ГЛАВА 18. История, услышанная Геной, оказалась такой невероятной

История, услышанная Геной, оказалась такой невероятной, что парень на первых порах лишился дара речи.

Сонечка Кристалинская была плечевой проституткой. Одной из тех девочек, которые колесят по всей стране в кабинах большегрузных автомашин. Только не надо полагать, что этот вид проституции родился на свет вместе с разгулом демократии. Нет, жрицы любви существовали всегда, и в советские, и в перестроечные времена. Впрочем, плечевые девочки скорей могут быть приравнены к гейшам, чем к проституткам. Это совсем особый разряд продажных девиц. Большие любительницы приключений, обожающие дорогу, смену впечатлений, городов, людей. Они непритязательны, не настаивают на комфорте, готовы ночевать в кабине и питаться тушенкой. Плечевая девочка – отличный парень и верный друг. Многие шоферы радостно подсаживают их к себе, чтобы не заснуть во время долгой дороги. Одному ехать скучно, а иногда и страшно. Веселая девчонка – хороший компаньон. Причем, как правило, ни на какой оплате своего труда девушка не настаивает, а довольствуется тем, что дают: теплым ночлегом, обедом, парой колготок или губной помадой. Впрочем, если предложат деньги, то возьмет, кривляться не станет. Алкоголь они почти не употребляют, зная, что шоферы не подсадят к себе пьяную, да и смерть от побоев или грубости клиента в их среде – редкость. Водители относятся к девчонкам, как к подружкам, и рук не распускают. Занятие сексом со стороны плечевой девочки – это не противная обязанность, а дружеская услуга парню. И, как правило, удовольствия они получают не меньше, чем мужчина. Выходят на дорогу девицы обычно в подростковом возрасте, лет в четырнадцать. Бегут от скуки провинциальных городов, от вечно пьяных родителей, от тоски и отсутствия впечатлений. Этакие цыгане, бороздящие просторы России… Как правило, их «карьера» заканчивается лет в двадцать пять. Девушки оседают в каком-нибудь городе, заводят семью. Говорят, из них получаются великолепные жены, заботливые, верные… Натаскавшись вволю по мужикам, они ведут себя в дальнейшем безукоризненно.

Вот такой и была Сонечка. Двадцать четыре года тому назад ее привез в Москву шофер, имени которого Соня не помнила. Она была беременна, на седьмом месяце. В дороге начались роды. Водитель, проклиная все на свете, успел доставить девчонку в роддом и мигом умчался, проклиная тот день и час, когда подсадил симпатичную толстушку на трассе Ленинград – Москва возле городка Обухова.

Сонечка без особого труда произвела на свет девочку и, естественно, отказалась от новорожденной. Судьба ребенка ее не очень волновала, она даже не поинтересовалась, выживет ли недоношенная дочка. К тому же врачи обнаружили у Сони гонорею, рожала она в специальном, инфекционном боксе.

Через две недели она совсем оклемалась, стала выходить в парк гулять. Роддом, где она лежала, был частью огромной старой больницы. Вокруг стояли корпуса: хирургия, неврология, онкология… Больные гуляли по гигантской территории… Вот там Сонечка и встретила Данилу, милого юношу, только-только начавшего карьеру инженера на крупном заводе.

Девушка мигом смекнула, что судьба-индейка послала ей сказочный шанс, и рассказала жалостливую историю. Родителей у нее нет, приехала издалека в Москву, чтобы учиться на артистку, но на вокзале ее ограбили, чемодан и деньги исчезли. От горя у Сони случился сердечный припадок, вот и привезли сюда…

Будь Данила чуть поумней, он бы засомневался в правдивости рассказа. Но Сонечка была очень хороша собой, а у Данилы на уме были одни моторы. У парня тоже отсутствовали родители, зато имелась собственная комната в коммуналке.

Они поженились, и Данила никогда не пожалел о принятом решении. Единственным черным пятном в их браке было отсутствие детей. Через несколько лет семейной жизни они усыновили ребенка. С младенцем возиться не захотели, выбрали готового, четырехлетнего Гену… И с тех пор жизнь их шла только в гору, словно одаряя за благородный поступок.

– И ты ей поверил? – спросила я.

Гена кивнул.

– Подумаешь, – фыркнула я, – не та мать, что родила, а та, что воспитала. И потом, усыновленный ребенок уравнивается в правах с родным, так что по праву ты являешься наследником Кристалинских. По-моему, тебе следует бросить пить и вернуться к родителям. Ну Полина, ну дрянь! С какой стати она решила, что ты должен на ней жениться?

Гена хмуро посмотрел в окно, потом подошел к мойке, спустил воду, напился прямо из-под крана и нехотя ответил:

– Мне и в самом деле деваться было некуда.

– Почему?

– Понимаете, я люблю Соню и Данилу и, хоть сейчас знаю правду о своем рождении, все равно считаю их своими родителями…

– Ну и что?

– Полина обещала, если я не выгоню Лялю и не женюсь на ней, раскрыть всю правду о матери. Сначала рассказать отцу, а потом бульварным газетам… Наверное, она блефовала, это ведь было не в ее интересах… Понимаете, Полина – дочь Сони.

На этот раз я уронила бутылку. Издав отнюдь не мелодичный звук, та свалилась на линолеум. Сильно запахло спиртным.

– Кто? – ошарашенно переспросила я. – Кто?

– Родная дочь Сони, – повторил Гена и бросил в водочную лужу несколько старых газет, – это от Поли отказалась мать, а та выросла и специально нанялась к ней в домработницы.

С трудом переваривая эту информацию, я забормотала:

– Ну и кто же звонил Кристалинской, чтобы она взяла девчонку на работу?

– Говорил же, Молоков! Кирилл Олегович!

– А это кто?

– Она не сказала, только сообщила, что когда Соня слышит эту фамилию, то пугается до безумия.

– Значит, Полина – брошенная дочь Сони, – бубнила я, – но зачем ей требовать от тебя женитьбы? К чему такие сложности? Можно было просто прийти к матери, объяснить, в чем дело…

Внезапно в Гене проснулся избалованный богатый юноша. Кристалинский обвел меня взглядом и процедил:

– Вы не слишком профессиональны. Это же очевидно…

– Сделай милость, объясни.

– Ну расскажет она Соне, и что? Как мать объяснит Даниле ситуацию? Если он узнает правду, мигом ее выгонит. Поверьте, я великолепно знаю отца, не за то вон выставит, что на дороге ноги раскидывала, а за то, что столько лет врала про себя. И что выйдет? Не достанутся Поле денежки, а уж она их больше всего хотела, прямо тряслась. Вот и сообразила, как поступить. Я прогоняю Лялю и женюсь на ней. А Полина молчит в тряпочку про прошлое Сони…

Он постоял, покачиваясь с носка на пятку, и добавил:

– Я люблю мать и не хотел ей неприятностей.

– И ты поверил Поле на слово? – недоумевала я.

– У нее документ был, – тихо продолжил Гена, – метрика…

– Метрика?

– Ну да, причем старого образца, такая светло-зелененькая, с водяными знаками, теперь другие выдают. Сразу понятно, что бланк еще с семидесятых годов сохранился. Там четко стояло: Полина Иванова, мать Софья Иванова, а вместо отца прочерк.

– Как же она в Железнову превратилась?

– Говорила, ее женщина удочерила, Нина, прямо в роддоме. Ей просто повезло. А я совершенно детского дома не помню…

– Но почему после смерти Ляли вы не поженились?

Гена тяжело вздохнул:

– Я уехал на работу, а Полина пошла, да и рассказала Ляле правду. Вот дрянь! Фото показала.

– Какие?

– Она, оказывается, в моей спальне установила шпионскую камеру и все наши кувыркания засняла… Полина потом плакала, говорила, не думала, что Ляля покончит с собой. Ну, уйдет, подаст на развод, родители ей квартиру купят, денег дадут, но чтобы так!

– А дальше что?

Гена мрачно потер затылок:

– Ужас и мрак! Полина все же пошла к Соне, а та ее выгнала, подробностей не знаю! Сначала ее выставила на улицу, потом меня. Просто швырнула на стол ключи от этой халупы и сообщила: «Купила тебе жилплощадь, считай, получил последний подарок от нас с отцом. Уходи, никогда не прощу тебе смерть Ляли!»

Вот как! Она ее любила больше меня. А квартира! Зашел, чуть не умер. Даже ремонт не сделан! Вон, смотрите, куда отселили, грязь, тараканы, жуть. Денег не дали…

Он всхлипнул.

– На что же ты живешь?

– Тут у метро палатки стоят, – пояснил Гена, – меня Ахмет на работу нанял. Ящики таскаю, упаковки с бутылками…

Я вышла на улицу, села в «Рено» и уставилась на бегущих прохожих. Что за бред? Поля дочь Кристалинской? Но такого просто не может быть. Нина родила дочь в Америке, об этой истории тогда говорила вся Москва, уж очень она была экзотичной для «застойных» лет. Хотя…

По спине у меня потекли капли пота. Что, если Нинушка нам всем врала? Ни в какой Нью-Йорк она не летала, удочерила новорожденную девочку и выдала за свою…

Я тупо смотрела на идущий за окном снег. Но подобное просто невозможно. Во-первых, я сама лично провожала Нину в Шереметьево. В те годы поездка в Америку была редкой удачей, страшным везением. Подруги радовались, а недруги скрипели зубами от злобы. Нина обставила свой отъезд торжественно, смотреть, как она улетает в США, явилось пол-Москвы. Нет, Нина точно была в Штатах. Вот только назад прилетела отдельно от группы, позже месяца на два.

Четкая картина встала перед моими глазами. Вот я с букетом цветов бегаю возле того места, откуда, толкая перед собой тяжело груженные тележки, выходят счастливчики, прилетевшие из-за кордона. Их много, но Нины нет. Наконец поток пассажиров иссякает. Я в растерянности смотрю на табло. Рейс SU-242, Нью-Йорк – Москва… А где же Нина…

Тут кто-то трогает меня за плечо. Я оборачиваюсь и вижу подругу, в руках она держит небольшой сверток.

– Привет! – радостно кричит Железнова. – А меня с младенцем через VIP-зал выпустили!

– Где твой багаж? – удивляюсь я.

– Вот, – смеется Нина, показывая на спортивную сумку.

– Это все?

– Остальное прибудет через неделю.

– Почему? – не успокаиваюсь я.

– Ну мне с ребенком и с баулами тяжело, – пустилась в объяснения Нинуша, – потом, я совершенно не была уверена, что ты меня встретишь… Вот и договорилась с парнем из посольства, он притянет мои бебехи. У него диппаспорт, все что угодно протащить может, свои сувениры получишь двенадцатого.

И ведь на самом деле она потом подарила мне жуткую фигурку статуи Свободы и брелочек для ключей с надписью «Love»…

Впервые за несколько десятков лет мне пришла в голову одна простая, как веник, мысль. А что, если Нина вовсе не прилетала из Нью-Йорка? Что, если она просто приехала в Шереметьево на такси? Что, если… Люди, которые могли бы подтвердить факт того, что Нинушка осталась рожать на чужбине, музыканты. Оркестранты то ли из Ленинграда, то ли из Киева, они, долго не задерживаясь в столице, вернулись домой… Вся история известна нам исключительно в пересказе Нины…

Вот оно, значит, как! И вот почему на «встречу» в аэропорт была вызвана только я! Ни Ленки Говоровой, ни Тани Костомаровой, ни Игоря Ларионова, ни Сергея Бодрова не было… Почему это не смутило меня тогда? Теперь понятно. Я-то всегда безоговорочно верю людям, а другим появление Нины из «VIP-зала» могло показаться подозрительным…

У моей Маруськи есть выражение: «Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша». Ощущая, что моя крыша покидает хозяйку с невероятной скоростью, я принялась бесцельно мотаться по городу, совершенно не соображая, куда и зачем еду. Каким-то образом добралась до «Рамстора», от тоски накупила кучу ненужных вещей и продуктов, выпила на третьем этаже кофе с булочкой и зашла в кинотеатр. Только не спрашивайте, какой фильм там демонстрировали. Совершенно не помню ни названия, ни содержания.

Где-то около пяти вечера ко мне вернулся рассудок, и появилось жгучее желание довести начатое дело до конца. Полная решимости, я села за руль и помчалась за Дегтяревым.

Что ж, сегодня я немного растерялась, раскопав чужие тайны и узнав, как одна из лучших подруг обманывала меня всю жизнь… Но теперь совершенно владею собой. Не следует сердиться на себя за проявление слабости. В конце концов, я всего лишь женщина, хрупкое, нежное создание, рожденное для тихой, размеренной жизни… И потом, я просто не умею на себя злиться, слишком люблю женщину по имени Даша Васильева.

Дата добавления: 2015-09-05