Не надо было пить сакэ.

Ничего не поделаешь, такая уж у лошадок тонкая душевная организация – ежели к чему пристрастятся, то потом и за хвост не оттащишь. Кундаль знал это и учёл при составлении плана. Всё хорошенько обдумал, просчитал, и не успел персонал клиники даже глазом моргнуть, как дьявольские мечты осуществились – коняги забухали и плотно подсели на стакан. Тут уж воспалённый мозг доктора Зло закипел подобно чайнику, разошёлся он не на шутку, претворяя в жизнь свои дикие фантазии. Стоит, бывало, склонившись над невменяемой лошадкой, и орудуя кривой иглой, приговаривает:

- Сейчас я пришью тебе пятую ножку и спирта налью двести грамм на дорожку.

И Варрава Содомка, верный заместитель, тут как тут:

- Запомни, животное! Крепко запомни и другим передай: не тот конь, кто фыркает и ржёт, а тот, кто водку из корыта пьёт!

- Правда-правда, вот те крест, - поддакивает Вавила Гоморка, - Есть – оно, конечно, счастье, но пить – ещё большее счастье. К тому же водка гораздо лучше хлеба, потому как её не требуется грызть.

Вот так они и тешились, так и развлекались, пока всё это не приелось и не стало надоедать, и тогда, разнообразия ради, выбрались шарлатаны из лаборатории на оперативный простор и отправились в служебную командировку – в Африку.

Тамошним лошадкам можно только посочувствовать. Отловив их всех до единой, оборотни в белых халатах надели на каждую по тельняшке и под видом прививки от ящура вкололи сыворотку, в состав которой входили кефиробактерии, мухоморный отвар и вытяжка из бычьего цепня. Как ни странно, но снадобье подействовало. Пустив корни, тельняшки проросли, переплелись с шерстью и мёртвой хваткой вцепились в кожу, превратив коняшек в некое подобие пешеходных переходов.

- Гы-гы, зебры, - заржал, заметив сходство, один из санитаров.

- Зебры? – откликнулся доктор Зло, - А что, похожи. Пожалуй, так мы их и назовём.

И с тех самых пор с нелёгкой руки Фрица Кундаля африканских лошадок именуют зебрами.

Но это была ещё не самая безобразная акция. Гораздо хуже пришлось жеребятам из спортивно-трудового лагеря «Наковальня», которых Содомка с Гоморкой, возвращаясь из Африки в родной Гейм-Овер, отобрали для участия в очередном эксперименте. На этот раз по уменьшению роста. Чего только не вытворяли с бедными малолетками: обёртывали мокрыми простынями, натягивали на головы резиновые шапочки, закрывали на ночь в тесных ящиках. Кормили же строго по графику: один день – хрен, другой – щавель, третий – недозрелые яблоки-дички. И перед каждым приёмом пищи обязательно давали водку. От такой нездоровой диеты жеребят аж передёргивало, они морщились, кривились, кукожились, и в конце концов, месяца через три, совсем перестали расти.

- Ну, чем не кони? – скалился Кундаль, оглядывая стадо пьяных недомерков, - Хотя нет, какие ж это кони? Это… пони! – и расхохотался, радуясь собственному остроумию.

Сразу видно, мало его, паршивца, в детстве пороли! Кстати, особое отношение доктора Зло к скакунам зародилось именно в детские годы. Однажды, прогуливаясь по парку и пуская в пломбир сопли, маленький Фриц неожиданно испугался лошади и тут же, не сходя со своего места, обделался лёгким испугом. Почему так произошло, непонятно, но ровно в полночь неприятность повторилась и мальчишка проснулся в хлюпающей луже.

- Вот беда, - расстроились родители.

- Да уж, незадача, - сделал умное лицо семейный психиатр и прописал пилюли.

Но пилюли не помогли. И вообще, чем бы пацана ни лечили, он продолжал каждую ночь, в одно и тоже время, словно заведённый, делать своё мокрое дело.

- С Фрицем опять приключился ночной позор, - перешёптывались соседи, и злоба снежным комом нарастала в душе подростка.

Когда же, спустя годы, обидный недуг так и не прошёл, Кундаль злобу сдерживать уже не мог и выплеснул её на коняшек, мстя им, таким образом, за поруганную честь и подмоченную репутацию.

Однако будет ошибкой считать, будто он к ним плохо относился. Нет, доктор Зло любил лошадей, и даже более того – обожал! Особенно, если их готовил умелый повар. Ну а разнообразными ресторанами округа просто кишела, не говоря уже о множестве разного рода забегаловок, типа чебуречных или пельменных. Столько их понаоткрывали, что хоть заешься, и всё благодаря клинике доктора Зло, поставлявшей на кухню останки подопытных животных. Естественно, персонал клиники пользовался в этих заведениях определёнными льготами, и увидеть за столом санитара, поглощающего результаты неудачного эксперимента, было обычным делом.

Не чурался отведать плодов своих ошибок и Фриц Кундаль:

- Эх! Кони белые, кони в яблоках! – напевал он обычно, выходя с заместителями из монгольского ресторана «Чингиз-хрен», где, кроме как поесть, ещё и пытался приучить своих спутников к хорошим манерам, - Робяты, ну сколько раз я вам говорил: жареному коню в жопу не заглядывают!

Но Вавила с Варравой шефа уже не слышат. Они приняли после трудов неправедных по чекушке и едва плетутся, икая и мигая в темноте осоловелыми глазёнками:

- Ладушки-ладушки, вкусные лошадушки.

Потом домой, проспаться, а утром снова на работу – взять в руки скальпель с водочной клизмой и, как говорится, даёшь рекорды!

В скором времени спаивание лошадей приняло столь гигантские масштабы, что его эхо докатилось даже до театральных подмостков. К примеру, в пьесе Артамона Дюдика «Спиртные рассветы» встречается следующий диалог:

- Что стоишь, качаясь, пьяная кобыла?

И та отвечает:

- Напилася я пьяна, не дойду до конюшни…

*****

Е динственные, пожалуй, кто сумел избежать алкогольной зависимости, так это радиоактивные мутанты Сивка-бурка и конёк Горбунок. Этих водка не брала. Да что водка? Их даже осиновый кол не брал! Сбежав когда-то в детстве из трудовых лагерей, они поселились в шахте уранового рудника, и стой поры росли не по дням, а по часам, а, достигнув зрелого возраста, стали хоть и горбатыми, но довольно крепкими скакунами, умели предсказывать будущее и разговаривали на человеческом языке.

Люди шли к ним на поклон нескончаемым потоком.

- Сивка-бурка, вещая кобылка, скажи как на духу, посодют ли меня на кол али назначат губернатором? – вопрошал очередной проситель.

А за ним тут же следующий:

- Конёк Горбунок, выручай! Не помню, куда схоронил заначку!

И так за годом год, без передыху…

Но всё же, как ни крути, а были они самыми обычными (в плане анатомии) лошадьми и, в конце концов, состарившись, умерли естественной лошадиной смертью, оставив после себя двоих наследников, Квазимодку и Нострадамуса.

Не в пример родителям, жизнь детей оказалась отнюдь не сладкой. Квазимода, поселившись в церковной конюшне, съехал с катушек от колокольного звона и, так и не став великим предсказателем, провёл остатки дней в приюте для умалишённых лошадей.

Судьба же Нострадамуса сложилась вообще трагически. После закрытия уранового рудника его, ещё молодого и сильного жеребца, подобрал геолог Модест, косматый и немытый тип. Правда, ненадолго, ибо почти сразу же проиграл парнокопытного мутанта в домино почтовому ямщику, который взял Нострадамуса к себе на службу, доставлять телеграммы-молнии. Кстати, если слово «Нострадамус» перевести с латыни, то получится «Нострадалец» - именно так называл коника новый хозяин, Евгундель, погоняя его хлыстом и покрикивая:

- Но! Страдалец!..

И Нострадалец полностью оправдывал своё имя, носясь как угорелый по району и развозя срочные телеграммы да бандерольки.

Но ямщику этого было мало, и в довесок к страданиям физическим (к которым, в принципе, лошадям не привыкать), Нострадалец испытывал ещё и моральные, ибо все его пророчества Евгундель нагло присваивал себе. Вот паразит! Прямо ни стыда, ни совести! Соберёт, бывало, где-нибудь у колодца толпу и давай вещать без умолку, аки телевизор: дескать, в среду нашествие саранчи, в пятницу еврейский погром, в августе весь урожай репы побьёт градом, а аккурат к медовому спасу мадам ля Шифоньер заразит короля Раздолбая IV непотребными болячками…

Нострадалец (скромняга, каких свет не видывал) на людях всё больше молчал в тряпочку, не желая позорить хозяина, а вот оставшись с ним тет-а-тет, не раз ставил Евгунделя на место:

- Ямщик, не гони! Ты гонишь, ямщик!

И ямщик затаил обиду. Сперва притих, якобы исправившись, и лишь внимательно, слово в слово, записывал лошадиные предсказания, а как только записей набралось на добрый манускрипт, решил действовать: «Ну всё, хана тебе, оракул!»

- У меня мурашки от моей коняшки, - принялся он плакаться на каждом углу, настраивая общественность против лошадки.

Ныл, чесался, подлец, жалобно скулил. А через несколько дней, когда все уже вокруг были достаточно наслышаны о его несуществующей хвори, Нострадалец неожиданно исчез. Что случилось – неясно. Но некоторые утверждают, будто видели Евгунделя, уводящего коника куда-то в степь, причём из-за ямщицкой спины торчали вилы и мычал он не своим голосом какую-то странную песню:

- Выйду ночью в поле с конём, а вернусь обратно один…

Больше о Нострадальце не было ни слуху, ни духу. Сгинул он, канул в неизвестность, а хитрый ямщик, бросив развозить телеграммы, переехал в столицу, издал под псевдонимом Нострадамус сборник предсказаний и жил себе, горя не зная, в достатке и роскоши…

Вот такая неблагодарная публика эти люди. Неблагодарная, злая и жадная. Таким предложи пальто согреться в студёный день, так они с тебя ещё и последние портки снимут!

*****

Х отя, надо отдать людям должное. Почуяв, что могут остаться без кормильцев, они всё таки взглянули на деятельность доктора Зло несколько иначе – по трезвому. И первой возмутилась знахарка Флегма Чушь, неоднократно лицезревшая страшные лошадиные бодуны:

- Что ж это деется, люди добрые?! Иду это я по лугу, собираю травушку-муравушку да корешки целебные, а тут кругом кони валяются – дохлые-предохлые, и перегаром от них разит как из пивной бочки. Ой, нехорошо это! Ой, непорядок! Вот попомните моё слово: ежели энти опыты не прекратить, то не видать нам посевной и уборочной как своих ушей!

Тут уж и крестьяне забеспокоились не на шутку:

- Ну как там наши лошадки, выздоровели? – придя в клинику, задавали они вполне резонный вопрос.

И что же труженики полей слышали в ответ?

- Иных уж нет, других долечим! – как ни в чём не бывало, рапортовал Содомка.

И Гоморка (балбес, каких свет не видывал), вместо того, чтобы промолчать, обязательно вставлял своё веское слово:

- Да вы не хнычьте, мужики, тяжело в лечении – легко в гробу! В конце концов, все там будем…

Надо заметить, Вавила и Варрава были корешами - не разлей вода. Вместе ели, вместе спали (такая, своего рода, сладкая парочка), вместе душегубством занимались. Ну а когда у крестьян лопнуло терпение, вместе и в тыкву получили! Мутузили их мужики от души, оглоблями да цепами, с присвистом и улюлюканьем, поминая по матери всю ближайшую родню горе-экспериментаторов. Славная вышла взбучка! После неё Содомку с Гоморкой можно было смело выставлять в анатомическом музее и изучать по их бренным останкам строение человеческого тела (причём детально и в разрезе).

Санитаров, кстати, тоже ждала экзекуция, и грозила им как минимум инвалидность, но они, смекнув откуда ветер дует, под шумок попрятались и сидели в своих убежищах тихо и незаметно, как мышь под веником.

А вот доктор Зло избежать наказания не сумел. В то время, как его верных помощников топтали народные массы, он, поглощённый работой и ни о чём не подозревая, пытался разобраться, почему коняшки разных мастей с разной же скоростью и спиваются. Между прочим, действительно интересный вопрос. Ведь и по сей день подсесть на белого коня считается крайне опасным занятием (может так понести, что фиг остановишь, и тогда всё, пипец – здоровье наизнанку, психика шиворот-навыворот, а глаза на закат). На лошадку же любой другой масти смело садись и ни о чём не беспокойся, в худшем случае отделаешься закрытым переломом.

И вот, за разгадыванием столь сложной задачи, Фрица Кундаля и настигло возмездие. Случилось это на пороге лаборатории, откуда он выходил, размахивая канистрой спирта и созывая персонал отметить удачный опыт.

- Я тройку напоил каурых скакунов!.. – вопя что есть мочи, радостно затянул доктор Зло, но его песню тут же оборвала табуретка.

Последовала серия плюх, пинков и зуботычин. Затем Кундаля искололи шприцами, пощипали пинцетами, поставили клизму, обстучали молоточками колени, и уже собирались вырезать аппендикс и гланды, но тут вдруг в разборку вмешался Густав Ништяк, известный в народе как весёлый молочник. Да-да, тот самый весёлый молочник, который ещё вчера доказывал, будто молоко вдвойне вкусней, если в нём варилась шмаль, и угощал этим молоком лошадей, а сегодня, прозрев от конопляного чада, стал на путь исправления.

- То, что любо человеку, превратит коня в калеку, - понял Густав и, вооружившись чугунным кальяном, помчался вместе с толпой недовольных крестьян громить осиное гнездо – клинику доктора Зло.

Однако месть его быстро утомила. Вдоволь намахавшись тяжеленным кальяном, он запыхался, присел на кушетку и взглянул на происходящее со стороны.

- Стойте, мужики! Кончайте беспредел! – воскликнул Ништяк, закрывая Кундаля своим телом, - Это же не наши методы! Дайте ему хотя бы наркоз.

И мужики дали. Хорошо так дали, прямо по кумполу! А потом дали и весёлому молочнику – за компанию и чтобы не путался под ногами.

- Без сопливых разберёмся, - сказали ему суровые крестьяне, и ни один мускул не дрогнул на их обветренных, натруженных лицах.

В общем, правосудие восторжествовало. Доктора Зло постигла участь Содомки с Гоморкой, беглых санитаров объявили в розыск, а в клинике, дабы зря не пустовала, обосновался ещё один знаменитый медик – профессор Павлов, любитель собак и электричества.

*****

Л ошадок же всем миром выводили из запоя – прокапывали, подшивали, кодировали, отпаивали рассолом. Лечили долго и упорно, и в конце концов, на радость сельским работягам, избавили парнокопытных от жуткой напасти.

Казалось бы, ура, да здравствует победа! Но, если честно, это уже были совсем не те кони, что раньше. Водка основательно подкосила их психику, расшатала нервную систему, разрушила интеллект, и всё, что осталось от прежних лошадок, так это душа – широкая, богатая и необъятная. Душа, на которую человек, по большому счёту, плевать хотел с высокой колокольни. Ведь для него главное, чтобы было на ком пахать, а всё остальное (в том числе и бессмертная лошадиная душа) – до лампочки! «Труд облагораживает, труд сделал из обезьяны человека, прилежно работай и тоже когда-нибудь станешь человеком…» Вот бред! Такая ересь - ну просто ни ума, ни фантазии! Порой даже кажется, что лучше бы гомо сапиенс навсегда оставался обезьяной. Прыгал бы себе по деревьям, цепляясь хвостом за лианы, вычёсывал бы у соплеменников блох, бросался бы фруктами… И остальные зверушки сразу бы облегчённо вздохнули.

Хотя, конечно, справедливости ради надо заметить, не все люди были дегенератами, и далеко не все становились такими, как Жбан-Клод де Шантрапа – крупнейший производитель сосисок из конины, или доктор Зло, считавший, что внутренний мир лошади гораздо полнее и ярче раскрывается на операционном столе. Нет, среди людей иногда встречались вполне достойные личности. Например, конокрад Мальборо зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, угоняя жеребят из спортивно-трудовых лагерей и отпуская их в чисто поле.

А пастух Беломор (ну просто сама добродетель!) собирал одичавших жеребят в табуны, растил, подкармливая экологически чистой сечкой, воспитывал аки родных детей и обратно людям не отдавал ни за какие коврижки. Даже если покупатели предлагали взамен самое дорогое его пастушьему сердцу – махорку, Беломор всё равно оставался непреклонным:

- Коней на папиросы не меняю! – отвечал он обнаглевшим барыгам и, кривясь от никотинного голода, забивал в самокрутку сено и пряности.

Имя ещё одного такого добряка и жеребятника, некоего таинственного Коньстантина, часто упоминается в древних лошадиных хрониках, повествующих о том, как этот самый Коньстантин (кстати, почётный гражданин Коньстантинополя), презрев личную выгоду, на последние средства (с пенсии и сдав пустые амфоры из-под плодово-ягодной амброзии) открыл по всему городу сеть ночлежек для лошадей-сирот (так называемые конь-станции), где беспризорные коняшки могли не только переночевать в тёплом уютном стойле, но и получали на завтрак ведёрко вкуснейшего кумыса и аппетитные, хрустящие овсяные печенюшки. Редчайшей души человек! Бескорыстней его разве что только поручик Ржевский, деливший со своим парнокопытным другом и стол, и стул, и место на ночлеге:

- Пока я жру, мой конь пожрёт со мною! Ну а пожравши, и поржать мы сможем завсегда!

Как говорится: хлеба горбушку и ту пополам!

А граф Пржевальский пошёл ещё дальше (а чего ж не пойти, средства-то позволяли) и окружил любимую лошадку таким изобилием, какое не снилось и иным султанам. Подрулит, бывало, на богатой, роскошной карете к дворянскому сходбищу, и глашатай объявляет:

- Его сиятельство граф Пржевальский!

А следом подъезжает ещё одна карета, гораздо богаче и роскошней предыдущей, украшенная стразами, яхонтами да жемчугами, и отделанная инкрустацией.

- Кто же это? – гадают в толпе, - Может, принц какой, али епископ?..

- Лошадь Пржевальского! – торжественно вопит глашатай, и все вокруг офигевают…

Да уж, сегодня-то такое в диковинку, а вот в старые добрые времена, когда коняшек чтили и уважали, сие было нормой и неоспоримой привилегией. Ведь не зря же именно лошадиная подкова, а не какой-нибудь сапог или валенок, считается талисманом на счастье. Берегут её, протирают тряпочкой, прибивают к дверям, кладут под подушку. Ой, да чего только с ней не вытворяют! А теперь представьте на мгновенье, будто вместо подковы над порогом приколотили разношенный ботинок, и он болтается – грязный, с протёртой подошвой, зияя дырами и отпугивая запахом вороньё. Представили? Ну и как, смешно? А если ещё в придачу повесить на шею облезлый лохматый тапок, типа на удачу? Вообще умора? Вот то-то и оно…

А знаете, как раньше играли в шахматы? О, это была не игра, а песня! Король тогда назывался конюхом, ферзь – дворником, а конь (что характерно) считался самой главной фигурой, потерять которую означало проиграть всю партию. И ведь играли с азартом, просаживая за раз и дом, и штаны, и кормовые угодья, а бывало и кой-чего посерьёзнее. Помните – «Коня! Полцарства за коня!»? А полцарства – это вам не обёртка от шоколадного батончика «Сосникерс». Полцарства – это ого-го! Три деревни как минимум, да ещё плюс сеновалы, поля для гольфа, рыбные места, а если повезёт, то и женский монастырь. И всю эту роскошь отдавали за одну маленькую лошадиную фигурку. Вот это я понимаю – шахматы! Вот это я понимаю – лошадиная сила!

В общем, зарубите себе на носу: сколько бы человек ни выкобенивался, как бы ни рисовался, похваляясь своим якобы героическим прошлым, но он всё равно останется рангом ниже, а лошадка – есть и будет на этой планете единственным приличным и достойным уважения существом. И если вы сегодня вдруг встретите на своём пути коняшку, то, вспомнив о её неземном происхождении, отбросьте нездоровую гордыню, поклонитесь до земли, угостите зверушку леденцом или печенькой и шепните на ушко что-нибудь нежное, тёплое, мягкое...

Только ни в коем случае не поступайте так, как поступил однажды пьяница и дебошир Маугли, который, вскочив на лошадку, вцепился трясущимися пальцами в гриву и давай реветь во всё горло будто оглашённый:

- Мы с тобой одной крови – ты и я!

Естественно, он был тут же сброшен наземь, получил копытом по сопатке, и что с ним стало далее – неведомо.

Так что мой вам совет: никогда не проводите подобных параллелей, ибо, как ни крути, а человек и лошадь – это две большие разницы. Человек - по жизни пронырливый мерзавец, а лошадка – хоть и безмолвная, но всё же добрая и умная животинка, со всех сторон полезная и рождённая космическим разумом на радость всем. И вовсе не случайно так вышло, что во все времена, при любых обстоятельствах и независимо от места проживания именно на лошадей ставят, а на людей – кладут…

Дата добавления: 2015-10-13