Глава 11. Сван с братьями забросили игру в шпионов – теперь всякий раз

Сван с братьями забросили игру в шпионов – теперь всякий раз, бегая по Минному Полю, уклоняясь от вражеских пуль и стараясь не наткнуться на мину, они невольно представляли, как это на самом деле, если тебя застрелили или разорвало в клочки. Мысленно видели, что стало с дедушкой Джоном, когда он нажал на спуск.

Они вдруг стали по‑иному относиться к смерти. Раньше, бывало, стреляли друг в друга, катались по земле, стонали и корчились от боли – и тут же вставали, и смерть не казалась необратимой. Теперь все переменилось.

Вместо шпионов стали играть в ковбоев и индейцев, и новая игра пошла на ура. Ковбои и индейцы тоже без конца друг друга убивают, но будто понарошку. К тому же друг в друга они уже не стреляли. Изредка, чтобы поддержать интерес к игре, устраивали похищения и стычки с бандитами, но чаще отделывались неглубокими ранами. Никто ни разу не был убит в перестрелке.

Сван хотела быть шерифом, однако Нобл уперся. Женщина‑шериф – где это видано? Вдобавок она, чего доброго, всех перестреляет – вечно разгуливает со взведенным курком. Шерифом будет он. А Сван, раз уж ей так хочется быть представителем закона, пускай станет его помощником.

Сван ни за что не соглашалась на вторые роли и стала маршалом Соединенных Штатов Америки. Бэнвилл стал глухонемым индейцем‑разведчиком и придумал целую систему знаков, чтобы его понимали. Вначале путались, ведь он не мог ни сказать ни слова, ни услышать других (смысл жестов приходилось растолковывать жестами), но скоро все освоили язык знаков.

На сегодня было задумано большое сражение. Они охотились за шайкой преступников и наконец окружили этих жалких трусливых койотов в Бокс‑каньоне (так они окрестили бывший загон для телят). Преступников с полсотни, судя по отпечаткам копыт у брода через Большую Реку (новое название для ручья), и Хорошие парни уступают им числом. Как обычно.

По плану глухонемой индеец‑разведчик должен кружить позади Бокс‑каньона, а потом швырнуть туда зажженный факел. Полынь вспыхнет, и злодеям придется улепетывать во все лопатки, чтобы не превратиться в жаркое. Устье каньона (ворота загона) тесное – едва проедет один конный, – и шериф с маршалом запросто перестреляют подлых негодяев, если те попытаются бежать.

План принадлежал не Бэнвиллу и был ему не по душе. Даже с преступниками, считал он, нужно бороться честно. Сван только присвистнула. Полсотни преступников на одного шерифа и одного маршала Соединенных Штатов – тоже мне честная борьба! Если негодяям хотелось честной борьбы, нечего было грабить банк, открывать стрельбу в городе и писать в водосточный желоб перед салуном.

Когда пообедали и отряд готов был выезжать, планы, разумеется, изменились. То, что произошло утром в церкви, так вдохновило Сван, что она решила: надо стянуть из сарая брезент, поставить тент у ручья и устроить богослужение. А если будут новообращенные, то их можно крестить, пока не отступили от веры.

Сван твердо решила кого‑нибудь обратить в веру. Нет, не кого‑нибудь, – она точно знает кого. Бабушка Калла обмолвилась за обедом, что ближе к вечеру заедут Сид, Милли и Дави и хорошо бы Сван поиграть для разнообразия с девочкой.

Если бы Калла знала, что задумала Сван.

Сван рассудила, что к приезду гостей она (проповедник) и дьяконы успеют раскинуть тент и можно будет вести к спасению первую грешницу. А если понадобится, то не вести, а тащить. Бабушке Сван сказала, что с радостью поиграла бы с девочкой, и просила передать Дави, чтобы шла прямо к ручью.

Бабушка Калла метнула на внучку взгляд – дескать, вижу тебя насквозь – и сказала:

– Чую, ты что‑то затеяла, Сван Лейк.

– Просто хочу дружить с Дави, вот что я затеяла, – хитро отвечала Сван.

– Хмм… – только и протянула бабушка Калла.

Устроить богослужение оказалось не так‑то просто. Нобл, которому поручено было стащить все необходимое, для поддержки углов тента сумел найти только старые тростниковые удочки, и они прогибались под тяжестью брезента. Наконец Бэнвилл предложил набросить брезент на низко висящую ветку, а углы привязать к молодым деревцам.

Но вот беда – веревки нет.

Пришлось Ноблу вернуться и снова ограбить сарай. Бэнвилл тем временем высматривал деревья с низко нависшими ветвями, а Сван отправилась к ручью поискать подходящее место для купели.

Мелкий ручеек, почти везде глубиной ниже колена, сгодился бы для методистского крещения, где можно выбирать между окроплением и обливанием. Но Сван не собиралась устраивать методистское крещение. Как и предлагать новообращенной выбор. Она устроит крещение по баптистским канонам. Крещение погружением. Осталось только найти, где ручей поглубже.

Сван знала по крайней мере одно глубокое место, куда ей с братьями строго‑настрого запрещали ходить без взрослых. Заброшенную купальню. Так называли это место мама и дяди, когда рассказывали, как в детстве там веселились – раскачивались на виноградных лозах и прыгали в воду «бомбочкой».

Сван не сообразила, что если в воду можно прыгать, получается, туда уже не зайти с новообращенной, ведь другой такой трусихи, как Дави, не сыщешь во всем Арканзасе. Тем более Сван тоже не умеет плавать. Где ей научиться, если папе вечно некогда? Сван просила папу, тот обещал, он и правда собирался ее научить, но всегда находились более неотложные дела. Где‑то в глуши заболел ребенок, нужно везти его в больницу, а машины у родителей нет. И люди зовут пастора, и пастор, бросив все, спешит на помощь.

Впрочем, не об этом Сван сейчас думала. А думала лишь о том, что Дави совсем нос задрала и надо ее поставить на место.

В купальне уже много лет никто не купался, все тропинки к ней заросли, и найти ее оказалось непросто. Сван шла вдоль берега, искала и надеялась, надеялась и искала, но купальни будто и вовсе не существовало. Берег, местами крутой, местами пологий, то спускался к самой воде, то поднимался довольно высоко.

На купальню она наткнулась неожиданно – едва не полетела туда с обрыва. Сван шагала все вверх и вверх, продиралась через кустарник, который все не кончался, – и вдруг кончился. Впереди маячил просвет, и оказалось, что там обрыв, крутой‑крутой обрыв. Если бы не виноградные лозы, о которых она столько слышала, – в них‑то и запуталась рука, – Сван полетела бы в воду бомбочкой.

Но виноградные лозы, знакомые ей по рассказам, и вправду оказались там, и у Сван запуталась рука (а заодно и подол), и она не упала, а повисла над водой вверх тормашками, с задранной юбкой. И заголосила, будто ее режут.

Вернулся Нобл с веревкой, а Бэнвилл отыскал подходящее дерево, с толстым суком в самом низу. Они вдвоем ставили тент, когда услышали крики. Но Сван слишком далеко отошла от Церковных Земель, и отсюда ее отчаянные вопли казались не такими уж громкими. Они звучали приглушенно и не очень правдоподобно, Сван была мастер играть и притворяться.

Братья продолжали ставить тент.

Блэйд Белинджер шел за Сван по пятам с тех пор, как она рассталась с Бэнвиллом и продолжала путь в одиночку. Он старался не попасться на глаза и двигался совершенно бесшумно.

Когда Сван бросилась в заросли, Блэйд закричал: впереди обрыв! Он здесь бывал. Знал это место. Да и вообще хорошо знал округу, изучил вдоль и поперек во время своих скитаний. Но Сван бежала быстрей, чем он успевал соображать. Одна секунда – и она уже над водой, и не дает ей упасть лишь узловатая виноградная лоза.

Блэйд припустил к берегу – еще миг, и Сван канет в бездну, исчезнет из его жизни раз и навсегда. Медлить нельзя.

Он боялся сказать хоть слово, навредить. Но что‑то сделать он обязан.

И он сиганул в воду бомбочкой. Взял и кинулся с обрыва, пролетел мимо Сван и исчез под водой. Ни шума, ни брызг – так он был мал. Нырнул, ушел чуть поглубже и снова всплыл.

Сван видела, как он просвистел мимо, и теперь смотрела сверху раскрыв рот. Просто смотрела, цепляясь за лозу.

– Прыгай! – крикнул Блэйд.

Сван мотнула головой и крепче уцепилась за лозу.

– Я не умею плавать!

Блэйд крикнул:

– Нырнешь – всплывешь!

– И утону!

– Не утонешь. Меня так научили плавать – просто бросили в воду.

Блэйд сказал правду. Когда ему было три года, отец швырнул его с лодки в пруд. Подробностей он не помнил, помнил лишь, что поплыл как рыбка.

Сван не поверила.

– Нет уж. Когда тонешь, всплываешь три раза, и все.

– Я тебя спасу!

– А тебя кто будет спасать?

– Меня спасать не надо.

Блэйд нарезал круги по‑собачьи и на утопающего не был похож, но Сван не желала рисковать.

– Попробую качнуться и перелететь на берег, – сказала она.

И, поджав под себя ноги, качнулась. Но не перелетела. Попробовала еще раз – опять не получилось.

– Сбегай позови кого‑нибудь! – крикнула Сван. Она держалась за лозу обеими руками и просто указала подбородком в сторону Церковных Земель. – Позови моих братьев!

Которые тоже не умеют плавать.

Но Блэйд не бросил бы Сван одну. Если бежать за помощью, это надолго. А вдруг, пока он бегает туда‑сюда, она сорвется? Этого допустить нельзя. Он толком не знал, что делать, если она сорвется, знал только, что должен быть рядом.

Сван не раз навещала вместе с отцом пожилых прихожан, и те рассказывали, как были на волосок от смерти, – чаще всего упоминали и особенно красочно описывали сердечные приступы. Сван знала симптомы и была уверена, у нее сердечный приступ. Грудь сдавило, в ушах стучит, левая рука почти отнялась.

Сван была не из робких, но сейчас невольно думала, что не миновать ей одного из двух. Смерти либо в воздухе, либо в воде. А когда на берегу вдруг возник человек‑змея и сказал: не бойся, я тебя в два счета поставлю на ноги, к страхам Сван прибавился еще один.

Может быть, ей суждено умереть на суше.

Дата добавления: 2015-10-13