Третья четверть 1 страница

В первый день третьей четверти Кошка встала ни свет ни заря. Пришла в школу заранее, уселась на свое место и стала ждать.

Класс наполнялся постепенно, но основная масса народу пришла буквально за пять минут до звонка. Первым уроком была математика, и никто на нее не спешил.

Как только зазвенел звонок и в класс вошла Злыдня, Кошка встала со своего места и вышла к доске.

Класс замер, предчувствуя недоброе.

Кошка же обвела всех присутствующих ясным взглядом и произнесла речь:

— Я хочу извиниться перед вами, — начала она, — перед вами, Елена Ивановна, и перед всеми… Я отвратительно себя вела всю вторую четверть. Я нервничала и всех задирала. Простите меня, пожалуйста. Я больше не буду. Нашей школы больше нет, я хочу остаться в вашем классе. Если вы не против.

— Против! — зашипели девчонки с последней парты.

А Злыдня, которая уже собиралась, как обычно, выгнать из класса наглую девчонку, зависла, и не знала, что делать.

— Вы не против? — еще раз спросила Юля, на этот раз глядя прямо в глаза Дениса.

Тот ошарашенно кивнул. Кошкин взгляд вообще тяжело было выдержать. Так же вынужденно кивнула Эля.

— Спасибо, — улыбнулась Кошка, — я очень рада.

— Садись… Юля… — голосом сомнамбулы произнесла Злыдня.

Урок покатился как обычно, Кошка сидело тихо, пару раз поднимала руку, отвечала и садилась на место. Она не хамила, не грубила и никого не подкалывала. И единственный человек, которого это совсем не радовало, был Дима. Ему было страшно.

— Что ты задумала? — спросил он не перемене, остановив Юльку в коридоре.

— Ничего, — пожала она плечами. — Хочу влиться в коллектив. Я много накосячила, теперь буду исправляться.

— Кошка…

— Не называй меня так! — резко оборвала его Юля. — У меня имя есть.

Дима остолбенел. Кошка за это время гордо удалилась, а Дима утвердился в своих плохих предчувствиях.

Он решил следить за Юлькой. Но она ничего плохого не делала. На переменах тихо сидела, если к ней обращались с просьбой или вопросом — отвечала.

Вечный троечник Антон набрался смелости и попросил у нее списать домашку по физике.

— Да пожалуйста! — Юля протянула ему тетрадку. — Но если хочешь, я тебе объясню.

— Хочу! — сказал Антон.

Юля взяла чистый лист бумаги и спокойно начала рисовать. Тело, катящиеся с горы, все силы, которые действуют на тело… Объяснять Юлька умела и любила.

Влетевший в класс Борис Семенович застал Юлю и Антона, склонившимися над рисунком и оживленно обсуждающими проблемы силы трения.

— Домашнее задание списываешь? — спросил физик.

— Ой, — сказал Антон.

Он увлекся обсуждением и домашку списать забыл.

Физик заглянул в листок, исписанный Юлькиной рукой.

— Если ты сейчас сам решишь вторую задачу, я тебе поставлю «десятку». Иди к доске.

Антон вышел. Оглянулся. У него и семерка-то по физике была редкостью, а уж «десятка» могла только присниться, да и то по ошибке.

Но Юлька так энергично махала ему рукой и так лучезарно улыбалась, что Антон решил попробовать. Он нарисовал гору, нарисовал брусок, который катится с горы… Только один раз он ошибся, в знаке силы трения, но Юлька очень энергично замахала головой и знаками показала, что плюс нужно исправить на минус.

Борис Семенович не вмешивался. Он, как обычно, стоял спиной к классу и смотрел в окно.

Когда он повернулся, у доски стоял мокрый от усердия Антон и дописывал ответ.

— Садись! Девять. Авансом. Возражения есть?

— Нет, Борис Семенович.

— Отлично. А теперь новая тема.

Антон уселся на место и счастливо сказал Юле:

— Спасибо!

Юля скромно кивнула.

На физкультуре сдавали очередные нормативы. Эля была звезда. Она занималась в хореографической студии и все шпагаты с мостиками выполняла со скучающим видом человека, которого заставляют терять его драгоценное время. К удивлению Димы, Кошка не смогла сесть на поперечный шпагат, а мостик делала из положения лежа. Хотя Дима-то прекрасно знал, что растяжка у Юльки ого-го какая.

Эля прошла мимо Кошки с видом царицы, и спросила:

— У тебя же, вроде, спина ничего такая, гибкая. Ты что, не можешь не мостик нормально встать?

— Я боюсь, — сказала Юля.

Дима чуть со скамейки не упал. Боится? Вниз головой сигать с моста не боится! Двойное сальто крутить не боится!

— У меня голова кружиться начинает.

— А ты вниз не смотри, смотри вверх.

— Да? — спросила с сомнением Юля.

А Эля уже клюнула. Она показала, как делать правильно. Потом предложила помочь. Сначала Кошка хваталась за ее руку, но раза с пятого у нее получилось.

Димка, сцепив зубы, смотрел на то, как Кошка горячо благодарит Элю за помощь.

— Театр по тебе плачет, — прошипел он сквозь зубы. — Драмы и комедии!

— Ты о чем? — спросила Юля и удивленно захлопала ресницами.

***

Вокруг Молчуна с первого же урока образовался вакуум. Безвоздушное пространство. Никто его не задирал, никто не приставал с вопросами. Никто, кажется, не смотрел в его сторону. Но спиной Молчун чувствовал взгляды: злые и опасливые. Его боялись.

Но Молчуну было на это все наплевать с высокой-высокой колокольни. Он даже сидел и представлял себе эту колокольню — с маковкой-луковицей, но почему-то наклоненную, как Пизанская башня. Очнулся только когда его тронули за плечо.

— Пивоваров! Ты что, не слышишь?

Молчуну пришлось напрячься, чтобы сконцентрироваться. Над ним стоял молодой парень, практикант, поэтому Молчун не сразу сообразил, на каком он уроке. Посмотрел на доску. Математика.

— Можешь решить этот пример? — практикант нетерпеливо ткнул пальцем в доску.

Молчун всмотрелся в цифры и буквы, нанизанные плюсами и минусами в ниточку уравнения. Он мог. Это было легко. Надо только немного подумать.

Молчун поднялся и шагнул к доске. Решение было простое. Изящное. Он это чувствовал, но никак не мог поймать за хвост. Чтобы выиграть время взял мел и медленно-медленно понес руку вверх. Но практикант был молодой и горячий.

— Все понятно, — обиженно сказал он, — садись, два!

Молчун разозлился — не на учителя-холерика, а на свое тугоумие. И злость как будто порвала пелену перед глазами, решение впрыгнуло в голову само. Вернее, оно там было, просто все время пряталось. Молчун принялся писать. Злость отступала, и держать фокус становилось все труднее, поэтому он сузил мир до размеров кусочка доски, по которой плясал мел. Практикант говорил что-то, но отвлекаться было нельзя — капризное решение могло в любую секунду опять нырнуть в кучу ленивых мыслей. Поэтому Молчун дописал до конца, положил мел, и только после этого впустил в себя слова молодого учителя.

— …все замечательно, только это не квадратное уравнение! Обычное линейное! Все гораздо проще, понимаешь?

Практикант тыкал в одну из цифр, как будто в кнопку ракетной пусковой установки.

Молчун сузил глаза, чтобы навести резкость. Точно: двойка, нарисованная нетерпеливой рукой математика, чуть прыгнула вверх. Это была просто двойка, а не вторая степень. Молчун опустил голову.

— Но, — продолжал бодрый практикант, — с другой стороны… решил-то ты правильно… Хотя это не по программе… Ладно, ставлю десятку, но в следующий раз будь внимательнее.

У Молчуна не осталось сил даже кивнуть. Он с трудом добрел до своего места и упал на стул. Все гудело, как будто после штурма горы. Он почти не почувствовал, как в спину ударила жеваная бумажка. Наверное, это был остроносый Александр. Или кто-то из его шестерок. Оборачиваться и выяснять не осталось сил, да и не хотелось.

Молчун прикрыл глаза. «Надо попросить врача, — подумал он, — чтобы дозу успокоительно уменьшил. Я так совсем отупею…»

***

Все каникулы Женя сознательно избегал одноклассников, как впрочем, и Птиц. Зато воплотил в жизнь давнюю мечту родителей — вместе покататься с гор. Карпаты ему понравились, поляки оказались людьми вполне милыми, а их язык — почти понятным. На слух ничего не разберешь, но написанное Женька научился разбирать довольно сносно, корни были родные, славянские. За все каникулы он ни разу не вспомнил Вику, и у него созрело твердое убеждение, что эта дурь из головы вылетела.

Но первый же день в школе излечил его от этого заблуждения. Вика не куда не выветрилась. Она сидела рядом, живая и теплая — Женька отодвигался чуть не в проход, но все равно ощущал ее мягкое, домашнее тепло. И улыбалась она все так же. И голову запрокидывала прежним жестом, как будто специально выставляя напоказ длинную гладкую шею.

Краешком ума Женька понимал, что не «как будто», а именно «специально» ему демонстрировали изгиб шеи, но этот краешек ума отчаянно вопил в абсолютной пустоте Женькиной головы. Мысли все куда-то испарялись, и можно было только любоваться.

На переменах он брал себя в руки и думал о холодном душе. За неимением оного бегал в туалет и подолгу держал ладони под ледяной струей. Немного помогало. Первые пять минут урока он держался, а потом начинал невольно коситься, отвлекался…

Чтобы продержаться подольше, стал тянуть руку и проситься к доске — там было полегче.

Самое плохое в этом всем было молчание Вики. Она болтала с кем угодно о чем угодно, даже во время урока шепталась с подругами через проход — но Женя не удостоился услышать в свой адрес даже междометия.

Домой он пошел вкруговую, через парк. Быстро шел, почти бежал, чтобы утрясти мысли. Ему нужен был совет. Ему нужен был Впалыч. Но его телефон снова не отвечал, и тогда Женька постарался раздвоиться.

Вот он — обычный девятиклассник обычной школы, который влюбился по уши в соседку по парте. И вот он — психолог со стажем Виктор Павлович.

«Что делать? — спросил девятиклассник. — Я думаю только о ней! Но я ей не нужен! Я не должен думать — а все равно думаю…»

«Не должен о ней? — вопросом на вопрос ответил психолог. — А о ком должен? Или о чем?»

«Об учебе…» — даже в мыслях это прозвучало неубедительно.

«Допустим. А еще?»

«Не знаю… Нужно что-то еще. Что-то очень важное!»

«Ты прав. Что-то важное. Но не только для тебя. Еще для кого-то».

Девятиклассник наморщил лоб и предположил:

«Индивидуальный проект?»

«Не в названии дело. Назови как хочешь. Пусть проект. Но в чем он заключается?»

«Что-то важное для другого… Что-то для другого…»

И вдруг Женька остановился, как будто ударился обо что-то.

— Молчун! — сказал он вслух. — Его отец просил, чтобы я ему помог!

Воображаемый психолог одобрительно кивнул.

***

Прошла неделя, и Кошка стала практически лучшей подругой Эли. Она не влилась в ее «свиту», но была все время рядом.

Когда Эля позвала ее в кино, (собиралось идти шесть девчонок) отмахнулась:

— Да ну. Глупо женским табором в кино ходить. Ты выглядишь с ними как воспиталка с детским садиком. К тому же тебя за ними не видно!

На следующий день Эля пришла в новой блузке. Девчонки квохтали вокруг, рассказывали, как они вчера эту блузку выбирали, хвалили Элю, которая стала просто неземная красавица. Кошка только одну бровь подняла и прошла мимо.

— Тебе не нравится? — спросила Эля.

— Да ей никогда ничего не нравится! — возмутилась Алка.

— Что ты ее вообще спрашиваешь! — поддакнула Анжела.

Кошка усмехнулась.

А на следующий день принесла Эле распечатку с описанием женских цветотипов.

— И что ты хочешь этим сказать? — недоуменно спросила Эля.

— А то, что этот цвет — это единственный цвет, который тебе категорически нельзя носить.

Эля погрузилась в чтение распечатки. И чем дальше читала, тем больше возмущалась.

— Послушай, но почему? Мы же вместе выбирали!

— Понимаешь, Эля, у женщин есть такая особенность. Они всегда советуют подруге то, что ей не идет. Не со зла. Просто они так устроены, — объяснила Кошка.

— А ты?

— А я не женщина, — отрезала Юля.

— Ты лесби? — испуганно спросила Эля.

— Нет.

И тут Кошка выдала заранее сочиненную историю о своей несчастной любви. О том, как Он был старше и опытнее. Как она влюбилась в него до потери сознания. О том, как им было вместе хорошо. А потом его забрали на войну, и вот уже год от него ни слуху ни духу… И спросить не у кого, потому что связь их была тайная.

— А почему на войну? А почему тайная?

— Он боец. Он владеет всеми восточными единоборствами. Он меня и научил… Пока было тихо, он преподавал. А когда понадобился — забрали. А тайна, потому что я несовершеннолетняя. Его просто посадят, если узнают. Мы думали подождать до моих 16, а сейчас я даже не знаю, увижу ли его когда-нибудь…

Эля слушала, затаив дыхание.

— Поэтому мне все эти женские штучки глубоко пофиг! — сказала Кошка. — Делить мне с вами нечего, соблазнять некого. Я умела внутри. Выгорела. Дотла.

Кошка внимательно следила за Элей, чтоб не переборщить с пафосом. Но это было невозможно. Эля как губка впитала всю историю целиком и заглотила бы еще и попытку самоубийства, двоих тайно рожденных детей и убитую жену.

Кошка даже слезу пустила, а Эля тут же кинулась ее обнимать.

— Бедная, — прошептала она, — а мы думали, ты просто стерва!

«И правильно думали!» — отметила про себя Юля.

Кошка не стала брать с Эли слово, что та никому не расскажет. Зачем зря человека напрягать?

И на следующий день в школе она уже точно знала, кто теперь в курсе ее «тайны». С мальчишками Юля держалась ровно и спокойно, чтоб ее нельзя было заподозрить ни в каких заигрываниях.

А тем временем уже начали проявляться первые результаты Юлиной «работы». Эля стала сторониться девчонок в классе. Отказалась идти с ними в кафе, на переменах старалась посидеть в сторонке.

А потом к Юле подошла Алка и спросила, правда ли то, что ей рассказала Эля.

— Конечно, правда, — улыбнулась Кошка, — Эля, по-моему, всегда вам правду друг про друга рассказывает.

— Ээээ, — зависла Алка, — а что, Эля и про нас рассказывает?

— Ну конечно! — обрадовалась Кошка. — Мне же интересно!

Она наклонилась к уху Алки и принялась что-то увлеченно шептать.

Если бы она видела, как на нее смотрит Димка, то поежилась бы. Но Кошка не видела, она была занята.

***

Анечка сидела в классе и смотрела в окно. Ей было ужасно скучно. Она пыталась занять себя хоть чем-то, но Анастасия Львовна все время мешала. Книжку забрала, рисовать запретила, телефон выключила. Теперь Аня просто смотрела в окно и пыталась найти в проплывающих мимо облаках предметы, у которых первые буквы, последовательно, по алфавиту. Она уже дошла до «Колеса» и «Кастрюли», когда услышала очередной окрик:

— Сивцова!

Аня не понимала, что она тут делает и за что ее так мучают. Страха не было. То есть только у нее страха не было, вокруг все продолжала бояться. Только на Аню это перестало действовать так убийственно.

— Сивцова, ты слышала, что я сказала?

— Нет.

— Почему?

— Мне неинтересно.

Анастасия Львовна улыбалась. Ее губы были натянуты до предела.

— Может быть, ты расскажешь интереснее?

— Давайте! — Аня немедленно оживилась, глаза заблестели.— Давайте расскажу! У нас как раз перед каникулами группа с Эвереста приехала, они такие фотографии показывали…

— Сядь, Сивцова! — перебила ее учительница. — Мне бы хотелось встретиться с твоими родителями.

— Пожалуйста, — пожала плечами Аня и опять уставилась в окно.

Л… Вон плывет Лошадь, а вот Луна…

На перемене к Ане подошел мальчик Ваня. Он сидел на последней парте и обычно вообще не подавал признаков жизни.

— Ты зачем про Эверест наврала? — спросил он.

— Я не наврала! — возмутилась Аня. — Хочешь, завтра фотки принесу?

— Надо у Анастасии Львовны спросить, — серьезно сказал Ваня.

— Зачем? Я их тебе на перемене покажу.

— А вдруг нельзя?

— Что нельзя?

— Вдруг, она не хочет, чтобы мы смотрели эти фотографии.

Ане показалась, что она играет в какую-то игру, и никак не может понять правила. Все происходящее кажется абсолютным маразмом. Но она чувствовала, что этот маразм подчиняется своей логике, нужно только ее понять…

— А дома у меня тебе эти фотографии смотреть можно? — спросила Аня.

Ваня задумался.

— Дома, наверное, можно, — сказал он.

— Тогда приходи, — обрадовалась Аня.

***

Женька расхаживал по комнате, Молчун с дивана за ним следил, как кот за слишком крупной крысой — внимательно и осторожно.

— У тебя проблема с устной речью, — Женя чувствовал себя выступающим на семинаре. — Хотя ты прекрасно излагаешь мысли письменно.

Женька остановился и добавил от души:

— Правда, классно излагаешь. Я в твоем возрасте так не умел. Да и никто не умеет.

Он снова зашагал от окна к двери и назад. Молчун сопровождал его одними глазами, не поворачивая голову.

— И говорить, в принципе, можешь. Только не хочешь. Это психологическая проблема… большая проблема, раз даже Впалыч ее с ходу не решил… Ладно, и я пытаться не буду. Но!

Женька поднял вверх указательный палец и стал в этот момент похожим на очень умного человека. Во всяком случае, так ему самому показалось. Женька смутился и торопливо опустил палец. С мысли, впрочем, не сбился.

— Как говорит доктор Хаус, «если болезнь нельзя вылечить, ее можно купировать»!

Молчун шевельнул губами, что соответствовало широкой улыбке обычного человека. Сериал про доктора-наркомана он любил. Наверное, потому, что доктор был умный и очень несчастный, как и сам Молчун. Женька заметил это и вдохновился.

— Не хочешь говорить, — продолжал он с напором, — не говори. Но ведь можно сделать вид, что ты говоришь!

Молчун вспомнил мучения, которым его подвергала добрая Евдокия Матвеевна, и нахмурился.

— Артикуляция? — осторожно спросил он.

— Артикуляция? — удивился Женька. — Хм… Это идея… Хотя нет, не идея это, а глупость!

Молчун неслышно вздохнул с облегчением.

— Давай решать задачу пошагово, — Женька чувствовал прилив вдохновения, хотя идея была придумана давно, теперь он ее просто излагал. — В два этапа. Сначала ты пишешь, а потом читаешь. Вслух. Ты ведь можешь почитать вслух?

Молчун подумал и кивнул. Читать вслух он тоже ненавидел, но это ведь легче, чем говорить. Наверное.

— Супер! — Женьке все нравилось. — Конечно, это не полноценный разговор, но все-таки! По крайней мере, остальным будет проще тебя воспринимать. Давай прямо сейчас попробуем.

Женька кивнул на включенный компьютер. Молчун послушно пересел за клавиатуру, задумался.

— Пиши все, что в голову придет! А потом зачитаешь.

Женька даже отвернулся к окну, чтобы не отвлекать — хотя мог бы этого и не делать. Писать Молчун мог даже в переполненной комнате, когда пять человек заглядывают через плечо. Он почти сразу принялся молотить по клавиатуре. Женька стоял и смотрел в темноту. Время было не позднее — час семейных ужинов и просмотра любимого сериала. Или футбола. Хотя зимой ведь в футбол не играют? Значит, хоккея. Женьке вдруг стало интересно — может, начать за кого-нибудь болеть? Или лучше самому заняться спортом? К физкультуре в 34 школе всегда относились серьезно, да и тренировали профессионалы (как только их заманили?). Женька вполне мог бы стать отличным бегуном. А лучше биатлонистом: на лыжах он всегда первенство школы брал, да и в тире не последним был. Да, биатлонистом лучше, их все знают и любят. Женька мог бы даже завоевать какую-нибудь медаль. Например, олимпийскую — а что? Плох тот спортсмен, который не хочет стать олимпийцем. То есть олимпиоником, олимпийцы — это боги. И тогда Вика увидит его в новостях…

— Готово! — сказал Молчун.

Женька с трудом вынырнул назад. Оборачиваться не стал, чтобы Молчун не заметил мечтательного выражения его лица.

— Читай!

— «Жень, давай, я про тебя напишу, — с трудом начал Молчун. — Ты пришел мне помочь, спасибо тебе за это. Мне это очень нужно…»

Молчун споткнулся и засопел.

— Давай-давай! — подбодрил его Женька. — Хорошо же получается! Ты главное не вдумывайся в текст. Просто читай и все!

Он услышал тяжелый вздох, покашливание и, наконец, сдавленный голос:

— «Хотя я не очень понимаю, зачем вообще говорить. Писать — это более ответственный и сложный процесс…»

Молчун говорил все медленнее и с все большим усилием. Он то и дело замолкал, и тогда приходилось его снова подбадривать и хвалить. Только к концу он, кажется, смог нащупать простой для себя тон — мерный и безжизненный.

— «Ты, пожалуйста, приходи ко мне еще. Один я не справлюсь. Хотя я понимаю, что для тебя важен не я… Ты просто хочешь быть хорошим, чтобы пережить предательство Вики…»

У Женьки внутри все похолодело и сжалось.

— «…а еще лучше — чтобы она заметила, какой ты хороший…»

Женя рывком развернулся к Молчуну.

— Ты! — сказал он сквозь зубы. — Заткнись! Это не твое дело, понял?! Мне на нее вообще плевать! Я для него стараюсь, а он лезет, куда не просят!

К своему ужасу, Женька понял, что перешел на визгливый базарный тон, но не мог сдержаться. Он бы и хуже вещей наговорил, если бы Молчун вдруг не просипел:

— Не надо… Или я тебя ударю…

Это была не угроза и даже не предупреждение. Молчуну было откровенно страшно. И Женьке стало страшно — он никогда не видел Молчуна таким. Впалыч предупреждал, но это всегда казалось перестраховкой: «Помните, что Артем не выносит грубого давления, может сорваться».

Неизвестно, подслушивала ли приемная мать, или она почуяла что-то неладное по Женькиному крику, но через секунду дверь в комнату распахнулась, впуская стремительную женщину.

— Артемка, — тихим голосом сказала она, — вот таблеточка, выпей, пожалуйста!

Молчун сидел, сведенный одной большой судорогой. Женька понял, что нужно срочно уходить.

По лестнице он почти бежал, успокаивая себя: «Сейчас Молчун выпьет таблетку, отойдет… а потом я с ним поговорю. Например, завтра».

***

Юля сидела на кровати и смотрела на себя в зеркало.

Вчера тренер по карате сказал, что она перегибает. Что это всего лишь спорт. И нельзя с помощью спорта решать свои внутренние проблемы.

Юлька, естественно, фыркнула презрительно, что, мол, нет у нее никаких проблем.

А какие проблемы?

Эля практически пляшет под ее дудку. Все остальные «овцы», то есть одноклассницы в отсутствие вожака немедленно перегрызлись и разошлись. Пацаны считают Юльку своим парнем. Особенно после того, как она показали им пару приемов, а потом дала себя побороть.

Наивные, как дети, честное слово!

Только Дима…

Да, пожалуй, Дима — это проблема. Он вчера догнал в парке и высказал все, что думает по поводу ее методов.

— Нормальные методы! — тут же взъелась Кошка. — Если они на это покупаются, значит так им и надо!

— Ты думаешь, я не вижу, чего ты добиваешься? — заорал Дима. — Тебе Денис нужен, и ты идешь по головам. Тебе не стыдно? Тебе перед Впалычем не стыдно?

Кошка со всей дури влепила ему оплеуху. Дима даже не закрылся. Стоял, смотрел на нее, а у него на щеке наливалось красное пятно.

— Тебе стало легче? — спросил он.

Юля затрясло. Она чувствовала себя сволочью, поднявшей руку на друга, но этот друг лез не в свое дело…

Так и не решив, что делать, Кошка развернулась и убежала.

На следующий день Дима пришел в класс с глубоким фиолетовым синяком на скуле. Каждый раз, глядя на него, Кошка испытывала противные угрызения совести. Рука у нее была тяжелая.

Девчонки квохтали вокруг Димы, Алена смотрела на его скулу такими несчастными глазами, что Дима от смущения взбрыкнул и ей нахамил. Но Алена вместо того, чтоб обидеться, начала увиваться вокруг него с тройной энергией.

Кошка молча подошла, отодвинула Алену и протянула Диме желтый маскирующий карандаш. В глаза ему она смотреть не могла и руки у нее дрожали.

— Ты его специально с собой взяла? — сцепив зубы, спросил Дима.

— Нет. Случайно в сумке завалялся.

Воздух между ними искрил.

Но тут опять влезла Алена, которая отодвинула Юлю и пропела Диме:

— Сегодня такой фильм в «Москве» идет… А ты, наверное, не видел еще…

Дима не видел. И видеть не хотел.

Но дальше — хуже, к ним подошел Денис и сказал:

— Да, супер-фильм! Мы с Элей идем сегодня, пошли с нами!

Кошка так поспешно кивнула, что Диме стало больно. Лучше б она еще раз ему по роже съездила, чем смотреть, как она кивает этому красавчику!

— Вот видишь, все идут! — заныла Алена. — Давай и мы пойдем!

«С чего бы это она с ним так по-хозяйски обращается?» — подумала Юля.

«Как меня все достало!» — подумал Дима.

«Какой он мужественный!» — подумала Алена, глядя на Димин синяк.

А Денис подумал, что это, оказывается, очень удобно, когда девчонка соглашается пойти в кино, не ломаясь и не выпендриваясь. И ее не надо полчаса уговаривать.

***

Аня встретила Ваню у магазина, потому что он боялся заблудиться.

— Да тут же все рядом, чего бояться! Мы в прошлом году через весь город ездили, когда олимпиада по физике была!

— А зачем тебе?

— Что?

— Олимпиада. Я вот никогда в жизни ни на какие факультативы не пойду. Мне школы выше крыши… — сказал Ваня.

— Да вы ж не знаете ничего! — возмутилась Аня. — Людям по десять лет, а они не могут корень из числа извлечь!

— А зачем мне корень? — пожал плечами Ваня. — А у тебя компьютер есть?

— Есть.

— Хорошо.

Придя в гости, Ваня тут же уселся к компьютеру и собирался во что-нибудь поиграть.

Аня немедленно возмутилась:

—Ты зачем ко мне пришел?

— Ну… В гости… Общаться.

— Так давай общаться. Очень мне интересно смотреть, ка ты монстров гоняешь! Брата мне мало!

Пока Ваня недоумевал, Аня перехватила инициативу и начала показывать обещанные фотографии.

Ваня смотрел молча, а потом выдал:

— Да ну. Я таких фоток тоже могу скачать!

Аня возмутилась и полезла в свой школьный архив.

— Смотри, вот Пал Саныч, видишь? Он у нас тоже физкультуру вел! А вот он в горах!

— А где твой класс?

— У нас не было классов, — вздохнула Аня, — были группы. Вот Женя, он был старший, это Кошка и Дима, а это я…

— А что вы проходили? — удивился Ваня.

— Мы не проходили, мы делали проекты. Придумывали темы, а потом защищали.

— А кто вам разрешал?

— Что?

— Ну, темы вам кто разрешал? Откуда вы знали, что эту тему можно придумать?

— Я не знаю, — растерялась Аня,— мы просто придумывали их, и все.

— Так нельзя! — сказал Ваня.

— Почему?

— Нельзя потому что. Мало ли, что тебе захочется! А надо не играть, а учиться.

— Так можно же и играть. И учиться, — попыталась оправдаться Аня.

— Учиться должно быть трудно! — сообщил Ваня.

— Кто тебе такую глупость сказал? — воскликнула Аня.

— Это не глупость! Анастасия Львовна всегда так говорит. И мама.

— Учиться не должно быть трудно! — взвилась Аня, — Учиться должно быть интересно!

— Фигня! — заявил Ваня. — Не бывает! Давай поиграем во что-нибудь, а то я домой пойду. Я еще не играл сегодня.

***

Димка и Женя позвонили друг другу одновременно. Так бывает. Димка бродил по парку, Женька валялся дома на диване — и вдруг оба схватили телефоны и нажали кнопку быстрого вызова.

— Надо встретиться, — сказал Димка, даже не поздоровавшись.

— И поговорить, — согласился Женька.

— И найти Впалыча.

— А то он трубку не берет.

— Через полчаса у его подъезда.

И они синхронно отключились, синхронно сунули телефоны в карман и синхронно подумали: «Так… Это я ему звонил или он мне?».

И к подъезду любимого учителя подошли минута в минуту. Сейчас они были похожи на братьев-близнецов, которых разлучили в детстве: оба худые, сосредоточенные, глаза чуть не светятся в темноте от работы мысли. А один моложе только потому, что его сунули в ракету и отправили покататься вокруг Галактики на субсветовой скорости. Парадокс близнецов.

Это был такой специальный день, когда все происходит само собой. Поэтому Димка с Женей не успели даже потянуться к кнопке домофона, как дверь открылась и из нее вышел Впалыч.

Тоже худой, сосредоточенный и с горящими глазами. Не то чтобы третий брат-близнец — скорее, отец или искусственно состаренный клон.

Пару секунд они стояли и смотрели друг на друга.

— На ловца и звери, — наконец сказал Впалыч. — Пошли.

В прихожей, увешанной фотографиями (Виктор Павлович и разные известные люди в обнимку на фоне гор, Эйфелевой башни, пирамид, болота, тундры…) мальчишек прорвало. Они говорили почти одновременно, удивительным образом не мешая друг другу. Получалась поэма, в которой слились все трагедии мира. Кошка съехала с катушек, когда Молчун избил одноклассников, а Женька его не понял, но Кошка ведь манипулирует людьми, Молчуна пичкают чем-то, ее надо срочно спасать от себя самой, Женька во всем виноват, он не справился, а Кошка все время пялится на этого кучерявого дылду.

Впалыч серьезно кивал, слушая этот сбивчивый рассказ — и умудрился заварить травяной чай, нарезать штруделя и усадить гостей за стол. Все молча.

Когда Женя и Димка стали выдыхаться, Впалыч кивнул на чашки:

— Это мелисса. Сам собирал в экологически чистых местах.

Напиток оказался горьковатым и горячим, но не злым. Они все втроем немного посидели, втягивая в себя аромат и вкус. Мелисса успокаивала.

— Да, ребята, — сказал Виктор Павлович, — у вас проблема, и серьезная.

Дата добавления: 2015-10-13