|
Читайте также: |
Дима, хоть и злился, не мог сдержать улыбки. Он давно не видел Юлю в таком замечательном настроении.
— Мне понравилось, — честно сказал Дима.— Только вот наши, похоже, обиделись.
— На обиженных воду возят! — бодро заявила Юля. — Как обиделись, так и разобидятся.
— Но их же тоже можно понять, они так мечтали выиграть, — заступился за одноклассников Дима.
— Дим, хоть ты меня не смеши! — заявила Кошка, вмиг став серьезной, — это даже соревнованиями назвать нельзя! Какая разница кто победил? Главное, было весело!
— Не знаю, — вздохнул Дима, — трудно будет в этом убедить одноклассников…
— Да плевать мне на них! — вскипела Кошка. — Я что, должна у них разрешения спрашивать?
— Разрешение не разрешение, то мне хотя бы ты могла сказать… — начал Дима.
— Я хотела сделать тебе сюрприз! — перебила его Юля. — Тьфу, вот взял и испортил настроение.
Юля насупилась. Дима молчал, глядя в окно. Потом у него завибрировал телефон, он пробормотал, что его ждут и поспешно ушел.
Кошка демонстративно пожала плечом и отправилась домой. Идти отмечать победу с «бэшками» ей расхотелось.
***
Аня теперь частенько приходила к Полине. Один раз даже взяла с собой Ваню, но ей не понравилось. Ваня с Антоном уселись за комп и просидели там четыре часа, а Полина стала нудеть и ходить вокруг мальчишек, требуя, чтобы ее тоже пустили поиграть.
Однажды Аня застала дома Полининого папу. Он был огромный, плечистый и рыжий. ТетьКать рядом с ним выглядела дюймовочкой. Он очень смешно опекал свою жену, подавал ей чай и отправил спать после обеда.
ТетьКать посмеялась, но спать пошла. А ДядьДим тут же принялся шикать на детей, чтобы они не мешали маме отдыхать.
Полина отнеслась к этому очень серьезно. Достала набор с бусинками и принялась сосредоточенно нанизывать их на нитку.
— Нужно, чтобы тихо было, — сказала она, — маму нельзя беспокоить.
В этот момент Полина опять превратилась в Полину школьную — тихую, незаметную, бесцветную, с вечной печатью грусти на лице.
Аня задумалась. ТетьКать не производила впечатления человека, которого нужно спасать.
— А что с мамой? — тихо спросила она у Полины.
У той задрожали губы.
У Ани внутри тут же все завибрировало, так было всегда, когда она чувствовала, что сейчас узнает что-то очень важное.
— Мне нельзя ее волновать, — тихо сказала Полина, — ведь тогда она может… может…
У Полины так дрожали губы, что говорить дальше она не могла. Слово «умереть» Аня не услышала, она прочитала его по губам.
— Почему? — спросила она.
— Потому что…
— А тебе кто это сказал?
Полина долго смотрела в стенку. Так долго, что Аня начала подпрыгивать на месте. Ей хотелось тряхануть Полину за плечи, чтоб выбить из ее головы эту чудовищную глупость. Ведь понятно же, что ТетьКать умереть не может!
— Анастасия Львовна, — выдавила из себя Полина, а дальше зашептала, захлебываясь словами, — Она сказала, что нужно сидеть тихо, а то мама расстроится. Она сказала, что мама такая худая, болеет, наверное… Она сказала, что очень переживает за мою маму, и что, если я буду плохо себя вести, маме придется сказать, и мама может… Я тихо сижу! Я без мамы не выдержууууу…
Полина легонько всхлипнула и продолжила нанизывать свои бусинки, а у Ани в голове образовался воздушный шарик. Она чуяла сердцем, что все происходящее неправильно, но не понимала, что ей теперь с этим всем делать. Нужно было посоветоваться…
***
Впалыча Аня встретила на пороге школы. На нем уже висела Кошка, но Аня пролезла между ними, отодвинула Юлю, дернула Впалыча за штаны и сосредоточено заявила ему в живот:
— Надо поговорить!
Говорить она начала сразу же, и за десять минут вывалили все, что знала про Полину.
Впалыч молчал. Потом он присел на корточки и спросил:
— Тебе нравится Анастасия Львовна?
Аню затрясло от волнения. Слишком долго она держала в себе свое отношение к учительнице.
— Она холодная, как жаба. Она ведьма. Она всех заморозила.
— Она кричит на вас? — спросила Кошка.
— Нет. Она улыбается. Вот так.
Аня растянула губы в улыбке.
— А глаза у нее ледяные. А еще она говорила, что не отпустит меня обратно в 34 школу, если я буду плохо учиться! Впалыч, я так боялась, что аж заболела! Теперь-то уже все равно, а тогда мне было очень страшно!
— А теперь не страшно? — спросил Впалыч.
— Теперь все равно, — вздохнула Аня, — теперь я сижу и сказки сочиняю. В голове. Писать она мне не дает. И я сразу поняла, что Полину укусил ядовитый паук и из нее цвет вытекает. Ей помочь надо. Впалыч, ты поможешь?
— «Вы», — автоматически поправил Впалыч. — Называйте меня здесь на «вы», пожалуйста, не надо смущать других. Конечно, помогу, Анюта, иди на урок.
Аня убежала, а Кошка испуганно смотрела на белые пальцы Впалыча, сжимавшие зонтик. Если бы вместо зонтика был стеклянным, он бы давно разлетелся на тысячу осколков. Учитель проследил за взглядом Юли и ослабил хватку.
— Ты видела ее учительницу? — спросил он.
Юля мотнула головой.
— Я была у нее в классе, они там, правда, отмороженные все.
Впалыч нервно дернулся и пробормотал себе под нос.
— Ох, не хотел же я ввязываться…
***
Из школы Аня шла с Ваней. Полина спешила в музыкальную школу, а Ане спешить было 0некуда.
Ваня вываливал на нее все тонкости очередной «стрелялки», а Аня витала в облаках.
— А тут как раз на меня такой монстр выскакивает! И я ему раз! И гранату в башку! А он такой раз! И валяется!
— Вань, а если на тебя в жизни монстр нападет, ты испугаешься? — спросила Аня.
— А чего пугаться? — удивился Ваня. — Я ему раз! И гранатой!
— А где гранату возьмешь?
Ваня задумался, а потом заявил:
— Монстров в жизни не бывает!
— А если на тебя медведь нападет? — не унималась Аня.
— Медведей тоже в жизни не бывает! — отрезал Ваня.
— Как это? — опешила Анечка.
— Медведи бывают в цирке и зоопарке. А там они дрессированные. А в жизни медведей не бывает, — уперся Ваня.
— А откуда они в цирк попадают? — спросила Аня
Ваня начал строить гримасы и скакать, как бешенная обезьяна. Аня уже давно вычислила, что он так поступает всегда, когда ему нечего сказать. Переждав приступ, Аня продолжила:
— Вань, а ты в лесу когда-нибудь был?
— А что я там забыл, в лесу? — фыркнул Ваня. — Там только комары и какашки.
— Ты там был?
— Не, мне мама говорила, — уверенно сказал Ваня.
— А я была в настоящей тайге… — задумчиво сказала Аня. — Мы ночевали на кордоне у лесника. Там так красиво… И медведей мы видели, но только издалека. Близко к ним страшно подходить, нас не пустили. А лесник нам рассказывал, что весной они приходят к самой избушке и чешутся об нее. И избушка трясется! А зато мы видели лисенка! Он был такой смешной, и сразу спрятался в норке. А его мама принесла ему мышку. Мышку было жалко, но ведь лисенку тоже надо кушать. А если бы наша школа не закрылась, в следующем году меня взяли бы в пустыню…
— Мееее! — заявил Ваня и состроил рожу. — Бе-бе-беееее!
— В пустыню не всех берут, там техника безопасности суровая. Прививки нужно сделать и у аллерголога провериться. И врачей с собой нужно целых два. Но я бы все равно поехала! Потому что мне кажется, что я там родилась. В пустыне.
— Гыыыы! Буэээээ!
Ваня дернул Аню за сумку и толкнул ее по направлению к луже.
— Тебя бы не взяли, — вздохнула Аня, — ты еще маленький.
— А ты что, большая сильно? Сколько тебе лет?
— Восемь с половиной.
— А мне восемь и десять месяцев, поняла! Малявка! Бееееее! Гыыыы!
Аня вздохнула.
— А ты знаешь, что делать, если встретишь змею?
— Хватать ее за хвост и шарах об пол! И шарах! И шарах!
Ваня для убедительности несколько раз шарахнул об дорожку сумкой. На снег посыпались ручки и тетрадки, выкатилось покусанное яблоко примерно недельной давности и выпал кошелек.
Ваня все это затолкал обратно в сумку, вперемешку с мокрым снегом. Аня попыталась его остановить, но он был неумолим.
— Да чем там! Мама новую сумку купит, тетрадки вообще пофиг, так им и надо, тоже мне ценность… Ты, малая, не бойся. От змеи я тебя спасу. Кого ты там еще боишься?
— Анастасию Львовну, — вздохнула Анечка. — От нее спасешь?
Ваня чуть не упал. Глаза у него забегали, и он принялся выгребать снег из сумки.
— А чего спасать? Она это… Ее надо любить. Я ее люблю!
— Но она же…
— Нет! Нет! — перебил ее Ваня, — ее только любить! Я люблю! Нельзя! Нет!
И Ваня бегом умчался к своему подъезду.
***
Наверное, все дело было в том, что Женька встретил Вику без подготовки. Они столкнулись. Не так, как пишут в романах: «Они столкнулись нос к носу», что означает просто «Увидели друг друга вплотную» — Женька реально чуть не снес Вику с ног, резко завернув за угол. Дальше все пошло само собой.
Вика ойкнула и чуть не навернулась.
Женька инстинктивно поймал ее, но сам потерял равновесие.
Вика завизжала.
Они в обнимку шмякнулись в мокрый сугроб.
Женька совершенно перестал соображать и вместо заготовленной речи выдал буквально следующее:
— Вика! Я тебя люблю! А тебя так колбасит! Ты чего, а?!
У Вики от потрясения тоже выбило какие-то предохранители, и она выпалила:
— Женька! Мне так плохо! Мать убьет, а я без него не хочу! Я оставить хочу! А как же теперь? Я и сказать не могу никому! Что ты молчишь?! И вообще, подними меня, мне лежать в снегу нельзя теперь!
Женька торопливо принялся вытаскивать себя и Вику из снега. В голове у него вертелась стая вопросов, но он задал самый глупый:
— А почему в снегу-то нельзя?
— Я беременна!
Женька чуть было снова не уронил Вику в сугроб.
***
…Воронько-старший нашел Молчуна через два дня. Пришел к нему домой, оставил телохранителей пить чай с родителями, а сам уединился с Артемом в комнате. Долго внимательно рассматривал его, сказал непонятно:
— А я думал, ты казачок засланный.
И добавил:
— Рассказывай, чего хотел.
Молчун рассказал, как мог, полно:
— Вы деньги давали. На школу. Теперь не даете. Почему?
— Школу жалко? — вздохнул Петр Сергеевич. — И мне жалко. Я знаешь, в какой учился? В сельской. Учителя у нас хорошие были, только у них своих забот хватало: огород, дрова на зиму, коня под картошку.
«Конь под картошкой» вызвал у Молчуна в голове картинку селедки под шубой — любимое блюдо приемных родителей. Но он даже не улыбнулся, понимал — человек важное рассказывает.
— Я когда начал деньги зарабатывать, — продолжал папа Ворона, — сразу начал помогать детдомам, школам, особенно сельским… А потом понял — толку ноль. Ну, купят они компьютер с цветным принтером, так его или учитель информатики домой утащит, или будут какие-нибудь открытки дурацкие к восьмому марта печатать.
Воронько даже скривился — видимо, вспомнил какую-то особо мерзкую открытку.
— Тогда я решил создать школу будущего. Нашел классных педагогов… Не сам, конечно, помощники мои нашли. Учителя собрались, начали мне чего-то рассказывать. Я ничего не понял, — Петр Сергеевич честно рассмеялся. — Но сказал: «Вот вам деньги, делайте, что считаете нужным. Финансовых отчетов не нужно, я вам верю». И они сделали!
Папа Ворона замолчал надолго. Так надолго, что даже Молчун не выдержал:
— Тридцать четвертую?
— Да. Тридцать четвертую. Но недавно… неважно почему, но начали меня трясти. И оказалось, что в вашей замечательной школе все было замечательно… кроме бухгалтерии. Эти… — Воронько хотел сказать какое-то страшное слово, но сдержался, — следователи сказали, что половину ваших учителей сажать надо. Пришлось взять все на себя. Так что извини, Артем, больше я школу содержать не буду.
— Вас посадят? — спросил Молчун.
Он вдруг почувствовал, что с этим человеком говорить почему-то проще, чем с другими.
— Да, — просто ответил тот. — Так обидно.
***
На этот раз Птиц собрал Дима.
— Нужно посоветоваться! — лаконично сообщал он.
Советоваться сели в пиццерии. Там было тепло, не орала музыка, и можно было усесться за отгороженный от всех столик. Женька опаздывал, но решили начинать без него.
Заказали две больших пиццы и, пока ждали заказ, Дима быстренько рассказал проблему.
— Впалыч думает, что будет честно. Ну, оценки в журнал будут выставляться правильные и самостоятельные мы будем проверять. А если кто-то захочет его обмануть? Что нам делать? Если мы пожалуемся Впалычу, то мы шестерки? А если не пожалуемся? Дать им обмануть Впалыча? Он столько поручений раздал, не можем же мы с Кошкой всех проверять?
За столом воцарилась довольно томительная пауза.
— Давайте рассуждать логично, — тихо сказала Аня.
И тут все облегченно рассмеялись. Вернулись их, Птичье время, когда они все вместе корпели над решением одной и той же задачи.
— Давайте! — радостно подхватила Кошка.
Ей тяжело далось начало встречи, Дима хоть и рассказывал про их общую проблему, не смотрел в ее сторону и все время отводил глаза, натыкаясь на ее взгляд.
— Впалыч пришел в школу, чтобы научить нас математике, правильно? — спросил Дима.
— Ага, — поддакнула Аня, — значит главное для него, чтобы все математику знали. Логично?
У Кошки округлились глаза.
— Послушайте! Да ведь все элементарно! Если человек хочет исправить свою оценку, то он приходит ко мне, или к Диме, мы ему объясняем, в чем проблема, и он переписывает работу. Главное, чтоб он умел решать задачи, да?
— Так вот почему Впалыч нам с тобой доверил работы проверять! — воскликнул Дима, — он уверен, что мы с тобой сможем объяснить!
— А мы сможем? — заволновалась Кошка.
— Значит, сможем! — уверенно сказал Дима.
Он наконец-то посмотрел Юле в глаза, и у нее сразу отлегло от сердца. Не сердится.
Птицы накинулись на подоспевшую пиццу с чувством выполненного долга.
— Ох, ребят, я так соскучилась! — сказала Кошка, — и чего мы так давно не собирались?
— Социализировались, — вздохнула Анечка.
Все опять расхохотались, но тут слово взял Молчун. Медленно и скупо, он рассказал все, что узнал про финансирование 34 школы.
— Ничего не понимаю, — мотнул головой Димка, — то есть я понимаю, что у Воронько старшего были деньги, он давал на школу, потом денег не стало, не стало школы. Это понятно. Но почему Ворон учился у нас только три года? И вообще он не похож на сына олигарха!
— Он не знал! — объяснил Молчун, — он и сейчас не знает. Мать. Она не хочет.
— И что нам теперь с этим знанием делать? — спросил Кошка.
— Школы не будет, — сказал Молчун, — денег нет. Если спасать, то дом. Здание. Чтоб не снесли. Жалко.
— Как же мы ее спасем? — вздохнула Кошка. — Пикет устроим? Опять журналистов звать?
Птицы завздыхали. Устраивать пикет никому не хотелось. Да и не верили они в пикеты и в журналистов. Подошел Женька, ему в двух словах пересказали ситуацию, но он тоже ничего предложить не смог. Он вообще, казалось, никак не мог сосредоточиться.
— А почему ее снесут? — спросила Аня.
— Потому что дураки! — ответила Кошка и толкнула Женьку в бок. — Жень, объясни!
Женя поморгал, собираясь с мыслями, и начал объяснять:
— Потому что здание старое, художественной ценности не представляет. А земля дорогая, в центре. Сад огромный, на этом месте можно целый многоэтажный дом построить, и квартиры продать за большие деньги…
— Опять деньги, — вздохнула Аня, — а если бы была ценность у здания?
— Тогда можно было бы обратится в министерство культуры, доказать, что это здание нельзя сносить, потому что… потому что… Что?
Женя прервался на полуслове, потому что увидел, как синхронно загорелись глаза у Ани и Кошки.
— Нашли!
— В подвале!
— Грамоту!
— Дарственную!
— Тут жил Пушкин!
— Нет, архитектор!
— Знаменитый!
— В интернет!
—Бумагу состарить.
— Чернила…
Женя, который никак не мог сосредоточиться на общей проблеме, обиделся:
— Я один ничего не понимаю, да?
— Надо доказать, что здание представляет ценность, — впилась Жене в руку Кошка, — мы сделаем грамоту или дарственную, которая подтвердит, что дом, например, построен знаменитым архитектором, и его не снесут.
— Но это же подделка! — ахнул Женя. — Нас раскроют!
— Значит, нужно сделать так, что не раскрыли, — твердо сказал Дима
Птицы быстренько набросали на бумажке план подделки старинной грамоты и разошлись по домам. Искать информацию в интернете.
***
Женька и Молчун шли по парку.
— Знаешь, Артем, — сказал Женька, — я никому не могу про это сказать. А тебе могу.
Молчун серьезно кивнул.
— У меня проблема, — Женька вдруг начал говорить Молчуновскими рублеными фразами. — Девушка беременна. Не от меня. Я ее люблю. Она меня нет. Что делать?
Они прошли еще десяток метров, Молчун не отвечал, внимательно наклонив голову. Он ждал продолжения.
— То есть я знаю, как надо правильно, — чуть не плача сказал Женя. — Но это… неправильно! Так нельзя! Потому что… это неправда! А не сделать… тоже не могу! Я до конца жизни не прощу. Понимаешь?
— Не все, — признался Молчун после паузы. — Главное — понял.
Женька повернул голову к Артему и так и шел, перекособочившись, потому что собеседник никак не мог начать говорить. Готовил длинную тираду. В голове набирал текст, редактировал, учил…
— Ты знаешь, как правильно, — наконец произнес Молчун. — Но боишься. Страх — плохо. От страха глупеют. Перестань бояться. Тогда поймешь.
В Женьке вдруг вспыхнула ярость.
— Ага, ерунда какая! Взять и перестать бояться! Может, научишь, как это? — Женька понимал, что обижает Молчуна зря, но остановиться не мог. — Ты же у нас умненький! Вундеркиндик! Слово — золото!
Но Молчун и не собирался обижаться. Он серьезно кивнул:
— Скрытая агрессия. Лучше, чем страх. Но все равно плохо.
Они еще долго шли вместе. Женька — потому что надо было извиниться, а он не мог собраться с мыслями. А Молчун — потому что ему было приятно идти рядом со взрослым. Пусть не папой, но старшим братом. Почти.
— Извини, — наконец сказал Женька. — Напало чего-то.
— Да, — ответил Молчун. — Еще девиз. На твоем щите. Помнишь?
Женька торопливо кивнул, хотя девиза, хоть убей, вспомнить не мог. Помнил турнир. Как мастерили доспехи. Как спорили, из чего делать копье, чтобы жюри пропустило. Как Анечка гордилась своей ролью Прекрасной дамы, а Кошка сцепилась с Димкой за право стать оруженосцем — и, как всегда, победила. А вот девиз выветрился из памяти.
— Спасибо, — сказал Женька, — я понял.
Дома первым делом раскидал антресоли и откопал щит. На нем зубастыми готическими буквами было написано: «Делай, что должно — и будь, что будет!»
***
Весь вечер Юля провела, пытаясь разобраться в тонкостях химии. Бумага, чернила — все это оказалось довольно сложно и требовало нехилых знаний предмета.
Окончательно запутавшись в сложных терминах, она набрала номер Алены. Та собиралась поступать в медицинский, и химию знала блестяще.
— Ален, привет, мы тут такой проект замутили, нам нужен толковый химик, помоги, пожалуйста… Не поняла…
В ухо запищали короткие гудки. Кошка нажала «повтор» и протараторила снова:
— Ален, привет, мы тут… Да что ж такое!
Связь опять прервалась.
Третий раз телефон не отвечал.
«Где ее носит, что связи нет…» — раздраженно пробурчала Кошка и набрала Димин номер.
— Дим, слушай, давай Алену попросим помочь с химией, — с места в карьер начала Кошка.
— Юль, я на тренировке, — сказал Дима и отключился.
Юля вздохнула. Но ее внутренняя сущность требовала решить проблему немедленно, ей приспичило дозвониться до Алены, и ждать она не могла.
— Эля? Привет! А ты не знаешь, как мне выловить Алену?
Пока Кошка вываливала на Элю информацию, ее собеседница напряженно молчала.
— Ты меня слушаешь? — не выдержала Кошка.
— Да. Хотя…
Эля сделала такую многозначительную паузу, что даже Юля сообразила, что что-то не так.
— Что опять? — раздраженно спросила она.
— Дело в том, Юлечка, что ты нас предала. И мы решили с тобой не разговаривать.
— Что? — изумилась Кошка.
— А вот то, — сказала Эля, — Я пыталась что-то сделать, но все настроены против.
— Ну-ну, посмотрю я на вас на контрольной по математике, — съязвила Юля.
— У нас Дима есть, — отрезала Эля.
— Но Дима же не может…
Противный холодок пополз у Юли по спине.
— Дима же меня знает! Он…
— У Димы с Аленой все серьезно, — сказала Эля, — он так старался, чтоб мы выиграли. Ради нее старался, понимаешь? ЕЙ было важно выиграть у «бэшек», это старая история, даже рассказывать не хочу. А ты ему такую свинью подложила, даже не знаю как он тебя простит.
— Он не сердится! — уверенно сказала Кошка.
— Ну…. — протянула Эля, — тебе он, может, и так говорит.
… В школу Юля пришла в совершенно растрепанных чувствах. Поймала себя на том, что не хочет идти в класс и под надуманным предлогом завернула в кабинет Впалыча. Ей повезло, он был один.
Не зная как вырулить на больную тему, начала издалека.
— Виктор Павлович, а вам понравился концерт?
— Да, очень, — улыбнулся классный руководитель, — только мне показалось, что «наши» не очень обрадовались опере.
— Дураки, — буркнула Юля и уставилась в окно.
Впалыч посмотрел на напряженную Юлину спину и неожиданно заговорил совсем о другом.
— Слушай, а ты знаешь, что у Оли фантастические музыкальные способности? Я уже договорился на прослушивание, помнишь, к нам в 34 приезжал профессор…
— Не помню, — буркнула Юля, — у меня с музыкой не складывалось.
— А ты обратила внимание на Илью? Он как бы самый тихий в классе, а на самом деле очень мощный лидер. Помнишь, у нас был семинар по лидерству как раз на эту тему? На нем-то ты точно была.
— Была. А Илья — ботан. Сидит и зубрит, головы не поднимает.
— Понятно… А ты не заметила, что у Эли великолепное художественное чутье? — продолжил Впалыч.
Кошка аж подпрыгнула на месте и отвернулась от окна.
— У Эли? — возмутилась Кошка, — да у нее чутье только на сплетни! Они целыми вечерами сидят и пацанов обсуждают! А пацаны говорят только о том где бы покурить втихаря!
— Кстати о покурить… — ухмыльнулся классный. — Помнишь, как я вас застукал в шестом классе?
Кошка покраснела, но взгляд не опустила.
— Вы же сами тогда сказали, что желание все попробовать — это нормально. Главное, сделать правильный вывод.
Впалыч кивнул. Кошка смутилась.
— Я попробовала, мне не понравилось. Я свой выбор сделала.
Тут Юля задумалась, но ненадолго.
— Я понимаю, что вы мне хотите сказать. Типа каждый имеет право на ошибку, да?
— Юля, это прописные истины, мне с тобой даже неудобно об этом говорить, — улыбнулся Впалыч.
— Но я же вижу, что вы мне хотите что-то сказать! — воскликнула Юля.
— Можешь не идти на первый урок, — сказал Впалыч и уткнулся в журнал, — я скажу, что ты мне помогала.
Юля зашвырнула сумку на последнюю парту, а сама уселась на первую. Рядом с учителем.
— Да, я не хочу туда идти! — с вызовом сказала она, — Да, у меня с ними плохие отношения! Да, я не вписалась в коллектив!
— Юля, знаешь, ты пока не готова воспринять то, что я хочу тебе сказать, — спокойно сказал Впалыч.
— Почему? А вы попробуйте.
Впалыч опять вздохнул.
— Окей. Знаешь, очень просто быть идеальным в отсутствие соблазнов. Очень легко вести уроки, когда тебя окружают идеально замотивированные дети. И только теперь я понимаю, что искусство в педагогике начинается как раз тогда, когда тебя не хотят слушать.
Юля сидела очень тихо, положив голову на руки, и смотрела на Впалыча широко открытыми глазами.
— И быть лидером в группе, когда все прошли почти ВУЗовский курс психологии легко. Все обучены себя вести, все определили свои психотипы, знают много умных слов. Знают когда нужно уйти, а когда промолчать. Опять же общее дело, которое нужно сделать, сближает. А вот быть лидером среди обычных людей…
— Легко! — перебила Юля, — они как овцы, на все ведутся!
Впалыч глянул на часы и воскликнул:
— Юль, мне срочно нужно подготовить самостоятельные для девятого класса. Помоги.
Следующие полчаса Юля составляла варианты самостоятельных. Она поняла, что Впалыч не просто так прервал разговор, но спросить «почему» побоялась.
На второй урок Кошка пришла с гордо поднятой головой. С Димой столкнулась прямо в дверях.
— Ты на меня не сердишься? — выпалила она.
— Нет, — улыбнулся Дима, — я на тебя не сержусь.
— И ты вчера был на тренировке?
Дима кивнул.
Юля расслабилась.. На остальных ей было совершенно наплевать.
***
В кабинет химии Птиц пустили, но реактивов выдали совсем ничего и все какую-то ерунду: дисцилированную воду, пару красителей, медный купорос и маленький кусочек калия. К счастью, Димка предвидел такой облом и прихватил из дому все необходимое.
Сначала нужно было составить чернила. Анечка каким-то чудом уговорила маму-биолога притащить из лаборатории чернильных орешков. Димка выставил пузырек с правильным купоросом (железным, не медным!). Осталось только смешать с клеем. Это вызвало продолжительный спор. Дима утверждал, что клей должен быть тоже аутентичным (Димка кайфовал от этого слова), потому что иначе зачем огород городить? Кошка орала, что и силикатный сойдет, кто там будет особо принюхиваться? Женька сидел, обхватив голову руками, отвечая на просьбы Анечки («Ну сделай что-нибудь!») коротко: «Сейчас… Погоди». И только Молчун втихаря стянул орешки и купорос, повозился с ними, добавил к смеси эпоксидки — и получилось вполне сносно. Чернила вели себя странно: писали довольно бледно, но высыхая, постепенно чернели.
Кошка результат одобрила, Димка смирился.
Дима вообще был не очень доволен происходящим. Он читал в интернете про то, как состарить бумагу и морщился.
— Это все несерьезно, — бурчал он, — нас раскроют. Нам нужно нормальное оборудование… Нам нужны серьезные специалисты… Нам нужны…
Тут Димка задумался.
— Слушайте, давайте общий сход объявим! Пусть все, кто хочет, из 34 школы, приходят и помогут. Вдруг, у кого-то родители…
— Умеют документы подделывать? — перебила Диму Аня.
— Не надо всех звать, — поморщилась Кошка, — растрепят. Давайте только лидеров групп соберем, мне кажется, был проект по истории нашей школы. Только я не помню у кого.
— А соберемся в пиццерии! — радостно заявила Аня, — ну что вы так на меня смотрите? Там просто думается хорошо! Ну, и вкусно…
***
Официанты уже привыкли к странным школьникам, которые сдвигают столы и с загадочным видом, чуть не сталкиваясь лбами, шепчутся, иногда срываясь на крик. Но вели они себя прилично, заказывали достаточно, поэтому никаких претензий к ним не было. Столы сдвинули, принесли недостающие стулья и горку тарелок и столовых приборов, а также пару пачек сока и стаканы.
Школьники подождали, пока отойдут лишние уши, принадлежавшие официанту, и Женя, на правах старшего, начал рассказ. Фамилию Воронько решили не упоминать, заменив его безымянным бизнесменом.
— То есть картина получается такая, — решил резюмировать Женин рассказ Денис, лидер Динозавров, — у школы было финансирование, была «крыша». Деньги кончились, крыша улетела. Поэтому и проверки сразу, и программа не соответствует…
— Мы думаем, что не в этом дело, — перебила его Кошка, — а в том, что здание стоит в центре города, сад очень много места занимает. Как только улетела «крыша», тут же нашлись охотники построить здесь что-нибудь. Дома или торговый центр.
Тут принесли пиццы, и школьники принялись молча жевать. И думать.
— У нас был проект по истории школы, — сказал Сергей, лидер Дельфинов, — но там не за что зацепиться. Фундамент у здания 18 века, но сам дом в 19 веке перестраивался. Последняя хозяйка усадьбы Анна Ордынцева ничем не примечательна. Про нее вообще никто ничего не знает, даже портрета не сохранилось. Даже неизвестно, где она похоронена и похоронена ли вообще.
— Как это? — спросила Анечка.
— У Ордынцевых было пятеро детей. Анна средняя дочь, у нее два старших брата и две младших сестры. В Петербурге у них были родственники, и Ордынцевы отправляли дочерей на сезон туда, чтоб выдать замуж. Обе сестры Анны это благополучно сделали, и остались жить в Питере[J1], а братья стали военными и тоже где-то жили… Не помню где, да это и неважно. А Анна так и не вышла замуж.
— Жаль, портрет не сохранился, — задумчиво сказала Кошка.
— Думаешь, она была некрасивая? — спросила Аня.
— Думаю, она была не такая как все, — отрезала Юля.
— Так вот, — продолжил Сергей, — после смерти родителей, Анна осталась в усадьбе одна. И она поехала к сестрам в Питер. И не вернулась.
— Там осталась? — спросил Женя.
— Да в том-то и дело, что неизвестно. Она уехала, и с тех пор про нее не было никаких вестей. Завещание она не оставила, никаких распоряжений прислуге не давала. Через несколько лет после того, как она уехала, тут появился сын одной из ее сестер. Оказалось, что в Питер она не приезжала, и что родные беспокоятся, что от сестры нет никаких вестей.
Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Третья четверть 5 страница | | | Третья четверть 7 страница |