Но вы объясните мне, в чем дело. Я же должен знать, чего вы хотите. _

— Людмила Николаевна была убита за кулисами сразу после выступления.

— Как? Каким образом?

— Выстрелом из пистолета.

Кларнетист недоуменно помотал головой, словно пытаясь избавиться от какой-то помехи:

— Так ведь там народу всегда полно. Как в автобусе в час пик.

— На это преступник и рассчитывал. Много народу — легче затеряться.

— Но ведь и свидетелей много.

— Опять же поведение каждого легче вспомнить, если народу мало. А так… — Романова развела руки в стороны, словно демонстрируя тщетность поисков.

— Если вы приехали сюда, значит, меня тоже подозреваете. Но ведь когда я уходил, Людмила в добром здравии стояла на сцене.

-> Григорий Евсеевич, в аналогичных ситуациях бывшие мужья проверяются, находись они в момент убийства хоть за тридевять земель. Вы же сегодня оказались в двух шагах от места преступления.

— Но ведь я уходил, когда она еще пела.

— Сначала вы сказали «кажется».

Микенский помолчал, глядя на Галину, что-то записывающую в бланке протокола. Когда она подняла глаза, он вздохнул:

— Мне нечего добавить. Естественно, я не убивал.

Турецкий и начальник угро Грязнов не без оснований считали, что Галину легко разжалобить. Поэтому они при каждом удобном случае повторяли ей, что внешность обманчива и при допросе необходимо подавлять эмоции, которые могут помешать объективности. Романова прекрасно помнила заветы начальства, однако сплошь и рядом их нарушала. Вот и сейчас — она была настолько уверена в невиновности этого тихого интеллигентного музыканта, что допрашивала его лишь для проформы, не пытаясь уличить во лжи или в каких-нибудь противоречивых показаниях.

— Скажите, вы кого-нибудь подозреваете в убийстве Репиной?

— Нет.

— Что вы можете сказать про режиссера Каблукова?

— Евгений — милейший человек. Некоторое время они жили гражданским браком. Потом вдрызг рассорились, и Людмила сожгла его машину.

— Откуда известно, что это сделала именно она?

— Вот уж не помню, от кого услышал впервые. Но в МОМА, так сокращенно называется московское объединение музыкальных ансамблей, об этом долго говорили.

— Очень интересно, но подробности, я думаю, нам расскажет сам Каблуков. А сейчас мне бы хотелось узнать вашу личную историю. Как вы познакомились с Людмилой Николаевной, как жили, когда развелись.

— Как мы жили, — хмыкнул Микенский, — так это врагу не пожелаешь. Кошка с собакой живут лучше. А познакомились, когда она впервые поехала с нашим ансамблем на гастроли по райцентрам Костромской области. Это было пятнадцать лет назад. Людмила тогда приехала из Мурома, практически без сценического опыта, и прослушивалась во многих ансамблях. Голос у нее был хороший, но, для того чтобы взять певицу в коллектив, ведь нужно для нее вакантное место. Обычно это дело случая. Именно так у нас и произошло: неожиданно заболела солистка, и наш руководитель в спешке взял Репину. Чем она понравилась мне, так это своей скромностью. Я привык к тому, что солистки обычно капризничают, требуют к себе постоянного внимания, ворчат из-за отсутствия развлечений. Днем такие носятся по магазинам, а после концерта предпочитают застолье. Люда же была — сама скромность. В свободное время гуляла, читала. Всем была довольна. Наши музыканты, кроме меня, были женаты, так она на них — ноль внимания. Если было нужно о чем-то попросить, то она обращается только ко мне. И что совсем меня доконало — однажды захожу в ее номер, а она вышивает. Неужели, думаю, не перевелись в наши дни тургеневские девушки?! Короче говоря, вскоре мы поженились.

— У вас большая разница в возрасте?

— Четырнадцать лет, а это, по-моему, не катастрофа. Итак, мы поженились, и тут моя Людочка мгновенно преобразилась.

— Наверное, прописавшись у вас? — понятливо спросила Романова.

— Да. Точнее сказать, преобразилась буквально на следующий день после прописки. У меня была хорошая квартира на улице Герцена — не привыкну к тому, что сейчас она называется Большая Никитская, от родителей осталась. Чудесное место рядом с площадью Восстания, то бишь нынешней Кудринской. Там прошли лучшие годы моей жизни. Но с Людиными истериками, с ее капризами, с ее выходками, о которых сейчас вспоминать противно, я бежал оттуда без оглядки, лишь бы не терпеть адских мучений.

Приведя пару примеров неэтичного поведения Репиной, он замолчал. Галина, окончив писать, сказала:

— Вам нужно подписать протокол допроса.

— Так это был допрос? — удивился Микенский.

— А вы как считаете?

— Я думал, мы просто мило беседовали.

Дата добавления: 2015-10-16