Через несколько минут в гостиную вошли Соня и Лев Николаевич. Оба, как мне казалось, были взволнованы. Они сели за ломберный стол.

- Так вы завтра уезжаете? - сказала Соня, - почему так скоро? Как жалко!

- Машенька одна, она скоро уезжает за границу.

- И вы с ней? - спросила Соня.

- Нет, я хотел ехать, но теперь не могу.

Соня не спрашивала - почему. Она догадывалась. Я видела по выражению ее лица, что что-то должно важное произойти сейчас. Я хотела выйти из своей засады, но мне было стыдно, и я притаилась.

- Пойдемте в залу, - сказала Соня. - Нас будут искать.

- Нет, подождите, здесь так хорошо. И он что-то чертил мелком по столу.

- Софья Андреевна, вы можете прочесть, что я напишу вам, но только начальными буквами? - сказал он, волнуясь.

- Могу, - решительно ответила Соня, глядя ему прямо в глаза.

Тут произошла переписка, уже столь известная по роману "Анна Каренина".

Лев Николаевич писал: "В. м. и п. с. с". и т.д.

Сестра по какому-то вдохновению читала: "Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья". Некоторые слова Лев Николаевич подсказал ей.

- Ну еще, - говорил он. "В вашей семье существует ложный взгляд на меня и вашу сестру Лизу. Защитите меня, вы с Танечкой..."

На обратном пути Берсы снова провели два - три дня в Ясной Поляне и вместе с графиней М.Н. Толстой, уезжавшей за границу, двинулись в Москву.

В Туле неожиданно предстал перед ними в дорожном костюме Толстой. К общей радости оказалось, что он... тоже едет в Москву.

______________________

В Москве для Толстого начались трудные дни. Он старался работать для своего педагогического журнала, бывал в театре и у знакомых. Но все больше и больше тянуло его к Берсам. Сначала он выдерживал характер и приходил через два - три дня. Потом махнул на все рукой и появлялся чуть не каждый день. Ему казалось, что частые его посещения вызывают недоумение и даже недовольство хозяев. Он чувствовал себя неловко и все-таки не мог оставаться дома. Софья Андреевна встречала его то весело и радостно, то грустно и мечтательно, то сурово и строго. Ее утомляло ожидание, мучила неопределенность. Она дала ему наконец свою повесть. Но лекарство не произвело сразу того действия, на которое она, по-видимому, рассчитывала. Толстой медлил, сомневался, испытывал себя. Его гордость боялась возможности отказа. Великие люди болеют и любят также, как и все остальные смертные. Восемнадцатилетняя девочка, живая, неглупая и с характером, но ничем не выделявшаяся из среднего уровня, уже держала гениального человека в своих руках. Волею судеб и обстоятельств она сделалась властительницей всей его сложной духовной жизни. Ему казалось, что в ней одной его счастье, и ее любовь стала в данный момент единственной целью его жизни.

Один из благочестивых биографов Толстого с недоумением останавливается перед вопросом: почему великий писатель не проявил в данном случае своей проницательности? Почему он так много требовал в своих письмах от Валерии Арсеньевой и ничего не ждал, кроме любви, от Софии Берс?

Почему?.. Валерию Арсеньеву он пытался воспитывать, чтобы сделать из нее для себя сносную жену.

Дата добавления: 2015-10-13