Глава 18. Я подбираю подол неуютного платья, в которое мне пришлось влезть из-за предстоящего

Я подбираю подол неуютного платья, в которое мне пришлось влезть из-за предстоящего приема, и иду по узкой тропинке из квадратных каменных плит.

Должно быть, совсем скоро ляжет снег. Он уже пробрасывает пушистые снежинки по утрам и сквозь редкие дожди.

Здесь неяркие краски, в основном - сиреневый и серый, только вересковая пустошь под редким солнцем расцвечивается белым и темно-розовым да перелески из неприступных сосен и елей виднеются до черноты темными изумрудными пятнами. Но мне нравится. Самое подходящее место, чтобы прийти в себя после всего, что случилось за последние полтора месяца. До сих пор ничего понять не могу.

Артур быстро поднялся на ноги - благодаря хорошему лечению, питанию и собственной неугомонности. Он даже не прихрамывал, и, глядя на него, я с трудом верила, что страшная рваная рана мне не приснилась. Вынужденная прикованность к постели раздражала Артура несказанно, и нам всем оставалось терпеливо сносить его недовольство собственным бессилием и стараться пореже попадаться ему на глаза.

В конце концов, Мерлин, уставший от его буйства, лучше всего свидетельствовавшего о выздоровлении, разрешил принцу делать с собой все, что угодно. Хотя, лично я бы не разрешила. А вдруг он, что повредит себе? В конце концов, Артур порой ведет себя, как ребенок... стоп, я ведь тоже! Я трясу головой, прогоняя назойливые мысли.

Мы ни разу толком не поговорили. Я обиженно прикусываю нижнюю губу. Хочется надеяться, что это происходит от недостатка нужных слов, а не от того, что Артуру больше нечего мне сказать.

Иногда я ловлю его долгие задумчивые взгляды и пытаюсь выстроить на них какое-то подобие надежды, что еще не поздно все исправить. Мы как двое детей, которым предстоит первый в их жизни переход по льду через реку. Мы полны своих маленьких страхов и верим, что каждый шаг может стать для нас последним, и всякое потрескивание льда пугает чуть не до обморока. Как если бы мы начинали все сначала.

Лучше утешать себя такими мыслями, чем раз за разом понимать, что я обидела его - незаслуженно и очень сильно, и подвергла смертельной опасности, а Артур не из тех, чьими чувствами можно пренебрегать.

Ведь, именно я позволила всему столь скорбезно обратиться в опасную игру между жизнью и смертью. Моя слабость породила горький привкус страха, и черные тени до сих пор отбрасывают силуэты, длинными клешнями вцепляясь в мою тень. Разрывая ее. Поглощая ее.

Возможно, мне вообще следует держаться от него как можно дальше? Он принц, а я не пойми кто. То ли обнаглевшая слуга, которая постоянно нарывается, то ли маленькая девочка, которая жизни то раньше не видела. Ведьма. С черно-белыми мыслями. Хм...

«Вот такие вот дела…»

Стоило принцу прийти в себя, как король Утер, решил устроить праздничный пир в честь победы сына на турнире. И как бы мне не хотелось, а присутствовать на пире пришлось.

Ленты времени протяжно растягивались, словно резина, а я стою в стороне, наблюдаю, как суетливо надоедливая буржуазия клеветала у столов. Мне становилось тошно.

Беру тарелку, набираю сладостей и возвращаюсь в свой уголок. Пока гости медленно заполоняют зал, я могла спокойно пережевывать вкусный пирог.

Спустя минуту, когда редкие голоса обратились неугомонным гулом, я откладываю пирог и отправляюсь на кухню. По пути встречаю Оливию, которая так же принялась за работу, и вместе, мы хватаем огромные подносы, и принимаемся блуждать по залу, накрывая на столы. На каждом шагу я спотыкалась, и чертыхалась, о подол своего платья.

Когда на столы было накрыто, слуги заняли свои позиции. Король Утер, собирает вокруг себя всю "зелень" и открывает начало пира:

- Дорогие гости, наш победитель, Артур Пендрагон и леди Гвиневра!

Судорожно я втягиваю воздух ртом и словно завороженная смотрю в противоположный конец зала.

Светлые волосы, на которых так красиво играет свет, и задорные искры в голубых глазах. Принц грациозно двигался вместе с леди Гвиневрой.

Миледи была бесподобна! Атласное зеленое платье, идеально огибало ее тонкий стан, а волосы цвета благородного пламени, были заплетены сзади в незамысловатую косу.

Мне было, если честно, очень обидно. Кого-то природа одарила, а кого-то обделила. Да, да. Вы, наверное, уже догадались, что второе относится ко мне. О, Великая Богиня! Как можно быть настолько красивыми?

Только сейчас я замечаю, что стою, разинув рот.

- Ух ты!- воскликнул стоящий рядом Мерлин.- Пирог!

Я возмущенно закатываю глаза и бросаю короткую усмешку на придворного лекаря, который уже уминал пирог, прямо из блюда пока никто не видел, за обе щеки.

- И вот, что я говорила?- вздыхаю я.- Девушки и слава!

- И все благодаря тебе,- промычал Мерлин, продолжая активно трапезничать.

Я фыркаю, и вновь принимаюсь пожирать взглядом принца. Старые привычки никуда не делись. Кажется, я никогда не смогу на него насмотреться.

Вот я встречаю его взгляд на себе, и внутри что-то содрогается. Разгоряченная лавина растекается теплом внизу живота, и я судорожно сглотнула, ощущая, как все тело ломит странной болью.

Принц грациозно проводит леди Гвиневру к столу. Они о чем-то говорят. Он улыбается, а она смеется.

Я бы все отдала, чтобы оказаться на ее месте. Душу или магию - не важно! Мне просто хотелось, мне было просто остро необходимо оказаться рядом с ним. Но, стоя здесь, я довольствовалась лишь глупыми фантазиями.

Я стояла, как сирота друидская, у стены, уминая шоколадный пирог, пока дело не дошло до повторного обслуживания.

Мерлин, кстати, уже нашел себе компанию в лице троих странных старичков, которым придворный лекарь с заумным видом, что-то увлеченно рассказывал.

Я, как можно грациозно, покачивая бедрами, хожу по залу, с подносом в руках, раскладываю посуду и столовые приборы. Затем возвращаюсь на кухню, беру еще подносы и продолжаю свою работу.

Когда замечаю на себе взгляд Артура, тут же теряю всю свою уверенность. Прикладываю все возможные и невозможные усилия, чтобы хорошо выглядеть. Очень волнуюсь, постоянно вспыхиваю, и все кажется, столь ужасно, что я с трудом заставляю себя вновь и вновь приступать к работе.

Когда пир подходит к концу, гости тихонько покидают залу, а слуги начинают уборку. Сегодня я планировала убраться в покоях Артура и закончить недоделанную работу. Но, в итоге, я засыпаю прямо за столом в покоях принца.

… Я вижу лодку, появляющуюся из густого утреннего тумана, ею правит женщина, одеяние которой скрыто плащом, а капюшон надвинут вперед так, что разглядеть можно только полные красные губы и тяжеловатый подбородок с ямочкой. Я вижу, как Мерлин заходит в воду и передает женщине сверток из одеяла. Когда она поднимает руки, чтобы принять сверток, полы плаща расходятся, и я замечаю амулеты с символами Триединой Богини Ночи на ее груди – полная луна и два полумесяца, убывающий и растущий, оплетенные кельтскими письменами. Когда женщина отгибает край одеяла, чтобы рассмотреть спящего младенца, я вижу вышитый в углу герб – четыре орла с расправленными крыльями, два красных и два черных. А потом сверток исчезает под полами плаща, я провожаю женщину глазами вместе с Мерлином, и никак не могу избавиться, от его мучительных сомнений в правильности этого поступка… я вижу скалистые берега и пенные волны, разбивающиеся об каменные утесы, я вижу, как на берегах пылают трава и кустарник и как окрашивают пену в багряный цвет кровь и огненные всполохи, вижу объятую пожаром крепость под черным небом.

Это Оркнеи.

- Ты хочешь сделать это не из-за меня! - кричит женский голос в моей голове. - Ты хочешь сделать это из-за магии!

Я вижу отрубленную женскую голову, насаженную на копье. Длинные темные волосы, слипшиеся от крови, свисают вниз. Я боюсь взглянуть на нее, но зрение подчиняется не мне, а я вижу посиневшие губы и застывшие глаза девушки. Я чувствую мстительное ликование, которое охватывает дух при взгляде на голову врага.

Я не хочу этого видеть. Ослепите меня! Освободите от этого!

… Я вижу, как Артур целует мое мертвенно-бледное лицо, я вижу жителей Камелота - они провожают меня с огнями, я вижу могильный камень с высеченными на нем письменами, отчаянно стараюсь отвернуться в надежде, что смогу не прочитать их, но чужое зрение сильнее меня. Я чувствую опустошение, царящее в душе золотоволосого принца и вокруг него, я вижу, как тускнеет Камелот и как над ним сгущаются серые тучи.

«Неправда, - повторяю я себе, потому что от дикого ужаса мне становится холодно, - неправда, это не мое будущее!»

...Острый край травы рассекает мне кожу на щиколотке, я наклоняюсь, чтобы рассмотреть порез - и столбенею от ужаса, прямо перед собой замечая незнакомое мертвое лицо с широко раскрытыми глазами. И теперь я вижу, что равнина усеяна человеческими телами. Большинство давно мертвы, некоторые еще стонут - в предсмертной агонии или в надежде получить помощь. Я подбегаю к тем, кто еще жив, но ничего не могу для них сделать, мои руки проходят сквозь чужую плоть, не ощущая прикосновения, а черты рыцарей кажутся мне размытыми, словно я смотрю из-за стекла.

Но двоих - единственных, кажется, кто еще держится на ногах - я вижу ясно. Воина со щитом и мечом и воина с копьем. Они похожи на двух умелых танцоров - то сходятся, то удаляются друг от друга, кружат и кружат, примериваясь, пригибаются, уходя от чужих ударов, и стремительно выпрямляются, нанося свои. Они ведут свой танец в жидкой грязи, замешанной на крови и нескончаемой мороси с неба, смешанной с мелким снегом… Они переступают по скользкой траве осторожными и отточенными движениями зверей-охотников, каждый удар которых стремителен и смертоносен, как если бы его обрушили сами боги.

Я почти завороженно наблюдаю за поединщиками и за их особенной страшной грацией.

В какой-то момент воин с мечом и щитом открывается перед моим взором, и я узнаю забрызганную грязью тунику - алую, с золотым драконом, поверх иссеченных доспехов. Его я узнала бы даже через тысячу лет.

- Артур, - шепчу я, не в силах пошевелиться. Его удар приходится вскользь по голове противника и сбивает с того шлем. Черты человека, которого я теперь могу разглядеть, сильно изменились. Джонатан.

И меня срывает с места и несет к ним - кажется, что я даже не касаюсь земли, а может, и в самом деле не касаюсь.

- Нет! - кричу я, голос то пропадает, то обретает полную силу. Бессильный ужас ночного кошмара накрывает меня с головой.

- Нет! Остановитесь! Джонатан! Артур! Артур!

Но они не слышат моих отчаянных криков. Они оба знают, что их силы на исходе, и ускоряются, атакуя все яростнее и закрываясь от ударов с все меньшей осмотрительностью.

Звон стали о сталь разносится вокруг и внутри меня, как будто ведет отсчет времени, оставшегося нашему миру.

Отними у меня зрение, Великая Богиня, отними слух, отними разум!

Но Никс остается глуха к моим отчаянным просьбам. Я должна увидеть все до конца. И я ничего не могу предотвратить. Ни обманного движения с ударом снизу - ни мощного, пока еще есть силы, с ударом сверху. Последнего движения в этом чудовищном, обреченном танце.

- Джонатан! - теряя рассудок, кричала я, задыхаясь от собственного бессилия, и кровь стынет у меня в жилах.- Нет! Всемогущая богиня! Это уже слишком! Артур! Артур!

Ужас, который я испытала, когда он истекал кровью на моих глазах, ничто в сравнении с тем, который я испытываю, глядя на то, как они оседают на землю в жутком единстве - Артур и Джонатан, лицо и волосы которого заливает кровь из раны на голове.

Кровь хлещет неостановимо, на глазах превращаясь в красную реку. Задыхаясь, я падаю на колени, я захлебываюсь этой красной рекой, я еще пытаюсь кричать, дозваться Артура. Но ухожу все глубже и глубже на дно...

Далекий грохот прорывается ко мне, словно сквозь толщу воды. Чьи-то руки поднимали меня наверх.

- Проснись! - требует кто-то надо мной, с силой встряхивая меня за плечи.- Проснись, ну же!

Я хватаю губами воздух, всплывая на поверхность, где надо мной склоняется живой Артур, и снова проваливаясь на дно, где вижу, как постепенно жизнь покидает его черты, превращая их в невозможно, невыносимо спокойные и совершенные...

- Проснись!

Я глотаю воздух ртом и открываю глаза. Резкий свет от догорающей свечи прорезает мое зрение, и я морщусь даже от слабого свечения. Осматриваюсь.

Принц осторожно придерживал меня за плечи, чем не позволял мне окончательно распластаться на полу.

- Что случилось? - обеспокоенно спрашивает он. - Ты так кричала! Плохой сон?

Я не могу ответить, только киваю, еще не вполне осознавая, где сон, а где - явь. Кажется, явь все-таки держит меня за руки и с тревогой заглядывает мне в лицо.

Плохой... страшный, о, какой страшный он был, этот сон! Меня начинает трясти так, что неудержимо стучат зубы, а на лбу выступает холодная испарина, и Артур хмурится, затем резко подхватывает меня на руки, словно я была для него пушинкой и укладывает на пастель. Я даже не успела пискнуть, пока юноша нашаривает одеяло и набрасывает его сначала на одно мое плечо, потом на другое.

- Все закончилось,- шепчет Артур и отвел от моего лица волосы.- Все закончилось. Теперь все в порядке.

Я покачала головой.

- Нет. Не в порядке. Ты… Вы не понимаете. Это, правда — все то, что меня тревожило.

Воспоминания безжизненного лица болезненно пробирается под кожу и зудит, словно укус ядовитого паука. Дрожь прокатилась по телу, и пелена застелила глаза. И тут выдержка отказывает мне окончательно. Я обнимаю Артура - если можно назвать объятием то, как судорожно я вцепляюсь в его охотничью куртку обеими руками, утыкаюсь лицом в бычью кожу, и рыдания так сдавливают мне горло, что я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

- Я видела, как вы сражаетесь и как погибаете в сражении, - шепчу я сквозь рыдание, сбиваясь, захлебываясь словами и воздухом.- Я видела лицо человека...- что-то силой надавило мне на горло, не позволяя вымолвить имени охотника.- Артур, это было так реально. Так реально! Но это случится не сейчас, еще через несколько лет...

- Тише-тише, - он берет в ладони мое лицо, не давая мне договорить.

Потом наконец-то я делаю почти конвульсивный, со скрежетом, вдох. И выдох. И вдох. «Нет, ох, нет, не отпускайте меня, только не отпускайте меня». Артур прижимает резко меня к себе, гладит по волосам, что-то говорит. Он остро пахнет лесом, костровым дымом и зверем, мне нравится эта буйная смесь, мне нравится дышать ею, потому что она прогоняет кошмары прочь и постепенно будит во мне необузданную жажду жизни. Артур здесь, со мной, живой, сильный и я не потеряю его больше никогда.

И, осознавая это, я рыдаю уже от облегчения. А потом, сквозь затихающие собственные всхлипы, я наконец-то слышу его слова, он повторяет их снова и снова все то время, которое гладит меня по голове:

- Не плачь, пожалуйста, не плачь, Моргана,- его приятный голос, подобно сладостной мелодии ласкал мой слух.- Успокойся, я же убью того, кто заставляет тебя плакать...

Он незаметно целует мои волосы, и я чувствую, как по всему телу разливается тепло, и как разжимаются ледяные тиски недавнего кошмара. Я слегка отстраняюсь, чтобы взглянуть на него.

О, Никс! Разве можно быть настолько красивым? Его глубокие голубые глаза, что зияли, словно кусочки чистого неба, были пропитаны нежностью. И я тонула в этой нежности. Стоило мне раз позволить его взгляду захватить себя в плен, и я была готова подчиниться ему раз и навсегда. Он нужен был мне, как пламени - воздух. Он мой воздух, моя кровь, моя плоть.

Мы замерли, просто смотрели друг другу в глаза, пытаясь отыскать там что-то, что придало бы уверенности.

На меня снова нахлынула волна эмоций, но не ненависть, ярость или что- то подобное. Это было теплое, замечательное чувство, от которого заныло сердце — в хорошем смысле.

Он произносит мое имя, как будто впервые и так чувственно, что у меня даже сидя ослабевают колени, и мне приходится снова ухватиться за его плечи. Я шепчу его имя в ответ и чувствую, что дрожу уже вовсе не от страха и холода – что во мне пробуждается желание, о котором до сих пор я имела весьма смутное понятие. Ладонь Артура ложится мне на шею, он с силой притягивает меня к себе и наши губы слились. Это был поцелуй любви, блаженства и нежности - никакого отчаяния или тьмы. Тем не менее, он с каждым мгновением становился все более страстным. Теперь, кроме любви, в нем появился оттенок бурного, непреодолимого желания. Как будто мы изголодались до смерти или тонули, и только одна половинка каждого могла спасти другую.

Он на секунду отрывается от моих губ, чтобы взглянуть в мои глаза и найти там что-то, что придает ему уверенности, и юноша вновь находит своими губами мои губы. Теперь, это требовательный поцелуй, как будто он боится чего-то не успеть. А я задыхалась от новых, непреодолимых ощущений, которые пронизывали мое тело словно иглами.

Он опустил меня на постель, так мягко и нежно, словно я была хрупкой куклой в его руках, и обхватил руками за талию, а потом одна его рука заскользила вниз по бедру.

На мгновение мы оба отпрянули друг от друга, но все еще были ох как близки. Казалось, мир вокруг замер.

- Нам нельзя… — простонала я.

- Нельзя…- шептал юноша.- А мне плевать.

Потом его губы снова впились в мои, и теперь, осознала я, пути назад не будет. Стены рухнули. Тела сплелись. Одновременно тут была и нежность, и изумительное чудо. Глядя в его глаза, мне казалось, я видела, что он любит меня больше всех на свете, я - его спасение, в том же смысле, в каком он - спасение для меня. Он - вот что имело значение. И, я любила его. Я любила его так сильно, что это причиняло боль.

Он знает мое согласие, я даже не успеваю заметить, когда он окончательно раздевает меня, а я - его.

Я перестала осознавать, где кончается мое тело и начинается его. Я испытывала нервозность, возбуждение и миллион других чувств.

Не знаю, смогу ли я его остановить. Наверное, смогу - но не хочу, как же я не хочу его останавливать!

Мы и так долго, очень долго шли навстречу друг другу, сбиваясь с пути, ошибаясь, сворачивая в тупики, но теперь, наконец- то, оказались лицом к лицу.

Мне нравится прикасаться к нему. Наконец-то мы были равны, и в каждом его прикосновении ощущалась сила, даже если это было легчайшее поглаживание кончиками пальцев.

Я изгибаюсь под его жадными ласками, как кошка, пока его руки, его губы скользят по моему телу, я касаюсь его плеч, рук и волос, дикая жажда жизни и упоение каждым мгновением наполняют меня. Мы сплетаем пальцы и окончательно сливаемся, сплавляемся. Мне больно до прерывистых стонов и невольной гримасы - неважно, пусть будет больно, даже боль радует меня.

Мне нравится подчиняться ему, прогибаться под тяжестью его тела, шептать его имя. Я открываю глаза, чтобы взглянуть на своего возлюбленного, чтобы узнать, чувствует ли он то же, что я, - и вижу его в ореоле ослепительного белого пламени. Оно наполняет и пронизывает меня, ошеломленную и оглушенную, не мыслящую даже противостоять ему, насквозь, пробуждая к жизни мое собственное пламя, белое с золотым, сплетается с ним, и в этом столько нестерпимого ликования, что у меня вырывается восторженный крик, а следом боль становится, окончательно неотделима от наслаждения.

Когда все закончилось, я откинулась на спину, прижимаясь к нему. Тело болело… и в то же время испытывало потрясение, блаженство и удовлетворенность. Я пожалела, что этого не случилось давным-давно, и в то же время понимала, что сейчас был самый подходящий, самый правильный момент.

После этого мы еще какое-то время лежали вместе, в объятиях друг друга, не говоря ничего. Так тепло и безопасно. Я чувствовала, что пока моя жизнь в его руках - я в безопасности. Правильно ли это? Как скоро мираж выдуманного счастья разобьется, как стекло о каменную реальность? Я знала, что рано или поздно, когда он узнает о магии, все это не будет иметь значения.

Мне нужно сказать что-то Артуру, но я чувствую, что его уже понемногу одолевает сон.

Дата добавления: 2015-09-05