Долго Вас проверяли?

- Долго. Мы с Сашкой-пехотинцем очутились под Минском в 63-ем ОПРОСе (отдельном полку резерва офицерского состава). Смершевцы все подозревали, что Санька был подсадной уткой. Не могли понять, как это у нас так просто и кругло получилось, что трое сбежали, и немцы не рюхнулись. Я с ними ругался, говорил следователю: "Тебе бы туда, я б посмотрел, чтобы ты делал. Ты за столом очень храбрый, грамотный, все у тебя кругло получается". Они на меня давили, но я им сказал: "Ничего писать против Сашки не буду и ничего подписывать не буду. Это преданнейший человек, командир взвода, отчаянный парень. 9 месяцев партизанили вместе". Вроде отстали. Я к командиру полка пошёл: "Что вы меня тут держите? Отпустите меня. Я же летчик". - "Откуда мы знаем, что вы летчик? Мы запросы делали, никаких ответов не получили. Подтверждение на вас никаких нет". - "Как нет?! Я Армавирскую школу закончил в Фергане. Она и сейчас там. Напишите туда. Не может быть, что не было подтверждения" - "Ничего. Мы вам присвоим младшего лейтенанта". - "Чего вы мне присвоите?! У меня это звание уже есть с 1943 года".

Я уже после войны узнал, что был приказ Сталина: кто был в партизанах больше 6 месяцев, тех в штрафные батальоны не посылать, считать, что они искупили свою вину. Но летный состав полк не пополнял, пополнял пехоту. У них был свой план. Где-то за 4 месяца до Кенигсбергской операции, вижу, что дела хреновые, и я пишу письмо в полк. А писать неохота. Думаю, а нужен ли я там? Как там посмотрят, что был в плену? Я же не знал, что трое из тех, с кем я был, уже в полку! Елеферевский им говорит: "Васька жив. Мы в партизанах вместе были". Все в полку знали, что я жив. Командир звена потом рассказывал: "Я ждал, что где-то вынырнешь". Вынырнешь тут, когда так топят! Идет подготовка к отправке на фронт. Проходим рекогносцировку местности, учимся воевать по-пехотному. И тут прибегает посыльный. Срочно вызывает командир полка. Приказ, надо выполнять. Захожу. В прихожий сидит какой-то парень. Я к секретарше говорю: "Меня вызывали". Я захожу и охерел. Я таких звезд, какие были на погонах людей в этой комнате, в жизни не видел. У одного три, у другого две. Еще два старших офицера и полковник, командир полка. Я говорю: "Товарищ генерал армии, разрешите обратиться к полковнику. Товарищ полковник, младший лейтенант Канищев прибыл по вашему приказанию".

Генерал армии мне: "Вы летчик?". - "Так точно". - "На каких летали?". - "На многих истребителя летал. Як-1, Як-7, на Як-9 сбили". - "Какой налет?". - "Точно не знаю. В школе часов 40. Да и потом часов 100 с небольшим". Тогда генерал армии говорит командиру полка: "Чего вы его тут держите? Нам во как летчики нужны! Немедленно отправьте". - "Слушаюсь". Я вышел. Полковник говорит секретарше: "Срочно напечатайте на него личное дело". Этот молодой, что в коридоре сидел, встает: "Ты Канищев? Меня отослали за тобой". Вот так… Если бы не этот случай, быть бы Васькой-взводным. Под Кенигсбергом и накрылся бы. А так в Кенигсбергской операции я уже летал.

Как в полк вернулся, я командиру полка говорю: "Дайте мне пару провозных, я нормально летаю". Он мне говорит: "Давай, отъедайся. Ты на себя посмотри - кожа да кости. Месячишко посидишь". Потом мне дали несколько провозных, провели тренировочные бои, и все - начал летать. У меня такая эйфория была! А потом, под конец войны, нас уже так не сбивали, как в 1943 году. В 1944 году и в 1945 году, может быть, только пара человек погибла.

Дата добавления: 2015-09-06