Читайте также: |
|
Я нашел хрестоматию для старших классов (а может, это была хрестоматия для института) по литературе в ванной комнате. Ванная была общая для всех трех семей нашей квартиры по Поперечной улице, д.22, в Харькове. Мне было 15 лет, и я обнаружил в книге стихотворение «Незнакомка». Я прочел его и сгубил свою душу. Начиналось пришествие незнакомки исподволь:
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
И вот она появляется:
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то сердце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» — кричат…
Стихотворение сразило меня наповал и заставило задуматься. Я доселе ненавидел стихи. Я брал в библиотеке книги о кораблях, о путешествиях, по ботанике и зоологии. Любимой моей книгой была «Путешествие на «Бигле» и исследования Галапагосских островов» Чарльза Дарвина. Я обожал книги по истории и упивался «Крестовыми походами», переписывал в тетрадки хронологию царствований французских королей и императоров Священной Римской империи. А тут я пошел и попросил дать мне стихи Александра Блока. Пораженная библиотекарша принесла мне из хранилища небольшую книжку с веткой сирени на обложке: «Юношеские стихи Блока». Это был май месяц, лучший месяц в году для знакомства со стихами Блока. У нашего школьного товарища Вити Ревенко умерла мать, и мы всем классом пришли в его старый сад, где цвела сирень, и слышали, как в старом доме старухи отпевали покойную. И был я влюблен в высокую красавицу из барака по фамилии Лазаренко, Женя. Все это сложилось в некую общую неистовую мелодию.
Старый дом глянет в сердце мое,
Розовея от края до края,
И окошко твое…
Этот голос, он твой,
И его непонятному звуку
Жизнь и горе отдам,
Как во сне, твою прежнюю милую руку
Прижимая к губам…—
так написал об этом Блок.
Все его творчество можно озаглавить как «Мистика пола». У него были странные отношения с невестой — Любовью Менделеевой. Он был не в силах преодолеть нечто, что называется «complex of respect» — комплекс уважения к своей подруге, приросту говоря, не мог завалить ее в первом попавшемся месте и раздвинуть ей ноги. Его период ухаживания длился неимоверно долго, наконец они поженились. Но и после этого оставались телесно чужими друг другу. Благодаря такому аномальному поведению стихи этого гибкого херувима со стеклянными выпуклыми очами и гетевским носом приобрели букет, подобный старому вину, глубину вкуса. В «Незнакомке», как я впоследствии узнал, изображена дачная местность в Сестрорецке, под Питером, там был ресторан, и туда ходили проститутки, искать клиентов. Именно поэтому: «всегда без спутников, одна, / Дыша духами и туманами, / Она садится у окна». Банально, вульгарно. Но как он это раздул! Что он из этого эпизода сделал! Какое очарование греховного пола! (Лучше пола, чем секса! Секс — это что-то юношеское и спортивное. Пол — это страшнее.) Через всю жизнь Блок пронес очарование проститутками. И актрисами. Вот с ними он чувствовал себя свободным. А Люба Менделеева его угнетала. Даже когда он уже спал с ней. Потом его друг, поэт Бугаев, он же Белый, вошел в «священный» союз с Любой и с ним, подобный тому, в котором состояли Брики и Маяковский. Кто там что чувствовал, трудно сказать, возможно, Блоку была милее Люба, оскверненная, подобно проституткам, связью с другим мужчиной? Когда Блок уже давно был мертв, в 1928 году какой-то мемуарист, не помню кто, но помню сцену, встретил Любу Менделееву, толстенькую, маленькую женщину с папиросой, в коридоре какого-то учреждения вроде «Потребсоюза» или издательства, она курила. Прекрасная Дама! Любовь Блока, она была в плохих рваных чулках. Боже мой, лучше бы она умерла!
Мистика пола — вот о чем писал Бок лет двадцать подряд. Ну, разумеется, у него есть и стихи о государстве, и гениальная поэма «Двенадцать», где все же героиней, и не последней, появляется еще одна блоковская стерва — «Катька», проститутка, конечно же.
С офицерами блудила,
Шоколад миньон жрала,
С юнкерьем гулять ходила,
С солдатьем теперь пошла.
Даже в революционной поэме о пришествии Нового мира без проститутки Блок не обходится. В просторечии, по-бульварному, можно назвать его «гениальный пиздострадатель», вот он кто, этот стеклянноглазый денди с гетевским носом. Он возвел «комплекс респекта» в правило искусства. А на земле спал с проститутками. И вновь и вновь перепевал «Незнакомку»:
Я сидел у окна в переполненном зале,
Где-то пели смычки о любви,
Я послал тебе черную розу в бокале,
Золотого как небо «аи».
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взгляд надменный и отдал поклон.
Обратись к кавалеру, намеренно резко,
Ты сказала: «И этот влюблен!»
И тотчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступленно запели смычки,
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки…
Блок упивался холодностью женщин — мраморных статуй, ужасался им, любил их. И спал с проститутками. Он часто бывал пьян и возвращался домой на Офицерскую уже под утро. Конечно, таким он нравился женщинам. Странно, но они его боялись живого, как священного монстра. Воспоминания и Ахматовой и Цветаевой говорят именно о трепете этих дам перед Блоком. «Я пришла к поэту в гости»,— пишет Ахматова, а сама, наверное, выбирала с ужасом лучшее нижнее белье.
Блок король и маг порока,
Роль и боль венчают Блока.
Чья это эпиграмма, я не помню, но это точно. Король и маг порока. Так же как Боб Денар король наемников. Выше никто не подымался. «Незнакомка» была популярна и в Сестрорецке и в Питере. «Мы — незнакомки»,— обращались к клиентам, по свидетельству современников, две сестрорецкие девчушки — сестры-проститутки. «Помогите, барин, незнакомке»,— шептала девочка у Пассажа.
А Люба Менделеева послужила только для того, чтобы заложить психологический механизм, основать эту пагубную страсть к проституткам. Сослужив свою службу, она могла уходить в «Потребсоюз» в драных чулках, эта Люба. Не она Прекрасная Дама Блока. Его Прекрасная Дама — та, из сестрорецкого придорожного кабака.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
Блок повлиял на меня навсегда. Аристократичный мистик — он заразил меня любовью к стервам. Вот эта подброшенная неизвестно кем в ванную книга (ванная не работала, так как не была подключена горячая вода) пятнадцатилетнему пацану сорвала башку. В нужный момент подбросили образ женщины, а у меня ведь не было никакого. Потому впоследствии в моей жизни и появлялись неумолимо стервы, в шляпах с траурными перьями. Елена Козлова была моей «незнакомкой», и я честно ее со страстью обожал как волк. Позднее появилась певица Наташа Медведева в стиле Блока. «Незнакомка» жила со мной и пела в ресторане «Распутин», пила мою кровь, и все было согласно Блоку. Нет, я не жалею, что подобрал ту роковую книгу.
Нет-нет, я нисколько не иронизирую. У пацана из рабочего поселка не было образа («имиджа», как сейчас говорят) желанной женщины. И вот Дьявол подбросил книгу. Подметнул.
Блок, конечно, не Великий поэт. Он поэт специальный. Его специальность — мистика пола. Как таковой он гениален в своей специальности. Это круче порнографии.
Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 460 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Юкио Мишима: да, Смерть! | | | Родован Караджич: президент мертвой республики |