Глава десятая. Второй час шла артиллерийская подготовка

Второй час шла артиллерийская подготовка. Тысячи орудий всех калибров молотили по фашистским позициям; ошеломленные немцы замерли в своих укрытиях и окопах, вжались в землю. Над ними бушевал смерч огня и стали. Нигде никогда им не доводилось испытать такое. Ад, и тот казался не таким страшным по сравнению с тем, что творилось. Взлетали вверх разбитые орудия, минометы, рушились перекрытия блиндажи, огневых точек, ходов сообщения. Наконец, огненный вал перекатился куда‑то в тыл, но не успели еще уцелевшие солдаты противника опомниться и выглянуть из своих нор, как на них пошли русские танки.

За день до наступления соединение, в которое входил и отдельный танковый полк Ази Асланова, совершило стремительный семидесятикилометровый марш и заняло позиции перед глубоко эшелонированной линией обороны противника между озерами Цаца и Барманцаг.

Ночью выпал снег, утро наступало пасмурное, облачное, над степью лег густой плотный туман. Видимость сократилась. Командование Сталинградского фронта вынуждено было внести изменения в заранее разработанный план наступления. Наступление приходилось вести в сложных условиях, без поддержки авиации. Плотный туман скрывал огневые точки противника. Хорошо, что армейская разведка засекла расположение вражеских огневых средств в дефиле между озерами, на всю шестикилометровую глубину обороны немцев и дальше, во вражеском тылу. Во время артподготовки первый удар пришелся по вражеским огневым точкам, удар точный и сокрушительный. Стрелковые части под прикрытием танков прорвали оборону врага и продвинулись вперед.

Перед танкистами была поставлена задача с южного направления прорвать вражеский фронт, выйти на оперативный простор и соединиться с частями Юго‑Западного фронта, наступающими с севера. Успешное завершение этой операции должно привести к тому, что большая армейская группировка немцев оказалась бы в кольце окружения.

Командование соединения, генералы и старшие командиры прекрасно понимали значение этой операции. С мыслью о важности наносимого немцам удара и о возможных его последствиях вводил в сражение свой полк Ази Асланов.

Рота за ротой мчались мимо командирской машины. Ази Асланов передавал указания командирам рот. Стрелковые цепи бежали впереди боевых машин с криком «ура», этот крик перекатывался по широкому полю, но не гас и не стихал, потому что подхватывался идущими сзади и автоматчиками десанта, сидевшими на броне танков. Грохот орудий, обеспечивавших огневой вал впереди наступающих, гул дальнобойных батарей, громивших тылы врага, и резкие отрывистые выстрелы танковых пушек – все слилось в могучий гул, в котором тонули разрывы вражеских мин и снарядов. Стрелковые подразделения упорно продвигались вперед, не давали возможности фашистским солдатам поднять голову из окопов.

Впереди этого мощного потока войск, обогнав пехоту, шли танки Ази Асланова, составлявшие авангард ударной группировки сил фронта.

По сообщениям ротных командиров, потери в личном составе и технике были незначительны.

Ази Асланов окидывал взглядом заснеженную равнину, по которой следом за танками продвигалась пехота. Картина боя напомнила ему декабрь сорок первого года под Москвой – тогда он, майор, командовал танковым батальоном. На Можайском направлении фашистам удалось окружить кавалерийскую часть. Пока кольцо окружения не стянулось намертво, надо было его разорвать. Командование поставило эту задачу его батальону. В самом неожиданном для противника месте он нанес сильный удар и помог конникам выйти из окружения. Тогда ему пришлось нелегко, в разгар боя он остался без водителя… Сам сел за рычаги управления. К счастью, короткая остановка машины никем – ни своими, ни противником – не была замечена, танк снова стремительно рванулся вперед. Командиры рот сообщали о ходе боя, он слушал, отдавал приказы, докладывал начальству. Фашисты вели по танкам лихорадочный орудийный и минометный огонь, танки, не задерживаясь, отвечали, крушили все на своем пути, а пехота, следуя за батальоном, расширяла прорыв; дошло до рукопашной, фашисты не выдержали, побежали. До конца боя танкисты не подозревали даже, что комбат сам ведет машину.

Сейчас он находил много общего с тем далеким боем под Москвой. Та же заснеженная равнина, окрашенные в белый цвет танки, пехота в маскировочных халатах… Та же ярость, тот же душевный подъем, то же желание победить врага… Но иной масштаб. Иная цель. Тогда надо было разорвать кольцо окружения, сейчас предстояло прорвать оборону врага, выйти на оперативный простор и окружить вражеские войска на огромной территории. Тогда он командовал батальоном, теперь у него полк. Но и полк представлял собой лишь звено, частицу войск, осуществлявших замысел командования. Чтобы выиграть это сражение в целом, каждая часть должна выиграть свое, и Ази страстно хотел, чтобы его полк выполнил успешно свою задачу. Тогда, под Можайском, враг оставил немало подбитых танков, потерял много солдат, а батальон вышел из боя с минимальными потерями. Пусть будет так и сейчас!

Ази Асланов имел свой командирский девиз. Если ты, говорил он, потерял в бою пять танков и пятнадцать солдат, то противник должен потерять в два раза больше, и поле боя должно остаться за тобой – тогда, считай, ты нормально воюешь.

Это правило знали в полку все, каждый старался ему следовать. И вот сейчас Ази с удовольствием наблюдал, как стремительно движутся вперед роты, как деловито и точно сметают огнем вражеские орудия, как маневрируют, уклоняясь от вражеского огня, и снова и снова рвутся вперед…

Немцы сопротивлялись отчаянно, вели меткий, расчетливый огонь. Они хорошо видели наступающих и сразу заметили, что среди советских танков один танк несется вперед, не открывая огня. Догадались: командирская машина. Тотчас взяли ее на прицел. Осколочный снаряд разорвался позади танка, еще один – впереди. Водитель, побледнев, крикнул:

– Мы в «вилке», товарищ подполковник! Сейчас ударят бронебойным!

– Не теряйся! Меняй направление. Так. Прибавь скорость! Стой! Вруби! Вперед! Еще прибавь! Еще…

Прямо по курсу на снегу расписалась «болванка». Водитель сбавил газ.

– Что ты делаешь? Вперед! Рывком, рывком уходи из‑под огня. Вперед, вперед!

Танк проскочил обстреливаемый участок и на полном ходу, подминая под себя колючую проволоку, влетел на бруствер вражеской траншеи; что‑то хрустнуло под гусеницами, танк нырнул вниз, потом вылез наверх… Ази видел, как вражеские солдаты группами бегут впереди машины.

– Пулемет! – приказал он стрелку.

Наплывший с ночи густой туман рассеялся к полудню, небо очистилось, и вновь во всей своей необозримости взору открылась равнина.

Перешедшие в наступление войска Сталинградского Фронта в течение нескольких часов значительно продвинулись вперед. На заснеженных дорогах осталось множество подбитых, сожженных, помятых вражеских танков, автомашин, бронетранспортеров, разбитых орудий винтовок, автоматов, военного снаряжения. На снегу густо чернели вражеские трупы.

Наступление продолжалось почти без передышки.

Расстреливая огневые точки противника, уцелевшие после артподготовки и первого ошеломляющего удара, танки продвигались вперед.

Хорошо, обтекая обороняемую противником возвышенность, шла вторая рота. Тридцатьчетверки легко брали подъемы, вели с коротких остановок и с ходу прицельный огонь. Немцы дрогнули, побежали. Один танк обогнал остальные машины и поливал убегавших солдат противника пулеметным огнем. Ази вскинул бинокль. По номеру машины узнал танк Кузьмы Волкова, тот самый, который свалился с парома в Волгу. Ну, молодцы, подумал он, толково действуют, грамотно. И как это они умудрились сплоховать тогда, на переправе? Впрочем, с кем не бывает? Зато сейчас они показывают себя.

Ази Асланов не разделял того мнения, что чем дольше человек находится в боях, тем больше он привыкает к опасности и в известном смысле тупеет. Но если появляется привычка к чему бы ни было, снижается реакция на происходящее, тупеют чувства, а если притупляются чувства, плохо работает голова, гаснет мысль. Нет, с его бойцами этого не происходит. Они остро чувствуют, мгновенно реагируют. Да и как может быть иначе? Люди знают, за что, во имя чего сражаются. Верят в победу, бьются с холодным умом и горячим сердцем.

Танки второй роты скрылись за холмом. Новый водитель командирской машины безо всякой команды выжал газ: командир полка должен видеть поле боя. Да, молодец! Разве не мыслящий человек способен понять, что в данный момент нужнее всего? Танк одолел высотку, и Ази снова увидел вторую роту, отыскал взглядом танк Волкова. Машина шла на левом фланге роты, оставляя в стороне вражеское орудие, возле которого суетились немцы. У Асланова похолодело под сердцем: сейчас влепят Волкову в борт. Что он, ослеп, не видит?

Нет, Волков видит: башня танка развернулась в сторону вражеского орудия, последовал залп артиллеристов разметало взрывом, а танк уже шел на орудие. Остановился, откинулась крышка люка, появился сержант с автоматом в руке, соскочил с танка. Из люка выбрался и стрелок‑радист, поспешил к сержанту. Что случилось? Зачем остановились и покинули танк? Куда бегут? Что собираются делать?

Подбежали к орудию, осмотрели, и Волков махнул рукой водителю. Танк осторожно подошел к орудию задним ходом. Волков и стрелок развернули орудие, прицепили его к танку. Для чего? Трофей? А, может, пушка исправна? Хотят подарить нашим артиллеристам? Намерены прикрываться орудием сзади?

Так и не поняв, для чего экипаж прихватил вражескую пушку, Асланов проводил танк Волкова и перевел взгляд на другие машины.

Полк продолжал наступление, не ожидая отставшей пехоты, пока на пути не выросла высота, на которой немцы успели укрепиться, поставив на прямую наводку мощные восьмидесятимиллиметровые орудия.

Высота господствовала над окружающей местностью; сильный орудийный и минометный огонь преградил путь передовым частям наступающих.

Младший лейтенант Тетерин из роты Гасанзаде шел со своими пятью быстроходными легкими танками в разведке и выскочил к высоте без потерь. И сразу попал под губительный огонь врага. Тетерин понял бесполезность наступления в лоб; связавшись с ротным, он принял решение обойти высоту с фланга.

– По мне они ударят, – сказал он ротному, – а вы постарайтесь прикрыть меня.

И, действительно, обнаружив советские танки на фланге своей обороны, немцы открыли огонь; танки других взводов ударили тотчас по немецким орудиям, и, пользуясь этим, танки Тетерина устремились на высоту; раздавив по пути немецкую минометную батарею, первая машина выскочила наверх – и тут ее подцепило бронебойным снарядом. Танк младшего лейтенанта, ведя огонь, обошел подбитую машину. Еще рывок, и высота будет наша. Но немцы не дрогнули, и по‑прежнему вели огонь, и не только по прорвавшимся танкам Тетерина. Командир взвода определил положение вражеской батареи и осторожно повел свою машину в обход ее. И вдруг удар, гром, звон в ушах, удушливый дым внутри – танк загорелся. Охнул и сник механик‑водитель. Тетерин спустился к нему. Дыра в броне была как раз напротив груди механика… Он всхлипнул на руках командира и стих. Все, нет человека. Как во сне Тетерин нащупал верхний люк, открыл его и выбросился из танка, вслед за ним выскочил башенный стрелок. Машину охватило пламенем; минуту спустя, раздался глухой взрыв – и все было кончено…

Два танка Т‑70 горели на высоте, три других отходили, ища укрытия; отходили в тыл и обгорелый младший лейтенант с башенным стрелком, отползали танкисты из первой подбитой машины.

Им удалось благополучно отойти. Башенный стрелок из машины Тетерина почти не пострадал, так как, бросившись в снег, успел погасить на себе горящий комбинезон и ватник; у Тетерина обгорели руки, сгорели брови, усы, и, когда он провел ладонями по пылающему лицу, серый пепел посыпался ему на грудь. Запах паленых волос ударил в ноздри сбежавшимся товарищам, которые старались не выдать своего удивления: лицо младшего лейтенанта, одного из самых красивых мужчин в полку, лишенное бровей, гусарских лихих усов, было похоже на страшную маску.

Подбежал лейтенант Гасанзаде.

– Откуда бьет батарея?

Тетерин с трудом расстегнул планшет и карандашом отметил на карте расположение вражеских орудий; при этом, когда он нажимал на карандаш, из‑под почерневших ногтей сочилась кровь.

– Вот те огневые точки, которые мне удалось заметить. Наверное, есть и другие.

– Да, наверное. Одной батареей они не отважились бы преградить нам путь. Силы тут есть. – Гасанзаде помолчал. – Механик‑водитель что?

– Его ранило, сразу потерял сознание… На моих руках умер. А вытащить его мы не могли…

Танкисты молча сняли шапки.

Подбежала санинструктор, принялась перевязывать Тетерина. Возни с ним было много. Пока она смазывала и обрабатывала обожженные места, Тетерин старался по ее взгляду определить, насколько серьезно пострадало его лицо.

– Не волнуйтесь, – говорила санинструктор, – брови и усы отрастут, может и не скоро, лицо останется чистым, это главное. Ну, давайте, перебинтую руки…

Тетерин был благодарен судьбе, что лицо не обгорело, но все же очень беспокоился, и, чтобы успокоить его, кто‑то из ребят раздобыл осколок зеркала: на, мол, погляди, убедись, что беды нет!

Тетерин уткнулся в зеркало. Лучше бы он не смотрелся в него! Бровей нет, ресниц нет… Усов нет… Кожа на лице розовая, как поджаренное сало словно кто‑то сунул его лицом в печь и, подрумянив на жару, вытащил…

– А, черт с ним! – Тетерин бросил осколок зеркала. – Ребята, дайте закурить!

Ему услужливо поднесли зажженную папиросу, вставили в рот.

Гасанзаде той порой решал, как быть дальше. Подходили машины других рот, появились пехотинцы, наступавшие под прикрытием танков, подъехал Ази Асланов.

Гасанзаде доложил командиру полка обстановку.

Ази Асланов внимательно изучал высоту, занятую немцами.

– Да, место для обороны удачное. Мастера… Ну, что ж, покажем им, как надо использовать местность для наступления. – Он передал бинокль Смирнову и повернулся к Гасанзаде. – Как намерены действовать, лейтенант?

Командир роты изложил свой план, который сводился к следующему: после короткого артналета на огневые позиции противника наступать на высоту с нескольких направлений'; за всеми враг не уследит, всем ответить не успеет.

– Резонно. Что ж, готовьтесь, через четверть часа начнем. Полк роту поддержит.

Гасанзаде, козырнув, побежал к своим машинам. Ази Асланов подошел к Тетерину.

– Как чувствуешь себя, товарищ младший лейтенант?.. Раны сильно беспокоят? Если да, отправим тебя в медсанбат…

Тетерин вскочил.

– Товарищ подполковник, разрешите остаться в роте. Слегка обожгло, но воевать могу. – Он провел рукой по лицу. – Вот только лицо теперь у меня…

– О чем думать, Тетерин? Ты же не девушку выбирать идешь. К тому же лицом, которое обожжено в бою, надо гордиться. А через какое‑то время отрастут твои гвардейские усы, брови, кудри твои светлые, и до свадьбы снова станешь первым красавцем в полку. Так что не горюй…

– Да я не потому. Вот водителя жаль…

– Да, – помрачнел Ази Асланов, – водителя не вернешь…

Подошел Гасанзаде, доложил о готовности к атаке.

– Сейчас начнем, – сказал Асланов.

Заговорили орудия, снаряды обрушились на вершину высоты. И тотчас танки пошли в атаку, за ними пошли пехотинцы. Фашисты увидели, что их обходят со всех сторон, побросали оружие и подняли руки.

После взятия высоты стало известно, что там располагался командный пункт вражеской пехотной дивизии.

Дата добавления: 2015-09-05