Благословлен

Мы — Возлюбленные дети Бога, мы получили Его благословение. Слово «благословение» в последние несколько лет приобрело для меня очень большое значение, и ты — один из друзей, сделавших его таким важным для меня.

Помнишь, как-то субботним утром в Нью-Йорке ты пригласил меня пойти в синагогу? Когда мы пришли, оказалось, что в этот день там отмечали бар-мицва. Молодой человек, которому исполнилось тринадцать лет, был объявлен общиной взрослым. Впервые его пригласили предстоять на службе. Он читал отрывок из Книги Бытия и произнес короткую речь о важности защиты окружающей среды. Его новая роль была подтверждена раввином и друзьями и благословлена родителями. Мне впервые пришлось присутствовать на бар-мицва, и я был глубоко тронут, особенно словами благословения, произнесенными родителями. Я и сейчас помню, как отец говорит: «Сын, что бы ни случилось с тобой, будешь ты успешным человеком или нет, будешь ты важным человеком или нет, будешь ты здоровым человеком или нет, всегда помни, как сильно твоя мать и я любим тебя». Когда он произнес это перед лицом всей общины, мягко смотря на стоящего перед ним сына, к глазам у меня подступили слезы, и я подумал: «Как много может такое благословение!».

Я все больше убеждаюсь в том, как нам, испуганным, тревожным, неуверенным в себе существам, нужно благословение. Родители должны благословлять детей, а дети родителей. Нам всем нужно благословение друг друга: учителям и последователям, раввинам и ученикам, епископам и священникам, врачам и пациентам.

Давай я сначала скажу тебе, что я подразумеваю под словом «благословение». В латыни используется слово benedicere. В английском языке слово benediction используется в обрядах многих церквей и буквально обозначает говорить (diction) хорошо (bеnе), то есть говорить о ком-то хорошие слова. Для меня это очень важно. Мне нужно, чтобы обо мне говорили хорошо, и знаю, как это нужно тебе. Сегодня мы часто говорим: «Нам нужно, чтобы нас утверждали в глазах других». Без утверждения ценности нашей личности трудно жить полной жизнью. Наше благословение — это лучшее, что мы можем сделать для человека. Это больше чем слова похвалы или признательности, больше чем восхищение чьим-то талантом или добрым поступком, больше чем оказанное человеку внимание. Благословить значит утвердить, сказать: да, действительно, ты — Возлюбленный. И даже больше, благословение создает реальность, которую обещает. Этот мир полон взаимным восхищением — настолько же, насколько он полон взаимным осуждением. Благословение разрушает барьеры между восхищением и осуждением, между добродетелями и пороками, между добрыми поступками и злыми поступками. Благословение соприкасается с изначальной благостью другого и вызывает к жизни его природу Возлюбленного.

Недавно в моей общине у меня была возможность глубоко пережить силу истинного благословения. Незадолго до того как я приступил к молитве в одном из наших домов, Джанет, из нашей общины, сказала мне:

— Генри, ты можешь меня благословить?

В ответ я несколько механически начертал знак креста у нее на лбу. Но вместо благодарности она запротестовала:

— Нет, это не то. Я хочу, чтобы ты благословил меня по-настоящему!

Я внезапно осознал, что пытался с помощью ритуала отмахнуться от нее, и сказал:

— Прости меня... Давай я благословлю тебя по-настоящему, когда мы соберемся вместе на молитву.

Она с улыбкой кивнула, и я понял, что от меня требовалось что-то особенное. После молитвы на пол вокруг меня присели человек тридцать, и я сказал:

— Джанет попросила меня, чтобы я дал ей необычное благословение. Она чувствует, что ей это сейчас нужно.

Когда я произносил эти слова, я еще не знал, что же на самом деле хотела Джанет. Но она недолго оставляла меня в неведении. Как только я произнес: «Джанет попросила меня, чтобы я дал ей необычное благословение», — она встала и подошла ко мне. На мне было широкое облачение с просторными рукавами, закрывавшими мои руки по самые кисти. Джанет просто обняла меня и прижалась головой к моей груди. Я спонтанно накрыл ее рукавами так, что она почти исчезла в складках моего облачения. Так мы и стояли.

— Джанет, я хочу, чтобы ты знала, что ты — Возлюбленная Дочь Бога, — сказал я, — Ты очень дорога Ему. У тебя прекрасная улыбка, ты так любишь своих домашних, так много делаешь хорошего. Какая ты замечательная! Я знаю, последнее время ты загрустила, на сердце тяжело, но помни, что ты особенная, тебя очень любит Бог и все окружающие тебя здесь люди.

Когда я произнес эти слова, Джанет подняла голову и посмотрела на меня. Судя по ее широкой улыбке, она действительно услышала и приняла слова благословения. Когда она села, Джейн, другая женщина из нашей общины, подняла руку.

— Я тоже хочу получить благословение, — сказала она.

Джанет встала и обняла меня. После того как я сказал ей слова благословения, последовали и многие другие, просившие благословить их. Но самый трогательный момент однако настал, когда один из наших гостей-помощников, 24-летний студент колледжа, поднял руку и спросил:

— А мне можно?

— Конечно, — ответил я. — Подходи.

Он подошел, и, когда мы стояли друг перед другом, я обнял его и сказал:

— Джон, как здорово, что ты здесь. Ты — Возлюбленный Сын Божий. Мы счастливы, что ты с нами. Когда тебе бывает больно и жизнь становится в тягость, всегда помни, что ты любим бесконечной любовью.

Кода я произнес эти слова, он посмотрел на меня, и в глазах у него были слезы:

— Спасибо, большое спасибо!

В тот вечер я понял, как важно благословлять и быть благословенным, и осознал, как это важно для жизни Возлюбленного. Наши слова благословения выражают то благословение, которое каждый из нас получил в вечности. Это то, что позволяет ему раскрыться полностью. Недостаточно просто быть избранным. Нам постоянно нужно получать благословение, позволяющее нам вновь и вновь слышать, что мы принадлежим любящему Богу, который никогда нас не оставит, но всегда будет напоминать нам о любви, ведущей нас по жизни шаг за шагом. Авраам и Сара, Исаак и Ревекка, Иаков, Лия и Рахиль — все они слышали это благословение и через него стали прародителями нашей веры. Они прошли свой долгий и часто тяжелый путь, никогда не забывая, что они были благословенными. Иисус тоже услышал это благословение, после того как Иоанн Креститель крестил Его в реке Иордан. Голос с небес произнес: «Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!». Это были слова благословения, и они поддерживали Христа, и когда Его хвалили, и когда осуждали, когда Им восхищались и когда потом Его приговорили к смерти. Как Авраам и Сара, Иисус всегда знал, что Он был Благословенным.

Я рассказываю тебе все это, потому что знаю, как мы с тобой легко поддаемся настроениям. Вот мы чувствуем себя отлично, а через минуту — мы глубоко несчастны. Вот мы полны новых идей, а вскоре все кажется унылым и мрачным. Вот мы думаем, что можем решить любую проблему мира, а через минуту не в состоянии выполнить даже небольшую просьбу. Эти смены настроений приходят, когда мы не слышим слов благословения, которые слышали Авраам и Сара, Исаак и Ревекка, Иаков, Лия и Рахиль и Иисус и которые дано слышать и нам. Когда нас раскачивает вверх-вниз по легкой ряби на поверхности нашего существования, мы легко попадаемся в сети вводящего нас в заблуждение мира, но когда мы продолжаем слышать тихий уверенный голос, благословляющий нас, мы можем жить с чувством уверенности и благополучия.

Мне кажется, нам не свойственно чувствовать себя благословенными. На твою долю часто выпадали трудные времена, когда ты чувствовал себя скорее проклятым, чем благословенным. Я могу то же самое сказать и про себя. На самом деле, я подозреваю, многие люди страдают от ощущения, что их прокляли. О чем люди разговаривают в обычной жизни — во время обеда в ресторанах, во время перерыва на работе? По большей части эти разговоры состоят из пассивных обвинений и недовольства. Многие люди, и мы с тобой в их числе, чувствуют себя жертвами мира, который не могут изменить, а заголовки газет определенно не способствуют избавлению от этого чувства. Ощущение проклятости возникает скорее, чем чувство благословения, и мы можем подобрать массу подтверждений, питающих его. Мы можем сказать: «Посмотрите, что происходит в мире. Посмотрите на голодных, на беженцев, на заключенных, на больных и умирающих... Посмотрите на бедность, несправедливость и войны... Посмотрите на пытки, убийства, разрушение природы и культуры... Посмотрите, как нам тяжело строить отношения с другими людьми, работать, какое слабое у нас здоровье...». Где же, где благословение? Ощущение, что над нами тяготеет проклятие, приходит само собой. Это подтверждает и внутренний голос, называющий нас злыми, плохими, отвратительными, никчемными, никому не нужными, обреченными на болезнь и смерть. Не правда ли, легче поверить, что мы прокляты, чем, что мы благословлены?

Но все равно я говорю тебе, как Возлюбленному Сыну Бога, ты благословен. Тебе и про тебя говорят хорошее, и это слова правды. Проклятия, — какими бы громкими, яростными, уверенными они ни были, — не есть истина. Это ложь. В эту ложь легко верится, но это не делает ее правдой.

Итак, если в словах благословения мы с тобой слышим о себе правду, а в словах проклятия — ложь, перед нами встает совершенно конкретный вопрос: «Как услышать и принять благословение?». Если то, что мы благословлены, не просто чувство, а истина, формирующая нашу жизнь день за днем, мы должны ясно видеть и ощущать это благословение. Позволь предложить тебе те способы, что помогут принять благословение. Это молитва и присутствие.

Прежде всего, молитва. Для меня молитва все больше и больше состоит в том, чтобы прислушиваться к благословению. Я много читал и писал о молитве, но когда я, в тихом месте, обращаюсь к молитве, я обнаруживаю, что хотя у меня есть склонность много говорить Богу, настоящий молитвенный труд состоит в том, чтобы, замолчав, прислушаться к голосу, который говорит во мне благие слова. Может показаться, что я потакаю себе, но на самом деле это совсем не просто. Я настолько боюсь быть проклятым, услышать, что я ничего не стою или недостаточно хорош, что я быстро поддаюсь искушению превратить молитву в поток слов, и продолжаю говорить, чтобы контролировать страх. Отодвинуть в сторону и заставить замолчать множество голосов, нашептывающих сомнения в моей ценности, и поверить, что я услышу голос благословения, — тут нужны недюжинные усилия!

Ты пробовал хоть раз провести целый час, ничего не делая, только слушая голос, обитающий в глубине твоего сердца? Если нечего смотреть или слушать, не с кем поболтать, нет никакой срочной работы, не надо никому звонить, что ты чувствуешь? Часто в такой ситуации мы вдруг вспоминаем, как много еще надо сделать, и мы тут же решаем покинуть пугающую тишину и вернуться к работе! Нелегко войти в покой и преодолеть множество шумных, настырных голосов этого мира и обнаружить тихий внутренний голос, говорящий: «Ты — мой Возлюбленный Сын, на тебе Мое благоволение». Но если мы все же решимся уединиться и подружиться с тишиной, мы близко познакомимся с этим голосом.

Я не пытаюсь сказать, что однажды ты услышишь этот голос физически. Речь не о галлюцинациях, а о голосе, достигающем «уха» нашей веры, нашего сердца.

Часто тебе будет казаться, что когда ты молишься, ничего не происходит. Ты скажешь: «Я же все время отвлекаюсь». Но если ты научишься проводить полчаса в день, прислушиваясь к голосу любви, ты со временем обнаружишь, что происходит что-то, что ты даже не осознавал. Только взглянув назад, в прошлое, можно обнаружить голос, благословляющий нас. Ты думал, что в то время пока ты слушал, не возникло ничего, кроме путаницы у тебя в голове, но со временем ты увидишь, что с нетерпением ждешь молитвы и чувствуешь разочарование, когда не удается найти для нее времени. Движение Божественного Духа очень мягкое, в нем нет насилия, — Его действие сокрыто. Оно не ищет внимания. Но это движение также настойчиво, обладает огромной силой и глубиной. Оно полностью меняет наши сердца. Добросовестная молитвенная практика открывает тебе, что ты возлюбленный, и дает тебе силы благословлять других.

Позволь, я дам тебе конкретный совет. Голос Духа можно попробовать слушать с помощью какого-то священного текста, — например, псалма или молитвы. Индийский религиозный писатель Исваран Экнат открыл мне, как полезно заучить священный текст наизусть и медленно повторять его про себя, слово за словом, предложение за предложением. Так слышание голоса любви становится не просто пассивным ожиданием, а активным вниманием к голосу, который говорит нам словами Писаний.

Многие из моих получасовых молитв я провел, только повторяя слова молитвы святого Франциска: «Господи, сделай меня орудием Твоего мира. Чтобы я сеял любовь там, где ненавидят...». Эти слова, проникая из моего разума в сердце, пробуждают во мне, по ту сторону неугомонных эмоций и чувств, покой и любовь, о которых я просил в словах.

Так я научился справляться с моей рассеянностью. Когда я замечал, что мысли разбегаются во все стороны, я всегда мог вернуться к моей простой молитве и таким образом вновь прислушаться в сердце к голосу, который я так жаждал услышать.

Мой второй совет, — как пребыть в благословении, — касается опыта присутствия. Под присутствием я понимаю внимание к благословениям, которые ты получаешь день за днем, год за годом. Проблема современной жизни в том, что мы слишком заняты поисками самоутверждения в неподходящих местах, чтобы заметить, как нас благословляют. Часто люди говорят о нас хорошее, по мы отмахиваемся от них фразами вроде: «Да ладно, забудьте, да не стоило и говорить...», — и так далее. Эти слова обычно считаются проявлениями скромности, но на самом деле они свидетельствуют о том, что мы уклоняемся от благословения, которое дается нам. Мы слишком занятые люди, нам не до того, чтобы принимать благословения. Возможно, то, что люди так редко по-настоящему благословляют, — печальное следствие того, что людей, готовых и способных принять такое благословение, мало. Нам чрезвычайно сложно остановиться, прислушаться, обратить на кого-то внимание и вежливо принять то, что нам дают как благословение.

Жизнь среди людей с ограниченными умственными возможностями помогает мне ясно видеть все эти вещи. От внешне беспомощных людей исходит множество благословений, но я всегда занят, всегда гонюсь за чем-то чрезвычайно важным, — как я могу принять их? Адам, один из членов моей общины, не может разговаривать, не может самостоятельно ходить, не может есть без посторонней помощи, не может сам одеваться и раздеваться. Но у него масса благословений для тех, кто находит для него время — время побыть с ним, прикоснуться к нему или просто посидеть рядом. Мне еще не приходилось встречать человека, который провел бы с Адамом много времени и не ощутил бы благословения. Это благословение, рождающееся из простого присутствия. Но ты, конечно, прекрасно понимаешь, как тяжело дается такое простое присутствие. Всегда еще столько всего нужно сделать, столько проблем решить и столько заданий выполнить, что простое присутствие легко посчитать пустой тратой времени. Но все же без осознанного желания «тратить» время сложно получить благословение.

Внимательное присутствие может помочь нам увидеть, сколько благословений ожидают нас в этом мире: благословение бедных, останавливающих нас на дороге; благословение цветущих деревьев и свежих бутонов, которые рассказывают нам о новой жизни; благословение музыки, живописи, архитектуры и т. д., но важнее всего — благословение, приходящее к нам через слова благодарности, поддержки, симпатии и любви. Это благословенное сокровище не нужно изобретать. Оно уже здесь, окружает нас повсюду. Но нужно быть внимательными, чтобы не пропустить его. Это действие Духа, который не навязчив. Он просто мягко напоминает нам о прекрасном, сильном, но тайном голосе Того, Кто назвал нас по имени и говорит нам слова любви.

Прежде чем закончить этот разговор о нашем благословении, я должен сказать, что признание того, что ты благословен, всегда рождает глубокое желание благословлять других. Отличительная черта благословенных к том, что куда бы они ни шли, они всегда говорят другим слова благословения. Благословлять других, говорить о них хорошее, обнаруживать их красоту и правду о них потрясающе легко, но только если ты сам осознаешь свое благословение. Тот, кто благословен, всегда благословляет других. И люди так нуждаются в этом! Это очевидно. Никто не возрождается к жизни через проклятия, сплетни, осуждение, обвинения. Вся эта чернота постоянно окружает нас. Но тьма порождает только тьму, разрушения и смерть. Как благословенные, мы можем идти по миру, неся благословение. Для этого не нужно применять массу усилий. Это естественное состояние сердца. Когда внутри мы слышим голос, называющий нас по имени и благословляющий нас, тьма не властна над нами. Голос, называющий нас Возлюбленными, даст нам слова благословения для других и откроет им, что они благословлены не меньше нас.

Ты живешь в Нью-Йорке, я — в Торонто. Когда ты идешь по Коламбус-авеню, а я по Йондж-стрит, у нас нет иллюзии по поводу окружающей нас тьмы. Одиночество, бесприютность и хрупкость людей очевидны. Но все эти люди нуждаются, чтобы их благословили. И благословение может исходить только от тех, кто сам его слышал. Теперь я готов писать тебе о том, что нелегко выразить словами, — о том, что все мы надломлены.

Надломлен

Пришло время поговорить о присущей каждому из нас надломленности. В твоей жизни была своя доля страданий. Так же и у меня, и у всех людей, которых мы знаем и о которых нам приходилось слышать. Реальность нашей надломленности настолько осязаема и очевидна, что часто трудно поверить в возможность думать, говорить и писать о чем-то кроме нее.

С нашей самой первой встречи мы с тобой вступили в разговор о страдании и боли. Ты хотел что-то написать обо мне в приложение к «Нью-Йорк таймc», посвященное Коннектикуту. Я рассказал тебе, что пишу для того, чтобы справиться с чувством одиночества и изоляции, со многими страхами, собственной незащищенностью. Когда речь пошла о тебе, ты рассказал мне, как разочарован своей работой, как не хватает ни времени, ни денег на то, чтобы написать роман, и о своей неуверенности в том, куда вообще тратится твоя жизнь. В годы, последовавшие за первой встречей, мы стали чаще рассказывать друг другу о страданиях и боли. В сущности, именно то, что мы делились своими бедами, стало важным качеством нашей дружбы.

Тебе пришлось пройти через расставание с любимым человеком и развод, я пережил затяжную депрессию. Ты разочаровывался в работе, никак не мог определиться с призванием в жизни, а я сгибался под непомерным грузом дел, часто страдая от истощения и безысходности.

Когда мы вновь и вновь встречались, мы все больше узнавали о неустроенности наших судеб. В этом нет ничего необычного. При встрече люди чаще всего разговаривают о том, как тяжело им живется. Самые знаменитые музыкальные сочинения, лучшие картины и скульптуры мира, самые читаемые книги выражают осознание человеком своей надломленности. Надломленность не скрывается в глубинах нашего сознания, мы все прекрасно знаем, что никто не избежит смерти — самого радикального проявления нашей слабости перед лицом этого мира.

Вождям и пророкам Израиля, — несомненно, людям избранным и благословенным, — жилось нелегко. И мы, возлюбленные дети Бога, также не можем избежать Поли и страданий.

Я многое хотел бы рассказать тебе о нашей надломленности. С чего же начать?

Может быть, проще всего вначале сказать, что наша надломленность помогает нам понять, кто мы такие. Наши страдания и боль не просто докучливые помехи В ровном течении нашей жизни, напротив, они выявляют нашу уникальность и индивидуальность. Моя боль говорит тебе нечто особенное обо мне. Твоя боль говорит мне нечто особенное о тебе. Поэтому, когда ты рассказываешь мне о своей боли, — это огромная честь для меня, и, рассказывая тебе о моей уязвимости, я выражаю тебе свое доверие. Наша надломленность всегда остается для нас чем-то глубоко личным, интимным и уникальным. Я абсолютно убежден в том, что страдание каждого человека глубоко отличается от страдания любого другого. Конечно, мы можем сравнивать, можем говорить о большем или меньшем страдании, но, в конечном счете, твоя боль и моя боль настолько глубоко личностны, что, сравнивая, мы не можем даже надеяться получить утешение и успокоение. В сущности, я больше благодарен человеку, который в состоянии признать, что я очень одинок в моей боли, чем тому, кто пытается объяснить мне, что и многие другие испытывают ту же или еще большую боль.

Наша боль принадлежит нам и никому другому. Наша надломленность так же уникальна, как наша избранность и благословенность. То, как страдаем мы, в той же степени выражает нашу индивидуальность, как и то, как мы принимаем весть о том, что мы избраны и благословлены.

Боль путает нас, но мы, Возлюбленные, призваны принять свою надломленность, как мы принимаем избранность и благословение.

Попробую теперь написать о том, как мы страдаем. Я уже сказал, что страдание каждого уникально, но в нашем обществе более всего люди страдают от душевных мук. Да, многие люди страдают от ограничений умственного и физического характера. У нас много бедных, бездомных, безработных. Но страдание, с которым я сталкиваюсь изо дня в день, — это, прежде всего, страдание людей, чьи сердца были разбиты. Вновь и вновь я становлюсь свидетелем разрушенных отношений между мужем и женой, родителями и детьми, возлюбленными, друзьями и коллегами. На Западе самую большую боль приносит чувство отверженности, безразличия, презрения и одиночества. В общине с нами живут люди с очень сложными физическими недостатками, но основной источник страданий для них не сами ограничения, а сопутствующее им чувство, что они бесполезные, никчемные люди, которых никто не ценит и не любит. Намного проще смириться с тем, что не можешь говорить, ходить или самостоятельно есть, чем согласиться с тем, что для другого человека ты—пустое место. Человеку свойственно с огромной стойкостью переносить огромные лишения, но когда мы ощущаем, что нам другому нечего дать, мы почти перестаем владеть собой. На уровне инстинкта мы знаем, что источник радости в жизни в том, чтобы жить в единстве с другими, а источник боли — в множестве ситуаций, когда нам это не удается.

Чаще всего и наиболее болезненно наша надломленность проявляется в том, что касается вопросов пола. Трудности, испытываемые мной и моими друзьями, свидетельствуют о центральном значении нашей сексуальности для того, как мы чувствуем себя и что мы о себе думаем. Наша сексуальность открывает нам, как сильно мы нуждаемся в общении. Но жажда нашего тела — жажда прикосновения, объятий, близости человека, которому можно довериться, — открывает глубочайшую потребность нашего сердца и свидетельствует о поиске единения с другими. Именно эта жажда общения становится источником самых сильных страданий. Наше общество настолько разъединено, жизнь в семье настолько часто разбивается о физические и эмоциональные барьеры, наши дружеские отношения настолько случайны, наши сексуальные контакты так мимолетны и часто так утилитарны, что в мире остается мало мест, где мы чувствуем себя в безопасности. Я постоянно замечаю, как напряжено мое тело, как в любой момент я готов защищаться, как редко я чувствую себя комфортно. Если, скажем, взглянуть на мой пригород Торонто, со всеми его претенциозными особняками, уродливыми торговыми центрами, разбросанными повсюду для повышения эффективности потребления, рекламными щитами, соблазнительно обещающими комфорт и релаксацию, в то время как уничтожаются леса, высыхают реки, олени, кролики и птицы изгоняются из моего окружения, становится понятно, почему и мое тело неудержимо стремится к ласковому прикосновению и ободряющим объятиям. Ведь все вокруг доводит нашу чувственность до максимума, а то, что предлагается для удовлетворения наших внутренних потребностей, всегда имеет легкий налет искушения. Неудивительно, что нас всех преследуют бредовые фантазии, бурные сновидения и смущающие нас чувства и мысли. Наша надломленность сильнее всего проявляется именно там, где мы особенно уязвимы. Из-за разобщенности и коммерциализации нашей среды обитания очень сложно найти место, где мы бы всецело, — телом, разумом и сердцем, —чувствовали себя в безопасности. На улицах Нью-Йорка или Торонто трудно не оказаться выхваченным из средоточия своей души и не почувствовать «нутром» муку и тоску нашего мира.

Эпидемия СПИДа, — вероятно, один из наиболее впечатляющих симптомов надломленности современного человека. Любовь и смерть прильнули друг к другу в страстных объятиях. Молодые, в отчаянии ищущие близости и общения, рискуют ради них жизнью. Иногда кажется, что в огромных пустотах нашего общества эхом отзывается крик: лучше умереть, чем жить в постоянном одиночестве!

Глядя на то, как умирают жертвы СПИДа, и на спонтанное благородство их друзей, собирающихся в общину, готовую дарить им любовь и помогать материально и духовно, я часто думаю, не является ли эта жуткая болезнь ясным призывом измениться миру, обреченному на гибель, миру конкуренции, состязательности и постоянно растущей изоляции. Да, проблема СПИДа требует от нас совершенно другими глазами взглянуть на человеческую боль и страдание.

Как нам откликнуться на этот вызов? Я хотел бы назвать два ответа: первое — принять эту боль как данность, и второе — встретить ее в свете нашего благословения. Надеюсь, то, что я предлагаю, будет тебе полезно. Я сам старался и продолжаю стараться с большим или меньшим успехом делать это и могу сказать, что мне действительно удается справиться со страданием и болью.

Итак, первый ответ на нашу надломленность — взглянуть ей в глаза и принять ее как данность. Это может показаться неестественным. Наша первая, спонтанная реакция на боль и страдание — избегать их, держать их на расстоянии вытянутой руки, игнорировать, обходить их, делать вид, что они не существуют. Страдание — физическое, психическое или душевное — почти всегда воспринимается как нежелательное вторжение в жизнь, как что-то, чего быть не должно. Трудно, если вообще возможно, увидеть в страдании нечто позитивное, более естественно избегать его любой ценой.

Если мы так спонтанно реагируем на нашу боль, не стоит удивляться, что принять ее вначале кажется проявлением мазохизма. Но моя собственная жизнь научила меня, что первый шаг к исцелению — не шаг от боли, а шаг навстречу ей. Если то, что мы испытываем страдание, так же глубоко присуще нам, как и то, что мы избраны и благословлены, мы должны решиться преодолеть наш страх и принять его. Да, мы должны взглянуть в лицо нашей слабости, сделать самого страшного врага другом и увидеть в нем попутчика. Я уверен, что нам часто трудно исцелиться, потому что мы не хотим знать о нашей боли. Это касается боли вообще и в особенности боли разбитого сердца. Страдание, агония, возникающие, когда нас отвергают, бросают, игнорируют, оскорбляют или когда нами манипулируют, только парализуют нас, если мы не можем мужественно принять их и постоянно бежим от них. Если мы пытаемся совладать с нашим страданием, прежде всего нам придется познакомиться с болью поближе и понять, что нам не нужно избегать ее.

У меня до сих пор перед глазами тот день, когда я зашел к тебе домой в момент, когда ты понял, что твой брак распался. Ты страдал бесконечно. Перед твоими глазами разбилась мечта твоей жизни, перед тобой больше не было будущего, ты испытывал одиночество, чувство вины, тревогу, стыд и глубокую боль от пережитого предательства. На твоем лице запечатлелось страдание. Это был самый страшный момент твоей жизни. Я случайно оказался в Нью-Йорке и зашел к тебе. Что я мог сказать? Я знал, что было бесполезно говорить, что все пройдет, что можно подумать о чем-нибудь позитивном, что все не так плохо, как кажется. Я знал: все, что я могу сделать, — это побыть с тобой, остаться с тобой и как-то сделать так, чтобы ты не убегал от боли, но поверил, что тебе хватит сил устоять в ней. Теперь, через много лет, ты можешь сказать, что, действительно, мог выстоять в своей боли и найти в ней силу. В тот момент это казалось невозможным, но это единственное, к чему я должен был призвать тебя.

Мой собственный опыт подсказывает, что единственный путь к исцелению — повернуться к боли лицом и пережить ее. Мне нужно, чтобы кто-то поддерживал меня на этом пути, давал мне уверенность, что за болью есть покой, за смертью — жизнь и за страхом — любовь. Теперь я, по крайней мере, знаю, что попытки уклониться, подавить боль или уйти от нее подобны ампутации конечности, которую можно было бы при должном уходе вылечить.

Истина состоит в том, что человеческое страдание не обязательно является препятствием на пути к желанной радости и покою, а, напротив, может оказаться средством для их достижения. Великий секрет духовной жизни, жизни Возлюбленных детей Божьих состоит в том, что все, переживаемое нами, будь то счастье или печаль, радость или горе, здоровье или болезнь, может быть помощью на пути к полному воплощению нашей истинной природы. Легко говорить друг другу: «Все благое и прекрасное ведет к славе детей Божьих». Но как трудно сказать: «А ты не слышал: мы все должны пройти через страдание, и это путь к нашей славе?». Однако настоящая забота выражается в готовности помочь друг другу сделать из нашей надломленности врата радости.

Второй ответ на нашу боль — ввести ее в свет благословения. Для меня взглянуть на нашу надломленность в свете благословения значит сделать первый необходимый шаг для ее принятия. Боль часто так путает нас потому, что мы проживаем ее под знаком проклятия. Проживая боль как проявление проклятия, мы усматриваем в боли подтверждение негативных мыслей о себе. Мы как бы говорим: «Я всегда подозревал, что я человек бесполезный и никчемный, а теперь из-за того, что происходит со мной, я в этом удостоверился». Какая-то часть меня всегда ищет объяснения того, что происходит в моей жизни, и, если я уже поддался искушению отвергнуть себя, любые беды только укрепляют меня в этом решении. Когда мы теряем близкого человека или члена семьи, когда нас выгоняют с работы, когда мы заваливаем экзамен, когда мы расстаемся или разводимся с любимым человеком, когда вспыхивает война, землетрясение разрушает наш дом или беда касается нас, естественно, возникает вопрос «почему?». Почему я? Почему именно сейчас? Почему здесь? Так безумно сложно жить без ответа на это «почему?», и мы легко поддаемся искушению связывать события, которые мы не контролируем, с нашими осознанными или подсознательными оценками себя. Когда мы прокляли себя или позволили другим проклясть нас, очень легко привыкнуть объяснять все страдания тем, что так проявляется или подтверждается это проклятие. Еще до конца не осознавая этого, мы уже сказали себе: «Видишь, я всегда думал, я ничего не стою... Теперь я знаю точно: жизнь это подтвердила».

Возлюбленные дети Божьи призваны вывести свою боль из тени проклятия и предать ее свету благословения. Это не так просто, как кажется. Нас окружают могущественные силы тьмы, и миру вокруг нас проще манипулировать людьми отвергающими, а не принимающими себя. Но когда мы продолжаем внимательно прислушиваться к голосу, называющему нас Возлюбленными, мы можем прожить боль не как подтверждение страха, что мы ничего не стоим, но как возможность очистить и упрочить лежащее на нас благословение. Физическая, психическая и душевная боль переживается в благословении не так, как при ощущении себя жертвой проклятия. Даже небольшое бремя, воспринимаемое как подтверждение нашей негодности, может привести к тяжелой депрессии, даже к самоубийству. Однако неудобоносимые, тяжкие бремена становятся легкими и простыми, когда их проживают в свете благословения. Что казалось нестерпимым, побуждает к действию. Что казалось поводом к депрессии, становится источником очищения. Что казалось наказанием, становится средством к избавлению от чего-то лишнего. Что казалось отталкиванием, становится дорогой к более глубокому общению.

Итак, перед нами встает задача позволить свету благословения проникнуть в мир в нашей слабости. И надломленность постепенно становится началом пути к полному принятию того, что мы — Возлюбленные. И тогда истинная радость может придти к нам и во время глубочайшего страдания. Это — радость от научения, очищения и избавления от всего лишнего. Так же, как спортсмены, испытывающие огромную боль, преодолевая дистанцию, одновременно ощущают радость, зная, что они приближаются к цели, Возлюбленный принимает страдание как путь к более близкому общению, которого он ищет. Здесь радость и печаль больше не противопоставляются, но превращаются в разные стороны одного желания возрастать в качестве Возлюбленного.

Различные программы, применяющие технику «двенадцать шагов», такие как «Анонимные алкоголики», «Взрослые дети алкоголиков» или «Анонимные обжоры», построены на том, что учат смотреть на нашу надломленность в свете благословения и принимать ее как путь к новой жизни. Всякая зависимость делает нас рабами, но каждый раз, когда мы открыто в ней признаемся и выражаем уверенность, что Бог точно может освободить нас, источник страдания становится для нас источником надежды.

Сейчас я ясно помню, как однажды я попал в абсолютную зависимость от внимания и дружбы одного человека. Я жестоко страдал от этого и стоял на грани разрушительной депрессии. Но как только мне помогли воспринимать мою зависимость от другого человека как выражение потребности полностью предаться воле любящего Бога, который исполнит самые сокровенные желания моего сердца, я стал совсем по-другому переживать ситуацию. Вместо того чтобы воспринимать ее со стыдом и замешательством, я увидел в ней приглашение принять безусловную любовь Бога—любовь, на которую я могу рассчитывать без всякого страха.

Не знаю, дорогой друг, помогли ли тебе подобные разговоры о страдании. Принимая страдание и предавая его свету благословения, мы вовсе не обязательно делаем его менее болезненным. На самом деле так мы часто еще больше осознаем, как же глубоки нанесенные нам раны и как наивно полагать, что они исчезнут. Жизнь с людьми с ограниченными умственными возможностями научила меня понимать, насколько плотно раны вотканы в ткань нашей жизни. Боль того, кого отвергли родители, страдания того, кто никогда не сможет найти партнера в жизни, мучение того, кто не может в жизни самостоятельно выполнять даже самые обычные вещи: одеваться, есть, ходить, ездить на автобусе, покупать подарки или платить по счетам, — такая боль никогда не уйдет и не станет меньше. Но боль, принятая и преданная свету Того, Кто один зовет нас Возлюбленными, может засверкать как бриллиант.

Помнишь, как два года назад мы на концерте в Линкольн-центре слушали, как Леонард Бернстайн дирижировал музыкой Чайковского? Потрясающий вечер. Впоследствии мы осознали, что нам в последний раз пришлось слышать этого музыкального гения. Леонард Бернстайн — дирижер и композитор, который сыграл огромную роль в моем знакомстве с прекрасным миром музыки. Подростком, когда еще жил в Голландии, я был захвачен тем воодушевлением, с которым он исполнял роль и дирижера, и солиста в исполнении фортепьянных концертов Моцарта в концертном зале «Курхаус» в Шевенингене. Когда на экраны вышла «Вестсайдская история», я еще много месяцев подряд напевал пленившие меня песни, при первой же возможности возвращаясь в кинотеатр.

Когда я видел его выразительное лицо по телевидению, в программах, где он дирижировал и рассказывал про классическую музыку детям, я понимал, до какой степени Леонард Бернстайн стал для меня самым уважаемым учителем музыки. Неудивительно, что его неожиданную смерть я воспринял как смерть очень близкого друга.

Я пишу о нашей надломленности и вспоминаю сцену из «Мессы» Леонарда Бернстайна (музыкальное произведение, написанное в память Джона Ф. Кеннеди), которая воплотила для меня идею надломленности, воспринятой в свете благословения. К концу пьесы люди возносят священника в роскошном литургическом облачении. Возвышаясь над преклоняющейся перед ним толпой, он несет в руках стеклянный потир. Вдруг пирамида из людей рассыпается, и священник рушится на пол. С него срывают облачение, и стеклянный потир падает и разбивается. Медленно передвигаясь среди обломков былой славы, — босой, одетый в джинсы и футболку, — он слышит голоса детей, поющих «Laude, laude, laude» — «Славься, слава, слава». Внезапно священник замечает разбитый потир. Он долго приглядывается к нему и потом, запинаясь, произносит: «Я никогда не знал, что разбитое стекло может так сиять!».

Я никогда не забуду эти слова. Для меня, в них содержится тайна моей жизни, твоей жизни и теперь, когда совсем еще мало времени прошло с его смерти, великой, но трагической жизни самого Бернстайна.

Прежде чем закончить этот разговор о нашей надломленности, хотелось бы вновь напомнить о ее роли в наших отношениях с другими людьми. С возрастом я все больше осознаю, как мало и вместе с тем как много мы можем сделать для других. Воистину мы избраны, благословлены и надломлены, чтобы быть отданными. И теперь я буду как раз говорить об этом.

Отдан

Мы избраны, благословлены и надломлены для того, чтобы быть отданными. Четвертый аспект жизни Возлюбленного — быть отданным. Для меня это означает, что мы можем придти к полному пониманию нашей избранности, благословенности и надломленности, только если станем даром для других. Когда мы отданы другим, мы понимаем со всей ясностью, что мы избраны, благословлены и надломлены не только ради самих себя, но и чтобы всё, чем мы живем, нашло свой решающий смысл в том, чтобы прожить его для других.

Мы оба на собственном опыте пережили радость, исходящую из возможности сделать что-то для другого человека. Ты многое сделал для меня, и я всегда благодарен тебе за то, что ты дал мне. Часть моей благодарности, однако, происходит из возможности видеть, с какой радостью ты даешь. Насколько легче быть благодарным за дар, данный с радостью, чем за дар, отдаваемый с сомнениями или нежеланием! Ты когда-нибудь замечал, как радуется мама, увидев улыбку своего малыша? Улыбка малыша — подарок маме, которая рада видеть своего ребенка счастливым!

Какая это чудесная тайна! Наше величайшее осуществление себя состоит в том, чтобы отдавать себя другим. Хотя иногда кажется, что люди дают, только чтобы что-то получать взамен, я верю, что выше всех наших стремлений к похвале, награде и признанию лежит простое и чистое желание давать. Я помню, как однажды провел несколько долгих часов в поисках подарка для мамы или папы в голландских магазинах, просто получая удовольствие от возможности что-то подарить. В способности давать до конца раскрывается наша человеческая природа. Мы становимся прекрасными людьми, когда даем то, что можем: улыбку, рукопожатие, поцелуй, объятия, слова любви, подарок, часть нашей жизни... всю нашу жизнь. Я увидел особенно трогательный пример этого в день, когда вы с Робин поженились. В этот день полоса горя, вызванного провалом твоего первого брака, завершилась, и ты был готов полностью возвратить себе утраченное понимание истинности того, что жизнь находит свое полное исполнение в том, чтобы давать. За день до свадьбы ты встретил меня в аэропорту «Ла-Гардия», пригласил на обед с твоими мамой, сестрой, зятем и маленькой племянницей, а затем отвез в гостиницу, где я смог переночевать перед церемонией. Стояли прекрасные майские дни, и хотя ты проявлял типичную для жениха нервозность, на душе у тебя были покой и радость. Твое сердце ждало жизни с Робин. Ты сказал мне, что Робин вновь вернула тебе уверенность в себе, помогла меньше переживать о том, что значит по-настоящему любить и какой должна быть идеальная работа, и научила верить, что ты сможешь применить свои способности, даже если ты не вписываешься в традиционные «ячейки общества». И, самое главное, ты сказал, что Робин любит тебя за то, что ты такой, а не только за то, что ты сможешь заработать или чего сможешь достичь. Еще ты сказал мне, что ты понимаешь, как сильно ты смог поддержать Робин. Ты восхищался ее стремлением быть адвокатом бедных и бездомных, ее огромным даром защищать тех, у кого мало прав в нашем мире, ее энергией и добрым настроем. Но одновременно ты вполне понимал, что мог дать ей что-то исключительное, что она сама не могла дать себе: дом, уверенность в завтрашнем дне и возможность выразить себя. Твоя любовь к ней была так прекрасна, и я был счастлив, что ты позволил мне быть таким близким свидетелем этой любви.

Я прекрасно помню день свадьбы: церемонию, которую провела раввин Элен Феррис, твой хороший друг, радушный прием в саду, великолепный ужин. Тогда я больше, чем когда-либо, понял, что полнота нашей жизни обретается только, если мы отдаем себя другим. В тот день ты отдал себя Робин и ясно сказал: что бы ни случилось на работе, со здоровьем, с экономикой или с политикой, ты прежде всего будешь заботиться о Робин.

Твой брак с Робин был вторым, и ты уже прожил через долгое одиночество после развода, поэтому ты относился к происходящему с большим смирением. Ты знал, что ничто хорошее не происходит автоматически и что отдать себя Робин было решением, которое придется обновлять каждый день. Особенно в те дни, когда вы будете чувствовать себя отдаленными друг от друга.

Для меня также стало ясно, насколько тебе будет нужна любовь семьи и друзей, чтобы вам с Робин воплотить в жизнь те обещания, которые вы дали друг другу. Твое приглашение быть рядом с тобой в день свадьбы дало мне понять, что ты хотел видеть меня среди тех друзей, которые помогут тебе оставаться верным, и эта ответственность принесла мне радость.

Я с сожалением смотрю на то, как в нашем чрезвычайно соревновательном и жадном мире мы почти не соприкасаемся с радостью от того, чтобы давать. Мы часто живем так, будто наше счастье зависит исключительно от обладания чем-то. Но я не знаю никого, кто был бы действительно счастлив только от того, что у него что-то есть. Истинная радость, счастье и внутренний мир рождаются, когда мы отдаем себя другим. Счастливая жизнь — это жизнь, прожитая для других. Эта истина, однако, обычно открывается нам только тогда, когда мы сталкиваемся лицом к лицу со страданием.

Размышляя еще о том, как выросла за годы наша дружба, я замечаю таинственную связь между нашей надломленностью и нашей способностью давать. Мы оба прошли через периоды непомерной внутренней боли. И в эти страшные моменты мы часто чувствовали, что жизнь подошла к мертвой точке и что нам нечего было дать другим. Но спустя много лет эти времена научили нас давать больше, чем раньше. Наша надломленность открыла для нас возможность делиться нашей жизнью и давать друг другу надежду с большей глубиной. Так же, как хлеб должен быть преломлен, чтобы его можно было отдать, так и наша жизнь. Это, конечно же, не означает, что для того, чтобы лучше давать, мы должны причинять друг другу, себе или другим людям боль. Даже если разбитое стекло может ярко сиять, только глупец будет специально разбивать стекло, чтобы заставить его сиять! Мы смертные люди, и надломленность — неотменимая действительность нашего существования, и, принимая ее, предавая ее свету благословения, мы можем открыть, сколько мы способны дать — намного больше, чем могли бы подумать.

Разве возможность пообедать вместе — это не лучшее выражение нашего желания быть отданными друг другу в нашей надломленности? Стол, еда, напитки, слова, разговоры — разве это не только знаки того, что мы хотим отдать друг другу жизнь, но и реальное осуществление этого? Я очень люблю выражение «преломить хлеб вместе», потому что оно означает, что мы преломляем и отдаем одновременно. Когда мы едим вместе, мы уязвимы. Сидя за столом, мы не можем прятать оружие. Когда мы едим один хлеб и пьем из одной чаши, мы призваны жить в согласии и мире. Это особенно явственно видно во времена конфликтов. Тогда пребывание за одним столом становится страшным, тогда обед может быть самым гнетущим моментом дня. Нам всем знакома тягостная тишина во время еды. Она резко контрастирует с близостью тех, кто ест и пьет вместе. И дистанция между теми, кто сидит за одним столом, может быть невыносимой.

С другой стороны, по-настоящему спокойный и радостный обед с друзьями принадлежит к числу лучших моментов в жизни человека.

Не кажется ли тебе, что наше желание есть вместе выражает еще более глубокое желание стать пищей друг для друга? Разве мы не говорим: «Это был насыщенный разговор! Я смог утолить жажду общения!». Я думаю, глубочайшее желание человека — быть для других источником физического, эмоционального и духовного роста. Не является ли образ кормящей матери одним из самых трогательных знаков человеческой любви? Разве слово «вкусить» не лучшее для описания близости? Разве влюбленные в моменты полной близости не чувствуют, что любовь подобна желанию съесть и выпить друг друга? Как Возлюбленные, мы полностью осуществляем свое призвание, став хлебом для мира. Это самое сокровенное выражение нашего желания отдавать себя.

Как можно это осуществить? Если мы можем полностью реализовать себя, только став даром для других, как нам воплощать это мировоззрение каждый день, живя в обществе, которое больше стремится обладать, чем давать? Я могу предложить два пути: отдавать себя в жизни и отдавать себя в смерти.

Прежде всего, сама наша жизнь — величайший дар, который можно дать, но мы постоянно забываем об этом. Когда мы думаем о том, чтобы давать себя другому, мы сразу же думаем о наших исключительных талантах: способности делать что-то лучше других. Мы часто с тобой говорили об этом. «В чем я особенно талантлив?» — спрашивали мы. Но когда мы обращаем внимание только на наши таланты, мы обычно забываем, что истинный дар человека состоит не в том, что он может делать, но в том, кто он. Подлинный вопрос — не «что мы можем предложить друг другу?», а «кем мы можем быть друг для друга?». Конечно же, замечательно, если мы можем починить что-то соседу, дать полезный совет другу, проконсультировать коллегу по работе, вылечить пациента или поделиться хорошими новостями с прихожанином, но есть дар, который выше всех перечисленных. Это дар жизни, которая сияет во всем, что мы делаем. Старея, я все больше замечаю, что величайший дар, который я могу дать людям, — это моя радость жизни, мой внутренний покой, мой опыт уединения и молчания, мое чувство благополучия. Когда я спрашиваю себя: «Кто больше других помогает мне в жизни?», — я отвечаю: «Тот, кто готов поделиться со мной жизнью».

Стоит провести различие между талантами и человеческими качествами. Наши личные качества важнее талантов. Талантов у нас может быть совсем мало, а человеческих качеств много. Наши качества — это то, как мы выражаем нашу человеческую сущность. Формами же ее выражения являются дружба, доброта, терпение, радость, спокойствие, прощение, мягкость, любовь, надежда, доверие и многое другое. Это те дары, которые мы должны давать другим.

Так или иначе я узнал об этом давно, особенно через собственный опыт огромной исцеляющей силы, сокрытой в этих дарах. Но с тех пор как я стал жить в общине с людьми с ограниченными умственными возможностями, я вновь открыл для себя эту простую истину. Почти никто из них не обладает талантами, которыми они могли бы похвастаться. Почти никто не может сделать в общество вклад, который мог бы дать им заработать денег, соревноваться в бизнесе или выигрывать призы. Но насколько они одаренные люди! Билл, который пережил разрыв с семьей, обладает даром дружбы, который мне редко приходилось встречать. Даже когда я теряю терпение или отвлекаюсь, он всегда остается верен мне и поддерживает меня во всем. Линда, которая не может говорить, обладает даром радушно принимать гостей. Многие, кто приезжал к нам, запомнили Линду и как она помогла им почувствовать себя здесь, как дома. Адам, который не может говорить, ходить или есть самостоятельно и всегда нуждается в помощи других, обладает прекрасным даром вносить мир в душу тех, кто заботится о нем и живет с ним. Чем дольше я живу в «Ковчеге», тем больше я замечаю те ценнейшие качества, которые в нас, людях, кажущихся ни в чем не ограниченными, часто остаются скрытыми за нашими талантами. Очевидная слабость наших друзей таинственным образом позволила им раздавать свои дары свободно и без остатка.

Более, чем когда-либо, я теперь знаю, что мы призваны отдавать сами наши жизни друг другу и что благодаря этому мы становимся истинной общиной любви.

И мы призваны отдавать себя не только в жизни, но и в смерти. Как Возлюбленные дети Божьи, мы призваны сделать свою смерть величайшим даром. Если мы надломлены для того, чтобы быть отданными, наша последняя слабость, смерть, должна стать средством для того, чтобы отдать себя без остатка. Как это может быть? Смерть кажется нашим величайшим врагом, которого должно избегать по возможности долго. Мы не любим говорить или думать о смерти. Все же то, что мы умрем, — одна из немногих вещей, в которых мы можем быть уверены. Я постоянно поражаюсь тем, на какие ухищрения может пойти наше общество, чтобы помешать нам подготовить себя к смерти.

Для Возлюбленных детей Божьих смерть — это врата к тому, чтобы стать Возлюбленными во всей полноте. Для тех, кто знает, что они избраны, благословлены и надломлены, чтобы быть отданными, смерть — путь к превращению в дар без остатка.

Думаю, мы с тобой почти никогда не говорили о смерти. Она кажется далекой, нереальной... чем-то, больше касающимся других, чем нас. Хотя средства массовой информации каждый день знакомят нас с трагической реальностью бесконечного числа людей, умирающих от насилия, войн, голода и безразличия, и хотя мы постоянно сталкиваемся с тем, что умирают люди в нашем кругу семьи и друзей, мы очень мало внимания уделяем приближающейся нашей смерти. В нашем обществе мы едва уделяем время тому, чтобы оплакать друга или члена семьи. Все вокруг поощряет нас к тому, чтобы продолжать жить дальше, «словно ничего не случилось». Но так мы никогда не осознаем собственную смертность, и когда приходит момент встретиться с приближающейся смертью лицом к лицом, мы стараемся по возможности отрицать ее и бываем ошеломлены, даже раздражены, когда не можем ее избежать.

Но, как Возлюбленный, я призван верить в то, что жизнь — это приготовление к смерти, последнему акту дарения. Мы призваны не только жить для других, но и умирать для других. Как это возможно?

Позволь мне вначале рассказать тебе о двух близких друзьях, которые умерли не так давно: Mюppee МакДоннеле и Полин Ванье. Мне их не хватает. Их смерти — это потеря, причиняющая боль. Мне жаль, что их больше нет в их домах, с их семьями и друзьями. Я не могу позвонить им, зайти в гости, услышать их голоса и увидеть лица. С этим нелегко смириться. Но в глубине сердца я уверен, что их смерти больше, чем просто потеря. Их смерти также дар.

Смерти тех, кого мы любим, и тех, кто любит нас, открывают возможность нового, более глубокого общения, новой близости, новой причастности друг другу. Если любовь действительно сильнее смерти, то в смерти есть возможность углубить и укрепить узы любви. Только после того как Иисус Христос оставил своих учеников, они смогли постичь, кем Он был для них. Разве не так же со всеми, кто умирает в любви?

Только после смерти наш дух может полностью открыть себя. Мюррей и Полин были прекрасными людьми, но их любовь была ограничена множеством потребностей и ран. Теперь, после смерти, они больше не мешают им отдавать себя до остатка нам. Теперь они могут посылать к нам свои души, и мы можем жить в новом общении с ними.

Это не случилось само собой. Я знаю об этом, потому что мне приходилось видеть людей, умиравших в гневе и горечи, с огромным нежеланием принять свою смертность. Их смерти становились источниками разочарования и даже чувства вины для тех, кто оставался.

Их смерть никогда не становилась даром. Им было мало того, чем они могли поделиться. Их душа гасла под натиском тьмы.

Да, на свете существует хорошая смерть. Мы сами отвечаем за то, как мы умрем. Мы должны сделать выбор между тем, чтобы цепляться за жизнь так, что единственным смыслом смерти становится провал, или отпустить жизнь на свободу и стать для других людей источником надежды. Это решающий выбор, и мы должны каждый день своей жизни «трудиться» над ним. Смерть не должна стать нашим последним провалом, последним поражением в жизненной борьбе, неминуемой судьбою. Если наше глубочайшее желание — отдавать себя другим, мы можем превратить смерть в высший дар. Прекрасно видеть, как плодотворна смерть, когда она — свободный дар.

Для Мюррея, который внезапно умер от сердечной недостаточности, последние пять лет жизни были подготовкой к смерти. Он стал более восприимчив к жене Пегги, своим девяти детям и их семьям, ко всем, кого любил. Он нашел в себе силы примириться со всеми. Он много общался со мной, живо интересовался моей жизнью с людьми с ограниченными возможностями и щедро поддерживал издание моих книг. Через это между нами установилась крепкая дружба. Я с трудом мог представить, что его вдруг не станет. Но его смерть, какой бы неожиданной она ни была, стала торжеством любви. Когда вся его семья собралась вместе через год после его смерти, каждый смог рассказать прекрасную историю о том, как Мюррей щедро дарил новую жизнь и новую надежду всем, кто оплакивал его уход.

Полин Ванье умерла в девяносто три года. Она была женой бывшего генерал-губернатора Канады и жила среди людей влиятельных и властных. Но после смерти своего мужа она присоединилась к сыну Жану в его общине со слабыми и беспомощными, она стала бабушкой, мамой и другом для многих. В год, который я прожил у нее дома, она много заботилась обо мне и делилась своей мудростью. Приход в общину «Ковчег» всегда будет связан для меня с любовью «мамочки». Мне ее не хватает, но знаю, что плоды ее жизни будут все больше раскрываться в моей жизни и жизни тех, кто был близок к ней, и я верю, что ее душа, наполненная весельем и молитвами, будет продолжать вести нас.

Смерть Возлюбленного затрагивает многие жизни. Будем верить, что наши короткие судьбы принесут плод далеко за пределами хронологических событий нашей жизни. Но мы должны сделать выбор и твердо верить, что у нас есть душа, которую можно будет передать и которая может приносить радость, мир и жизнь всем, кто будет помнить нас. Франциск Ассизский умер в 1226 году, но он до сих пор жив! Его смерть стала истинным даром и сегодня, почти восемь веков спустя он продолжает наполнять своих братьев и сестер, принадлежащих или не принадлежащих ордену францисканцев, силой и жизнью. Он умер, но остался жить. Его душа продолжает сходить к нам. Больше, чем когда-либо, я уверен, что мы можем решить сделать нашу смерть последним даром жизни.

Нам с тобой немного осталось жить. Двадцать, тридцать, сорок или пятьдесят оставшихся нам лет пролетят очень быстро. Мы можем вести себя так, как будто будем жить вечно, и удивиться, когда этого не произойдет, или мы можем жить с радостным ожиданием, что наше величайшее желание прожить жизнь для других может быть исполнено в том, как мы решим умереть. Если это смерть, в которой мы положили свою жизнь в свободе, мы и все любимые нами люди откроют, как много нам дано было дать.

Мы избраны, благословлены и надломлены, чтобы быть отданными не только в жизни, но также и в смерти. Как Возлюбленные дети Божьи, мы призваны стать хлебом друг для друга — хлебом для мира. Эта истина по-новому раскрывает для нас смысл истории об умножении хлебов Елисеем. Елисей сказал слуге, который принес двадцать ячменных хлебцев и сырые зерна в шелухе: «Отдай их людям, пусть едят». Когда слуга запротестовал: «Что тут давать ста людям?», — Елисей настоял: «Отдай людям». Он дал им: они ели и еще осталось.

Разве не так же в духовной жизни? Мы можем быть малыми, незначительными слугами в глазах мира, гонящегося за производительностью, властью и успехом. Но когда мы понимаем, что Бог избрал нас в вечности, послал нас в мир как благословенных, предал нас на страдание, не можем ли мы тогда также поверить в то, что наши маленькие жизни размножатся и помогут бессчетному числу людей? Может показаться, что это — слова напыщенного, возвеличивающего себя человека, но на самом деле вера в способность приносить плод рождается от смиренного духа. Смиренный дух Марии восклицает в благодарность за новую жизнь, рожденную в ней: «И возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел он на смирение Рабы Своей — и сотворил Мне величие... отныне будут ублажать меня все роды». Результат нашей жизни, если мы осознаем ее и живем ею как жизнью Возлюбленного, превосходит все наши ожидания. Один из величайших подвигов веры — верить в то, что несколько лет, которые мы проживем на этой земле, подобны маленькому семечку, посаженному в плодородную почву: чтобы принести плод, это семя должно умереть. Часто мы видим или чувствуем только умирание, но урожай будет обильным, даже если не мы сами будем его собирать.

Как изменилась бы наша жизнь, если бы мы твердо знали, что каждый акт верности, каждый жест любви, каждое слово прощения, каждое проявление радости и мира будут умножаться и умножаться до тех пор, пока будут принимать их люди, и после того еще много останется!

Представь, что ты твердо уверен: твоя любовь к Робин, твоя доброта к друзьям, щедрость к бедным становятся маленькими горчичными зернышками, которые вырастут в сильные деревья, и многие птицы смогут свить гнезда на их ветвях! Представь, что в глубине сердца ты веришь, что твои улыбки и рукопожатия, объятия и поцелуи — лишь первые знаки охватившей весь мир общины любви и мира! Представь, что ты веришь: каждый жест любви отзовется любовью, которая разойдется новыми и новыми широкими кругами, — подобно камушку, брошенному в тихий пруд. Представь, представь... Сможешь ли ты тогда впадать в депрессию, гнев, обижаться или мстить? Сможешь ли ты тогда ненавидеть, уничтожать или убивать? Сможешь ли ты тогда терять надежду найти смысл твоего краткого земного существования?

Мы с тобой плясали бы от радости, если бы мы действительно верили, что мы, маленькие люди, избраны, благословлены и надломлены, чтобы стать хлебом, который размножится, когда его дадут людям. Мы с тобой больше не боялись бы смерти, но ждали бы ее как вершину нашего желания сделать себя даром для других. То, что мы так далеки от этого состояния ума и сердца, свидетельствует о том, что мы лишь новички в духовной жизни и не до конца приняли истину нашего призвания. Но будем благодарны за каждый проблеск истины, который нам удается постичь, и будем верить, что всегда есть еще, что увидеть... всегда.

Через какое-то время мы оба будем положены в могилу или кремированы. Дома, в которых мы живем, наверное, еще будут стоять, но в них будут жить другие люди, которые мало или ничего не будут знать о нас. Но я верю и надеюсь, что веришь и ты: наш короткий, легко предающийся забвению путь в этом мире будет продолжать дарить жизнь людям в разное время и в разных местах. Дух любви, однажды освободившись от наших смертных тел, будет веять там, где хочет, даже если лишь немногие ощутят его приход и уход.

Дата добавления: 2015-10-13