Глава девятая. Идеология и политика.

Прежде всего, я хотел бы уточнить исходное значение некоторых терминов, которые сегодня используются в другой, искаженной манере. Во времена Афин и Рима под термином "демократия"1 подразумевалось "правление всех", но каких "всех"? В самом деле, надо помнить, что тогда большинство населения составляли рабы, которые автоматически исключались из гражданской и политической жизни. Следовательно, под "всеми" подразумевались все вожди, "patres familias"2, а не "все" в объективном, количественном смысле. Платон и Аристотель тоже, когда говорят о "человеке", не имеют в виду рабов. Можно спорить, справедливо это или нет, однако великие, которых мы прославляем, когда говорили о человеке, подразумевали определенный его тип, человека развитого, уже способного нести ответственность, способного править, нести ответственность за огромное благо, которым является "геs publica". Следовательно, раб не существовал ни юридически, ни экономически; он существовал фактически лишь как материал в распоряжении свободных граждан.

Народы, бросившие вызов столетиям — например, республиканский Рим или Венеция — всегда возглавлялись руководителями, опирающимися, в основном, на олигархию, то есть на тех немногих, кто был способен понимать. Таким образом, под "демократией" подразумевалось "народовластие способных", избранных благодаря величине их земельных владений или за воинские подвиги. Однако, справедливо и то, что, когда наступало время войны — а случалось такое весьма часто — вожди отправлялись сражаться, а " patres familias " должны были обеспечить вооружение и оплату иных расходов. Народ оставался работать на полях, не будучи обязанным нести воинскую службу. Дело было не в каком-то принципе, а в том, что призыв масс на войну означал бы поражение. Свою землю может защищать только тот, кто чувствует за нее ответственность. Термин "политика" происходит от слова полис. Под ним мы сегодня понимаем "город" вообще, но во времена древних греков полис был центром, в котором жили те немногие, кто располагал богатством и властью. Он был ядром, внутри которого располагались храмы, органы правосудия и все самые важные здания, образовывавшие сердцевину политического, религиозного, экономического, юридического и военного пространства города.

Вокруг полиса развивались окраины, населенные народом. Расположение полиса в самой высокой части города повторяло строение человеческого организма, в котором мозг, голова находятся сверху. Мозг кажется самой слабой частью тела, у него нет мускулов, но он, несмотря на свои малые размеры и неподвижность, управляет движением всего нашего организма, и все тело служит ему опорой и защитой. Так же и полис, в соответствии с биологически-органической проекцией, располагался наверху, таким образом, чтобы его можно было должным образом защитить, поскольку потеря полиса означала потерю всего.

От "полиса" происходит "политика" — что предполагает, по-видимому, искусство размышления и способность к аналитическому исследованию, способность осуществлять функцию власти на пользу всем. "Политика" есть формальное основание для осуществления общего руководства общественным делом. Она различается по областям применения и способам воздействия на ту или иную часть общественного дела: политика финансовая, военная, экологическая, международная и т. д.

Над полисом располагалось измерение священного, властвующее над духовным, в котором на первом плане находится логика трансцендентного и уже не имеет значения логика "политического", обслуживающая лишь групповые интересы.

Что же такое священнослужитель? Священнослужитель3 — это тот, кому дарована и вверена сакральность. Священное — это пространство, в котором реализуется связь с Абсолютом или метафизическим, и, следовательно, оно является глубинной сферой Ин-се в плоскости Бытия.

Еще выше категория "Понтифик"4 — человек, умеющий соединить метафизическое и историческое, стать своего рода "мостом” между священным и мирским. В итальянском языке термин "мирское" (ргofano — Пер.) происходит от "ymouwj-zsrp" (то, что появляется впереди, что появляется раньше, причем имеется в виду не в смысле его ценности, — поскольку в ряду ценностей, если двигаться от внешнего, от феноменологии, оно стоит "последним"). Это то, что первым является чувствам, но что далее всего отстоит от созидающего начала.

Принцип сопоставления с человеческим организмом повсеместно применялся в древнегреческой и древнеримской архитектуре, творения которой всегда полностью гармонировали с природой. Сегодня человек потерял этот контакт, видны только бетонные "коробки" — конструкции, не только противостоящие природе, но и представляющие серьезную опасность для всей земной экологии. Я говорю как философ, хотя как человек я могу восхищаться типовыми строениями, характерными для городов Бразилия, Ленинграда, Нью-Йорка. Все должны быть одинаковы — вот принцип цивилизации безликости и однородности.

Фактически, современная цивилизация во всем навязывает однородность, тогда как природа постоянно стремится к дифференциации. Следовательно, политическая система, навязывающая единообразие, находится в безусловной оппозиции к интенциональности природы. Все это — следствие ошибки, которая до такой степени потрясла человека полиса, что он исчез, а место мозга заняла толпа профанов. В обществе такого рода опасность подстерегает, прежде всего, вождя и гения — в силу их стремления к немедленной дифференциации. Однако чтобы реализовать потенциал, полученный при рождении, им необходимо соответствующее обучение, соответствующее образование. Если они не находят подходящей среды, их первичный потенциал разлагается и аннигилируется.

И вождь, и гений представляют опасность для системы потому, что их разум способен увидеть ее внутренний механизм и взорвать его как не свойственный функции природы. Вождь, в частности, это вовсе не человек, живущий исключительно для самого себя, совсем наоборот: о себе он думает в последнюю очередь — не потому, что он такой хороший, а потому, что, будучи человеком умным, ощущает потребности природы применительно ко всем людям. Оставленный один, он мог бы жить простой жизнью — как рыбак, кузнец, или плотник, — но как только он оказывается в центре проблем, общественной диалектики, он неизбежно чувствует себя призванным, вынужденным взять на себя этот груз. Словно сама природа побуждает его наиболее эффективно распорядиться своей жизненной силой. На первый взгляд, его образ действий может показаться диктаторским, тогда как в реальности он стремится к полному, упорядочению всего для достижения успеха.

"Порядок" ("оrdine" (ит.) — Пер.) — от латинского "оrdо" и греческого "imeon" — означает "продуманную структуру", "форму действия", материю, приведенную в соответствие с бытием разума.

Следовательно, интенциональность делается правилом, мерой, постоянной структурой исторического или соматического становления. Это "распространяемое" возникновение ведет к бесконечной пользе, следовательно, ведет к постоянному порождению жизни, непрерывному ее воспроизводству.

Для вождя или для гения проблема является естественной мастерской;, его не интересует система, его интересует завершение процессов, уже пришедших в движение. И, в зависимости от ситуации, он либо изобретает новые модули, либо использует модули прошлого, концентрируя внимание не на них, а, главным образом, на энергии, и конфигурируя ее в соответствии с ситуацией для усиления жизнеспособности, то есть для насыщения бытия всех тех, кто вовлечен в эту ситуацию, в которой происходит это рождение, этот взрыв, это событие или это антитетическое проявление. Из всего этого следует, что для достижения функциональности, общество должно быть органичным, то есть различные части должны быть взаимно функциональны, составляя таким образом плерому и повышая эффективность целого. Так от богатства и всемогущества целого жизнь возвращается к развитию, пользе отдельных своих частей.

Следовательно, органичное — это объединение различных частей, взаимодействующих и изменяющихся в процессе объединения в сторону большей мощности, превосходства, ума. Именно это и есть политика: искусство сводить воедино различные ситуации и переводить их в развитие ради эффективности целого. Следовательно, суть политики включает искусство дела, то есть умения соединять части в.соответствии с уже присущим им внутренним потенциалом. Между отдельными частями уже имеется взаимная связь, взаимное узнавание, каждой такой части присуща определенная интенциональность, направленная на объединение с другими. Необходимо, однако, уточнить, какое объединение? Такое, которое гарантировало бы как стабильность самой части, так и ее открытость другим частям.

В таком случае истинная политика представляет собой руководство, направленное на успех всех частей, составляющих ядро. Невозможно, чтобы все части были одинаковы — каждая должна действовать по-своему, присущим только ей образом, согласно своей уже продемонстрированной способности. Идеология рождается как благо, как решение некоего исторического "здесь и теперь", как изобретение функциональной программы; однако, став фиксированной, однажды установленной, она превращается в "убийственную" для политической функции. Следовательно, у своего истока идеология есть эффективность, функциональный порядок; фиксированность же ее смертоносна.

Под "идеологией" я понимаю образ, структурированный как инструмент социального действия (от "atdi" = форма и "zogol" = слово, начало, ум, закон). Ведь столкнувшись с какой-либо проблемой, гений или вождь используют для ее решения некий модуль, некий маршрут, некий график, то есть—рациональную структуру. Большое количество образов, гипотез решения, формализуемых в этом калейдоскопе необходимости, показывает как идеология становится таким инструментом. Так "Идея", как только реализуется исторически, становится "Логосом" или, в терминах Онтопсихологии, Ин-се, причем ее решение формализуется через априорное "Я", но исполняется уже посредством логико-исторического "Я". "Идея" совершенна, если опосредуется в "Логосе".

Реализация "Логоса" есть феноменологическая конкретность, поэтому из идеи, из соответствия требованию формализуется инструмент, стереотип. Другими словами, заключенная в идее целостность должна перейти в другое качество таким образом, чтобы ее эйдетическое отражение соматизировалось в исторической структуре. В свою очередь, логико-сознательное "Я" оперирует историческим отражением в границах, определяемых равновесием ситуации. Однако, после того, как некое решение, теория, идеология разработаны, совсем не обязательно пользоваться исключительно ими. Инструменты фиксируются для того, чтобы дать всем возможность решения, но на этой стадии инструмент, который в одной ситуации был полезен, может оказаться деструктивен в другой. Не существует ни одной идеологии, способной быть стабильной опорой, гарантирующей обществу жизненный порядок.

Даже гарантированная парламентами, религиями, законами, полицией и главами правительств идеология фактически поддерживается и фиксируется массой индивидов, нуждающихся в реванше за собственные фрустрации у всех тех, кто состоялся и наслаждается благосостоянием. Совокупность всех индивидов, не реализовавших по различным психологическим причинам в собственной неповторимости никакой феноменологии духа, то есть своего оптического Ин-се, вовлекается в зомбическую энергию, приходя в высшей точке своего беспокойства к необходимости разрушения самое себя. Это саморазрушение обусловлено природной интенциональностью — ибо то, что не является функцией жизни в соответствии со своей специфической индивидуацией, должно подвергнуться разложению, создав питательную среду для других, уже функциональных, неповторимых форм. То есть, смерть представляет потребление потенциала, а затем его реинвестирование вновь.

В России я увидел, что великий "деспотизм" порожден великой массой людей. На вопрос, что я думаю о Гитлере и Сталине, я ответил, что они были больными, которых в иные времена поместили бы в сумасшедший дом, но которых в то конкретное время народ захотел иметь для прославления своей ограниченности, своих комплексов; то есть, они оказались марионетками огромной людской массы, явившейся для них и матерью, и матрицей. Так называемый "маленький человек", образуя социологическую массу, выбирает марионетку, которая выполняет его поручения, только потом марионетке, в конце концов, отрубают голову, а масса, народ остаются целы и невредимы, ожидая очередной Святой Пятницы5. Если бы вождь попытался осуществить определенные перемены без согласия масс, он был бы немедленно уничтожен. Следовательно, бессмысленно устраивать революции против вождей, достаточно изменить массы.

Сегодня в России основная трудность нового поколения состоит именно в пробуждении роли индивида, личности. Лучшие, самые умные, хотят попробовать сами, но масса не желает слышать об индивидууме и личности. В сущности, масса, если у нее нет умного хозяина, жить не может. Это вопрос психического пространства, формирующегося из века в век, из поколения в поколение, в котором действует монитор отклонения. Ибо монитор отклонения не приемлет вождя, гения, а предпочитает массу, поскольку всегда жестко фиксирует статическую и никогда не контролируемую систему идеологии. Монитор отклонения подлаживается под необходимость ограничителей, присущих любой идеологии. Для монитора не имеет значения, "какова" идеология, важно, чтобы она была. Без оболочки правил, моральных норм, фиксированной этики он действовать не может. Вот почему мой тезис состоит не в том, что нужно спасать идеологии, а в том, что любая из них имеет ценность постольку, поскольку она реализована как функциональная способность общества к сосуществованию.

Чтобы политика соответствовала приведенному выше определению, она должна всегда быть свободной от какой бы то ни было идеологии, чтобы каждый раз наиболее эффективно отвечать на проявления жизни в себе, присущие только данному, неповторимому историческому контексту. В таком случае политика всегда должна проверяться по "здесь и теперь" исторической данности, то есть, инструментализация правления должна всегда нести отпечаток необходимости актуальной функции. Но происходит обратное — во всех культурах мы констатируем, что в первую очередь спасается догма, идеология, а потом, если это возможно, функция. "Букву" не трогают, но приносят в жертву функцию (дух). Изменить же нужно букву, изменить в соответствии с веянием духа, то есть оптической интенциональности исторического. Вот решение апории упорядоченности духа. Таково вечное свершение, вечное приключение свободного, созидающего человека и, следовательно, созидающего общества.

Жизнь не "была создана", она — "в непрерывном процессе созидания"6. Когда человечеству не удается с помощью своих идеологических систем "шагать в ногу", это означает, что оно не синергично интенциональности природы, и тогда оно поглощается экзистенциальной шизофренией, при которой индивидов много, но мало Личностей, избранных для великой жизни. Тогда расходятся пути жизни и человеческого сообщества, — а значит, нормальна и логична такая ситуация, когда всем плохо, у всех проблемы, когда болеет все человечество, включая и правительства, поскольку отсутствует эта синергическая интенциональная связь между проблематическим процессом истории и осуществлением онтического Ин-се как коллективного индивидуального.

Пока мы придерживаемся "мертвой буквы" идеологии, бесполезно говорить о планировании будущего, созидании, жизнеспособности, духовности и, тем более, о "душе". Душа есть дуновение, дух, она — ум в осуществленном акте, непрерывном акте феноменологии духа. Единственная идеология может происходить только из константы "Н", внутренне присущей нашему Ин-се, которое, — как только адаптируется к среде и феноменизируется, — немедленно начинает двигаться по амебно-метаболическому и, следовательно, направленно-историческому пути. Суть в том, что надо всегда быть готовым изменить свои идеи, чтобы быть синергичным с интенциональностью жизни; но для достижения этой способности необходимо быть точным с самим собой, то есть быть подлинным, иметь логико-историческое "Я", способное синхронизироваться с интенциональностью, с импульсами онтического Ин-се. Онтическое Ин-се представляет собой некий отдельный элемент, который всегда является частью целого, и наше сознательное "рацио" должно быть постоянно открыто для изучения собственного Ин-се как в его индивидуальном, так и общественном аспектах.

Ин-се — это единственный критерий, единственная стезя. Для тех, у кого его нет, — не существует задач, не существует ничего, поскольку постановка задачи уже есть энергетическое отношение, уже есть жизнеспособность. Жизнь удивительна: проходят столетия и остаются только те идеи, которым иногда удавалось победить; ведь великие идеологии представляют собой в определенном смысле планы, благодаря которым великие умы нашли пригодное для всех решение проблемы экзистенции, которое состоит, надо сказать, в искусстве развития себя как творческой личности.

В заключение скажу, что политика – в изначальном и подлинно терминологическом смысле – в определенной степени соответствует историко-социальному Ин-се человеческой среды, которая становится основой, способствующей функциональному ускорению роста всех ее частей. Следовательно, политика должна варьировать, регулировать идеологию, а не наоборот. На языке философском мы можем сказать, что идеология в абсолюте есть исключительная прерогатива Бытия в себе. Только Бытие может установить некую форму, которая становится вечно функциональным законом через отражение вечного в историческом. Вне Бытия в себе нет никого, кто мог бы предустановить совершенную форму, вмещающую и направляющую все неисчислимое множество самоорганизующихся событий и предначертаний жизни. Будучи субстантивированы историей, то есть чем то убегающим, меняющимся, непрерывно мутирующим, мы представляем собой часть движения этой великой реки, поскольку постоянно интенсифицируем нашу идентичность, питаемую вариациями, изменениями, — именно в этом и состоит функциональная экзистенция. Поскольку наша идентичность изменчива, успех наших действий зависит от их соответствия некоей функциональности, определяемой спецификой этического контекста ситуации.

Я хочу вновь подчеркнуть следующее: не то, чтобы я был против абсолютно всего, что представляет собой систему, поскольку мы сами являемся чем-то заранее установленным, происходя из некоей формы – константы «Н». Все наше движение вперед осуществляется через формальное самосозидание, в котором так называемое априорное «Я» устанавливает, в зависимости от ситуации, оптимальный рост. Система есть составляющая нашей истории в процессе этого роста. Ведь без формы, направления, процесса вербализации мы не можем стать личностью, поэтому система внутренне присуща нашему акту существования.

Система особенно важна в том, что является ее социологическим отражением, — важна для того, кто контролирует действие общественного порядка, независимо от того, король ли это, диктатор, сенат или парламент. Без системы ни один вождь не может достичь возможности контроля как служения. Я хочу подчеркнуть здесь концепцию, заключающуюся в том, что вождь является вождем в той мере, в которой он является слугой того большинства, которым руководит, — следовательно, это не преимущество контроля как власти (что было бы антитетическим смыслом в жизни). Истинный вождь — это тот, кто посредством своего ума, своей высшей способности к "перформансу" умеет быть слугой и опорой для многих. Благодаря своей интуиции, способности улавливать различные грани многоцветного облика общества — психологического, экономического, технологического — во всей сложности их проявлений, из которых и лепится история как индивида, так и социума, он умеет найти единственно верное решение, разведать новый путь и перевернуть наше мировоззрение.

Вождь движется не в соответствии со своим специфическим, индивидуальным умом, но в соответствии с требованием группы, которую представляет. В сущности, вождь, будучи общественной функцией, тем самым исчезает для самого себя. Ему, в конечном счете, не обязательно обладать реальными качествами лидера в эгоическом смысле, но он всегда обладает спроецированными на него лидерскими качествами многих, которым служит его ум и которым подчинена вся его деятельность. Для осуществления этого нужна система, нужен порядок и вот — немедленно появляются закон, различные юридические органы, то есть та совокупность правил и норм, которые устанавливаются в качестве функции целого, а не в качестве функции подавления. Даже когда вождю приходится в тяжелых случаях производить резекцию, он должен делать это, всегда сообразуясь с благом всего общественного организма. Следовательно, система необходима, надо только ее регулировать и модифицировать в соответствии с проблемными экзистенциальными требованиями группы. Вождь не может существовать без системы.

Какова ценность системы? Индивид, делая выбор, реализует только самого себя, но тот же самый выбор, после того как определены его границы, а ситуация с максимальной точностью сконфигурирована, может быть мгновенно адаптирован для миллионов и миллионов людей. Система есть то, что устанавливает связь между гениальной ситуацией отдельного пространства с множеством мест, почти до бесконечности, добиваясь на основе решения для одного — решения для многих. Следовательно, она представляют собой средство поддержания общественных ценностей, обеспечивающее их техническое обслуживание. В этом и заключается необходимость системы, являющейся мощным рычагом власти и жизнеспособности.

Дата добавления: 2015-09-06