Хэмингвэй: росла ли шерсть на груди?

Человек сделал себе огромную писательскую карьеру на том, что писал исключительно об эмигрантах. Самая худшая его книга — последняя: «Старик и море». Вымученная, неинтересная, псевдо глубокомысленная. По ее поводу он получил Нобелевскую премию.

Самая лучшая, начатая в конце 50-х и так не законченная, предпоследняя: «Портативный праздник» (в принятой в России транскрипции «Праздник, который всегда с тобой») — книга воспоминаний о Париже. Восхитительная, с многими вкусными деталями, как эмигрант, проживший в Париже без малого 14 лет, удостоверяю. Свидетельствую. Простая. Самые лучшие книги — простые.

Хэмингвэй приехал в Париж в 1921 году, родившийся в 1899, он таким образом имел на счету 22 года. До этого он успел попасть на 1-ю мировую войну, в самый ее конец, в качестве санитара. Служил в Италии. Всего несколько месяцев. В 1918-м был осыпан осколками. Раны были несерьезные, но тело оказалось все покрыто мелкими белыми шрамами. По-видимому, это отпугивало девушек, так как Хэмингвэй впоследствии жаловался на эти некрасивые шрамы. Вместе с большим Хэмом приехала в Париж его первая жена. У пары родился сын по кличке «Бэмби». В Париже тогда обитала (как, впрочем, и в 80-х годах, когда там жил я) многочисленная американская литературная колония. Большой сырой юноша, тогда он носил только усы, Хэмингвэй числился корреспондентом «Торонто стар», сам он был из Оак-Парк — или Дубовая роща, неподалеку от Чикаго. Можно сказать, что такое назначение в Париж было настоящей синекурой, а если учесть Атлантический океан, то это было покруче, чем получить назначение собкором «Комсомольской правды». Хэмингвэй крутился среди англоязычной писательской колонии и чувствовал, по-видимому, себя как рыба в воде. Он сумел понравиться тетке Гертруде Стайн и стал у нее частым гостем в ее квартире на 27, гае de Fleurus, там, где эта улица выходит к бульвару Распай. За углом помещается лучшая в мире (якобы) школа по изучению французского «Альянс Франсэз», а в самой квартире Стайнихи недолгое время в 1980 году помещалось издательство «Рамзэй», там-то я, развалясь в кресле, выцыганил у моих издателей Повера и Рамзэя еще 9 тысяч франков и, бросив взгляд на книгу фотографий Мэрилин Монро «Джентльмены предпочитают блондинок», сам придумал новое название для своей книги «Русский поэт предпочитает…».

Хэмингвэй ходил к Стайн, чтобы знакомиться с влиятельными литераторами. Тетка Гертруда познакомила-таки его с Шервудом Андерсоном, с уже знаменитым тогда молодым Скоттом Фитцджеральдом и его женой Зелдой. Знакомствами Хэмингвэй оброс, однако, видимо, у него был не очень уживчивый характер. Менее чем через год Хэмингвэй выпустил небольшой памфлет «Весенние потоки», где иронически отозвался о большинстве своих парижских знакомых литераторов, в том числе и об Андерсоне. Так что одной чертой своего характера — общительностью — он был приспособлен к жизни, другой же — злым языком — разрушал то, что приобрел общительностью. С Андерсоном он оставался в натянутых отношениях до конца дней своих.

В конце концов ему удалось дебютировать в литературе. Его романы «Прощай, оружие!», «По ком звонит колокол», «За рекой в тени деревьев» — это романы об эмигрантах, о людях, живущих не в своей собственной стране, впрочем, главный герой обычно все равно американец. Чтобы стать Великим Американским писателем, американский писатель должен покинуть Америку и уехать в Париж. Два писателя испробовали этот рецепт, и у обоих он удался: Хэмингвэй и Миллер. Можно добавить к ним третьего — поэта Томаса Стернза Элиота: американец, он уехал в Великобританию.

Очевидно, американская действительность лишена универсальности, герой же эмигрант придает литературному произведению универсальность. Романы Хэмингвэю не очень удаются. Его стиль точных мускулистых описаний для романа не подходит, в конце концов он надоедает. Все романы Хэмингвэя недоделаны, скомканы и смяты. Но зато он величайший мастер рассказа. В книге «Мужчины без женщин», это сборник рассказов, есть рассказ «Киллеры». Рассказ представляет собой практически непрерывный диалог. За диалогом просматривается сюжет. В придорожное кафе являются два гангстера-киллера, они ищут шведа Андерсена, чтобы его убрать, но в кафе только старик-хозяин и его помощник — подросток. Диалог точен, циничен, быстр и трагичен. Ничего лишнего. Я считаю рассказ «Киллеры» шедевром. (По нему сделан, кстати, отличный фильм.) Хэмингвэй, возможно, один из лучших стилистов в американской да и вообще мировой литературе. Он тщательно следит за собой. Он ввел в большую литературу диалог и поселил его там навечно. Он сделал диалог правдоподобным, немногословным, приближенным к жизни. Снабдил его всеми возможными интонациями. «Yes,— he said» до Хэмингвэя не имело легитимной прописки в литературе, после него имеет. Дело в том, что Хэмингвэй убрал из литературы — литературу. Во всяком случае, стремился убрать.

Он много пил, много ел, вот только не курил, боясь потерять обоняние, незаменимое, как он считал, для писателя. Ему бы показалось оскорбительным, если бы он увидел пингвиновское издание «Портативного праздника»: бюст писателя, блюдо с устрицами, куски французского хлеба «багета», бокал с белым вином, карандаши, блокнот и… сигарета в пепельнице рядом с синей пачкой «Житан». Обложка неплохая, но ляпсус налицо.

Он много раз женился, кажется, последняя его жена Мэри Хэмингвэй была шестой. Признавался, что по-настоящему любил только первую — Хэдли. От всех жен от считал своим долгом иметь детей, или это традиции того времени? Но он имел детей от всех.

Постарел он быстро, непонятно, от излишка ли это алкоголя, или просто гены были такие, раностарящееся тело предусмотрено было в генах? Есть его фотографии в шортах, где он на съемках какого-то фильма, экранизации, кажется, «По ком звонит колокол». Животастый, как гиппопотам, складки, дряхлые ноги, короче, «старик Хэм», а ведь на снимке ему едва пятьдесят лет.

В юности он занимался боксом. Даже кого-то научил боксировать с тенью. Ходил на боксерские (там держали пари) спарринги в Зимний цирк. (Впоследствии я жил недалеко от Зимнего цирка, и, кажется, в 1982 году Тьерри Мариньяк повел меня туда на 1-й чемпионат Европы по таиландскому боксу.) Я не думаю, что Хэмингвэй был способным боксером. Просто он был сырой верзила, такой по комплекции, как Довлатов, так что если он замахивался да еще знал два-три удара, то вот и боксер.

Побывал я и в том помещении, где помещалась американская библиотека (она же книжная лавка) «Шекспир энд компани», где тогда работала Сильвия Бич. Мой друг Леон с компаньоном купили магазинчик на рю Одеон (по-моему, я не ошибаюсь, в любом случае на улочке, идущей к Одеону) и стали продавать там издания «Дилетанта» и других тогда нонконформистских издательств. Я пришел поздравить с новосельем и узнал, что именно здесь и помещалась книжная лавка Сильвии Бич. Куда приходил Хэмингвэй.

В 1936 году Хэмингвэй был в Испании, где тогда шла война. Однако, вопреки легендам, был он там недолго и большую часть времени провел в мадридском отеле, вместе с другими журналистами интернациональных изданий. В 1944-м журналист Хэмингвэй, вопреки запрету командования, умудрился с небольшой коммандос упросить французского генерала Леклерка взять его в Париж с передовой колонной. По пути Хэм и его американцы чуть не отправились на тот свет, натолкнувшись на отряд особенно злых эсэсовцев. Все обошлось, эсэсовцы все равно отступали по приказу своего командования. Хэмингвэй же оккупировал, примчавшись на пляс Вандом, отель «Риц», где и засел в баре. Потому слухи о военных доблестях Хэмингвэя сильно преувеличены. (Тут, признаюсь, меня подталкивает к разоблачению и моя личная воинская ревность. Я как-никак побывал на пяти войнах плюс на месте конфликта в Таджикистане.)

Раз уж дошло до разоблачений. Из той же отличной книги «Портативный праздник» возникает впечатление, что Хэмингвэй был ужасно беден. И это впечатление противоречит воспоминаниям самого Хэма: он не только постоянно ходил в кафе, он еще и работал в кафе. Мог позволить себе отпуск в горах. А дело в том, что сам он был из состоятельной докторской семьи, получал приличные деньги от своей газеты «Торонто стар», и очень приличные. Ведь ему удавалось порой интервьюировать таких звезд, как сам французский премьер Клемансо. Но основные поступления семьи шли от родителей Хэдли, она была из очень состоятельной семьи, и родители пересылали дочери и внуку Бэмби кругленькие суммы. Так что мифология должна быть разрушена. Хэмингвэй жил в Париже как плейбой какой-нибудь. Это не умаляет его литературных заслуг, однако в сравнении с ним я просто вел нищенскую жизнь в Париже, особенно первые лет пять.

Хэм много путешествовал. На корриды в Испанию, в зеленые холмы Африки. Его книги, не в пример книгам Миллера, вполне приличные, особенно романы, не несли в себе нигилистического анархизма, потому никаких препятствий в их публикации у Хэма не было. С 1929 года, со времени публикации «Прощай, оружие!» (кстати, названия для своих книг он всегда умел выбирать отличные), он имел и все увеличивающуюся славу, и деньги. Так что путешествовать было на что. В поисках тепла и хорошего рома он поселился на Кубе, еще во времена Батисты. Кстати, сержант Батиста вначале был неплохим правителем для Кубы, у него были в 40-е годы даже прогрессивные устремления. Лишь позднее он позволил американским гангстерам прибрать остров к рукам. И они охотно разместили на Кубе два своих традиционных бизнеса: проституцию и игорные дома. Так что, когда Кастро (с помощью американки, своей любовницы. Она дала ему денег на покупку шхуны «Гранма» и оружия) высадился на Кубе, американское правительство смотрело на эту авантюру неоднозначно. Им хотелось развалить криминальный рай, созданный их соотечественниками на Кубе. А Кастро тогда еще не высказывал тех марксистских, а главное, советских симпатий, которые он высказал впоследствии (вынужденно). В 1960 году Хэм все же убрался с Кубы, от греха подальше. С игорными домами и проституцией у него не было на Кубе проблем. Но с «барбудос» (бородачами) могли появиться. Хэм обосновался в Кэтчупе, штат Айдахо. Там его стали осаждать папарацци и паломники, поклонники его творчества. В 1961 году Эрнест Хэмингвэй покончил с собой, засунув дуло двуствольного ружья в рот и нажав на крючок большим пальцем ноги. Мозги Хэмингвэя прилипли к обоям вместе с частями черепной кости и скальпа. Отец Хэмингвэя также покончил с собой. Его внучка, Марго, известная модель и актриса (я видел ее в фильме конца 70-х — «Мистик», где играет и ее младшая сестра), также покончила с собой в день смерти деда, кажется, в 1995-м, также застрелившись. Доктора говорят, что Хэм был очень испит, болен, истощен нервно и предпочел уйти из жизни. Правда, способ был выбран варварский, изуверский.

Период расцвета так называемой критической биографии (с 70-х годов, я полагаю) не оставил ни одного неоскверненного трупа. Выдающиеся критические биографы копались в могилах и в полном смысле в грязном белье великих людей. (Так, были опубликованы показания горничной отеля, где Уальд и его граф Дуглас (Бози) предавались греховной любви, пятна дерьма на простыни сделались достоянием читателей всего мира.) Не пощадили и Хэма. Обвинили его в том, что он будто бы был никудышным мужчиной, потому так часто менял жен. Еще при жизни один писатель-наглец обвинил Хэма в немужественности, в том, что у Хэма «волосы на груди не растут». К сожалению, я сейчас не помню, кто это был (кажется, Гор Видал, но вряд ли, он был слишком молод, лет на 20 моложе Хэма). Дело чуть не дошло до драки.

Мифологизация священных монстров совершается по своим законам. Сохраняются самые яркие шокирующие эпизоды или даже слухи. Отбрасываются мелочи и детали, мотивировки поступков. Участвовать в гражданской войне в Испании можно было и фланируя по мадридским улицам от отеля до, как сейчас говорят, «брифингов» в Министерстве информации. Мне был известен немец-тележурналист, получивший международную премию за репортажи из Боснии. На самом деле означенный немец не вылезал из белградского отеля и был постоянно пьян. На репортажи посылал серба-стрингера, и тот за несколько сотенных долларовых бумажек регулярно подставлял свою шкуру. Но это уже не о Хэмингвэе, прошу прощения.

Хэм породил множество подражателей. Портреты Хэма в свитере крупной вязки, бородатого, с трубкой и седым ворсом, украшали стены комнат советских интеллектуалов. Были у него и серийные копии. Одного из них, француза Ромена Гари, европейского Хэмингвэя, я вывел под именем Давида в рассказе «Замок». «Я участвовал в трех войнах, написал 21 книгу, был женат шесть раз»,— говорит Давид в моем рассказе. Европейский Хэмингвэй и в самом деле застрелился из маузера в декабре 1980 года, и его некролог в «Le Mâtine» соседствовал со статьей о моей первой книге.

Дата добавления: 2015-10-13