Война в Заливе

В ночь с 16 на 17 января 1991 года Соединенные Штаты нанесли удар. За считанные минуты до того, как союзники открыли военные действия, Бейкер позвонил домой министру иностранных дел СССР и сообщил об этом. Я попросил срочно довести до Буша просьбу отложить акцию хоть на какое-то время, чтобы еще раз попытаться заставить Ирак вывести войска из Кувейта. Но Бейкер ответил, что военные действия уже начались.

В этих условиях я сделал заявление, в котором, в частности, было сказано: «Такой трагический оборот был спровоцирован отказом руководства Ирака выполнить требование мирового сообщества и вывести свои войска из Кувейта. С самого начала иракской агрессии Советский Союз делал все от него зависящее, чтобы разрешить острый международный конфликт мирным путем. До самых последних минут нами предпринимались энергичные усилия с целью предотвратить войну, политическими средствами вернуть Кувейту независимость».

Одновременно я дал указание нашему послу в Багдаде связаться с Хусейном, сообщить ему о моем обращении к Бушу, подчеркнул необходимость в интересах самого иракского народа, в интересах мира в регионе заявить о готовности уйти из Кувейта. Выразил надежду, что, руководствуясь высшими интересами своего народа и мирового сообщества, Ирак пойдет на этот единственно спасительный шаг.

Той же ночью мы обратились к руководству Франции, Китая, Великобритании, Германии, Италии, Индии, Ирана, к главам большинства арабских государств с призывом предпринять совместные параллельные шаги в целях локализации конфликта, чтобы не допустить его опасного разрастания.

Военные действия сразу приняли большой размах, по территории Ирака наносились мощные удары с воздуха. Иракцы в свою очередь сделали попытку расширить театр военных действий, подвергнув ракетному обстрелу Израиль и Саудовскую Аравию. Расчет, видимо, делался на то, что это вызовет ответную реакцию Израиля и тогда военные действия примут характер арабо-израильского противоборства с соответствующими политическими последствиями. Советский Союз однозначно осудил обстрелы Израиля и Саудовской Аравии и высоко оценил их сдержанность, ответственный подход в столь опасный для мира момент.

Между тем происходила явная эскалация военных действий. Если сначала основной целью были военные объекты, то затем налетам стали подвергаться промышленные предприятия — и не только те, которые работали на армию. Особое значение Соединенные Штаты придавали ударам по ядерным реакторам, химическим предприятиям, центрам, в которых могло разрабатываться биологическое оружие.

На третий день военных действий, 19 января, я принял решение выступить с новой политической инициативой. Было дано указание нашему послу в Багдаде вступить в контакт с Хусейном и передать следующее: если мы в конфиденциальном порядке получим заверения от Ирака о его готовности безусловно и безоговорочно вывести войска из Кувейта, то обратимся к Соединенным Штатам с предложением о прекращении огня.

Кстати сказать, эта моя инициатива была очень недобросовестно интерпретирована некоторыми политиками и органами печати Запада. Не зная истинных обстоятельств или сознательно искажая истину, они заявляли, будто мы действовали за спиной Вашингтона. На самом же деле в телефонном разговоре с Бушем 18 января в 17 часов 15 минут по московскому времени я сообщил о предпринимаемых мною усилиях. И подчеркнул: «Военные действия начались, и сейчас в первую очередь необходимо думать о том, как сократить их, не допустить расползания, а такая тенденция есть». На это Буш ответил: «Меня тоже это очень беспокоит. Думаю, когда Хусейн преднамеренно направил ракеты на Израиль, он стремился именно к разрастанию военных действий».

Я также заявил: «Мы хотим до конца быть с вами в рамках единого подхода в оценке агрессии, общей позиции в отношении действий режима Хусейна. Нет никаких сомнений и колебаний в отношении того, что вина, ответственность за происходящее лежит на нем».

В тот же день у меня был телефонный разговор с Колем, которому я тоже сообщил о нашей инициативе.

Багдад в течение двух дней хранил молчание, а затем нам было заявлено, что предложения подобного рода должны быть адресованы Президенту США.

Но и эта, казалось бы, обескураживающая реакция Хусейна не заставила меня отступиться — слишком велика была ставка. Тем более что в военных действиях стали появляться все более тревожные и тяжелые моменты. Бомбовые удары и ракетные обстрелы все чаще поражали жилые кварталы Багдада и других городов, огромный урон наносился системе жизнеобеспечения страны. Были разрушены все электростанции, перестали работать очистительные сооружения при заборе воды, помпы, применяемые в системе канализации. Возникала реальная опасность массовых эпидемий. Поражались объекты, которые трудно было назвать военными. Возникла перспектива экологических осложнений. Ирак выпустил в воды Персидского залива огромное количество нефти, что создавало страшную угрозу для окружающей среды. Мы к тому же не склонны были игнорировать иракские угрозы применить средства массового поражения — от загнанного в угол диктатора можно было ждать всего. Тем более, повторяю, речь шла о территориях, расположенных неподалеку от Советского Союза.>

Нас насторожили заявления в американской прессе и политических кругах о возможности и целесообразности применения тактического ядерного оружия против иракской армии.

Повторяю, я видел во всем этом подтверждение правильности избранного нами курса, отдающего предпочтение политическим средствам урегулирования кризиса.

29 января Вашингтон посетил наш министр иностранных дел Александр Бессмертных. В принятом советско-американском заявлении подчеркивалось, что прекращение военных действий возможно, «если Ирак даст недвусмысленное обязательство уйти из Кувейта». Министры также полагают, говорилось далее, что такое обязательство должно быть сразу же подкреплено конкретными шагами, ведущими к полному выполнению резолюций Совета Безопасности ООН. Устранение источников конфликтов и нестабильности в регионе невозможно без полнокровного мирного процесса, включающего примирение между Израилем, арабскими государствами и палестинцами. й В Соединенных Штатах две последние части заявления были встречены довольно острой критикой. Между тем я нахожу его очень важным. Во-первых, четко формулируя основную задачу — восстановление суверенитета и независимости Кувейта, заявление в то же время открывало определенное политическое пространство для поиска мирного выхода. В то же время оно вновь как бы подтверждало и очерчивало рамки резолюции Совета Безопасности, сводя недвусмысленно дело к тому, чтобы заставить Ирак безоговорочно уйти из Кувейта, то есть противостояло всякого рода расширительным ее толкованиям.

Нараставшее ожесточение военных действий, сеявших смерть и разрушения фактически на всей территории Ирака, по своему характеру и применяемым методам уже явно выходивших за пределы резолюции СБ, наконец, все более зримая перспектива ввода в действие сухопутных сил побудили меня предпринять еще один шаг. 9 февраля я выступил с новым заявлением и одновременно решил еще раз направить в Багдад своего личного представителя.

В заявлении говорилось: «События в районе Персидского залива приобретают все более тревожный и драматический оборот. Раскручивается маховик крупнейшей за последние десятилетия войны. Множится число жертв, в том числе среди мирного населения. Военными действиями уже нанесен огромный материальный ущерб. Целые страны — сначала Кувейт, теперь Ирак, а потом, возможно, и другие — под угрозой катастрофического разрушения». В заявлении была подтверждена принципиальная линия советского руководства на поддержку резолюций ООН, но в то же время отмечалось, что «логика военных операций и характер военных действий создают угрозу превышения мандата, который определен в этих резолюциях».

Еще раньше, принимая американского посла Мэтлока 24 января 1991 года, я развивал примерно те же мысли. И эти же тезисы я излагал в беседе с заместителем премьер-министра, министром иностранных дел Государства Кувейт Саббахом аль-Ахмедом, которая состоялась 14 февраля 1991 года.

16 февраля в беседе с министрами иностранных дел Люксембурга Ж.Поосом, Нидерландов — Х.Ван ден Бруком, Италии — Де Микелисом я разъяснял смысл своего заявления от 9 февраля:

— Прежде всего, мы в принципиальном плане подтвердили свою приверженность резолюциям Совета Безопасности. Нельзя давать Хусейну, а также всякого рода недоброжелателям какой-либо повод надеяться, что в этом вопросе между нами могут появиться даже небольшие трещины. Это главное.

Важным в этом заявлении было и другое соображение: существует угроза, что дальнейшая эскалация военных действий может привести к непоправимому ущербу стране, иракскому народу. А это уже выходит за рамки мандата Совета Безопасности. Если это случится, то одержанная победа будет пирровой.

Наконец, 9 февраля было заявлено, что мы с большой тревогой воспринимаем то, что кто-то пускает в ход тезис о допустимости применения оружия массового уничтожения. Причем эти высказывания делаются и на политическом уровне. Нельзя допускать, чтобы нас подводили к мысли о том, что это оружие может быть применено. И снова подчеркивалось: никогда не поздно задействовать дипломатические, политические методы.

Наш представитель, посланный в Багдад, сказал Хусейну: «Ирак находится на пороге направленной против него широкомасштабной сухопутной операции, в ходе которой союзники будут действовать достаточно решительно, и группировка иракских войск в Кувейте будет разгромлена». Ему предложено без отлагательств заявить о выводе иракских войск из Кувейта — полном и безусловном, определив при этом наикратчайшие его сроки.

Дата добавления: 2015-09-05