Глава 2. Несмотря на отношения между людьми, внешность остается главной во всем

Несмотря на отношения между людьми, внешность остается главной во всем.
Никогда не будешь ненавидеть так сильно физического урода, если он тебя мучает и избивает каждый день, как будешь ненавидеть красавчика, на которого липнут люди, как на мед. Девицы и даже парни, они хотят быть ближе к этой красоте, популярности, власти, девицы же просто хотят эту красоту и все остальное.
Иногда девицы даже сами уверены, что им ничего, кроме этой красоты и не нужно.
Красавчики ненавидят людей, в принципе, они всех оценивают относительно самих себя. Здесь начинаются проблемы, потому что они видят отношение к себе, как к божеству, они просто видят свое отражение в зеркале, они знают о своей красоте, а потом все остальные кажутся им не настолько привлекательными. Потом – не достаточно умными, хитрыми, коварными, гениальными, успешными.
Еще сильнее красавчики презирают девиц, утверждающих, что они влюблены только в личность, а не в богатство родителей или вроде того. Потому что быть влюбленным в одну лишь личность, даже не общаясь с человеком, невозможно, и красавчики понимают, что эти пиявки просто капают слюной на внешность, не более. Максимум, что они могут – подобострастно балдеть от любого слова, от любого жеста, терпеть любое действие в свой адрес лишь потому, что это делает кто-то красивый.
Если найдется кто-то еще красивее, всем ясно, что произойдет.
Красавчики умеют только любить, но не отвечать на любовь, потому что они ей не верят. И они снимают с себя ответственность за разбитые сердца дебилок, которые западают лишь на внешность, а потом страдают из-за отвергнутых «чувств».
Шелдон тоже это понимал, когда представлял себе, что было бы, если бы над ним издевался не Джастин Гудруни, а его дружок – Артур Кингстон. Наверное, не было бы так больно, ведь он – кретин, настоящий увалень с дурацким смехом, полупустым взглядом и огромным членом, который прекрасно думает за него. Он же выполняет роль навигатора по жизни, который направляет Кингстона в сторону классных девиц.
Зная же, что мучитель – именно красавчик Гудруни, Шелдон ненавидел его до потери самоконтроля, как только оказывался дома. Он бил подушки, швырял их по комнате, рвал на клочки, с размаху падал на кровать и выламывался так убедительно, что наркоман в ломке обзавидовался бы.
При этом его больше всего бесил тот факт, что при виде Джастина, он замирал как минимум на три секунды, переставая дышать и пялясь на своего «любимого друга». На него невозможно было не смотреть. Пусть Шелдон ненавидел его в моменты, когда Гудруни бил его, когда разговаривал с ним, вообще, обращался к нему лично, направляя поток оскорблений в его адрес… когда Гудруни молчал или разговаривал с кем-то другим, от него невозможно было отвести взгляд.
Тонкие черты лица, которые, тем не менее, вместе создавали впечатление далеко не хрупкого, а скорее зверски изящного человека, заставляли смотреть, не отрываясь. Ровный загар по всему телу, соблазнительно проглядывающий из-под школьной формы, которую ввели не так давно, заставлял думать о том, что под черным пиджаком, сшитым как раз под безупречную фигуру, под белоснежной рубашкой.
Джастин Гудруни находился как раз в том возрасте и социально-личностном положении, когда ни одна женщина, даже будь ей за сорок, не заговорила бы с ним, как с ребенком, с мальчишкой. Женщины за тридцать чувствовали себя не вполне ловко, находясь с ним в одном помещении, не в силах определиться насчет чувств, которые к нему стоит испытывать.
Считать его кем-то, вроде сына, ведь по возрасту вполне подходит? Но он на всех смотрит одинаково, и каждая учительница в школе знает, чем он занимается с одноклассницами и вообще с кем попало. Он и не скрывает. А девицы эти выглядят в свои семнадцать чуть ли не на тридцать со всем макияжем и «жизненным опытом».
Поколение крупнеет, взрослеет гораздо раньше, если уже в тринадцать подростку можно дать все двадцать.
Не говоря о семнадцати, когда внешность может дотянуть и до двадцати пяти, если не больше.
Джастин этой неловкостью в общении с ровесницами собственной матери пользовался от души, заглядывая им в глаза вкрадчиво, слащаво и с ухмылкой, будто уже сто раз представил, как эта зрелая, опытная женщина выглядит без одежды.
На ровесниц он так не смотрел, он их скорее использовал, глядя изредка сверху вниз, надменно и со скукой. Преподавательницы их презирали, этих грудастых девиц, которые считали себя моделями. Им льстил тот факт, что на малолетних одноклассниц Гудруни не смотрит «так», каждая думала в глубине души и надеялась, что он на нее одну «так» смотрит. Потом, правда, они пытались опомниться и оправдаться перед собой, но оценки у Джастина были исправно отличными.
Шелдон не чувствовал, что от него чего-то хотят. Ведь Джастин использовал свою внешность для того, обычно, чтобы чего-то добиться. Но чего он мог хотеть от какого-то Шелдона, который ничего собой интересного не представлял на фоне этой платиновой тусовки?
Ведь Гудруни обратил на него внимание не потому, что Шелдон резал руки, практически не планируя добраться до вен. Все было в обратном порядке, Мур ничем не отличался от остальных, пока к нему не начал лезть Гудруни, и только потом он начал калечить себя с целью выпустить негативные эмоции через физическую боль, чтобы его не душила моральная.
Некуда было деться, младшая сестра тоже училась в единственной школе Кричащего Ручья. К ней, как ни странно, вообще никто не лез, она не была королевой своего класса, хоть и должна была уже «встречаться с парнями, пить, курить». Она не была неудачницей, она была просто сама по себе.
Шелдон всегда поражался, как ей это удается, если его уже задавили постоянными издевками. Он знал, что как только он начал резать руки, у Гудруни появился повод доставать его Вечность, с большой буквы. Но он ведь начал задолго до этого, так с какой стати ему это было нужно? Чего он хотел добиться? Чего он вообще от Шелдона мог хотеть? Он не выглядел хуже остальных, он был гораздо симпатичнее многих одноклассников хотя бы потому, что внешность, пусть и невзрачная, была правильной, без избытков и изъянов, вроде кривых зубов, огромного рта, отсутствия подбородка, плоского носа или косых глаз.
У него все было в порядке, одевался он тоже не как заученный умник, а вполне нормально. С Джейд Гудруни у него было что-то вроде общего направления в стиле даже, так что Шелдону казалось, что именно это могло стать причиной ненависти к нему со стороны Джастина.
Он ненавидел свою сестру, но демонстративно ее не замечал.
Именно так. Демонстративно игнорировал.
Он подходил к столу, за которым на большой перемене сидели Джейд и Шелдон, начинал шпынять Шелдона, и когда Джейд что-нибудь говорила, пытаясь его успокоить, он нарочно громко восклицал: «О, кто это там пищит?! Ничего не слышу. Странно, комар, наверное».
Но эта версия тоже была слабым объяснением, ведь доставать он Шелдона начал еще раньше, чем тот начал общаться с его сестрой, еще раньше, чем он начал одеваться так, как ему нравилось в соответствии с любимой музыкой.
Гудруни докапывался еще тогда, когда за Шелдона всю одежду вообще мачеха покупала, а она была очень милой, помешанной на дизайне и стиле, он всегда выглядел отлично.
Не было никаких причин к нему лезть.
Это убивало. Еще убивала безысходность. Сунуться к директрисе? Гудруни конец тогда, конечно, но мать его быстро простит, снимет все запреты на тусовки, а машины его не лишить, хитрый Джастин потому и подарил ее другу, чтобы тот был его личным шофером, а отобрать тачку мать просто не имела права. К тому же, Кингстон тогда просто порвет Шелдона на клочки, перед этим, как и угрожал Джастин, трахнув его и сняв на камеру мобильника, чтобы выложить в интернет на всеобщее обозрение.
Было совсем дохлое облегчение от того, что если это случится, директриса тут же узнает и об этом, и тогда ее вообще ничто не остановит, Джастин отправится в закрытую военную школу. Но тогда он разъярится, как дьявол, проклянет собственную мать, и она будет очень страдать. Шелдон и сам это понимал, а еще он знал, что она невольно будет винить его, высунувшегося со своими детскими проблемами идиота, который не может дать сдачи.
Не хотелось причинять боль женщине, у которой один из сыновей – неблагодарный тупой эгоист. С нее и так уже достаточно. К тому же, тогда дружки Джастина не успокоятся, и если не будут трогать Шелдона в школе, чтобы не вылететь из нее, они будут подстерегать его на улицах. А там уже никто ничего не докажет, ведь они тоже из очень влиятельных семей. Остальные в школе будут орать, что вместо того, чтобы дать сдачи, он стал стукачом.
Никто не станет разбираться, что дать сдачи всесильному Гудруни просто нереально, у него везде все схвачено. Так и так Шелдону будет плохо.
Приходилось терпеть, и от этого боль внутри только копилась, а потом выливалась с кровью из порезов, которые уже ложились друг на друга на запястьях и ползли вверх, к локтям, потому что требовалось больше места.
Количество цветных силиконовых браслетов с надписями «улыбка», «любовь», «дружба», «счастье» и прочими тоже увеличивалось, закрывая руки.
Утром даже сесть на кровати было сложно, мучительно больно из-за синяков на животе. В школу все равно идти пришлось, как бы Шелдон ни мечтал остаться и закрыться в комнате навечно.
В школе ждал приятный сюрприз. Мало того, что на стенде внезапно снова появились листы с записью на кастинг в школьный театр, так еще и имя главного режиссера убило напрочь.
«Гудруни старший вернулся из Вестлейка. Приветствуйте звезду, спустившуюся с небосклона», - подумал он то ли с иронией, то ли просто в ступоре, вынимая из сумки ручку и вписывая свое имя первым. «Неужели ему надоело быть на виду у всех?»
- О, Кейси! Как же я тебя ждал сегодня, - закатил глаза и стукнулся затылком о стенд рядом Джастин. Он стоял, скрестив руки на груди, так что рубашка и пиджак натянулись, на запястье сверкали часы из настоящего белого золота, узкие, но достаточно приличные для школы брюки подчеркивали не только накачанные футболом бедра, но и многое другое, на что Шелдон не смотрел.
Он промолчал, убрав ручку, и хотел было пойти дальше, надеясь, что в главном офисе школы Джастин на него кидаться не станет.
- Что это за фигня еще?.. – Гудруни заглянул в листок, пробежался по нему взглядом, а потом остановил его в правом нижнем углу, на написанном мелким шрифтом имени нового заведующего театром, включенного в преподавательский состав.
Последовавшее за этим изменение выражения его лица произвело на Шелдона впечатление, так что по телу пронеслась дрожь, и он шагнул назад заранее, чтобы была возможность убежать.
Когда Джастин злился, он чуть-чуть опускал и выдвигал вперед нижнюю челюсть, при этом сжав губы и втягивая щеки, пытаясь сдержать гримасу ненависти. Глаза метали молнии, а резные ноздри безупречного носа нервно дрожали. Как назло, на лицо упала вьющаяся прядь, и он раздраженно смахнул ее, потянулся сорвать листок с записью на кастинг, но Шелдон вдруг дернулся и спугнул его.
Он хотел сделать еще шаг назад, но неожиданно наткнулся на кого-то, кто вежливо придержал его за плечо и не дал упасть.
- Хочешь записаться?.. – сладко протянул Мун, вопросительно двинув бровями и посмотрев на брата. По лицу того можно было прочесть однозначное, саркастичное «безумно жажду», но руку он, конечно, убрал от списка. – Не думал, что тебя интересует театр.
- Ну, до тебя же мне не то что далеко, а никогда, - якобы в шутку, от которой явственно несло сарказмом и завистью, огрызнулся Джастин. – Я просто удивился, что Мур записался. Он у нас не то чтобы талантливый актер…
- Думаю, это мне решать, - тем же тоном, что заставило Джастина похолодеть от собственной никчемности, ответил брат. – Эй, - он похлопал Шелдона по плечу, за которое до этого держал. – Ты – Шелдон Мур, да? Джейд про тебя много говорила.
- Да?.. спасибо… в смысле, что именно она говорила?
- Что… пойдем, поболтаем в зале, за кулисами? У меня там свой кабинет, как бы, даже, - посмеялся Гудруни старший, так что Шелдон машинально расслабился и согласен был пойти куда угодно, лишь бы не оставаться наедине со своим «поклонником». – До звонка еще долго, - Мун указал взглядом на круглые часы на стене.
- Мы еще не договорили, - мрачно напомнил Шелдону Джастин.
- Мы и не говорили, - не удержался тот, невольно начиная жаться к новому «учителю», делая шаг за ним, как привязанный, стоило Муни отступить.
Джастин не удержался, стоило брату отвернуться на секунду и сказать что-то женщине на вахте, он схватил одноклассника за руку поверх браслетов, так что они врезались в свежие, едва затянувшиеся с прошлого вечера порезы.
- Смотри, козел, как бы потом больнее не было.
Он оттолкнул его так же резко и брезгливо, как схватил, и Шелдон врезался спиной старшему Гудруни в отставленный локоть. Джастин с Шелдоном низкими не были, но приемному Гудруни явно повезло с реальными генами, таким он вырос внушительным. Не столько даже большим и накачанным, сколько просто крупным сам по себе, с тяжелыми костями.
- Возьми ключ и иди пока. Там, возле задней двери, которая справа от зала, есть еще дверь, там кабинет. Я скоро приду, - он сунул Шелдону в руку, по ладони которой уже потекла струйка крови, ключ, сжал его кулак покрепче, чтобы не выронил, и подпихнул в сторону коридора.
Шелдон пару раз оглянулся недоуменно и растерянно, не понимая, чем он заслужил такое отношение «той еще звезды», как о Муни Гудруни говорили.
Когда же он скрылся за поворотом, и Джастин тоже перестал смотреть ему вслед, испепеляя взглядом, Мун резко развернулся и схватил его за ворот рубашки быстрее, чем Джастин успел заикнуться.
- Можешь врать хоть матери, хоть кому, но мне врать бесполезно, маленький ты выблядок, - засмеялся он шепотом, скаля зубы и приблизив свое лицо так, что носом задевал нос брата, а в глаза Джастин смотрел в шоке. Никогда еще старший брат не смотрел на него с такой агрессией, с таким явным желанием размазать по стене. Он держал его за руку своей рукой, пытаясь сделать вид, что все под контролем, но силы были явно не на стороне семнадцатилетнего красавчика.
- Что на тебя нашло?.. – выдавил он, стараясь, чтобы это выглядело насмешливо, но искренний шок прорывался все равно.
- Воспоминания, - Мун хмыкнул, поднимая руку вверх еще немного, так что Джастину пришлось встать на носочки, как какому-то неудачнику. – Таких, как ты, маленьких ничтожеств, я доводил до психушки за их долбанное самомнение. Но даже у нас не было таких шуточек. Джейд мне все рассказала, так что смотри, козленыш, как бы тебе не было больнее.
- У вас там собственная тусовка, что ли?.. меня, как обычно, не принимаете? – Джастин вырвался, рванувшись изо всех сил и одергивая форму, тряхнул волосами, зачесал их пятерней снова назад и стал выглядеть отлично, как всегда. – Всегда знал, что ты терпеть меня не можешь. Только при маме ты этого не показываешь, да и вообще, впервые показал настоящее свое лицо. И кто из нас выблядок… так это ты. Не стоит забывать об этом, «братец», - с сарказмом надавил на этот факт Джастин. – Или ты ненавидишь меня как раз потому, что не можешь забыть про это?
- О-о-о, боже, какие страдания… - притворно застонал Муни, а потом засмеялся жутко обидно прямо в лицо, оскалившись хуже, чем раньше. – Плачь, маленький, всеми брошенный слабак. Ведь мама любит меня больше, какого-то выблядка, и гордится мной намного больше. И даже она, хоть и мать тебе, считает сыном именно меня, а не то позорище, которое зовет «Джастином». Ты же знаешь это, потому и бесишься. С Джейд ты тоже не общаешься поэтому, потому что она – нормальная, и мама ее любит. А ты вообще никому не нужен, маленький лицемерный говнюк, которого я насквозь видел с тех самых пор, как тебя впервые взяли на вечеринку. Как тебе жгло твои маленькие яйца, когда ты слушал, как меня хвалили… я же пытался быть классным старшим братом. И с Джейд у меня получилось, а с тобой – нет. Но не думаю, что дело во мне, в том, что я не нашел к тебе подход, я могу найти подход к кому угодно. Дело в том, что ты – морально ущербный кусок плаценты, который по ошибке вытащили вместо моего брата, а его, к сожалению, утилизировали… - перешел он на шепот, нагнувшись к Джастину совсем близко и поставив локти на стену, прижав его, нашептывая это в ухо со смехом.
Джастин попробовал отпихнуть его, но оказался схвачен за руку, и Мун промурлыкал ему в ухо, уже касаясь его губами.
- А знаешь, что самое смешное?.. Что ему ты тоже нафиг не нужен со всей своей смазливостью и денежками нашей мамы… я никогда ими не пользовался, а ты устроил себе райскую жизнь. Ты любишь только себя, ублюдок, а не мать, и она это чувствует, просто не говорит вслух, что разочарована в тебе и жалеет, что вообще родила. Единственного, кто тебе реально небезразличен впервые за твою убогую жизнь моей невзрачной тени, ты доводишь до суицида. Причем, планомерно. Ты даже не думаешь, что однажды он может сделать это по-настоящему, что однажды твои слова дойдут до его маленького, израненного сердечка… - Мун потыкал пальцем брату в грудь на уровне сердца и засмеялся горячо, отвратительно прямо в ухо. – И он не просто порежет руки, а вскроет вены, лежа в горячей ванне и написав записку о том, что в его смерти винить нужно тебя. Тогда тебе ничто уже не поможет, никакие деньги, потому что мама от тебя просто откажется, зачем ей такой позор, а не сын. Ведь у нее есть я, у нее есть Джейд, идеальный набор – дочь и сын. А ты отправишься гнить за решеткой за доведение до самоубийства. Вот так и закончится твоя гребаная, детская голубая любовь.
- Сам ты педик, - прошипел раздраженно Джастин и снова пихнул его, но не смог оттолкнуть, почувствовав будто упадок сил от этих слов.
- Я-то хоть не скрываю… а что будет, когда мама узнает, что тебе не просто нравится парень, а ты его планомерно избиваешь и доводишь до самоубийства?.. Ммм… скоро тебе будет очень больно.
- Кто сказал? – Джастин воспользовался тем, что брат от него отцепился под странным взглядом вахтерши, перестав мурлыкать в ухо, и отошел от него.
- Я тебе обещаю, - Мун осклабился. – Давно уже надо было заняться твоим воспитанием. А то по-хорошему ты явно не понимаешь.
- Ты с ума сошел? Что с тобой сегодня? – теперь Джастин решил делать вид, что ничего не было, что он не говорил гадостей, которые долго держал в себе.
Еще несколько минут назад ему казалось, что он готов высказать брату все, что думает о нем. Теперь он не был уверен, что готов увидеть настоящее лицо того, с кем жил с детства, но в последние годы практически не виделся.
Ведь это был совершенно чужой человек, если говорить откровенно. Он не обязан был вести себя, как брат, но он пытался, судя по всему. Джастин сам только что дал ему отмашку и разрешил прекратить эти лицемерные попытки.
- Что, не нравится?.. – Муни усмехнулся, брезгливо кривя губы. – Не нравится это мерзкое чувство, когда тебе некуда деться, да?.. к маме пойдешь, пожалуешься? Не поверит. Друзьям пожалуешься? Да я их по стенке размажу, всех и каждого, растопчу так, что ты сам их не узнаешь, - наклонившись, злорадно пообещал он. – Да и кто из них рискнет хоть взгляд на меня поднять? Кто я и кто они? Ты хоть знаешь, кто я? Я же тебе никто. А кто меня остановит, а, Джастин?..
- Пошел ты… - в шоке пробормотал Джастин, чувствуя, как по коже пробежали мурашки. Он пошел по коридору, отступая задом наперед, не отрывая взгляда от брата. – Иди ты к черту.
- Не нервничай. Просто смирись. Хотя, можешь вскрыть вены, Кейси, - улыбнулся ему Мун.
Хотелось развернуться и убежать, но Джастин сдержался и просто быстро пошел подальше, стараясь выкинуть это из головы. Никто, тем более, ненавистный братец, не должен был знать о том, что Шелдон ему просто нравился.
Но кому какое до этого дела, если даже Муни сказал, что Шелдону на него плевать? Что Джастину надо было делать? Признаться ему, может, как девчонке? Спросить, есть ли у него кто-то или нравится ли ему кто-то, тем самым намекая, что он не прочь закрутить с ним? Что за чушь. Он не хотел, чтобы мать смотрела на него, как на извращенца, ведь только золотому Муни позволено иметь какие-то «такие» увлечения, он же талант, актер, творческая личность. Нет, это был не выход. Да и что за чушь – пытаться добиться расположения какого-то непонятного придурка, вроде Шелдона. Он уровнем не дорос до семьи Гудруни.
Джастин не думал, что все выйдет так серьезно.

Дата добавления: 2015-09-06