Третья четверть 3 страница

После третьего урока рекреация второго этажа гудела, сюда уже привычно стекались любопытные ученики, чтобы посмотреть, что в этот раз придумают «эти».

А «эти» подозрительно не спешили. Более того, никого из «этих» в рекреации не наблюдалось. Время тянулось медленно, самые нетерпеливые были уже готовы уйти, но тут в дверном проеме показалась Кошка.

Она вытянула руки вверх и этим нехитрым движением уже смогла привлечь всеобщее внимание, потом выпрямилась, заполнив собой весь проем.

А на третий счет включилась музыка.

Кошка вообще танцевала отлично, а сейчас она еще и очень старалась. Ее движения завораживали, она двигалась по коридору и перед ней все расступались.

— Ой, их трое!

Никто не заметил момент, когда к Кошке присоединились еще и Лиза со Светой.

— Вау!

— Вау!

Танец незаметно для всех обрастал участниками. Вот стоят три девчонки — смотрят и даже пытаются снимать, а через секунду — раз! Уже танцуют!

Анечка примчалась их коридора с криком:

— А что здесь такое?

Влезла в середину, посмотрела на Юлю, подумала…

И немедленно влилась в общий рисунок.

Каждого вновь вступившего, народ встречал овациями. Многие снимали видео, стоя на подоконниках.

Ну и финал… В финале выходил Димка и они с Кошкой зажигали. Это был не просто танец, это было то самое ВАУ, о котором потом еще месяц говорила вся школа. Потому что одно дело увидеть такое по телевизору, и совсем другое вот так, у себя в школе, на перемене.

Кошка жгла. Дима страховал. Кошка могла крутить с ним самые невероятные сальто, потому что точно знала — Дима поймает. А Дима ни с кем другим не мог танцевать вот так, на полную катушку, потому что от Кошки шел ток, и этот ток его подпитывал круче любых аплодисментов.

А потом они разлетелись в разные стороны на максимуме музыки и… Ах… Все кончилось. Только что в коридоре гремела музыка, и отплясывало двадцать человек, и вдруг — тишина, и все разошлись по своим делам.

Правда, тишина продлилась только секунду, школьный коридор взорвался овациями. Одноклассники рванули к участникам флешмоба, чтобы просто постоять рядом, потрогать, продемонстрировать, что они причастны. Видео уже начало кочевать с мобильника на мобильник.

— А ты этого снял? А я снял! С самого начала!

— Уж ты, круть! А я зато вон тех девчонок угадал, и их снимал!

До звонка оставалось еще несколько минут, но тут в коридоре появилась Злыдня и ее вид не предвещал ничего хорошего.

— Что? — завизжала она. — Что вы тут устроили? А ну слезли с подоконников!

Коридор загудел.

— А что такого… А почему нельзя?

— Это школа, а не балаган!

— У нас перемена!

Злыдня шваркнула журналом по стене. От резкого звука все, как обычно, затихли.

— Перемена дана для того, чтоб подготовиться к уроку. Антонова! Ты отвечаешь первая! Кузнецов — второй! А остальной класс пишет контрольную. И дневники на стол — всем «неуды» по поведению.

— За что? — пронеслось по коридору.

— Это школа, а не балаган!

И бормоча под нос «Я вам покажу, что такое порядок», Злыдня удалилась в учительскую.

А вечером Птицы сидели во дворе дома Жени, хохотали, пересматривали видео, хвалили друг друга. Принимали сообщения от одноклассников, хвастались, гордились. Строили планы на ближайшие флешмобы. Напланировали еще на неделю всяких штук, а потом договорились потихоньку подбираться к сути проблемы.

***

Юля последнее время все чаще раздражалась.

Одноклассницы лезли к ней «дружить», но она чувствовала, что ее на самом деле не любят, просто боятся с ней ссориться. Это бесило.

Разговоры у девушек были все какие-то ненастоящие. Листать модные журналы или сидеть в кафе с томным видом Кошке было смертельно скучно. Обсуждать по двадцать пятому разу подробности очередной лав-стори (кто на кого КАК посмотрел и что при этом сказал) тошно. Других интересов у одноклассниц не было. Или все другие интересы тщательно скрывались, потому что быть умной в 8 «Г» было немодно, модно было быть крутой и выглядеть на восемнадцать.

Ужасно бесил Денис. Он как рыба-прилипала все время таскался где-то рядом. Заколебал звонками и эсэмэсками. Ну поцеловались и поцеловались, с кем не бывает? Это что, повод ее изводить до скончания века?

А больше всего бесила Эля. Сначала она вела себя с Кошкой как ни в чем не бывало, потом заподозрила неладное и принялась приставать с идиотскими вопросами. Ну, Кошка ей все и вывалила. Все-все…

Сначала Эля слушала с интересом, потом пошла красными пятнами. Кошка продолжала рассказывать с отчаянной смелостью камикадзе. Эля слушала. Про то, как сама повелась на Юлины манипуляции, про то, как отдалилась от своих бывших подруг.

— Да ты не переживай, — махнула рукой Кошка, — это не дружба. Это стая. Они найдут нового вожака и пойдут за ним.

Эля, сузив глаза, слушала про то, как Кошка лихо развела ее в кино и даже про то, как Кошка потом целовалась с Денисом в парке.

— Если б я знала, как он меня задолбает, я б с ним не связывалась, — призналась Юля.

Она прекрасно видела, что Эле очень неприятно слышать то, что она слышит, но остановиться не могла. Эля ее раздражала, ей хотелось укусить ее побольнее.

***

Назавтра, придя после второго урока в холл второго этажа, школьники обнаружили, что коридор перекрыт столами, в центре устанавливается экран, а Злыдня прогоняет всех с прохода.

— Здесь будет проходить семинар. Освободите коридор!

Девочки отличницы блеклого вида переминались с ноги на ногу внутри огороженной зоны предполагаемого семинара и растерянно хлопали глазами.

— Что стоите? — рыкнула Злыдня. — Запускайте ролик!

На большом экране появилось изображение 33 школы и из всех углом кадра начал хитроумным образом выкручиваться текст про показатели успеваемости, поступаемости и прочие нудные подробности.

Пришедшие поглядеть на флешмоб, немедленно попытались сбежать, но многие были остановлены дежурными учителями и вынуждены смотреть до конца.

Флешмобщики растерялись. Они попытались скоординироваться, но времени не хватило. К тому же в этом день все было придумано так, что быстро перенести все действо в другое место было крайне сложно.

Прозвенел звонок на урок, флешмоб не состоялся.

***

— Эта Злыдня просто доктор Зло! — мрачно сказал Женя, — Я раньше думал, что в жизни таких не бывает, они живут только в плохих фильмах.

— А жизнь и есть плохой фильм, — ответил Дима, — все время какая-то фигня происходит, и никакого хэппи энда не предвидится.

— Тогда давай вспомним, как в кино побеждают доктора Зло, — продолжил Женя.

— Он сам лопается от злости, — сказал Дима, — особенно в мультиках. И черная туча расползается по экрану.

— Итак, — громко сообщил Женя всем присутствующим, — на повестке дня вопрос. Как сделать так, чтоб Злыдня лопнула от злости?

— Разозлить ее до смерти! — нашлась Анечка.

— Мы на правильном пути, — мрачно сказал Дима, — только она скорее нас из школы вышибет, чем лопнет.

— Ее, кстати, все ненавидят, не только мы, — сказал Женя, — просто остальные думают, что ничего не могут изменить, вот и терпят.

— А ведь это мысль! — вскинулся Дима, — Нужно объединиться! Всех она из школы не вышибет!

Он и не думал, что повод для объединения представится так быстро.

Шестым уроком состоялся классный час.

Злыдня зашла в класс и заперла его за собой. Потом она рассказала, что преподает в этой школе уже много лет и еще никогда не находились отморозки, которые позволяют себе до такой степени не уважать людей, которые тут работают. Что в то время, когда другие в поте лица трудятся для того, чтобы обеспечить безопасность и повысить успеваемость, эти пришедшие извне и совершенно беспринципные молодые люди…

— О чем это она? — не выдержала Кошка.

Она спросила шепотом у соседки по парте, но Злыдня услышала.

— Рябцева! Антонов! Встать! — взревела она. — Я не позволю вам позорить мой класс! Я не позволю вам своими танцульками устраивать балаган!

Димка понял, что сейчас Кошка ответит. Так ответит, что ее выгонят не только из школы, но из всей системы образования. С волчьим билетом. Поэтому за четверть секунды до Кошки он сказал сам:

— Да чего вы привязались с этим «балаганом»? Чуть что — сразу «балаган»!

Очень спокойно сказал, даже дружелюбно, но Злыдня словно поперхнулась его словами. Слова были возмутительными, но тон таким располагающим… Пользуясь замешательством, Димка развил мысль:

— Есть же множество синонимов: «цирк», «шапито», «вертеп»… в крайнем случае «бардак».

Злыдня вздрогнула, выходя из оцепенения:

— «Бардак»?! Ты смеешь сравнивать школу с публичным домом?!!

Но воздуха она набрала слишком мало, последние слова на выдохе звучали змеиным шипом. Злыдне пришлось срочно заглатывать еще воздух, и Дима успел объяснить:

— Ни в коем случае! В публичном доме, как мне кажется, должен быть образцовый порядок, а «бардак»… да это всего лишь «стакан» по-турецки! Точнее, традиционный стакан в виде тюльпана, из которого пьют чай.

Злыдня замотала головой: этот сволочной ученик совсем ее запутал. Вместо того чтобы грубить, оправдываться или отмалчиваться (так должны вести себя нормальные дети!), он нес какую-то ахинею про турецкие стаканы. Впрочем, неважно. Все бредни учитель обязан пресекать. Жесточайше.

— Молчать! — рявкнула учительница так, что у самой уши заложило.

Не замолчать было трудно.

— Я вам тут не позволю! — Злыдня решила закрепить успех. — Устроили тут… балаган!

Слово словно само слетело с ее языка — и вызвало лавину придушенного смеха. Это уж не лезло ни в какие ворота педагогики! Злыдня резко развернулась и ткнула пальцем в ближайшую хихикающую голову:

— Ты! Двойка! Дневник на стол!

Только тут она поняла, что тычет в красавчика Дениса… Меньше всего классной хотелось начинать репрессии с него, но — отступать было нельзя ни при каких условиях. Или они ее боятся, или класс станет неуправляемым.

Класс пока боялся, и поэтому резко затих. Денис позволил себе только пожать плечом и чуть резче, чем нужно, хлопнуть дневник на учительский стол.

— Злая вы… и слабая, — вдруг сказала Кошка.

Димка никогда не слышал от нее такого тона — спокойного и умиротворенного. Даже Злыдня завертела головой, пытаясь понять, кто с ней разговаривает. Не эта же вечно буянящая девчонка! А Кошка продолжила:

— Вы нас просто боитесь. Вот и отыгрываетесь на тех, кто под руку попался. Нам-то вы ничего не сделаете.

«Сделает, — подумал Димка. — Ох, Кошка, она нам может такого наделать!» Но снаружи остался спокойным и подтвердил слова подруги вежливой улыбкой. Злыдня не верила своим глазам. Над ней насмехались! Причем так тонко, что она не понимала, в чем насмешка!

А Кошка ощущала какую-то вселенскую безмятежность. Да, конечно, эта выжившая из ума старуха (а она же старуха, ей уже давно за сорок!) может испортить жизнь. А может, и наоборот, навсегда исчезнуть из Кошкиной биографии. «Точка бифуркации, — подумал примерно о том же Дима. — Сейчас любой камешек может вызвать лавину. И сойти она может по любому склону».

И Дима решился. Он встал и сам понес дневник на стол:

— И мне двойку, — спокойно сказал он, — я ведь тоже смеялся.

Следом подскочила Алена. Она и сама не понимала, зачем это делает, но встала и с милой улыбкой положила свой дневник поверх Димкиного:

— И мне, пожалуйста, двойку.

А за Аленой вскочили ее верные подружки:

— Да… И мне, пожалуйста… И мне…

Злыдня растерянно моргала глазами, а стопка дневников на ее столе все росла. Все до единого отметились вежливым: «И мне, пожалуйста, двойку». Это оказалось самым убийственным — вежливость. Наверное, надо было просто наорать на них, швырнуть дневники в лица и потребовать прекратить бала… Нет, не балаган… а… ералаш! В крайнем случае, отоварить только первых, самых смелых, а над остальными просто посмеяться.

Но Злыдня уже плохо соображала, что делала. Она в ярости ставила и ставила «пары» всем — одну в дневник, другую в журнал…

…На следующем уроке девятый класс, в котором учился Женька, в полном составе попросил «одвоячить» их. За плохое поведение. И следующий класс тоже…

…В этот день Злыдня установила мировой рекорд: 93 двойки в четырех классах. Ни один ученик — даже самый трусливый — не испугался подойти и протянуть дневник.

***

Елена Ивановна Кочеткова — заслуженный учитель математики с тридцатилетним стажем, пылая праведным гневом, собиралась домой.

Когда к ней в кабинет заглянула какая-то молоденькая учительница (всех их не упомнишь) и попросила зайти к директору, Елена Ивановна только поправила прическу и подкрасила губы. Да, в школе проблема. И эту проблему нужно решить. Им с директором есть о чем поговорить.

Елена Ивановна заперла кабинет и, гордо подняв голову, прошествовала по школьным коридорам. В школе было пусто. Кочеткова любила, когда в школе пусто — никто не мельтешит, не носится под ногами и не мешает разрастающемуся в душе чувству собственности. Это моя школа. Я тут работаю. Я тут хозяйка.

Поколения детей приходили и уходили, а Кочеткова оставалась. Она знала, что за глаза ее зовут «Злыдней», но не сильно переживала по этому поводу. Хороший педагог — строгий педагог. А строгих педагогов современные инфантильные детишки не любят. По мнению Кочетковой поколение выросло совершенно гнилое, гиблое. Нет в них стержня, нет основ, нет фундамента. Один только интернет на уме со всеми вытекающими из него мерзостями.

Кочеткова дошла до директорской двери, и, не глядя на секретаршу, вошла в кабинет. Она не привыкла спрашивать разрешения у всяких девиц непотребного вида. В старые времена за такую юбку быстро с работы из школы выгнали бы, пошла бы зарабатывать другим способом.

Директор, Павел Сергеевич, разговаривал по телефону.

При виде Злыдни… то есть Елены Ивановны он поморщился. Ее привычка заходить в кабинет без стука и предупреждения его порядком раздражала.

Елена Ивановна царским жестом махнула рукой. Она видела, что директор недоволен и прекрасно понимала почему — какой-то навязчивый тип звонит и отвлекает Павла Сергеевича от разговора с ней. У этих молодых совершенно нет чувства такта и чувства меры!

Пока директор договаривал, Елена Ивановна так глубоко погрузилась в изучение шкафа с книгами по педагогике, что чуть не пропустила окончание телефонного разговора. Среагировала уже на обращение к себе.

— Елена Ивановна, я хотел с вами поговорить по поводу сегодняшнего инцидента.

— Да, я с вами согласна, это безобразие, и это нужно немедленно прекращать.

— Елена Ивановна, я надеюсь, вы понимаете, что все двойки, которые вы сегодня поставили, вам придется убрать?

— Что?!

Кочеткова захлебнулась словами. Уж этого-то она делать точно не собиралась.

— Убрать? — визгливо спросила она. — Павел Сергеевич, вы шутите, я надеюсь?

— Елена Ивановна, у меня есть нормы успеваемости. Вы за сегодня вывели нас, наверное, на последнее место в районе. А нам это абсолютно не нужно. У нас и так проблем по горло.

— Я не буду ничего убирать! — гордо заявила Елена Ивановна. — Я — педагог. А педагог должен быть последовательным. Если вы все начнем передумывать, отменять… Эти дети и так уже разболтаны и разбалованы, они устроили из школы балаг… вертеп с танцульками!

Кочеткова опять перешла на визг.

— Я с этим боролась, борюсь и буду бороться! Я не допущу! Пока я здесь, в школе будет порядок!

Павел Сергеевич молча перебирал бумажки у себя на столе. Когда Кочеткова прервалась, он продолжил.

— Елена Ивановна, сегодняшние двойки из журналов вам придется убрать. Это не обсуждается.

Кочеткова шумно втянула в себя воздух, потом спикировала на стул, схватила ручку, первый попавшийся лист бумаги и стала выводить каллиграфическим подчерком.

«Прошу уволить меня по собственному желанию…». Закончив, она размашисто расписалась и гордо посмотрела на директора.

— Или они — или я! — сказала учительница и, гордо подняв голову, вышла из кабинета.

«Посмотрим, где он посреди учебного года математика найдет, — шипела она себе под нос, — прибежит в понедельник, будет уговаривать, упрашивать. А я еще подумаю! Двойки убрать! Распоясались совсем!»

Директор же я бессильной злобе смотрел на захлопнувшуюся дверь и думал совершенно непедагогичные вещи.

***

Злыдня, вылетая из школы, чуть не сшибла Женю, который вернулся за зонтиком. Он успел отскочить, но в самую последнюю минуту. Злыдня бешеным метеором пронеслась мимо него с перекошенным лицом и скрылась в направлении автобусной остановки.

Женя помедлил секунду, посмотрел, ни гонится ли за ней кто-нибудь, потом аккуратно вошел в школу.

Зонтик лежал там, где он его и оставил, в коридоре, на подоконнике, напротив учительской.

— Что, опять что-то замышляете?

Женя вздрогнул и оглянулся.

К нему обращалась директорская секретарша, голубоглазая Таня.

— Нет, я просто за зонтиком зашел.

Таня улыбнулась.

— Видела я вчера ваши танцы. Здорово! Вы занимались где-то?

— Нас в школе учили, — объяснил Женя, — у нас было два хореографа. И акробатика была для желающих.

— А Кочеткова опять заявление написала. Из-за вас, — неожиданно поменяла тему Таня.

— Что? — не понял Женя.

— Кочеткова. Написала по собственному желанию. Она всегда так делает, когда с директором ругается.

— И почему ее до сих пор не отпустили? — тактично спросил Женя.

— А как ее отпустить? Кто на ее место пойдет? У нее нагрузка почти две ставки, классное руководство. И вообще сейчас середина учебного года, а математиков в городе не хватает.

У Жени в голове вспыхнуло. Он даже Таню за руку схватил от неожиданности.

— Послушайте, а если мы найдем математика, ее уволят?

Таня задумалась.

— Может, и уволят. Она ж всех достала, Злыдня и есть Злыдня. Только это нужно быстро решать, если она в понедельник выйдет на работу, то свое заявление сразу порвет. Так что учителя нужно найти за выходные.

— А сегодня найду! — сообщил Женя и чуть ли не побежал к выходу.

— Зонтик! — крикнула вслед Таня.

Женя вернулся, схватил зонтик, уже говоря по телефону.

— Димка, звони всем нашим, встречаемся через десять минут!

***

«Всем нашим» удалось дозвониться не всем — Анечка отключила телефон, потому что ей нужно было умно подумать. Она часто так делала, когда проблема оказывалась сложная и с ходу не решалась. В родной 34-й учили решать проблемы по-другому. «Просто загрузите проблему в голову, — советовал Впалыч, — и переключитесь на что-нибудь другое. Или поспите. Сходите в кино. Мозг — штука умная, умнее человека, он без вашего участия быстрее разберется». Иногда так и получалось. Но иногда Анечка не могла пустить процесс на самотек, садилась за стол, набирала полный рот леденцов и упиралась в стенку.

Она вообще была очень неправильная с точки зрения психологов. Однажды Впалыч собрал целый консилиум, чтобы разобраться с ее психотипом. Половина тестов уверенно относила Аню к логикам-интровертам, половина — к этикам-экстровертам. Перекрестный допрос только усугубил кашу в головах психологов. В конце концов, один из профессоров взмолился:

— Девочка, скажи сама — кто ты?

На что девочка ответила, не моргнув глазом:

— Я Аня!

Отсмеявшись, специалисты наполовину в шутку завели разговор о введении нового психологического типа «Анечка»: с пластичными свойствами, которые проявляются в зависимости от решаемой задачи. Потом проскочило слово «исследование», потом — «диссертация» и «постоянное наблюдение в клинических условиях». Впалыч быстренько свернул разговор и отправил коллег по их институтам. Ему никак не улыбалось превратить Аню в подопытного кролика.

Но ей на следующий день сказал:

— Вот потому ты такая умная!

Аня тогда почти удивилась (сама она себя считала совершенно обычной), но не успела — надо было срочно придумывать концепт для проекта: «Можно ли представить невозможное?».

Но теперь она вспомнила это «ты такая умная» — оно внушало надежду. Ведь Ане предстояло решить очень мудреную задачу: как спасти одноклассников от улыбчивой, но ядовитой, как гюрза, Анастасии Львовны? Во-первых, надо со всеми подружиться, стать своей. Но как? Ответ она получила на пятой минуте размышлений, но он ей так не понравился, что Анечка упорно пыталась придумать что-нибудь другое.

Через час она сдалась. Решение было только одно — надо было разделить интересы тех, кто учится рядом с ней. То есть играть в компьютерные игры, смотреть какие-то фильмы и читать всякие журналы. Еще куча времени ушла на обзвон: «Привет! А ты в какую игрушку играешь? А кино какое смотришь? Да мне просто скучно…» Одноклассники (и особенно одноклассницы) не ограничивались простым перечислением названий, они тут же начинали пересказывать сюжеты в лицах, зачитывать фрагменты из любимых журналов и запускать по телефону «крутые треки». Впрочем, когда речь заходила о чем-нибудь компьютерном — играх или каких-то особенных сайтах — мальчишки оказывались даже болтливее девчонок. Аня пыталась поговорить с братом, но тот сразу переходил на безумный сленг. Стоило переспросить хоть слово — раздражался и обзывал дурой. Анечка решила подойти к задаче системно…

…Уже поздним вечером она, сжимая в руке список, зашла в кухню. Родители жевали под бубнеж кухонного телека, который показывал новости.

— Мне нужно это! — сообщила Анечка, вручая список папе.

И отправилась спать с чувством перевыполненного долга. А папа читал список и приобретал все более озадаченный вид.

— Что это? — забеспокоилась мама.

— Не знаю, — признался папа. — Но на закачку поставлю.

***

А в это время остальные Птицы в компании с Молчуном лихорадочно трезвонили в домофон Впалыча.

Влетели в квартиру взъерошенные, возбужденные, заговорили все разом. Но при виде психолога, вспомнили их занятия, попытались успокоиться, собраться с мыслями и изложить новости спокойно и по порядку.

Слово дали Жене.

— Виктор Павлович, в 33 школе работает учительница математики, ее зовут Елена Ивановна, но все называют ее Злыдня.

— Потому что она Злыдня и есть! — встряла Кошка.

Дима придержал ее за руку. И держал все время, пока Женя старался кратко пересказать всю историю их отношений со Злыдней, включая последние флешмобы, ее попытки их прекратить, а также почти сотню двоек, которые она выставила накануне.

— И вот, представляете, она написала заявление об уходе! Она-то уверена в том, что никуда не уйдет, но если на ее место придет кто-то другой, то директор сможет ее уволить!

Впалыч слушал внимательно.

— И? — спросил он.

— Виктор Павлович, вы же можете преподавать! Вы сами говорили, что по первому диплому вы учитель математики! А нашей школы все равно пока больше нет.

Впалыч растерялся. Это был, наверное, первый случай в истории их отношений с преподавателем, когда он сразу не нашелся с ответом. Он встал, пригладил волосы, подошел к окну.

— Виктор Павлович, пожалуйста! — сказал Дима, — Мы опять будем вместе!

Впалыч криво улыбнулся и сел в кресло.

— Ребят, — сказал он, — понимаете… Одно дело работать в 34 школе, вы сами понимаете, что у нас там были несколько другие условия. Другое дело — в обычной. У меня три высших образования, я совершенно не готов идти и объяснять теорему Пифагора балбесам, которым это не нужно.

— Но там же мы! — сказал Дима, — Нам-то это нужно!

— Мне не дадут работать только с вами. На меня навесят еще пять классов, классное руководство и заставят заполнять кучу бумажек. Я буду 80 процентов своего рабочего времени тратить на заполнение формуляров и выяснение отношений с директором, и только 20 процентов на общение с детьми. Причем из этих 20 процентов эффективными будут только 20 процентов. Остальное время уйдет в полный пшик.

— Но почему? — не выдержала Кошка. — У нас физик есть, он хороший. И у него даже уроки интересные.

— Возможно, — сказал Впалыч, — но он, наверное, уже привык к этой системе. А я себя в ней совершенно не представляю.

— Но… Но… Но если ничего не менять, то ничего же и не изменится! — воскликнула Кошка. — Вы нам сами говорили, что если что-то не нравится, не нужно ждать, что это что-то изменится само. Нужно идти и переделывать!

— Да, говорил, — подтвердил Впалыч, — у меня была возможность работать вне системы — я работал. А ввязываться сейчас, в середине года, в расшатывание устоев… Ребят, хватит того, что у меня жена — врач в обычной больнице. И двое детей. Если еще и я сяду на бюджетную зарплату, то нам есть будет нечего.

Птицы подавленно молчали. Даже Кошка. В квартире было зябко, все сидели, кутались, прятали друг от друга глаза. Впалыч еще что-то объяснял, но его уже не слушали, очень хотели уйти, но все никак не находили предлог. Мучились, пока Молчун не наплевал на все приличия, просто встал и вышел, не попрощавшись.

Впалыч вздрогнул от щелчка входной двери, а Птицы воспользовались моментом и вскочили.

На улице вздохнули свободнее.

— Может, по объявлению математика поискать? — предложил Дима.

— А ты уверен, что это будет не вторая Злыдня? — спросил Женя.

— Уверен. Другой такой больше нет.

— Я вот подумал, — сказал Женя, устраиваясь на детской карусели во дворе, — мы и правда, какие-то не социализированные.

— Это почему? — возмутилась Кошка.

— Да потому что! Сколько лет наша школа существовала?

— Десять… или двенадцать даже… а что?

— А то, что у нас было все — поездки, учителя, оборудование! И ни разу у нас не возник вопрос, откуда деньги! Наверное, зарплаты у учителей там были не маленькие, раз они с нами так возились.

— Они не за деньги с нами возились! — возмутилась Юля.

— Не за деньги, — подтвердил Женя, — но деньги позволяли им жить и заниматься любимым делом. А вот откуда они брались, интересно?

— Вроде бы, гранты какие-то, — вспомнил Дима, — или фонды?

— Все, не могу больше сидеть! — вскочила Юля. — Я пошла на тренировку. Или я за себя не отвечаю!

А Женя с Димой еще долго сидели на карусели, думая каждый о своем.

***

Когда Эля позвала Диму в кино, он не заподозрил ничего необычного. Ему часто звонили и звали. Звонил кто-то один, а потом выяснялось, что в кино идет почти весь класс.

— И где все? — спросил Дима, подбежав к кинотеатру.

— А нет никого. Мы с тобой вдвоем, — спокойно ответила Эля.

— Зачем? — невежливо удивился Дима.

— А может, ты мне нравишься, — усмехнулась Эля.

— Неправда, — серьезно сказал Дима.

—Да ну тебя! — засмеялась Эля, — пойдем скорее, сеанс через пять минут!

Сначала Дима держался настороженно, но быстро расслабился, Эля вела себя нейтрально, глазки не строила, гадостей не говорила и провокаций не устраивала.

Поэтому Дима быстро расслабился и даже с удовольствием болтал о всяких посторонних вещах.

— И все-таки, — спросил он после сеанса, — зачем ты меня позвала?

— А кого? — вздохнула Эля, — Денис меня бросил… Ты, кстати, знаешь, что у них роман с Юлей?

Дима постарался безразлично мотнуть головой.

— Вот и я не знала, — вздохнула Эля, — а вчера она мне рассказала. Представляешь, они первый раз поцеловались после того, как мы в прошлый раз в кино ходили. Во-о-он там, в парке. Странно, что ты не знаешь, я думала, что вы друзья.

— Мы друзья! — горячо сказал Дима, — но мы не отчитываемся друг перед другом в своих… похождениях.

— Понятно, — кивнула Эля, — а мне раньше казалось, что Юля тебе нравится.

— Нет! — горячо ответил Дима.

Слишком горячо…

***

На следующий день была суббота. Анечка уже привыкла, что бывают выходные, когда не нужно идти в школу (да и неохота, если честно). Она даже научилась получать удовольствие от валяния в постели. Но, в отличие от брата, хватало ее всего на пару минут, после чего она подрывалась и шла, например, на кухню помогать маме делать голубцы. И хотя помощь заключалась большей частью в уничтожении хрустящих кочерыжек, мама все равно была довольна, что дочка интересуется делами кухонными, а не своими странными «проектами».

Впрочем, сегодня Ане предстояло дело посерьезнее кочерыжек. Умывшись (но пижаму так и не переодев), она уселась за компьютер с твердым намерением проникнуться духом своего 3 «А».

С музыкой разобралась в два счета — вся она состояла из бодрых ударных плюс незатейливая мелодия на четыре четверти. Со словами дело обстояло еще проще: слова были не важны, они в голове не задерживались совсем, хотя исполнители мужественно повторяли каждую строчку раз по восемь.

Компьютерные игрушки поначалу даже понравились, особенно заставки — там то летали космические истребители, то рубились мечами невиданные страшилища, то плясали забавные скелетики. Но сами игры разочаровали. Уже на втором-третьем уровне Анечка вычисляла алгоритм, который ведет к победе — а остальное было делом реакции и тренировки пальцев. Тоска.

Тогда она взялась смотреть рекомендованный почти всеми одноклассниками сериал про какую-то таинственную школу…

…Через полчаса Аню растолкал брат:

— Чего разлеглась! Если не играешь, дай другим! А то дрыхнет тут…

Пришлось звонить Ване. Он был такой же отмороженный, как и остальные, но как-то так получилось, что с ним Анечка общалась больше других.

— Вань! — сказала Анечка вместо «доброго утра». — Вы точно все это смотрите?

Дата добавления: 2015-10-13