Глава 20. За завтраком Сэмюэль спросил остальных, не видел ли кто поблизости чернявого

За завтраком Сэмюэль спросил остальных, не видел ли кто поблизости чернявого мальчишку, которому, судя по всему, негде жить, и все вдруг смутились, особенно Сван: никакого мальчика она не встречала, и вообще ни одной живой души, а если бы увидела, сразу сказала бы взрослым.

Столь упорное отрицание Уиллади взяла на заметку, занесла в мысленную записную книжечку.

– А я несколько раз видел, – сказал Сэмюэль. – Сегодня ночью он опять таскал еду из кухни.

Бабушка Калла покосилась на Сэмюэля, брови поползли вверх чуть не до макушки.

– Опять, – повторила она, то ли задавая вопрос, то ли отзываясь эхом.

– Я должен был раньше сказать, – продолжал Сэмюэль. – Он уже не первую неделю к нам ходит. Вначале я был уверен, что у него есть семья, – может, они голодают, – но теперь уже не так уверен.

И рассказал, как выследил мальчугана, и как он зарылся в сено, и какой он был жалкий, точь‑в‑точь беспризорный щенок, которого бросили у дороги.

– Я взял одну из ваших простыней и укрыл его. Вы ведь не против?

Калла была не против – на то и простыни, чтобы укрываться, с какой стати их жалеть?

А Бэнвилл, узнав, что Сэмюэль позаимствовал его одежду, потому что мальчик был одет в грязное тряпье, горделиво выпрямился, словно ему сообщили, что среди его предков сам Авраам Линкольн.

– Пусть носит, мне не жалко, – сказал он великодушно. – Для чего еще нужна одежда?

На другом конце стола сидела Бернис, держась за руки с дядей Тоем, как и подобает примерной жене, которую она так старательно изображала. Столь безграничная доброта показалась ей приторной.

– Вот что, – проворковала она, – надо узнать, кто его родители, и отправить его домой. Они, наверное, места себе не находят.

Тут вмешалась Сван:

– А вдруг его родители – плохие люди? Вдруг его отец – злобный, подлый су…

Сэмюэль строго глянул на дочь, и Сван как раз вовремя успела поправиться:

– …субъект? Вдруг мальчик боится идти домой?

Уиллади и эти слова взяла на заметку.

Той Мозес отодвинул тарелку, закурил.

После завтрака вся семья собралась у окна – все смотрели, не покажется ли кто из дверей сеновала.

– Спорим, уже убежал, – разочарованно протянул Нобл. Ему так не терпелось увидеть мальчика, который ночует на чужих сеновалах и таскает припасы из чужих кухонь. Этот парень наверняка из «сильных духом».

– Раз он здесь ест и спит, куда же он денется? – спросила Уиллади.

А Калла сказала:

– Я так волнуюсь, будто у меня корова телится.

Блэйд Белинджер примерил одежду Бэнвилла, и рубашка оказалась по колено. Вот и хорошо, потому что брюки тоже велики и без конца сползают.

Не хотелось надевать чистую, красивую одежду, потому что он такой грязный, а теперь не хочется вылезать наружу таким чучелом. Блэйд еще посидел на сеновале, и надеясь и страшась, что из дома кто‑нибудь выйдет. Наверняка они хорошие люди, только хорошие люди выйдут ночью из дома и укроют чужого человека простыней, от которой пахнет солнцем. И все‑таки страшно.

Немного погодя он решился покинуть сарай и сел на землю, скрестив ноги и глядя на дом. И стал ждать.

Все сразу увидели его – и заахали, будто в самом деле смотрели, как рождается на свет теленок. Все, кроме Тоя – он понял, о ком речь, еще до того, как Блэйд вылез из сарая. И кроме Бернис – она просто‑напросто не умела разделять чужие радости.

– Вот он! Вот он! – завопил Нобл.

А Бэнвилл крикнул:

– Чтоб мне провалиться!

А Калла заметила:

– Ну и вид у него в одежде Бэнвилла!

Уиллади глянула на мужа, гордясь его поступком, но Сэмюэль не ответил на ее взгляд. Он столько перечувствовал, что был не в силах смотреть никому в глаза, даже Уиллади.

Сван же была уже в дверях.

– Я с ним поговорю! Я с малышами умею ладить.

Мысленная записная книжечка Уиллади быстро заполнялась.

Блэйд замер, увидев, как из дома вылетела Сван. Не успел он опомниться, она уже стояла рядом.

– Не выдавай, что меня знаешь! – шикнула Сван. – Родители разозлятся, что я разрешила тебе спать у меня в комнате.

Глаза Блэйда округлились, он напрягся, готовый сорваться с места. Когда взрослые злятся, лучше им не попадаться!

Но Сван положила руку ему на плечо:

– Не бойся. Когда мои родители злятся, ничего страшного не бывает.

Блэйд чуть успокоился.

– Почему ты ночевал у нас на сеновале?

Блэйд пожал плечами.

Сван сказала:

– Ничего. Это ничего. Просто любопытно.

Блэйд снова пожал плечами, поддернул штаны

Бэнвилла до самых подмышек, чтобы не сползали.

Сван зашептала:

– Ладно. Ты, наверно, есть хочешь. Пойдем, мама тебя покормит, а я пока расскажу, что можно говорить, а что нельзя.

Не каждый день увидишь, чтобы ребенок ел так жадно, как в то утро Блэйд Белинджер, а вокруг толпилось столько взрослых и все наблюдали с таким интересом. Сван пристроилась рядом, чтобы толкнуть его, если он вдруг запутается, что можно говорить, а что нельзя. Впрочем, нескромных вопросов никто не задавал. Спрашивали: «Помазать блинчики маслом?» или «Еще пару ломтиков бекона?» – и Блэйд только кивал. О себе он ничего не рассказал. За него это сделала Сван.

– Его зовут Блэйд, – объявила она, будто только что узнала. – Его родителей унес ураган, жить ему не с кем, придется нам его усыновить.

Той, стоявший в дверях, чуть не рухнул: ну надо же так врать! Между тем он понимал Сван. Тогда, возле лавки. Рас Белинджер ударил мальчика на ее глазах, и она не желает, чтобы это повторилось.

Не один Той понял, что история Сван шита белыми нитками. Сэмюэль точно знал, что мальчик зачастил к ним еще до урагана. А Уиллади и Калла всегда чуяли, когда Сван врет. Нобл и Бэнвилл несколько растерялись, зато Бернис (не имевшая ни детей, ни потребности в них, ни опыта общения с лжецами – сама она не в счет) приняла ложь за чистую монету.

– Мы не можем усыновить дитя только потому, что оно – сирота, – возразила она.

– Блэйд не «оно», – вспыхнула Сван.

– Конечно, нет. Он ребенок, который лишился родных, а детей, оставшихся без родных, отдают в органы опеки, для их же блага.

Блэйд покосился на нее: не по душе ему эти непонятные слова.

– Никто его пока никуда не отдаст, – вмешалась бабушка Калла. – Бог с вами, давайте сперва дослушаем.

Она кивнула Сван, чтобы та продолжала. Неужели надеялась, что внучка вдруг проговорится.

Но Сван не знала, что еще сказать. Она ожидала, что Блэйду предложат остаться у них, и дело с концом. Конечно, родители Блэйда попытаются его вернуть, но лучше об этом не думать до последнего.

Бабушка Калла смотрела выжидательно.

– Ну… – начала Сван, – он очень страдает из‑за гибели родных…

Сэмюэль вставил:

– Сван, Бог тебя слышит.

Сэмюэль всегда учил детей говорить правду и полагаться на Бога – и сейчас самое время проверить это правило. Но Сван совсем завралась, отступать некуда.

– Знаю, – отвечала она серьезно, – и Бог видит, как он страдает.

Сэмюэль не нашел в себе сил уличить дочь во лжи. Только не сейчас, когда этот мальчуган смотрит на Сван как на светлого ангела, а на него, Сэмюэля, как на вершителя своей судьбы.

И он отступил.

– Дослушаем потом.

Сван была благодарна ему.

– А сейчас, – сказал Сэмюэль, – мне пора на работу, а вы, ребята, помогите маме с бабушкой.

– Да не нужно сегодня помогать, – весело отозвалась Калла. – Вчера они так здорово помогли, до сих пор в себя прихожу.

Дети убежали играть, Бернис принялась убирать со стола, а Уиллади наполнила раковину горячей мыльной водой.

– Одного не пойму, – сказала Бернис, – почему никто не удосужится сообщить властям о несчастном сиротке.

– Никакой он не сиротка, – объяснил Той. – Его родители живут за поворотом, в конце дороги, что идет через мелиевую рощицу.

Тарелки чуть не посыпались из рук Бернис.

– Сын Раса Белинджера?

– Кто это. Рас Белинджер? – спросила Уиллади. Из здешних мест она уехала давно. Белинджеры поселились здесь уже после того, как Сэмюэль увез ее в Луизиану.

– Чертов пасынок, – ответила Калла. – Так мне кажется, когда смотрю на него.

– Тогда мальчику нельзя здесь оставаться, – объявила Бернис. – Я не стану ночевать в доме, где прячут ребенка, который сбежал от родителей.

Калла чуть не сказала Бернис, что она может ночевать где угодно, но сдержалась.

– Завезу его домой по дороге в город, – решил Сэмюэль.

Уиллади и Калла постарались не выдать чувств.

Позади дома Нобл, Бэнвилл и Сван показывали Блэйду «территорию».

– В той стороне у нас Пустоши. – Нобл указал на выгон. – А вон там, – он махнул в сторону ручья, – Большая Река.

Блэйд с серьезным видом кивнул, поддернул Бэнвилловы штаны.

Нобл кивнул на птичник:

– А здесь салун. Заходить туда нельзя, большой пестрый петух шпорами разорвет, зато можно постоять у входа и поговорить о том, что ты не прочь бы выпить стаканчик сарсапарели.

Блэйд снова кивнул. Столько всего нужно запомнить!

Нобл повернулся к загону для телят, где стоял Снеговик.

– А вон там Бокс‑каньон, куда мы заманиваем преступников, а когда они выезжают, стреляем по ним.

При виде лошади у Блэйда загорелись глаза.

Сван обняла Блэйда за плечи, как старого приятеля.

– Главное, что ты должен помнить на территории, что Хорошие Парни против Злодеев и Хорошие Парни всегда побеждают.

Здорово, если ему выпадет быть Хорошим Парнем. Это, похоже, выгоднее. Сван двинулась к Бокс‑каньону, увлекая за собой Блэйда. Нобл и Бэнвилл увязались следом.

– Сегодня мы ловим негодяя Доусона, – объясняла Сван. – Он подсыпал яд в источники, чтобы разорить хозяев ранчо, а их землю перепродать железнодорожной компании.

Нобл сказал:

– Я шериф.

А Сван:

– Я маршал Соединенных Штатов Америки.

Бэнвилл знаками стал показывать, кто он, но

Блэйд не понимал языка жестов и обернулся к Сван – у нее был на все готов ответ.

– Он глухонемой индеец‑разведчик, – пояснила Сван. – Он не слышит и не разговаривает, зато при нем можно говорить что угодно.

Нобл повернулся к Бэнвиллу, улыбнулся до ушей и сказал:

– Ты урод, и воняет от тебя, как от коровьей лепешки!

Бэнвилл улыбнулся, закивал, будто в знак согласия.

Блэйд залился хохотом. Никогда в жизни он так не веселился!

Сван сказала:

– Ладно, давай придумаем, кто ты.

Нобл уже успел подумать. Пусть Блэйд будет мексиканским мальчиком, которого нашли в пустыне умирающим от жажды, дали напиться из своих фляг, и теперь он всюду следует за ними. Бэнвилл возразил: так не пойдет, нужен еще один индеец. Сван сказала, что хватит с них и одного индейца, а вот адъютант ей пригодится.

Пока они спорили, Блэйд зашел в телятник. Дети услышали скрип калитки и разом обернулись, когда Блэйд уже подходил к лошади. Они бросились на защиту, но Блэйд в защите не нуждался. Он протягивал руки, а лошадь подставила морду. Будто встретились после долгой разлуки два старых друга.

– Нельзя подходить к незнакомой лошади, – предостерег Нобл. – В этот раз тебе повезло, но вдруг попался бы норовистый жеребец?

– Я его знаю, – сказал Блэйд и ткнулся носом в морду Снеговика. – Это я‑то тебя не знаю. Снеговик?

Сван вздохнула. Жалко расстраивать малыша, но придется сказать правду.

– И нельзя давать имена чужим лошадям. Его зовут Джон, это лошадь бабушки Каллы.

– Никакой он не Джон, а Снеговик, – возразил Блэйд. – Это лошадь мистера Оделла Притчетта.

Все трое уставились на Блэйда: неужели правда? И не заметили дядю Тоя, который пришел сказать Блэйду, чтобы тот бежал к дому, Сэмюэль сейчас повезет его к родителям.

Дата добавления: 2015-10-13