Средневизантийский период (сер. VII — кон. XII в.).

Водораздел между лит-рой ранневизант. и средневизант. в нек-рых отношениях более очевиден, чем между ранневизант. и поздней эллинистической, так что нек-рые ученые (в т. ч. А. П. Каждан) начинают историю визант. лит-ры именно с сер. VII в. Резкое сокращение территории и населения империи, упадок городов, оскудение материальных ресурсов привели в это время к замиранию лит. деятельности, к-рая возобновилась в полном объеме лишь к рубежу VIII–IX вв.

Реакцией на завоевание арабами юж. и вост. областей Византии явилось «Откровение» Псевдо-Мефодия Патарского. Греч. версия сочинения появилась в посл. четв. VII в. Это апокрифическое произведение, пользовавшееся огромной популярностью до XVII–XVIII вв., делится на 2 части. 1-я содержит обзор всемирной истории, а 2-я — собственно «пророчество», где красочно описывается вторжение арабов, после их поражения с севера устремляются полчища жестоких варваров («светловолосый род» — ξανθὸν γένος), к-рые в результате сверхъестественного вмешательства становятся на сторону праведных. «Откровение» передает атмосферу эсхатологических ожиданий, возникшую в Византии в ходе араб. нашествия.

Агиография была одним из немногих жанров, породивших во 2-й пол. VII — кон. VIII в. сколько-нибудь заметное число текстов. На первый план в это время выходят либо жития, содержащие описание чудесных событий (Житие свт. Ипатия Гангрского и др.), либо сборники чудес (Чудеса вмч. Феодора Тирона Псевдо-Хрисиппа, Чудеса прмч. Анастасия Перса, 2-я ч. Чудес вмч. Димитрия Солунского и др.). Нек-рые из этих сборников представляют значительный интерес не только с исторической, но и с лит. т. зр. Это относится прежде всего к Чудесам вмч. Артемия. Нек-рые из рассказов о чудесах представляют собой законченные новеллы, изобилующие бытовыми подробностями. Хотя автор владеет риторическим мастерством, он намеренно пишет простым, а часто даже натуралистическим языком.

В Житии свт. Льва Катанского (VIII в.) основное место занимает история мага Илиодора, продавшего душу диаволу и получившего способность творить «злые» чудеса (1-й известный «фаустовский» сюжет в европ. лит-ре); фактически это новелла с весьма динамичным, местами сказочным, сюжетом.

Гомилетика и гимнография, жанры, доминировавшие в визант. лит-ре «темных веков», представлены в творчестве свт. Андрея Критского, свт. Германа I, Патриарха К-польского, и прп. Иоанна Дамаскина. Перу свт. Андрея принадлежат более 20 гомилий и Великий канон. Основные черты лит. стиля этого писателя — композиционная строгость с регулярными повторами и возвращениями к ранее сказанному и отвлеченность от земных деталей. Андрей Критский употребляет мало сравнений, но зато обильно пользуется синонимическими рядами, анафорами, антитезами и т. п. Основное внимание писателя сосредоточено не на событиях, происходящих на земле, но на их таинственном смысле. В Великом каноне лит. мастерство автора проявляется, напр., в тонкости раскрытия одной и той же темы в соответствующих тропарях разных песен, что создает композиционное движение внутри статичной монументальной структуры. В творчестве Андрея Критского наиболее ярко проявляется свойственное этому периоду сближение гомилетики с гимнографией, в т. ч. и на уровне прозаического ритма.

Напротив, свт. Герман в своих гомилиях рассматривает развитие исторических событий во времени. Для его произведений характерны четкая композиция и драматические ситуации, а иногда, как в гомилии на Благовещение, и диалогическая структура, с помощью к-рой автор удачно передает напряжение момента и смену чувств. Одну из своих гомилий Герман посвятил отражению араб. осады К-поля в 717–718 гг., рассказав, как заступничество Пресв. Богородицы против всяких ожиданий обратило в бегство неисчислимые вражеские полчища. Незаурядными художественными достоинствами отличается Канон прп. Марии Египетской, глубоко раскрывающий диалектику спасения как взаимодействие личного покаяния и милосердия Божия.

Гомилии прп. Иоанна Дамаскина, жившего и творившего за пределами империи на завоеванных арабами землях, отличаются философичностью и герменевтическим подходом — автор сосредотачивается гл. обр. на метафизическом смысле событий. Ситуация с атрибуцией гимнографического творчества прп. Иоанна в совр. науке далека от ясности, однако в тех случаях, когда его авторство общепринято (напр., т. н. Золотой канон), можно говорить о четкой композиционной структуре, логичности и последовательности построения и возвышенном, иногда архаизирующем стиле, несомненно, связанном с античными образцами. Богословско-метафизический элемент также хорошо представлен в этих произведениях. Иоанн Дамаскин экспериментировал и с метрикой, применив для написания канонов ямбический размер, строго следующий классической традиции. Впрочем, несмотря на популярность отдельных ямбических канонов, дальнейшего развития это начинание не получило.

Еще одним выдающимся гимнографом VIII в. был прп. Косма Маюмский, современник прп. Иоанна Дамаскина. Мастерство Космы в составлении канонов и трипеснцев очень высоко оценивалось византийцами. Каноны Космы (напр., атрибутируемый с уверенностью канон на Крестовоздвижение) очень искусно организованы в композиционном плане, традиц. ветхозаветные темы (Моисей, Иона, вавилонские отроки) играют особую роль в сюжете, а переходы от одной песни к др. организованы так, что ключевые слова каждой из них как бы предвосхищаются лексикой предыдущей песни.

В кон. VIII — нач. IX в. происходит нек-рое возрождение исторической прозы. Между 780 и 787 г. свт. Никифор, буд. Патриарх К-польский, пишет «Краткую историю» (Breviarium), где он попытался изложить классицизирующим языком историю Византии между 602 и 769 г. Располагая довольно ограниченной источниковедческой базой, свт. Никифор попытался тем не менее создать последовательное повествование, соблюдая все традиции античной историографии (показательно, что хронологически сочинение продолжает труд Феофилакта Симокатты).

Любопытное свидетельство упадка образованности в VIII в. представляет собой сочинение, известное под названием «Παραστάσεις σύντομοι χρονικαί» (Краткие повременные рассказы). Это своего рода путеводитель по К-полю, включающий в себя занимательные новеллы, связанные с теми или иными достопримечательностями. Явная фантастичность и даже абсурдность этих рассказов создает неповторимую гротескную атмосферу великого города, где бродят невежественные, но очень любопытные обыватели.

В 811 г. Георгий Синкелл завещал завершить начатую им «Хронографию» (от сотворения мира до правления имп. Диоклетиана) своему другу прп. Феофану Исповеднику, к-рый написал ее продолжение (до 813). Если произведение Синкелла из-за сухого стиля не имеет литературно-художественного значения, то труд Феофана, напротив, представляет в этом плане значительный интерес. Согласно мнению совр. ученых, самому хронисту принадлежит лишь последняя ¹/₁₀ часть повествования, тогда как остальное представляет собой собрание фрагментов из разных источников, распределенных составителем по годовым рубрикам (зачастую с нарушением смысловой и сюжетной связи). Из материала, использованного прп. Феофаном, можно частично восстановить несохранившиеся тексты VII–VIII вв. Описание царствований имп. Ирины, имп. Константина VI, имп. Никифора I и имп. Михаила I, сделанные свт. Феофаном, позволяет говорить о нем как о вдумчивом и критически настроенном историке, к-рому не чужд психологизм. В частности, ему удается, при сохранении относительной фактологической точности, изобразить продиктованные гос. интересами мероприятия глубоко антипатичного ему имп. Никифора в виде «10-ти казней египетских». Позднейшие историки начинали свое повествование с того места, на к-ром заканчивается «Хронография» прп. Феофана, не воспроизводя, однако, его уникальной хронографической системы.

В нач. IX в. появляется один из лучших памятников визант. агиографии — Житие прп. Стефана Нового Стефана Диакона. Автор органично соединяет 2 содержательных плана: традиц. (аскетические подвиги святого) и злободневный (противостояние прп. Стефана императору-иконоборцу Константину V), а также искусно вводит побочные сюжетные линии, связанные с духовными детьми Стефана Нового, к-рые так или иначе участвуют в его исповеднической миссии. Повествование изобилует деталями и живыми описаниями, образы иконоборцев столь же рельефны, как и фигуры положительных персонажей. Житие Стефана стало образцом для многочисленных агиографических соч. IX в., затрагивающих тему противостояния святых еретической власти.

В кон. VIII в. начал свою творческую деятельность выдающийся богослов, церковный полемист и активный участник важнейших церковно-политических событий той эпохи прп. Феодор Студит. Его сочинения относятся к неск. жанрам, с т. зр. истории лит-ры наибольшее значение имеют письма и огласительные беседы. Переписка Феодора необыкновенно богата в тематическом отношении, причем искренняя и эмоциональная манера автора позволяет видеть за текстом человека, к-рый утешает, наставляет, иронизирует, обличает и т. д., в зависимости от адресата и цели письма. Имея прекрасное образование, прп. Феодор Студит соединяет разговорный язык с учёным, часто изобретая новые слова для более точного выражения своих мыслей. Корпус огласительных бесед Феодора, также весьма обширный, позволяет представить внутреннюю жизнь монашеской общины с ее трудами и подвигами, треволнениями и праздниками, в к-рых непосредственное участие принимает и сам автор (к тому же комментируя события, происходящие в миру).

В 1-й пол. IX в. происходит лавинообразный рост числа агиографических текстов, и большинство из них так или иначе затрагивают тему иконоборчества. Из наиболее интересных представителей этого жанра следует выделить Феостирикта Монаха, автора Жития прп. Никиты Мидикийского (полный текст дошел только в слав. переводе), Игнатия Диакона, свт. Мефодия, Патриарха К-польского, и Савву Монаха. Соч. Феостирикта замечательно драматичным сюжетом, выразительными описаниями и прежде всего откровенностью автора, не замалчивающего даже ошибки своего героя. По призванию Феостирикт скорее историк, чем агиограф, благодаря чему Житие Никиты сохранило ряд бесценных подробностей визант. жизни.

Игнатий Диакон выделяется среди современников классицизирующим языком и стилем, а также особым вниманием к лит. форме. Его Жития Патриархов Тарасия и Никифора можно рассматривать как попытку возрождения античной биографии на злободневном материале. Игнатий — мастер сглаживать острые углы и упоминать о нежелательных событиях в завуалированном виде, иногда требующем расшифровки. Сохранившаяся переписка Игнатия сильно уступает в художественном отношении письмам прп. Феодора Студита из-за чрезмерной риторичности.

Свт. Мефодий был одним из самобытнейших писателей своего времени. Его стиль, довольно трудный для понимания, на первый взгляд ориентирован на классические образцы, но на самом деле весьма далек от них даже в области грамматики. Тем не менее по силе и мощи он не знает себе равных в средневизант. период. Мефодий не колеблется вводить в текст целые абзацы, написанные силлабо-тоническим двенадцатисложником (Житие прп. Феофана). Уникальным документом эпохи является Житие свт. Евфимия Сардского, написанное в заключении и содержащее суровое обличение царствующего имп. Феофила. Это произведение проникнуто личностным восприятием событий: агиограф выступает как их активный участник, спешащий запечатлеть увиденное «по горячим следам».

Савва Монах (работал в 50–60-е гг. IX в.) первым начал систематически перерабатывать более ранние жития, приводя их к стилистической однородности, убирая политически «неудобные» моменты и усиливая роль богословского содержания.

В Житии св. Филарета Милостивого, написанном его внуком Никитой в 20-е гг. IX в., упоминаются известные исторические лица, язык этого произведения приближен к разговорному.

После восстановления иконопочитания (843), ок. 845/7 г. появляется хроника Георгия Амартола (Монаха). Несмотря на невероятно длинные пассажи, состоящие из нанизанных друг на друга библейских и святоотеческих цитат, хроника (существенно сокращенная 2-я ред. после 872) завоевала широкую популярность благодаря новеллистическому и энциклопедическому содержанию. Автор в полной мере использовал потенциал жанра всемирной хроники как собрания разного рода информации.

Наряду с агиографией в IX в. продолжала развиваться и гимнография. Каноны писали и Патриарх Мефодий, и прп. Феодор Студит, и его брат свт. Иосиф, еп. Фессалоникийский, и прп. Феофан Начертанный. В 30-е гг. IX в. был еще жив гимнограф Климент — по мнению нек-рых ученых, один из лучших поэтов своего времени (о его жизни практически ничего не известно). Климент отдавал предпочтение историчности, детальному описанию событий. Напротив, прп. Иосиф Песнописец в своих многочисленных канонах чаще прибегал к образности, чем к детальному описанию. Он собирался создать каноны на весь годовой цикл, но осуществить это намерение ему удалось лишь частично. Сквозные темы творчества прп. Иосифа Песнописца — молитвы о спасении: человечества от греха, христиан от врагов и внутренних распрей, и самого поэта — как от прегрешений, так и от мирских напастей.

2-й период иконоборчества был отмечен появлением женщин-гимнографов. Известно по меньшей мере 3 из них: Кассия, Феодосия и Фекла, но именно Кассия стала особенно знаменита — возможно, из-за легенды о царских смотринах Феофила, связанной с ее именем. Она была весьма одаренным поэтом, не только церковным, но и светским. В гимнографическом творчестве Кассии развиваются такие мотивы, как человеческая слабость перед грехом и упование на милосердие Божие (стихира на Великую среду), вселенское призвание Римской империи, объединяющей все народы под своим скипетром так же, как проповедь Евангелия соединяет их в единую Церковь (стихира на Рождество).

Один из величайших деятелей визант. словесности IX в. свт. Фотий, Патриарх К-польский был не только незаурядным писателем (гл. обр. в жанрах гомилетики и эпистолографии), но и лит. критиком. Он блестяще владел классическим древнегреч. языком и приемами античной риторики — недаром многие из его проповедей, судя по заглавию, были произнесены экспромтом. Анализируя с художественной т. зр. произведения античной и христ. лит-ры в своей монументальной «Библиотеке», свт. Фотий исходил из принципа соответствия стиля жанру, так что даже «низменный», по классическим меркам, язык мог удостоиться его похвалы, если употреблялся подобающим образом. Кроме того, свт. Фотий четко отличал форму от содержания и нередко одобрительно отзывался о стиле тех произведений, содержание к-рых отвергал как неприличное или неблагочестивое. Он впервые весьма успешно применил инструментарий античной лит. критики (им значительно обогащенный) к анализу текстов, находившихся за рамками традиц. номенклатуры жанров — напр., Посланий ап. Павла. Немалую художественную ценность имеют «Амфилохии» Фотия — своего рода синтез дружеской переписки и философско-богословских рассуждений на разные темы.

Фигура свт. Фотия наложила заметный отпечаток на развитие визант. лит-ры в кон. IX — нач. X в. Так, учеником Патриарха был имп. Лев VI Мудрый, составитель популярных в последующие века гомилий. Под влиянием свт. Фотия находились и непримиримые политические противники Патриарх К-польский Николай I Мистик и Арефа, архиеп. Кесарии Каппадокийской.

Письма Николая Мистика дают представление о церковных проблемах в Византии и о дипломатических сношениях с Болгарией и Кавказом. Арефа более оригинален с лит. т. зр. Он усложняет стиль своих речей и гомилий весьма запутанным построением периодов, добавляя к этому поговорки, цитаты, античные реминисценции и т. п., что делает его сочинения довольно сложными для понимания (таково было мнение и его современников). Вместе с тем именно в творчестве Арефы наблюдается полномасштабное возрождение визант. публичной риторики. Непреходящая заслуга Арефы заключается в собирании рукописей — благодаря ему до нас дошли мн. памятники античной и древнехрист. лит-ры.

Ученик Арефы Никита Давид Пафлагон был ярым ненавистником свт. Фотия. Его Житие Игнатия включает в себя фрагменты памфлетов, написанных против Фотия сторонниками Патриарха Игнатия (в связи с внутрицерковной борьбой 50–60-х гг. IX в.). С художественной т. зр. житие примечательно драматическим сюжетом и видимостью документального повествования. Никита составил ок. 50 похвальных слов разным святым, т. о. отчасти предвосхитив труды Симеона Метафраста.

В 40–60-х гг. X в. под покровительством имп. Константина VII Багрянородного начинается очередное возрождение исторической прозы (этот жанр был популярен до падения Византии). В сочинениях Генесия и т. н. Продолжателя Феофана делается попытка последовательно представить историю империи с 813 г. Невысокое качество источников и плохое владение классическим языком осложнило авторам их задачу, однако в результате появились довольно занимательные тексты, причем Продолжатель Феофана постарался даже критически подойти к своим источникам, нередко предлагавшим взаимоисключающие версии одних и тех же событий (напр., первое крещение «руси»). Сам Константин VII написал апологетическую биографию своего деда Василия I (6-я кн. Продолжателя), подчеркивающую богоизбранность династии. Под патронажем этого императора составлялись энциклопедические компендиумы, призванные систематизировать знания в самых разных областях– от дипломатии («Эксцерпты о посольствах») до сельского хозяйства («Геопоники») и сохранившие для нас множество фрагментов утраченных произведений античной и византийской лит-ры. При дворе Константина VII работали агиографы, среди к-рых наиболее известен Феодор Дафнопат.

По стопам этих историков в кон. X в. пошел Лев Диакон, сделавший своим героем современника — имп. Никифора II Фоку, образ к-рого, несмотря на явную героизацию в духе античных прототипов, представлен у него неоднозначно. Придав полемическую направленность своей «Истории», Лев соблюдает при этом подобающую жанру видимость беспристрастности и ближе подходит к канонам классической историографии, нежели его непосредственные предшественники. Труд Льва Диакона представляет особую важность для истории Др. Руси (описание походов кн. Святослава).

Помимо историй в узком смысле в X в. была создана и всемирная, т. н. Хроника Симеона Логофета, существующая во мн. редакциях. В отличие от хроники Георгия Монаха (в слав. традиции — Амартола) его интересуют именно исторические события, поэтому удельный вес нравоучительного и энциклопедического материала не велик.

Светская поэзия в X в. представлена неск. довольно заметными фигурами. Константин Родосский в правление имп. Константина Багрянородного составил стихотворный экфрасис к-польской ц. св. Апостолов, искусно обрамленный описанием 7 чудес столицы и мозаичным изображением этих же чудес в интерьере храма. Константин Родосский был автором язвительных эпиграмм, направленных, в частности, против стихотворца и богослова Льва Хиросфакта.

Мон. Иоанн Геометр примерно в то же время писал эпиграммы на исторические, лит., мифологические, географические и др. темы, а также эпитафии. Его именем надписаны 99 эпиграмм назидательного содержания. Подвиги имп. Никифора Фоки восхвалял в своей поэме «О взятии Крита» Феодосий Диакон, продолжавший традиции ямбического эпоса Георгия Писиды.

Наиболее яркими явлениями в агиографии X в. были, во-первых, появление житий «рамочного» типа, когда житие святого представляет собой некое обрамление для самых разнообразных сюжетов, а во-вторых, масштабный труд Симеона Метафраста. К 1-му типу можно отнести Жития Василия Нового, Андрея Юродивого и Нифонта. Художественно-беллетристическая составляющая играет огромную роль в этих пространных произведениях. Историческая достоверность их героев, как правило, небесспорна. В состав текстов включались рассказы самого разного содержания, прежде всего откровения и описания загробной жизни. Нек-рые из этих житий воссоздают обстановку эпохи, весьма отдаленной от истинного времени их написания, и даже подходят близко к жанру романа.

Деятельность Симеона Метафраста по унификации и стандартизации огромного агиографического наследия правосл. Церкви совр. учеными оценивается обычно негативно, поскольку она привела к утрате мн. ранних текстов, имевших подчас большую как историческую, так и лит. ценность. Однако Симеон шел навстречу изменившимся эстетическим вкусам своего времени, и необыкновенная популярность его сборника (четьих миней) доказывает, что он сделал это очень удачно.

Традиц. оригинальная агиография также представлена в кон. IX–X в., однако количество произведений уменьшается по сравнению с предыдущим периодом. Упоминания заслуживают, в частности, Жития прп. Константина из иудеев, прп. Афанасия Афонского, прп. Лазаря Галисийского, прп. Луки Элладского. Можно также отметить возрастание интереса к вставным новеллам, часто вне всякой связи с основным сюжетом (Жития прп. Власия Аморийского, прп. Николая Студита). Новеллистический жанр достигает вершины в душеполезных повестях Павла Монемвасийского.

Кон. X — нач. XI в. ознаменовались появлением одного из величайших визант. мистиков и поэтов — прп. Симеона Нового Богослова. Мистическая поэзия Симеона лишена была какого бы то ни было архаизаторства и основывалась всецело на визант. правосл. культуре, что проявилось и в силлабо-тонической метрике (восьми- и пятнадцатисложник). В то же время функционально она далека и от гимнографии в собственном смысле. Основное содержание стихотворений прп. Симеона — устремление души к непосредственному общению с Богом и описание препятствий, к-рые она на этом пути встречает. Поэзия Симеона Нового Богослова лирична и эмоциональна, что не мешает ей касаться и метафизических вопросов.

С творчеством прп. Симеона тесно связано и его житие, написанное его учеником, видным богословом Никитой Стифатом, к-рый также опубликовал и популяризовал сочинения своего учителя. Житие прп. Симеона — интересный пример полемической биографии, в к-рой делается попытка оправдать и возвеличить преподобного в глазах представителей тех самых высших церковных кругов, с к-рыми он остро конфликтовал при жизни.

Очень любопытный срез психологии визант. аристократии представлен в соч. «Советы и рассказы» («Стратегиконе») Кекавмена. Это сборник советов своим детям высокопоставленного визант. вельможи 2-й пол. XI в. Советы, относящиеся к самым разным областям жизни, богато иллюстрируются наглядными примерами, нек-рые представляют собой законченные новеллы. Трезвость и практичность автора, отсутствие ложного пафоса, соединенные с наблюдательностью и острым критическим умом, делают трактат Кекавмена поучительным и занимательным чтением.

Плеяду к-польских интеллектуалов XI в. открывает Иоанн Мавропод, митр. Евхаитский. В 1-й период творчества он создавал политические речи, к-рые предназначались для конкретных целей. Это отразилось и на их художественной форме, лишенной чрезмерной витиеватости и банальных топосов. После вынужденного пострига Мавропод сосредоточился на сочинении канонов и похвальных слов святым (в частности, вмч. Феодору Тирону). Сохранились также его письма и эпиграммы (в т. ч. много экфрасисов и эпитафий). Стиль Мавропода отличается сочетанием живой образности и ученых аллюзий. Он был последовательным поклонником и защитником античного наследия.

Самым плодовитым и разносторонним писателем в Византии XI в. был ученик Мавропода Михаил Пселл. Его перу принадлежат богословские и философские трактаты, исторические сочинения, многочисленные речи (энкомии, эпитафии, монодии и т. д.), эпиграммы, письма. Как ритор Пселл старался строго соблюдать законы жанра, из-за чего его иногда упрекают в подобострастии, цинизме и проч., поскольку предполагается, что его сочинения не отражают его истинных воззрений. В определенном смысле герой всех риторических произведений Пселла — он сам, любующийся своей ученостью, словесным мастерством и компетенцией в самых разных областях знаний. То же самое можно отчасти сказать и о самом известном его соч. «Хронография», подспудная идея к-рой состоит в том, что Пселл как раз знал, как надо было управлять гос-вом, но его об этом не спросили. В то же время «Хронография» — одна из вершин визант. исторической прозы. Ее основные особенности — психологизм, стремление проникнуть во внутренние мотивы поступков, многомерность и неоднозначность персонажей, а также обобщающая концепция исторического развития империи в описываемый период, образующая своего рода сквозной сюжет повествования. Пселл проявил себя и как лит. критик, нек-рые высказанные им идеи чрезвычайно важны. Так, при полном осознании преемственности и единства греч. культуры от античности до своего времени Пселл высоко ценит самостоятельность, самобытность творчества и потому, в частности, считает своих современников вполне сопоставимыми с древними классиками, но иногда художественная форма становится для Пселла самодостаточной.

Глубину освоения античного наследия в XI в. характеризует центон «Христос страдающий» (ΧριστХς πάσχων), повествующий о Страстях Христовых в метрике и стилистике Еврипидовых «Вакханок». Сочетание, казалось бы, несоединимых формы и содержания производит неожиданное и сильное художественное воздействие. (Впрочем, время создания и авторство этого сочинения остается предметом дискуссий: ряд исследователей склонны относить его к IV в., а в рукописной традиции оно приписывается свт. Григорию Богослову).

Учеником Михаила Пселла был Феофилакт, архиеп. Охридский, плодовитый экзегет, полемист, агиограф и эпистолограф. Переписка Феофилакта наряду с жалобами на варварское окружение, в основном выраженная общими словами, содержит интересные подробные описания нравов и показывает, с известным эффектом «отчуждения», социальные взаимоотношения в одной из самых больших визант. епархий.

Среди многочисленных визант. поэтов XI в. выделяется Христофор Митилинский, написавший большое количество эпиграмм, часть из них представляет собой довольно длинные стихотворения. Христофор был увлечен красотой видимого мира, отражающей предвечную премудрость Божию. В нек-рых своих произведениях он подчеркивает контраст между кратковременной радостью этого мира и тяжкой скорбью, к-рая составляет истинную суть земного существования. Христофор продолжает традицию визант. сатиры, в частности, высмеивая монахов-чревоугодников или торговцев мощами. В своей поэзии он также отзывался на злободневные политические события, напр., смерть Романа III, ослепление Михаила V, мятеж Георгия Маниака. Для церковной поэзии важны составленные Христофором стихотворные святцы: 2 в классической метрике (ямбы и гекзаметры) и 2 в силлабической (стихиры и каноны).

Именно поэзия становится наиболее популярным родом лит-ры в XII в. Под покровительством севастократориссы Ирины Комнины возникает кружок литераторов, в к-рый, в частности, входили Феодор Продром, Иоанн Цец и Константин Манасси.

Феодор Продром воплощает собой новую фигуру в лит. мире Византии — нищего поэта, впервые — профессионального литератора. Если в предыдущие столетия хорошее образование само по себе служило гарантией приличной карьеры, то теперь, когда, с одной стороны, круг образованных людей расширился, а с другой, возможности для социального роста были урезаны, появились профессиональные писатели, вынужденные полагаться на богатых покровителей-заказчиков. Продром сочинял церемониальные панегирики, исполнявшиеся при возвращении императора из походов, со всей подобающей символикой, вроде уподобления василевса солнцу или параллелей между ним и Христом. Однако наиболее полно его талант проявился в сатирических и юмористических произведениях («Катомиомахия» — подражание древнегреч. пародии на трагедию «Батрахамиомахия», не без аллюзий на современные Феодору события). Видимо, именно Феодору принадлежит цикл из 4 поэм на народном языке т. н. Птохопродрома, в одной из к-рых сатирически описаны монастырские нравы того времени.

Сочинения Иоанна Цеца представляют собой своего рода ненамеренную пародию на филологическую ученость. Константин Манасси, митр. Навпактский, написал стихотворный рассказ о своей поездке в Палестину в составе посольства (Ὁδοιπορικόν — Путешествие), а также экфрасис ловли птиц со скрытыми политическими аллюзиями. Митр. Константин был также зачинателем жанра поэтической хроники, в к-рой всемирная и визант. история излагалась искусственным поэтическим языком с гомеровскими образами, но в легкой для восприятия манере (о чем свидетельствует широкая популярность этого сочинения).

Еще более наглядно-развлекательный характер носит стихотворная всемирная хроника Михаила Глики, включающая в себя большие фрагменты из «Физиолога». В своей поэме из тюрьмы, обращенной к имп. Мануилу Комнину, Глика использует обычные топосы страданий невинно осужденного, бренности этого мира и проч., но делает это, пользуясь народным языком и предметной образностью.

1-й пол. XII в. датируется выдающийся памятник визант. сатиры «Тимарион» — подражающий Лукиану рассказ о путешествии в загробный мир и о потусторонней участи мн. известных лиц (в частности, Михаила Пселла и Иоанна Итала). Автор этого произведения, несомненно имевший чувство юмора и вкус к реалистической детализации, довольно легкомысленно относится к церковному вероучению.

Визант. филология в XII в. достигла, возможно, высшей точки своего развития в работах Евстафия, митр. Солунского. Тонкость и глубина анализа, огромная эрудиция, проникновение в суть разбираемого текста — все эти качества архиеп. Евстафий, достойный наследник Фотия, проявляет на материале, не включающем собственно визант. авторов («Комментарии» к Гомеру). Кроме того, Евстафий проявил себя замечательным публицистом, выразителем подлинного гражданского пафоса (напр., в сочинении «Взятие Фессалоники»). В особом трактате «Об исправлении монашеской жизни» он с необыкновенной силой и убедительностью бичует пороки совр. ему монашества, не сбиваясь на банальные общие места и пустую риторику. Отдельной темой в этом трактате проходит невежество иноков, отсутствие у них уважения к культуре, причем архиеп. Евстафий иллюстрирует свои слова конкретными примерами. Ему принадлежит один из шедевров визант. юмора — речь, будто бы произнесенная митр. Неофитом, когда тот, выходя из бани, обнаружил, что у него украли одежду.

Одним из самых продуктивных жанров кон. XI — XII в. оставалась историография. Младшими современниками Михаила Пселла были Михаил Атталиат и Иоанн Скилица, первый написал «Историю», а второй — компилятивное «Обозрение историй», по жанру относящееся скорее к хронистике. Сочинение Атталиата отмечено более широким, чем у Пселла, географическим и социальным кругозором, а также центральной ролью военно-аристократического идеала в изображении персонажей. С др. стороны, образы, создаваемые историком, менее рельефны, а анализ причинно-следственной связи событий более поверхностен, чем у Пселла.

Историография эпохи Комнинов начинается 2 произведениями, посвященными основателю династии имп. Алексею I: это «Материал для истории» (после 1118) Никифора Вриенния и «Алексиада» его жены Анны Комнины. 1-е из них представляет собой своего рода записки, построенные скорее по географо-топографическому, чем по хронологическому принципу. Особый колорит придает «Материалу» широкое использование семейных преданий, рассказов очевидцев и собственных воспоминаний автора. Изложение Вриенния отличается драматизмом и динамичностью, а фигура имп. Алексея, представленного как идеал аристократической доблести, служит сюжетно-композиционным стержнем повествования.

«Алексиада» (после 1148), по жанру заявленная как история и действительно соблюдающая большинство ее канонов, постоянно тяготеет к энкомию, что осознает и сама писательница. Это напряжение добавляет к изложению как бы 2-й план, побуждая автора стремиться к предельной объективности везде, где это ни бросило бы тень на главного героя. Героико-эпический образ Алексея I органично встраивается в историческое повествование. Анна блестяще владеет не только приемами классической историографии, но и новеллистической техникой. Практически каждый эпизод «Алексиады» обладает собственной сюжетной структурой, причем повествовательное время иногда трансформирует историческое, чтобы придать рассказу большую динамику. Произведение проникнуто личностным началом: эмоционально-заинтересованное отношение автора к своему труду подчеркивается вплетаемыми в ткань произведения лирическими отступлениями, служа как более полному раскрытию сюжета, так и автохарактеристике самой писательницы, к-рая не лишена чувства юмора.

Совсем по-иному построено историческое сочинение Иоанна Киннама. Нанизывание эпизодов по формально-хронологической или ассоциативной связи создает настоящий калейдоскоп из разноплановых событий, объединенных гл. обр. безудержными восхвалениями имп. Мануила Комнина.

Интересный эксперимент представляет собой «Краткая история» Иоанна Зонары. По содержанию — это всемирная хроника, начинающаяся с сотворения мира, однако по исполнению — история в классическом смысле. Автор тратит немало усилий на то, чтобы интегрировать свои источники в стилистически единообразное повествование с логичными и естественными сюжетными переходами. Результатом этой работы явилось произведение, легкое для чтения, несмотря на свой внушительный объем, действительно дававшее хорошее представление о всемирной истории в ее визант. понимании и удовлетворявшее взыскательному вкусу.

Поздневизантийский период (XIII — 1-я пол. XV в.)

исторически и культурно отделен от средневизантийского четким рубежом — взятием К-поля латинянами в 1204 г. Поэтому вполне естественно считать переходной фигурой между эпохами историка, ритора и богослова Никиту Хониата, описавшего падение столицы в «Хрониках» («Χρονικὴ διήγησις»). Хониат — настоящий новатор в области стиля. Рассказывая о том или ином эпизоде, он совмещает эпический лексический и образный пласт с библейским, создавая этим сочетанием, нехарактерным для классической исторической прозы, особенный эффект. Такая же многоплановость свойственна ему и при характеристике людей и событий: описав их вначале в духе историко-риторического общего места, Хониат затем переходит к фактам и излагает их предельно объективно; впечатление, к-рое получил читатель от приводимых историком деталей, позволяет существенно скорректировать только что нарисованную общую картину. Такой же контрапункт наблюдается у Хониата и между замыслами персонажей и результатами их действий. Сюжетный лейтмотив сочинения — неотвратимое приближение катастрофы. Никита был не меньшим мастером исторического портрета, чем Пселл, создавая полнокровные образы, сочетающие в себе хорошие и дурные качества, слабости и доблести.

Падение К-поля не могло не сказаться отрицательно на развитии визант. культуры. Однако уже вскоре в греч. гос-вах, возникших на обломках империи, возобновляется в т. ч. и лит. деятельность.

Современник Хониата Николай Месарит был весьма оригинальным ритором. Так, его речь, посвященная восстанию Иоанна Комнина, отличается от др. произведений на ту же тему яркими деталями и описанием роли автора в событиях (последнее присутствует также и у Хониата). Николай издевался над набившими оскомину условностями традиц. визант. риторики. Он не гнушался повествовать о самых будничных вещах, придавая своему описанию оттенок интимности, а иногда и юмора. Очень интересен его экфрасис храма св. Апостолов в К-поле с живыми и динамичными описаниями фресок, а также рассказом о школе при этом храме, где учился и сам автор.

Из всего многогранного творчества Никифора Влеммида, включавшего аскетические труды, философские трактаты, сочинения по географии, медицине и т. п., для истории визант. лит-ры важна его автобиография в 2 частях, в к-рой он защищается от нападок недоброжелателей. Для имп. Феодора II Дуки Ласкаря Никифор составил трактат «Царская статуя», где, во многом следуя за античными образцами, нарисовал образ идеального правителя.

Ученик Влеммида имп. Феодор Ласкарь, один из образованнейших людей своего времени, помимо философских трудов написал неск. речей, в частности, превосходный экфрасис своей столицы, Никеи, в к-ром сравнивал ее с древними Афинами. Преимущество Никеи, согласно Феодору, состояло в том, что она сумела соединить правосл. богословие с античной культурой. Имп. Феодору принадлежит надгробная речь, посвященная римско-герм. имп. Фридриху II Гогенштауфену, в к-рой он представляет свои взгляды на взаимоотношения правителя и подданных. В письмах Феодор с искренностью и тонкостью передает эпизоды своей жизни, свое настроение; в них присутствует и ирония, иногда переходящая в сатиру, и философские размышления, и описание прекрасных ландшафтов и памятников древности.

У Влеммида учился также историк Георгий Акрополит. В своей «Хронике» (Χρονικѕ Συγγραφή), рассказывающей о периоде 1203–1261 гг., он выступает одним из самых последовательных сторонников объективности и беспристрастности историографии (разумеется, ему приходится нарушать этот принцип, когда он пишет о царствующем императоре). Сочинение Георгия Акрополита отличает скупое и сжатое изложение: он всегда стремится к минимальному использованию словесного материала для передачи реалистической картины. В «Хронике» много реалистичных сцен, иногда с оттенком юмора, оживляющих часто монотонное изложение. С т. зр. сюжета в этом сочинении дается целостная и последовательная история Никейской империи от падения К-поля до его отвоевания. Георгий был также автором одного из примечательных поэтических произведений эпохи Никейской империи — элегии на смерть имп. Ирины (1241). Это стихотворение, написанное от лица самой царицы, проникнуто искренним чувством, к-рому до нек-рой степени противопоставлены преходящие слава, знатность и величие.

Наиболее процветающими жанрами в визант. лит-ре 2-й пол. XIII — 1-й пол. XIV в. оказались историография, иногда переплетающаяся с автобиографией, риторика, и эпистолография. Примечательным явлением этого периода было возрождение жанра церковной истории Никифором Каллистом Ксанфопулом. От его сочинения дошли только 18 книг (до 610). Ксанфопул искусно соединяет в единое гармоничное целое сведения, почерпнутые из разных источников, не оставляя в стороне и события светской истории. Он был также довольно плодовитым агиографом и составил, в частности, описание чудес в храме Богоматери Живоносный Источник близ стен К-поля.

В истории императоров Михаила VIII и Андроника II Георгия Пахимера большое место уделено внутрицерковным спорам. Приверженность Православию органично соединяется у автора с эллинским патриотизмом, поскольку и то, и другое противопоставлено лат. Западу. Его сочинения отличаются архаизацией языка, стиля и топонимики, однако это компенсируется глубоким знанием античной классики, в к-рой автор черпает свои образы и аллюзии. Сочинение Пахимера проникнуто пессимизмом, ощущением надвигающейся на империю беды. Риторические произведения Пахимера носят скорее характер упражнений на заданные темы.

Очень сильным автобиографическим элементом отмечены «Истории» имп. Иоанна VI Кантакузина (в монашестве Иоасафа). Превратности судьбы бывш. императора предопределили не просто субъективный характер его произведения, но и сюжетно-композиционное построение: фигура и действия Иоанна неизменно оказываются стержнем, вокруг к-рого организовано все повествование. Однако автор не только ведет полемику со своими обличителями (в частности, Никифором Григором), но и умело выстраивает объективный рассказ так, чтобы исподволь создать у читателя впечатление полной обоснованности своих действий.

Одной из крупнейших фигур визант. культуры XIV в. был Никифор Григора, автор «Ромейской истории», охватывающей период с 1204 по 1359 г. Задачей истории Григора считал не просто фиксировать происходящее с назиданием для читателя, при этом в сфере, к-рую история призвана отображать, попадают чуть ли не на все виды человеческой деятельности. Отсюда происходит жанровая трансформация произведения: он включает в свое сочинение богословские трактаты, полемические диалоги, философские рассуждения, а также пространные отступления на социально-экономические, календарно-астрономические и т. п. темы. Несмотря на неустойчивость всего в мире, историк видит возможность и для движения к лучшему, для реализации человеческой свободы, способной преобразовать действительность. Большое влияние на освещение событий у Григоры оказала его личная вовлеченность в церковно-политические споры вокруг исихазма на стороне противников свт. Григория Паламы.

Будучи поклонником Платона, Григора написал в его духе диалог «Флорентий, или О мудрости», где с тонким юмором представил свой диспут с Варлаамом Калабрийским. Автор предлагает своему оппоненту вопросы по астрономии, риторике и грамматике, на к-рые тот отвечает настолько неуклюже, что аудитория заливается хохотом. Григора писал также речи, выдержанные в аттикизирующем стиле, жития святых (прп. Михаила Синкелла, св. Феофана и св. Иоанна Ираклийского). Он внес большой вклад в развитие визант. филологии, особенно критики текстов. Переписка Григоры дает представление о сложившемся в XIV в. сообществе визант. интеллектуалов, поддерживавших друг с другом тесные дружеские связи, культивировавших элитарную науку и образованность. По стилю письма Григоры иногда невероятно вычурны из-за преувеличенного аттикистического пуризма.

Учитель Григоры Феодор Метохит (1270–1332) пользовался наибольшим авторитетом в упомянутой среде. Феодор работал во мн. лит. жанрах, включая похвальные слова святым, речи, гекзаметрические поэмы и т. д., однако наибольшую славу принес ему т. н. Miscellanea — сборник небольших философских, литературоведческих, политических, научных и проч. сочинений, отличающийся глубиной мысли, свободой и проницательностью суждений и огромной эрудицией. Метохит осознавал катастрофическое положение Византии, но был способен взглянуть на него отстраненно, в контексте всемирной истории. Стиль Метохита, как и у Григоры, выдает принадлежность к узкому кругу посвященных. В наст. время именно эта необычайная сложность стиля, к сожалению, привела к тому, что большая часть произведений писателя или издана неудовлетворительно, или вообще не опубликована, что затрудняет адекватную оценку незаурядного творчества Метохита.

В неясности упрекал Феодора и его главный лит. и политический противник Никифор Хумн. Риторические произведения Хумна мало интересны, однако его переписка (172 письма) — это совершенный образец лаконичного эпистолографического стиля, лишенный личностного начала.

Никифор Хумн учился у Григория II Кипрского, Патриарха К-польского, к-рый является автором одной из лучших автобиографий того времени, написанной, вероятно, под влиянием подобного же сочинения Никифора Влеммида — краткого, но искреннего, простого и безыскусного рассказа о его юности в ученой среде Никеи и К-поля. Сохранились также элегантные по стилю письма Григория. Автобиографию написал и имп. Михаил VIII Палеолог, гл. обр. с целью оправдать свои действия, вызвавшие глубокий раскол в визант. об-ве.

Именно политика имп. Михаила VIII, направленная на заключение унии с Римом, вызвала новый подъем агиографии, в частности в кружке Феодоры Раулены, к-рая сама написала Жития Феодора и Феофана Начертанных и поощряла др. авторов (напр., Иоанна Скевофилака — автора Жития прп. Феодосии). Эти произведения не случайно посвящены иконоборческому периоду — в контексте религиозно-политической полемики образы тиранов-иконоборцев выглядят прозрачным намеком на латинствующего императора и преследования им оппозиции.

«Политическая» агиография, т. е. жития причисленных к лику святых императоров и Патриархов с описанием, в частности, и их политической деятельности, развивается с кон. XIII в. Из наиболее значимых памятников следует назвать Жития св. Иоанна III Дуки Ватаца, святителей Арсения, Иосифа, Афанасия.

Жанр экфрасиса оставался популярным со средневизант. периода, при Палеологах: к нему обратился Мануил Фил (ок. 1275 – 1345). Плодовитый и разносторонний поэт, он посвятил ряд стихотворений произведениям живописи, архитектуры, прикладного искусства, причем не только своего времени, но и прошедших веков. Перу имп. Мануила II Палеолога принадлежит замечательное несколько шутливое изображение занавеса с изображением весны, виденного им в Париже.

В XIV–XV вв. ряд заметных фигур выдвинуло монашеское движение исихазма. Предтечей последнего считается прп. Григорий Синаит, автор сочинений в традиционном монашеском жанре «Глав» и гомилий, в к-рых разрабатывается тема «Фаворского света». Весьма многогранным было творчество свт. Григория Паламы, включавшее, кроме богословско-полемических трактатов, письма и проповеди (нек-рые из них агиографического содержания). Паламе удалось облечь мистический опыт иноков–исихастов в чеканные богословские формулировки и тем самым прочно связать его с предшествующей традицией, использовавшей в т. ч. терминологический аппарат античной философии. Большой интерес представляет подробный и весьма объективный рассказ Паламы о его пребывании в плену у турок. Среди последователй свт. Григория Паламы плодовитым писателем был Патриарх Филофей Коккин, автор гомилетических и агиографических произведений. Гомилии Филофея написаны классическим, без чрезмерной вычурности языком, они доходчивы и должны быть понятны верующим, а не только узкому кругу ценителей. Особый интерес представляет похвальное слово свт. Григорию Паламе, содержащее информативный и предметный рассказ как о превратностях жизни святого, так и о богословских спорах, протагонистом к-рых он был.

Заключительный период истории Византии описан в 4 исторических сочинениях, каждое из к-рых обладает своеобразными чертами, но в то же время имеет и очевидную общность. Их авторы, в отличие от историков XIV в., это выходцы из провинциальных кругов греч. знати, разделившие все бедствия, выпавшие на долю империи.

Историк Михаил Дука описал период с 1341 по 1462 г. Основная часть его труда связана логическими сюжетными переходами. Через все произведение проходит мысль о неминуемой катастрофе империи, и писатель стремится выяснить ее причины. Дука хорошо осведомлен как в античной мифологии и истории, так и в богословских вопросах. Он умело сочетает в тексте библейские цитаты со сравнениями, почерпнутыми из древнегреч. лит-ры. Дука, несмотря на архаизацию топонимов и этнонимов, часто дает точные транскрипции иноязычных названий. Элементы исторического прагматизма проявляются у него во взгляде на историю как на соединение усилий человека и Промысла Божия, в рассмотрении религ. вопросов в политическом ракурсе, в критическом подходе к источникам.

Михаил Критовул демонстрирует еще больший прагматизм. Его сочинение охватывает период с 1451 по 1467 г. Стилистически он довольно однообразен (заметно подражание Фукидиду), но интересен в идейном отношении. Критовул придерживается протур. ориентации и рассматривает падение Византии как закономерное событие в ряду циклических перемен в истории. Это позволяет ему снять ответственность с ромеев за упадок державы.

Т. н. «Малая хроника» Георгия Сфрандзи относится к жанру исторических мемуаров. Автор описывает в основном события, к-рые пережил сам, без всякой архаизации, почти разговорным языком. Это живой и яркий документ эпохи, описанная в них полная превратностей судьба писателя отражает печальную участь того поколения, к-рому довелось пережить падение К-поля (Сфрандзи принимал участие в обороне). Подход к вопросам вероисповедания, в частности, унии с католиками, у Сфрандзи сугубо прагматический.

Лаоник Халкокондил представляет совсем др. направление в историографии XV в. Он последовательный эллинофил и греч. патриот, совершенно равнодушный к вопросам веры. Язык и стиль его сочинения всецело ориентированы на древние образцы, что делает их искусственными и труднодоступными. Композиция чрезвычайно свободна, автор постоянно отклоняется от основной линии изложения, вставляя то новеллистические эпизоды, то этнографические или естественнонаучные экскурсы. Художественные задачи у Халкокондила явно превалируют над научными, и это приводит даже к нарушению логики повествования. В целом писатель относился к истории как к сокровищнице иллюстративного материала, способного воспитывать читателя на достоверных примерах, что сближает его с представителями риторического направления итал. гуманистической историографии XV в.

Лит.: Krumbacher. Geschichte; Altaner. Patrologie; Аверинцев С. С. Визант. лит-ра IV–VII вв. // История Византии. М., 1967. Т. 1. С. 409–434; он же (совм. с Сыркиным А. Я.). Визант. лит-ра VIII–XI вв. // Там же. Т. 2. 1967. С. 87–91; он же. Визант. лит-ра XIV–XV вв. // Там же. 1967. Т. 3. С. 257–273; онGeschichte der byzant. Volksliteratur. Münch., 1971; idem. Kirche und theol. Literatur; Hunger. Literatur; KarayannopoulosЧичуров И. С. Литература VIII–X вв. // Культура Византии. М., 1989. Т. 1. С. 129–152; Алексидзе А. Д. Литература XI–XII вв. // Там же. С. 153–216; он же. Визант. народноязычная лит-ра XIII–XV вв. // Там же. М., 1991. Т. 3. С. 313–341; Бибиков М. В. Визант. ист. проза. М., 1996; Каждан А. П. История визант. лит-ры: 650–850 гг. СПб., 2002. J., Weiss G. Quellenkunde zur Geschichte von Byzanz (324–1453). Wiesbaden, 1982; Tusculum-Lexicon griechischer und lateinischer Autoren des Altertums und des Mittelalters / Von W. Buchwald, A. Hohlweg, O. Prinz. Münch.; Zürich, 1982³; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. B., 1983³. Bd. 1; же. Литература // Культура Византии. М., 1989. Т. 1. С. 272–331; CPG; Beck H. -G.

Дата добавления: 2015-10-16