Сумасшествие

Опухоль, которая давила на мозолистое тело головного мозга, в сочетании с Дексаметозоном, что мне кололи ежедневно, привели меня к настоящему сумасшествию. В нем тесно сплелись сознание и подсознание. Стало казаться, что я открываю давно сокрытые практики, пошли бесчисленные откровения и посвящения.
Как-то я пригласил друзей жонглеров на встречу в больницу, и мы пошли танцевать «Танец Силы» к фонтану на Малую Садовую. Когда подошли два милиционера и стали объяснять, что это частная территория и нам лучше перейти в другое место, я встал намертво, отказавшись уходить. Милиционер что-то говорил о неподчинении властям и о том, что это наказуемо. Но мне было все равно. Я умирал и собирался выполнить то, что задумал.
От меня милиционеры благоразумно отстали, но друзьям так и не позволили присоединиться ко мне. В итоге почти четверть часа я барабанил по своему голому пузу на глазах у зевак.
Друзья перепугались не на шутку. Перепугалась и моя жена, но она держала себя в руках, осознавая, что со мной происходит. Она знала, что из-за опухоли мозга ее муж сходил с ума.

Вскоре произошел настоящий приступ сумасшествия и врачи больницы, чтобы обезопасить меня и сохранить спокойствие в клинике, были вынуждены вызвать неотложку, которая увезла меня в отделение реанимации Александровской больницы, где продержали под капельницей почти трое суток. Вернули меня обратно в клинику за день до операции.
Самое интересное, что я в деталях помню все, что происходило со мной в то время, пока я был сумасшедшим. Я помню ход событий до мелочей, но трезвая оценка ситуации пришла лишь долгое время спустя.
Я сделаю лишь общее описание события, которое тогда произошло. Сумасшествие, оно и есть сумасшествие. Лишние детали в описании могут не на шутку напугать, так что не стоит этого делать. И все же, в тот день произошло нечто, что включило скрытые ресурсы моего тела.

Воскресение. В больнице остались лишь дежурные врачи. Друг семьи увез жену в лагерь к сыну. Все больные отдыхали в палате после завтрака. Я сидел на кровати, когда краем глаза заметил черную тень. Это смерть пришла за кем-то из нас. Стал высматривать того человека, из-за которого в палате появилась незваная гостья. У окна, на кровати рядом со мной, неподвижно лежал тот самый больной. Его лицо приобрело землистый оттенок, дыхание было очень поверхностным и частым. Приоткрытые глаза покрылись желтоватой пленкой, как у умирающей рыбы. Его взгляд был полностью остановлен. Я его спросил:
- Вам плохо? Вам помочь?
- Отстань.
- Ладно, отстану, сам думаю: «Пока я здесь, в больнице никто не умрет. Это мое решение».
Недалеко от меня суетится мама больного. Я обращаюсь к ней:
- А вы знаете, что ваш сын умирает?
- Да ты что? Нельзя говорить такие слова!
- Можно или нельзя, но я сказал правду. Посмотрите на его лицо, на его глаза. Это глаза умирающего человека. Я знаю что говорю.
Его мама всполошилась:
- Мишенька, тебе плохо?
- Мама, отстань!
- Вы видите? Человеку плохо! Он умирает.
Женщина повернулась ко мне, гневно посмотрела на меня, и, вставив руки в боки, сказала:
- Молодой человек! Еще раз повторяю, нельзя говорить такие слова!
- Я говорю правду, ваш сын умирает, вам надо срочно что-нибудь сделать.
Его мать засуетилась, подошла к сыну. Взяла его за плечо.
- Мишенька, что с тобой?
- Мама, отстань! - сказал больной, и повернулся к ней спиной.

Его матери ничего не оставалось делать, кроме как отойти. Когда женщина вернулась на свое место. Я начал удерживать черную тень своим вниманием, не давая ей подойти к Михаилу, а сам думаю: «Пока я жив, здесь никто не умрет».
Но смерть просто так не уходит. Она выскользнула из сферы моего внимания, подкралась ко мне сзади и вонзила свои острые коготки ко мне в спину, в область чуть ниже лопаток. Смерть коготками поддела мою душу и стала ее вынимать, словно улитку из раковины. Мне стало худо. Надо было срочно заякориться. Я снял рубаху, надел халат и стал рубахой драить полы.
В мытье полов сочеталось два способа возвращения души в тело – это контакт с холодной водой и интенсивные телодвижения.

Я тер полы, удерживая мысль в голове: «Надо все делать тщательно - это мой якорь». Я стал залазить под каждую кровать в палате и тщательно натирать под ними пол. Я тщательно выдраивал каждый участок палаты, а в голове вновь и вновь звучала мысль: «Я хочу жить, я хочу жить, я хочу жить…».
Потихоньку народ стал выходить в коридор. Сначала всполошились уборщицы. Они стали заглядывать в палату, говоря, что я отбираю у них их работу. А мне было плевать на всех уборщиц мира, я боролся за собственную жизнь и продолжал делать то, что затеял. Потом пришел один из дежурных врачей. Он поинтересовался, зачем я это делаю, тогда я рассказал ему о четырех способах возвращения души в тело и что для меня мытье полов сейчас жизненно важно. На вид я был вполне вменяем, хотя делал очень странные вещи. Врач пожал плечами и вернулся к своим делам, а я продолжил мытье.
Я драил полы до тех пор, пока не выступил пот. Стало немножечко легче, но смерть не спешила вынимать из меня свои коготки.
Когда я дошел до последнего прохода, туда, где лежал умирающий человек, то его мать подняла его с кровати, и увела в коридор. Михаил уходил, а я думал: «Слава Богу, раз он встал и пошел, значит, жить будет».
Мытье полов ослабило хватку смерти, но меня все еще сильно мутило. Дойдя до окна, я решил помыть и его.
Когда приступил к мытью окна, в больнице поднялся настоящий переполох, мол, больной совсем не в себе и собирается выброситься из окна. Позвонили Ростовцеву и принесли мне телефон. Дмитрий Михайлович попросил меня немедленно отойти от окна. Я отказался. Начатое дело надо довести до конца, иначе смерть не отпустит.
В палату зашел второй дежурный врач. Он начал задавать мне какие-то вопросы, но я уже был невменяем. Врач благоразумно отошел от меня и присел на кровать. Ему необходимо было контролировать ситуацию. Я продолжал мыть окно. Когда я заканчивал, в палату зашли трое санитаров. И тут началось…
Санитары без предупреждения применили ко мне грубую силу. Я воспринял их действия как прямую угрозу моей собственной жизни и устроил в палате настоящий разгром. В машине буйство продолжалось. Они связали мне руки и ноги и тщетно пытались меня усыпить, я не давал усыпляющему газу проникнуть глубоко, применяя особую технику дыхания, взятую мной из жесткого цигун.
Полтора часа, что они везли меня до Александровской больницы, я был в полном сознании и вел «смертный бой».
Когда, наконец, меня довезли и сдали врачам больницы, тех санитаров колотило крупной нервной дрожью.
Санитары были не правы. Нельзя применять грубую силу к умирающему человеку. Всегда можно договориться даже с тем, кто уже за гранью рассудка. Для этого надо лишь проявить терпение и мягкость.

Как бы там ни было, но эта поездка принесла свои плоды. Тот «смертный бой», что я вел санитарами, так сильно встряхнул мое тело, что оно пробудилось к жизни и стало само бороться с опухолью, которая к тому моменту, стала расти не по дням, а по часам. Лекарство, данное травником, как могло, сдерживало ее быстрый рост, но, чтобы остановить ее, требовалось нечто большее, требовалось чудо. И чудо свершилось.

Снимки, сделанные при поступлении, показывали, что опухоль распространилась очень глубоко, задевая жизненно важные участки мозга. Очаг опухоли напоминал жидкий кисель.
Дмитрий Михайлович сильно завышал мои шансы на выживание, когда говорил, что их слишком мало. В действительности, без той «поездки», у меня вообще не было шансов.

Если не происходит ничего, что могло бы заставить тело бороться со смертельной болезнью, то оно продолжает спать, и болезнь убивает его. Но если есть сильная встряска, то тело пробуждается и задействует скрытые ресурсы, необходимые для выживания.

Дата добавления: 2015-09-06