Глава пятнадцатая. – Не могу больше – Людвиг Ланге сполз на пол, обхватив большими ладонями голову

– Не могу больше… – Людвиг Ланге сполз на пол, обхватив большими ладонями голову. – Все…

– Держись, Ланге, – просипел Морриган. Лицо его посерело, полные щеки обвисли. – Она справится.

В воздухе шапито звенела не слышная никому, кроме людей Договора, мелодия, и она вот‑вот грозила оборваться. Члены Совета бессильно обмякли в креслах, подпитывая «кольцо», а позади, в зрительном зале, раздавались стоны – противостояние с Фреймусом изматывало Магус.

– Слишком много всего, – сквозь зубы заметил Марко. – Ты навесил второй «светлый сон» на «кольцо» снаружи?

– Да, пришлось. Иначе здесь уже собралась бы половина горожан и съемочная группа Би‑Би‑Си, – еле ворочая языком, ответил директор. – Объясняй им потом, откуда снег в августе и крылатая тварь размером с теленка.

– Не удержим, – вздохнул Дьюла. – Щелкунчик очень силен.

– Удержим, – Марко встал на ноги. Его шатало, он хватал ртом воздух, точно рыба в сетях. – Полу…

Мощная дрожь смяла пространство. Шапито качнуло, крепежные тросы зазвенели – словно кто‑то громадный схватил шатер снаружи и потряс, как погремушку. Прожектора под куполом вспыхнули ослепительной вспышкой, разлетелись тысячами осколков. Темнота упала на людей Договора, как топор палача – внезапно и быстро. Только стоны десятков голосов заполнили внутренности шатра – «кольцо» Магуса рухнуло.

Химера выла, изгибаясь, как червяк на рыболовном крючке, а Дженни впилась в нее мертвой хваткой, с беспощадностью хирурга взрезая внутренние слои ее существа, пока, наконец…

– Нашла! – с радостной злостью воскликнула девушка.

Новая сила наполнила ее руки, и она легко, как пластилин, смяла в ладонях колючую чужеродную плоть химеры. А потом играючи подняла ее над головой и, прогнувшись, швырнула назад – прочь от Калеба и вон из цирка!

Чудовище, будто рыдая, мешком рухнуло где‑то позади Дженни. А перед ней, на мокрой земле, лежала съежившаяся фигура.

Калеб.

Он был бледен, истощен и бос. Одежда изорвана в клочья, и сквозь дыры проглядывало посиневшее от холода тело. Тяжело дыша, девушка склонилась над ним. Боль на время отступила, в крови бурлил адреналин, она забыла про распоротую ногу и израненные руки и нежно, как сестра, провела по застывшей щеке мальчика, оставляя багровый след.

– Калеб… – Дженни опустилась в мокрый снег. Кто бы мог подумать, что этот толстяк вдруг станет для нее так важен.

Она не понимала, да и не задумывалась. Просто погладила его по грязным волосам. Быть может, ей стало хорошо от того, что освобождением Калеба она хоть как‑то искупила то зло, которое так неосторожно выпустила. А может быть, она просто радовалась, что жив один из близких ей людей. «Даже Калеб, – вдруг осознала Дженни. – Ведь мы связаны узами крепче кровных. И тот, кто рожден в Магусе, в нем и останется – навсегда».

Она поглядела вверх. Августовское солнце висело над головой, колдовской снег исчез окончательно, открыв зеленую, сверкающую от влаги траву. Земля дышала, освобождаясь от морока химеры. Вода звенела и струилась повсюду, и Дженни зачерпнула из ручья, омывая израненные руки. В прозрачном потоке расплылось алое облачко, и девушку кольнуло острое чувство опасности. Что‑то изменилось, пока она сражалась, что‑то стало не так. Она прислушалась и с ужасом поняла – мелодия! Неуловимая манящая песня, сопровождавшая ее, дававшая ей опору, песня, которую вели в шатре люди Магуса, – исчезла.

Девушка вскочила, но тут же едва не упала. Нога уже совсем не слушалась. По безмолвному приказу искорка вспыхнула в глазах (Дженни слишком устала, чтобы удивляться таким мелочам). Вокруг Магуса наливался торжествующей фиолетовой тьмой знак Ковена. И Дженни поняла, что в неразрывной цепочке, свитой химерой из крови Калеба, пылает алый отпечаток ее ноги. Она, сама того не замечая, во время драки с химерой завершила знак Ковена!

– Как же так… – Руки у нее опустились.

Звереныш подбежал. Сел у ног, вылизывая раненый бок.

«Я так и не дала ему имени, – безразлично подумала Дженни. – Как же его назвать? Боже, о каких пустяках я думаю».

Львенок встревоженно зашипел. Дженни подняла голову. Туман «кольца» рассеялся. В десяти метрах от нее стояла неподвижная фигура. Человек в сером, цвета мышиной шкурки костюме. Тонкое пальто на плечах. К ногам его жалась полупрозрачная туша химеры. Сердце Дженни рухнуло в пропасть и разлетелось вдребезги о черные скалы. Она поняла, кто это. А значит, все… абсолютно все было бесполезно. Все жертвы, все усилия – все бессмысленно, потому что Магус проиграл. А она даже убежать не сможет, потому что нога ниже колена превратилась в бесчувственный обрубок. Все пропало…

«Твое имя изначально звучит как Гвенвифер, что значит «сияющая тень», твой проводник – дельфин, твой друг – мадагаскарский лев, – порывом морского ветра долетели до нее слова. – Дженнифер Далфин из рода Далфин, в твоих жилах течет славная кровь».

Она облизала пересохшие губы и сказала:

– Добро пожаловать в Магус, мистер Фреймус.

Человек явно не ожидал такого приветствия. Он в замешательстве пригладил прямые волосы.

– Ты меня приглашаешь?

Обычный голос. Бесцветные глаза. Худощав, но не тощ. Средний рост. Сжатые тонкие губы. Ни черных как смоль волос и бровей, ни демонического взгляда, ни крючковатого носа, ни даже благообразной бороды. Тонкие каштановые волосы. Если бы Дженни встретила главу Западного ковена Англии на улице, то просто не запомнила бы его.

– Как это мило с твоей стороны.

Стоящий перед ней человек никак не походил на злобного демона, натравившего на ее родной цирк чудовище. Скорее уж он напоминал менеджера среднего звена или рядового бухгалтера. Если, конечно, забыть о том, что к ногам его жалась ужасная тварь, созданная вопреки законам природы.

В Магусе все не то, чем кажется, напомнила себе Дженни, и, похоже, за пределами Магуса тоже. Химера тихонько подвывала и, как слепой котенок, тыкалась мордой в ботинки «менеджера среднего звена».

– Обижают, бьют, гоняют, – жаловалось чудовище, – а хуже всех – эта мерзкая девка.

– Ну что ты, маленькая. – Альберт Фреймус потрепал чудовище по холке, и оно чуть от восторга не откусило колдуну полруки. – Совсем ослабела…

Он покачал головой, достал из кармана флакон, присел и капнул пару капель в распахнутую пасть. Затем осмотрел зубы, хмурясь, взглянул на помятые крылья. Выпрямился.

– Очень некрасиво, мисс, – заявил он. – Портить чужую собственность – это преступление, и я строго взыщу с вас!

На раны Дженни он не обращал ровным счетом никакого внимания. Девушка так устала, что не обращала на такие мелочи внимания. В словах ей открылась какая‑то лазейка…

«Он сказал «чужая собственность» и «кто ваши родители»… – Девушку шатало. – Он признал, что химера принадлежит ему, но при этом он не считает тебя полноправным членом Магуса. Значит…»

– Так эта зверушка ваша? – бросила она, стараясь не морщиться от боли. – Мерзкое создание.

– Что бы вы понимали, – поджал губы колдун. – Редчайший экземпляр, такой результат получается в одном эксперименте из сотен тысяч!

– Так она ваша? – в лоб спросила девушка.

– Разве я так сказал? – удивился Фреймус. – Я просто заметил, что так нельзя обращаться с ценным животным.

– Значит, не ваша? – ухмыльнулась Дженни. Она знала, что делать, – невидимый дух, помогавший ей в сражении, сейчас направлял ее мысли, и она догадывалась, кто это. – Что ж…

Она покатала на языке Имя чудовища, как колючую снежинку, и чуть прикусила ее. Химера взвизгнула, распласталась по земле, тело ее сотрясли жестокие корчи. А Дженни без тени жалости смотрела на чудовище.

– Хватит! – Альберт Фреймус разом потерял свою безмятежность. Сквозь облик скромного бухгалтера проглянул иной человек – властный и жестокий.

– Так она ваша или нет? У меня язык чешется уничтожить навсегда эту тварь.

И она с большим наслаждением воззвала к Имени химеры, причиняя ей невыносимую боль.

– Перестань! – Фреймус вышел из себя. – Ты кто такая?

– Она ваша или нет?! – заорала в ответ Дженн. – Отвечайте, или я развею это «ценное животное» по ветру. Клянусь Древней землей, я не шучу!

– Моя! – крикнул Фреймус. – Моя, будь ты проклята!

– И вы признаете договор на поставку химеры, заключенный Роджером Брэдли от имени Магуса, исполненным? – уточнила Дженни, качаясь от усталости.

«Еще немного! – взмолилась она, чувствуя, как подкатывает дурнота и слабость. – Самую капельку!»

«Не смей, Далфин! – Теплая волна подтолкнула ее в спину, удержала на слабеющих ногах. – Не сдавайся!»

Голос Брэдли затухал, превращаясь в шум ветра, и девушка чувствовала, как его присутствие слабеет. Но пока он был рядом и щедро делился всем, что у него было: и силой, и надеждой.

Невыносимо долго Фреймус молчал, глядя, как химера корчится и царапает землю у его ног. Плоть ее стремительно таяла и исчезала на глазах, и лишь когда чудовище уже походило на ничтожный клубок тумана, он сказал:

– Да, я, Альберт Фреймус, глава Западного ковена Англии, признаю договор с Магусом исполненным! Гореть тебе в аду, мерзкая девка.

– Забирайте свою падаль, мистер Фреймус, – выдохнула Дженни.

Колдун сбросил пальто, накрыл им почти растаявшую химеру. С бешеной злобой взглянул на девушку.

– Я запомню тебя, дрянь, – прошипел он.

Он осекся. Бросил острый взгляд куда‑то за спину Дженни. На лице его проступила усмешка.

– Так, кто это у нас?

Девушка обернулась. Калеб! Мальчик встал на ноги и медленно побрел к комку полупрозрачной плоти, съежившемуся под пальто колдуна. Глаза его были открыты. Дженни, потянувшаяся его остановить, прикусила язык – такой мертвый, безжизненный был у него взгляд.

– Ты кто, мальчик? – заворковал колдун. – Как тебя зовут? И куда ты идешь? Ах, тебя она позвала…

Он засуетился, как паук вокруг своей жертвы, обматывая ее нитью. Мальчик подошел к химере. Опустился рядом. А потом… Калеб поднял пальто и заполз внутрь, прижимаясь к чудовищу, как детеныш прижимается к матери.

Фреймус наблюдал за этой сценой, и от выражения его лица Дженни передернуло.

– Отпусти его, – хрипло потребовала она.

– Он сам так решил, – колдун развел руками. В голосе его звучала неприкрытая издевка. – Не могу помочь, мисс. Не советую делать опрометчивых движений. У Магуса не осталось сил, а вы здесь совершенно одна. Ваше счастье, что я ценю древности – даже такие ослабевшие и бесполезные, как ваш цирк. Радуйтесь своей победе, а мальчика я заберу в качестве компенсации. Всего доброго, мисс, – холодно попрощался Альберт Фреймус. – Пойдем, мой друг.

Груда зашевелилась, поднялась вверх. Калеб встал на ноги и, кутаясь в большое, не по росту, пальто побрел за Фреймусом. На траве не осталось и следа от ледяной химеры. Дженни смотрела вслед двум фигурам, уходившим прочь по зеленому полю к черной машине. Девушка все глядела, пока колдун и Калеб не сели в нее. Машина тронулась с места. Исчезла за небольшим леском. Потом вынырнула и, постепенно уменьшаясь в размерах, полетела по дороге к городу Чайдок.

– Дженни!

Она оглянулась. Это движение отняло последние остатки сил: девушка рухнула в мокрую изумрудную траву, прильнула к влажной земле. Ее закачало, как в лодке, – это Людвиг бережно поднял ее на руки. Дед обхватил ее за плечи и что‑то сердито сказал, но Дженни уже не слышала его голоса.

– Он так и не оглянулся, Марко, – сказала она и потеряла сознание.

Эпилог

Начало октября выдалось промозглым. Холодные осенние туманы окутали улицы городка Бигбери‑он‑Си на южном побережье Англии. Дженни бездельничала у окна, наблюдая за прохожими, семенящими сквозь ветер и дождь. На душе у нее было так же холодно и мглисто. После летней истории гастроли цирка «Магус» досрочно прекратились. Администрация вернула все деньги за уже проданные билеты, и в одночасье цирк уехал за неделю до истечения срока аренды поля. Недоумевающие горожане еще долго чесали языками, на все лады обсуждая странное поведение циркачей, и громче всех звучал негодующий голос фермера Бэнкса, на чьем пастбище разбил шатер «Магус».

– Половину поля какой‑то отравой пожгли, подлецы! – возмущался Бэнкс. – Чем мои овечки теперь кормиться будут? Да я в суд на них подам!

После отъезда цирка поле представляло странное зрелище. С высоты птичьего полета на поле был четко различим идеальный круг. В нем трава пожелтела на месяц раньше, чем на остальном поле.

Фотографию феномена даже напечатали в «Чайдокском вестнике» под заголовком «На поле фермера приземлялись инопланетяне?», что еще больше взбесило Бэнкса. Он разошелся не на шутку, угрожая затаскать по судам не только цирк «Магус», но и всю редакцию «Вестника» за поклеп, потому как никакими инопланетянами на его поле отродясь не пахло, а всему виной мерзкие фургоны циркачей, которым сто лет в обед, и обильная утечка бензина, испоганившая отличное пастбище. И он, Джимми Бэнкс, берется это доказать. Прямо завтра закажет экспертизу почвы, вызовет Би‑Би‑Си, Гринпис и полицию, и уж тогда эти акробаты и клоуны у него попляшут! За Джимми Бэнксом давно закрепилась слава вздорного и склочного старика, и горожане были уверены, что он подаст‑таки в суд. И клоуны попляшут, потому что хватка у старикана мертвая, и если уж он возьмется, то отсудит у заезжих циркачей все, вплоть до жонглерских булав и сценических костюмов.

Однако в то время, когда усердно раздуваемый Бэнксом скандал грозил выплеснуться за пределы городка, в Чайдоке появилась странная парочка. Худой, как щепка, невысокий человек в темном пальто, по виду – выходец из Центральной Европы, и рыжий, кряжистый, плотно сбитый ирландец, слегка бледный, словно после тяжелой болезни. Появились они в городке ближе к вечеру. Осведомились в нескольких пабах, где именно находится ферма мистера Бэнкса. Надо сказать, что они не промахнулись: фермер был большим любителем пропустить пинту‑другую пива на ночь глядя, и любой бармен гораздо точнее справочного бюро мог сказать, куда сегодня отправился зловредный старикан.

– Да только что вышел, – махнул полотенцем Уильям Холдман, владелец паба «Красный лев», протирая барную стойку. – Ступайте по дороге и нагоните – тут до его фермы с полчаса ходу. Если он только такси не заказал. Но это вряд ли – старик за пенни удавится. А на кой он вам, мистер… э?

– Дьюла Вадаш, – ответил незнакомец. – Дело у нас к нему. О бараньих мозгах поговорить хотим. Значит, говорите, нагоним?

Приезжие молча вышли в быстрые осенние сумерки, которые озаряла полная луна, всплывшая над улицей.

– Ну и парочка, – заметил Холдман, когда за ними захлопнулась дверь. – Видел того, тощего? Глаза бешеные, как у волка. И ирландец не лучше – мясник натуральный.

Его постоянный посетитель, мистер Генри Гимлоу, согласно икнул. Но, вообще‑то, на всех приезжих ирландцев плевал он с пожарной каланчи. Сгинули, и бес с ними. Пусть лучше Холдман ему эля еще плеснет.

Бармен налил ему желанную пинту. Протягивая бокал, он заметил, что рука слегка дрожит. А из головы не выходят серые, с сумасшедшей желтизной, глаза тощего «любителя баранины». Только сейчас Холдман сообразил, что он и вправду сильно напоминал того самого волка из пословицы, который, как известно, упорно смотрит в лес, а не в миску. Бармен тщательно обдумал все эти факты и тоже нацедил себе бокал.

Нагнали ли незнакомцы Бэнкса и столковались ли с ним по поводу поставок баранины – неизвестно. Но в следующий раз фермер объявился в Чайдоке лишь неделю спустя и шарахался от каждой тени. А о судебных исках и экспертизах и думать забыл.

– Неужто ты передумал, Джим? – поинтересовался Холдман, когда однажды Бэнкс завис у него в пабе. – Никогда бы не подумал, что Джимми Бэнкс от денег откажется.

– А ты попробуй по‑другому, – пьяно пробормотал он, глядя на него мутными то ли от страха, то ли от алкоголя глазами. – Попробуй… Господи боже, если бы только ты знал, Холдман!

Фермер всхлипнул. Бросил пиво, горестно махнул рукой и вышел из паба. Большего любопытные горожане от него добиться так и не смогли и сошлись во мнении, что дело тут нечисто.

…Дженни не знала про всю эту историю. По правде сказать, пересуды горожан Чайдока или душевные терзания фермера Бэнкса ее ни капли не интересовали. Ее сейчас вообще мало что заботило – весь сентябрь она просидела в своей комнате на втором этаже маленького домика, половину которого Марко снял на зиму. Хозяйка гостиницы миссис Ллойд сочувственно покивала головой, услышав слезливую историю фокусника о внучке – талантливой спортсменке и подающей надежды звезде цирка, которая пережила большую трагедию во время тренировок и нуждалась в тишине и покое, чтобы восстановить силы.

В начале осени туристы и отдыхающие из Бигбери уже разъехались, так что старушка была рада новым постояльцам. Тем более что документы в порядке, девушка и правда как‑то подавлена, видимо, перенесла душевную травму, старик о ней заботился, а в руках у миссис Ллойд хрустящая пачка фунтов за три зимних месяца. Дженни такой пачке денег даже не удивилась. Ее не волновало, откуда у Марко деньги, хотя в начале августа они еле‑еле сводили концы с концами. После того что произошло, они стали, как чужие. В их вагончике было тихо и тоскливо. Дженни не хотела говорить ни с кем, а Марко молчал. Просто молчал, видимо, полагая, что лучшее лекарство – это время. Несколько раз он пытался наигранно бодрым голосом обсудить рождественское путешествие в Лондон или рассказать последние новости о Магусе, но каждый раз в ответ встречался с угрюмым молчанием девушки. Эта нарочитая бодрость была настолько не в духе Марко, что он сам чувствовал, как несуразно выглядит, тушевался и замолкал.

Она не интересовалась, куда разъехались остальные члены Магуса. Судьбы Людвига, Морригана, Эдварда и Эвелины, Джеймса, Дьюлы, Брэдли и всех остальных цирковых знакомых были ей безразличны. Не волновал ее и грядущий стандартный тест по успеваемости – за месяц она ни разу не прикоснулась к учебникам. Даже львенок, деливший с ней комнату и облюбовавший в качестве дома старую плетеную колыбельку, в которой Дженни спала еще совсем грудной, даже львенок, с которым они вместе столько пережили, не мог ее расшевелить. Она до сих пор не удосужилась придумать ему имя. Так и бегал зверь безымянным, отзываясь на звуки голоса и интонации знакомых людей. Иногда он даже раздражал ее своей неуемной энергией. Глядя, как он рвет ее детские варежки, которые запасливый Марко так и не решился выкинуть, она испытывала только глухое раздражение.

«Если бы не он, ничего бы не было, – точил ее сердце едкий червь. – Не купи его Брэдли, я бы не полезла ночью открывать клетку. И химера бы не вырвалась. И Калеб…» Так она терзала себя, накапливая злобу. А на маленький город от моря наползали туманы – они входили в город, отряхивая густые гривы на черных досках причалов, и текли под бледно‑желтыми фонарями по узким улочкам, заглядывая в окна.

Дженни часами просиживала на втором этаже, наблюдая, как туманы берут город в плен, затапливают улицы так, что над их поверхностью проступают лишь крыши и мансарды. По стеклу струилась осенняя влага, а под окном день за днем шли волшебные звери тумана. Ей казалось, что распахни она окно и протяни руку, коснется их мягкой шерсти. И в этом их шествии ей чудилось волшебство – настоящее волшебство детских сказок, а не та страшная магия, которая существовала на самом деле. Спала ли она наяву? Грезила ли во сне? Кто знает. Дженни просто сидела у окна, смотрела, как уплывает вдаль душа, и чувствовала, что постепенно исцеляется в этом удивительном путешествии. Она была, как отравленный колодец с мертвой водой, внутри которого вскрылся звонкий ключ и очищает ее своим током.

Близился к середине октябрь, и Король Дуб, владыка лета, уже передал свою корону Королю Остролисту – повелителю зимы[43]. А Дженни все так же целые дни проводила на широком подоконнике, оборудовав себе удобное лежбище, накинув плед и примостив пару подушек под спину. Отсюда прекрасно просматривалась вся улица, и так хорошо было следить за туманами, что сходила она с этого насеста только перекусить или в туалет. Частенько она и засыпала на подоконнике, но просыпалась неизменно в постели – Марко каждый раз переносил ее в кровать. Эта тихая кротость и всепонимание деда начали бесить Дженни. Лучше бы он взял ее за плечи и потряс, как следует. Дал бы пощечину, надрал бы уши, устроил хорошую головомойку – такую, какие устраивал до того, как… как все сломалось.

Тот, прежний Марко, ни за что бы не допустил, чтобы она кисла целыми днями на этом дурацком подоконнике! Он бы живо согнал ее и отправил на турник, или кольца, или зубрить ненавистную математику. А этот только и делает, что носит ей горячий шоколад, подтыкает одеяло и гладит по голове с таким выражением на лице, будто она уже умерла, но почему‑то не догадывается об этом, а сказать ей неприлично!

Дженни фыркнула. Она внезапно поняла, что впервые улыбнулась с тех пор, как исчез Калеб. Девушка еще раз повторила вслух его имя и поразилась – воспоминание о нем не вызвало чувства вины. Нет, она не оправдала себя, но острота пережитого ужаса, горя и страшной вины притупились, словно море унесло их в неведомые края. А взамен в душе крепло жгучее желание все поправить, рождалась вера, что это возможно.

В дверь позвонили. Девушка выглянула в окно: как же она пропустила гостя? И кто это может быть? Молочник приходит утром по четвергам, почтальон оставляет газеты в ящике. А сейчас шестой час вечера. Сумерки окутывают город, смешиваясь с туманной дымкой, выступающей из подворотен. Кем бы ни был неведомый гость, он явно здесь впервые. Он звонит сначала в половину миссис Ллойд, и та долго его о чем‑то выспрашивает через дверь. Наконец гость разобрался, что к чему, его встретил Марко. Дженни смотрела в окно, но поневоле продолжала слушать. Грубый мужской голос незнакомца показался ей знакомым. Девушка слезла с подоконника и, запахнувшись в плед, подошла к лестнице. Поглядела вниз.

«Кто бы это мог быть?»

Львенок поднял голову из корзины, где сонно дремал, и удивленно расширил глаза – впервые за последнее время хозяйка казалась чем‑то заинтересованной. Здраво рассудив, что уж ему тогда сам бог велел выяснить, в чем, собственно, дело, он выпрыгнул из корзины. Девушка, тихонько переступая ногами, одетыми в разноцветные носки, по скрипучим доскам, последовала за ним.

– …пока никакого просвета, – тихим низким баритоном сообщал незнакомец. – Я зарядил Дьюлу – пусть пороет землю вокруг, перекинется парой слов с местным собачьим племенем. И за обстановкой приглядит. А сам сюда рванул.

– Разумно, – ответил Марко. – Но у нас все равно нет никакой гарантии.

Стукнула чашка – дедушка пьет чай. Незнакомец что‑то шумно глотнул, потом почесался, и эти звуки тоже показались Дженни странно знакомыми.

– Как она? – после долгой паузы спросил гость.

– По‑прежнему, – коротко ответил дед. – Сидит днями на окне, ни о чем не хочет разговаривать. Апатия и безволие. У меня уже руки опускаются. Не знаю, что делать.

– Значит, даже не поговорить… – вздохнул незнакомец. – А ято надеялся…

– Не думаю, что это здравая идея.

– Может, врачи?.. – Реплику гостя Марко прервал злым шепотом:

– Джен не больна, ты прекрасно знаешь. У нее душа надорвалась, когда она химеру голыми руками брала и у Фреймуса контракт выторговывала. Она спасла весь Магус!

– Знаю, – ответил гость, – я был с ней тогда.

Дженни чуть не задохнулась на лестнице. Она узнала этот голос!

В следующее мгновение она с грохотом слетела вниз, перепрыгивая через три ступеньки разом, и повисла на мощной шее, ткнулась носом в колючую рыжую щетину, вдохнула запах крепкого пива и дешевых сигарет.

– Бррээдли!

От этого вопля задремавшая с клубком шерсти миссис Ллойд подскочила в кресле на своей половине дома и покачала головой. Ну вот, перепугал бедную девушку. Может быть, стоило сфотографировать этого посетителя? Вдруг он в розыске? Где‑то у нее был старенький поляроид. Бдительная старушка углубилась в недра кухонного шкафчика.

– Роджер, ты… ты ирландская сволочь! – ликующая Дженни качалась на шее побагровевшего от смущения дрессировщика. Плевать она хотела, что приличные девушки не висят на шее мужчин старше их на двадцать с лишним лет – это же Роджер, диктую по буквам – РО‑ДЖ‑ЕР! Тот, кто в «охотничьем трансе» стоял рядом с ней в самой страшной битве в ее жизни, чьи руки помогали ей держать химеру, когда все силы на планете отказались от нее. Для прошлой Дженни Далфин – ее самый заклятый враг, а для нынешней – самый лучший друг.

Марко остолбенел от изумления.

– Ап… патия, говоришь?! – прохрипел полузадушенный Брэдли. – Бббезволие??

Он оторвал от своей шеи прилипшую крепче энцефалитного клеща Дженни.

– Роджер! Почему ты не приезжал так долго?!

– Я был очень занят! – улыбался дрессировщик. – Прости, Джен, мы все боялись за тебя. Думали, что тебя нельзя тревожить.

– А вот и нет! – заорала Дженни. – Меня очень даже можно тревожить!

Она заплясала вокруг стола и даже пару раз прошлась колесом. По дороге она своротила два табурета, но совершенно не расстроилась по этому поводу, а еще больше развеселилась. Через это радостное возбуждение она выплеснула остатки меланхолии, сосавшей ей душу полтора месяца. Дженни Далфин распрямлялась, как сжатая пружина. Ей снова хотелось жить. Роджер отпустил дурацкую шутку насчет ее отросших волос, и девушка с готовностью кинулась в бой. В шутливом поединке они покружили по кухне, свалив еще пару табуретов. Свою лепту в это радостное безумие вносил повизгивающий львенок, беснующийся вокруг них.

Вспышка фотоаппарата ожгла сетчатку. Они замерли, тяжело дыша. Ворот водолазки Роджера перекосился. Она тоже была хороша – длинные, уже закрывающие уши волосы растрепались и накрыли половину лица, пижама помялась. В общем, готовая картина на тему «охотник и ведьма делят лесные угодья, богатые зверем и целебными травами».

– Безобразие, – миссис Ллойд гневно потрясла поляроидом. – Я сообщу в полицию! А еще приличный человек, называется! Ваша внучка… со взрослым мужчиной… какой стыд!

– Это не мужчина, – вышел из ступора дед. – Это всемирно известный врач‑психотерапевт Герхард фон Штоц. Он практикует с моей внучкой новую лечебную методику «активного двигательного экстаза».

– Так он еще и иностранец, – подозрительно прищурилась старушка. – А почему у вашего доктора в паспорте записано Роджер Брэдли?

– Методика герра фон Штоца настолько революционна, что ему приходится скрываться от происков врагов, – пояснил фокусник. – Сами понимаете, все эти фармацевтические компании со свету сживут человека, если узнают, что он способен поднимать людей буквально из мертвых.

– Прямо из могилы? – ахнула миссис Ллойд.

– У самого края ловит и оттаскивает, – заверил ее Франчелли. – А сейчас, если позволите, у нас лечебный сеанс…

И он выпроводил хозяйку до двери. По пути хитрый итальянец темпераментно жестикулировал, подмигивал и даже слегка заигрывал с пожилой женщиной, что было ей, чего греха таить, даже приятно. Миссис Ллойд оглянуться не успела, как уже шла в свою комнату, расплываясь в блаженной улыбке и прижимая к груди фотоаппарат. Проявленного снимка, кстати, в нем не оказалось – он куда‑то исчез, пока старушка следила за плавными движениями обаятельного мистера Франчелли.

Дверь закрылась.

– Доктор Герхард фон Штоц! – простонала красная от сдерживаемого хохота Дженни.

– Марко, мне гадалка нагадала, что я от карт помру. – Брэдли утирал кулаком глаза. – Я уж думал – соврала, от смеха загнусь. Ох…

Он размял лицо сильными ладонями, прогоняя остатки смеха.

– Роджер, как тебя сюда занесло? – Дженни подняла табурет и, усевшись на него, заболтала ногами.

– Да вот, решил проведать. Магус беспокоится о тебе, Джен.

– Я тут рехнусь скоро! – возмутилась девушка. – Сам же слышал – апатия и безволие. Так всем и передай – чахнет Далфин без тренировок, на манеж хочет – мочи нет.

Марко покачал головой.

– Еще вчера была бледнее асфодели, а сегодня – полна сил, как мексиканский кактус.

– Сам ты кактус, – обиделась девушка. – Даже спрашивать не буду, кто такие асфодели. Наверняка очередная магическая гадость. Я все помню! Роджер, он мне хотел запихнуть в рот жука‑словоеда!

– Это всего лишь педагогический прием.

– Ты, фокусник, девочку не обижай. – Дрессировщик убедительно покачал пудовым кулаком. Затем с грохотом опустил кулак на стол, и чашка вместе с блюдцем подлетела в воздух сантиметра на два. Миссис Ллойд, прильнувшая ухом к замочной скважине с той стороны, подпрыгнула и пребольно стукнулась о дверную ручку.

– Я есть думайт, что ви тьяжело болен, юный мисс, – с чудовищным акцентом прогремел Брэдли. – Но герр фон Штоц вас есть починить. Чик‑чик, и готов. Мне только нужен немного старушечьей крови для переливаний. Подобное лечить бесподобным – такой мой принцип. Можно взять ваш ножик?

Из‑за двери раздался удаляющиеся торопливые шаги.

– Брэдли, она вызовет полицию, – улыбнулся Марко. – Ты уедешь, а нам еще здесь жить.

– Подслушивать – плохо, – заметил дрессировщик. – Да, Дженни?

Девушка вздрогнула, с ее лица сползла улыбка, а руки разом опустились. Черная тоска накатила снова. Зачем Роджер напомнил ей о том злосчастном вечере, когда она пряталась под его вагончиком? Он приехал нотации читать? Она себя сама так уже изгрызла, что от сердца, наверное, остался только малюсенький кусочек.

– Да, мистер Брэдли, все верно, – она вяло качнула головой. – Я пойду, пожалуй.

– Постой… – Дрессировщик удержал ее за плечо и поразился, какое оно худое, даже костлявое. Неужели эта девушка в одиночку, без подготовки и опыта одолела химеру? Неужели это она смогла найти Имя чудовища, чего не делали Ловцы уже несколько поколений?

– Постой, Джен, – мягко сказал он. – Вся эта история началась, когда одна девочка подслушала разговор взрослых, которые проворачивали грязное дело. Я не хочу, чтобы это повторилось. Поэтому прошу, останься.

– Роджер… – нахмурился фокусник, – она только сегодня пришла в себя.

– Она полноправный член Магуса, – отрезал дрессировщик. – Сам же сказал – Джен спасла Магус. Так что хватит держать ее на коротком поводке.

– Свободу мне! – подхватила Дженни. – Свободу! А в чем вообще дело?

Дрессировщик выразительно посмотрел на Марко. Тот кивнул, не торопясь выставил на стол маленькую резную статуэтку из слоновой кости. Три крохотные обезьянки сидели рядком: одна с закрытыми глазами, вторая с закрытым ртом, третья – с захлопнутыми ушами.

– Порода макака‑резус, – определил Брэдли.

– Это три мистические обезьяны. – Бровь у фокусника слегка дернулась.

– И что они делают? – девушка с любопытством поглядела на фигурки, но трогать не стала – так, на всякий случай.

– Прикрывают нас. Что бы мы сейчас ни обсуждали, со стороны человек будет слышать обычный пустой разговор, – пояснил Марко. – Вот, к примеру, наша милая хозяйка миссис Ллойд, стоящая за дверью, слышит, как мы рассуждаем о целебных свойствах корнуоллских туманов или вкусе устриц с лимоном. А если амулет задействован в полную силу, то сторонний наблюдатель видит не нас, а вообще каких‑то других людей, а вскоре и вообще забывает об этом.

– Здорово, – оценила девушка. – Но зачем нам прятаться?

– Есть причины. – Брэдли сел за стол. – Дело в том, что мы нашли Калеба.

Конец первой книги.

Продолжение следует!

[1]«Волшебный шкаф», или «арабский шатер», – аттракцион иллюзионистов. Представляет собой разборный домик из листов плотного картона. При показе фокуса иллюзионист собирает этот домик на глазах у зрителей, в то время как ассистентка незаметно проходит внутрь конструкции. (Здесь и далее прим. автора.)

[2]Цигун – древняя китайская система, направленная на укрепление здоровья и лечение заболеваний. Название оставлено из двух иероглифов: «Ци» – главная жизненная сила человека и «гун» – длительная упорная работа. Одна из школ – жесткий (боевой) цигун, или ин‑цигун. Медитируя и выполняя дыхательные и статические упражнения, спортсмен добивается эффекта «железной рубашки» – «твердого» корсета из мышц. Человека в таком состоянии можно бить копьем, мечом или ножом, наваливать тяжелые бетонные глыбы и разбивать их кувалдой, и он останется невредимым.

[3]Один из самых дорогих сортов чая. Его собирают вручную рано утром с 5 до 9 утра в середине марта – начале апреля, при этом погода должна быть ясной и солнечной, а сборщики чая не дожны есть лук, чеснок, пряности, чтобы не испортить аромата листочков. Для белого чая собираются самые молодые неповрежденные листочки. Вкус белого чая освежающий, богатый вкусовыми оттенками цветов, меда, дыни, персика, ягод, березового сока. Цвет – нежный желто‑персиковый.

[4]Фляк – переворот назад. Элемент спортивной акробатики, спортивной и художественной гимнастики. Спортсмен выполняет толчок ногами, запрокидывается назад, встаёт на руки и затем снова на ноги.

[5]La lontra (итал.) – выдра. Марко принял детеныша фоссы за выдру.

[6]Соволемур, или же сомур, – создание, сочетающее в себе признаки полярной совы и мадагаскарского лемура. Агрессивно, практически не поддается приручению. Образ жизни – ночной, при дневном свете теряет силы и при длительном пребывании на солнце может погибнуть. Как и у любой химеры, естественных антагонистов – нет. Наиболее подходящий заменитель – фосса. Магические способности – 80 пунктов по шкале ибн Хайяна. Категория опасности – вторая. (Для сравнения: магические способности василиска – 150 пунктов при первой категории опасности.)

«Из всех мерзких деяний, коими отличаются темные маги, химеротворение – одно из премерзейших. Химеры есть создания несчастные, каждое мгновение жизни которых доставляет им невыносимые мучения. Однако ж, как бы химера ни терзалась, покончить со своим существованием она не в силах, ибо свободной воли не имеет и всецело подчинена воле мага, ее сотворившего». Из записок Теодоруса Додекайнта.

«При обнаружении сомура следует немедленно эвакуировать людей, находящихся поблизости, и вызвать специалистов СЛВ. Ни в коем случае не пытайтесь обезвредить сомура самостоятельно – скорее всего, вы погибнете!». Из краткого справочника запрещенных существ Службы Вольных Ловцов, 2000 г., Авалон‑пресс.

[7]Фосса (Cryptoprocta ferox) – самый крупный млекопитающий хищник острова Мадагаскар. Слегка похожа на мелкую пуму, поэтому долгое время зоологи причисляли ее к семейству кошачьих. Однако ближайшие родственники фосс – мангусты. В длину достигает 80 см, причем длина хвоста часто равна длине туловища – до 65 см. Высота в холке до 37 см. Весят фоссы от 7 до 12 кг. Быстрый и ловкий полудревесный хищник. Фосса способна прыгать с ветки на ветку, по подвижности превосходя не только кошек, но и белок.

[8]Чертова метка, она же знак Ковена. «Черные маги, также темниками именуемые, власть имеют проклинать и насылать на людей и скот сглаз, порчу, болезни. Для этого у них есть множество способов, один из коих – метка чертова. Оную метку они могут наложить как на человека или зверя, так и на дом или любое место, магу не приглянувшееся. Из такого дома убегают животные, а люди болеют и вскорости умирают, ежели не догадаются убежать вослед животным. Также оная метка утверждает власть мага над сим местом, где без его ведома ничего не может совершаться». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[9]«Кольцо» Магуса – одна из способностей, дарованная эльфами людям Договора. Глава Совета Магуса может воззвать к силе всех членов сообщества и закрыть доступ к необходимому месту. При активированном «кольце» никто не может ни выйти за его пределы, ни войти внутрь. Человек, попытавшийся подойти к месту, закрытому таким образом, обычно начинает блуждать и оказывается совершенно в другом месте. В сочетании со «светлым сном» «кольцо» часто использовалась в Средние века для защиты Магуса.

[10]Моя дорогая (итал.).

[11]На самом деле жаба‑светоед поглощает не весь свет, падающий на нее. Иначе она бы выглядела абсолютно черной точкой. Большая его часть как бы «огибает» светоеда и не отражается от него. Так как человеческий глаз видит вещи благодаря свету, который отражается от них, предметы, которые свет огибает, оказываются невидимыми. Именно этим свойством воспользовалась Дженни. (Прим. авт.)

[12]Вообще‑то таких жуков не существует. Хотя… я бы с Франчелли не шутил. (Прим. авт.)

[13]Цирк дю Солей.

[14]Суть этого Договора не разглашается обычным людям. Но, по преданиям, в нем обговариваются права и обязанности волшебного народа и людей. Также по этому Договору люди Магуса получили дары – особые способности, отличавшие их от простых людей.

«Договор, заключенный в незапамятные времена меж Магусом и фейри, силу имеет поныне и расторгнут быть не может до тех пор, пока жив хоть один из людей Магуса и существует хотя бы один эльф. Многие дары были дадены людям Магуса по сему Договору, и фейри порой ворчат, что чрезмерные. Однако, заметим справедливости ради, что люди Магуса, также людьми Договора именуемые, оными дарами никогда не злоупотребляли». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[15]Врата Фейри (Врата Скрытыхземель) – легендарное место, где скрыт проход в Скрытые земли – последнее прибежище волшебного народа.

«После заключения Договора меж фейри и Магусом – со стороны людей – волшебный народ решил окончательно затвориться в Скрытых землях. Врата Фейри закрылись, и с тех пор ни один смертный более не мог проникнуть во владения фейри (что прежде было делом обыкновенным). Однако ж сами эльфы не перестали время от времени посещать Внешние земли, и редкие счастливцы из людей и поныне могут с ними встретиться, если такова будет их удача». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[16]После ухода эльфов из Внешних земель Врата Фейри были запечатаны семью печатями: красной, оранжевой, желтой, зеленой, голубой, синей и фиолетовой, по числу цветов радуги. И «…семь лучших из людей Магуса поклялись сохранить их вечно. Так появились семь родов хранителей Печати – самые почитаемые рода Магуса». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[17]Татцельвурм (нем. Tatzelwurm) – или «червь‑слапами». Небольшой дракон, живущий в Альпах. Татцельвурм примечателен тем, что имеет, как правило, лишь переднюю пару лап. Задние или отсутствуют, или почти атрофировались. Длиной татцельвурм бывает от 45 см до 4 метров. Толщина тела – от 60 до 80 сантиметров. Покрыт плотной, грубой чешуей черного цвета. Самая удивительная деталь в облике татцельвурма – круглая голова, очень похожая на голову кошки или обезьяны, с огромными светящимися глазами, что, несомненно, указывает на пещерное происхождение «червя‑слапами». На поверхности он появляется лишь в самые жаркие и засушливые годы. Укус татцельвурма крайне ядовит. В 1785 году в Швейцарии всего один татцельвурм, которого случайно разбудили дети, выбрался из пещеры и уничтожил всех жителей отдаленной альпийской деревни.

«Татцельвурм – реликтовое животное, почти не обладающее магическим потенциалом. Однако его органы высоко ценятся на черном магическом рынке (особенно желчь и яд), и поэтому это животное находится под охраной. Если вы заметили татцельвурма, запомните место и немедленно обратитесь в ближайшее отделение СЛВ. Ни в коем случае не пытайтесь поймать его самостоятельно – скорее всего, вы погибнете! Это будет достойной расплатой за вашу самонадеянность». Из краткого справочника запрещенных существ Службы Вольных Ловцов, 2000 г., Авалон‑пресс.

[18]Название чудовища происходит от персидского martya «человек» xwar – «есть», то есть «людоед». Даже сегодня, хотя и крайне редко, встречается в джунглях Индии и Индонезии. У мантикоры тело льва алого цвета, голова человека с синими глазами, хвост, увенчанный жалом, чей яд в тысячу раз превосходит яд скорпиона, пасть мантикоры имеет «тройной ряд зубов на обеих – нижней и верхней челюстях». Вдоль хребта у нее растет густая щетина отравленных игл, которые она может выстреливать на значительное расстояние. Голос ее – «нечто среднее между звуком свирели и трубы». Может достигать размеров лошади, способна на долгий быстрый бег и невероятные по высоте прыжки. Излюбленная пища – человек, которого она, как правило, поражает ударом смертоносного хвоста или же залпом отравленных игл. Мантикора сжирает жертву полностью, включая одежду.

«Если вы столкнулись с мантикорой, данный справочник вам больше не понадобится». Из краткого справочника запрещенных существ Службы Вольных Ловцов, 2000 г., Авалон‑пресс.

[19]Якул (от лат. jaculus – брошенный) – вид дракона, более походящего на змею, с небольшими крыльями. В длину редко превышает полтора метра. Тело покрыто твердой гладкой чешуей темно‑оливкового цвета, голова маленькая, заостренная, как наконечник копья. Якул не летает, а планирует с огромной скоростью с верхушек деревьев, «подобно снаряду из катапульты», – точно в выбранную им жертву, которою пронзает насквозь. Скорость броска якула неуловима человеческим глазом. Обитает на Аравийской полуострове, чаще всего в оазисах. Маги Древнего Востока зачастую использовали якулов как дневную стражу на подступах к своим башням.

«Во имя всего святого, смотрите вверх! Под ногами у вас только земля, куда вас зароют, если проглядите притаившегося якула». Из краткого справочника запрещенных существ Службы Вольных Ловцов, 2000 г., Авалон‑пресс.

[20]Люди Магуса делят Вселенную на три мира (небесный, земной и подземный), в каждом из которых обитают сотни сверхъестественных существ.

[21]Жеводанский зверь – зверь‑людоед, наводивший ужас на французскую провинцию Жеводан, а именно селения в Маржеридских горах, в середине XVIII века. Зверь нападал только на людей – мужчин, женщин, детей и стариков, не обращая внимания на овец или коров. Его жертвами стали около 230 человек, причем 123 он убил и съел. Официальная наука до сих пор не установила, что это было за существо. Если это и был волк, то крайне необычный, каких раньше на территории Франции не встречалось, – намного крупнее, рыжеватого цвета с черными полосами. На самом деле зверем из Жеводана был младший сын Жана Шастеля – Антуан Шастель, потерявший власть над своим вторым обликом и сошедший с ума. Был убит одноликим Николасом Брэдли, Ловцом из рода Грифона, и зверодушцем Жаном Шастелем, вожаком стаи Маржеридских гор. Один из редчайших случаев, когда обе ветви Ловцов действовали вместе.

[22]Териантропия (от греч. θηρίον – «дикое животное» и греч. άνθρωπος – «человек») – трансформация человека в животное. Тот вид животных, в которое превращается человек, называется териотипом (вторым обликом). Для Дьюлы таким вторым обликом выступает европейский волк.

«Об искусстве зверодушцев мало ведают даже фейри. Эта ветвь Ловцов никогда не делилась секретами с остальными обитателями Магуса, затаив давнюю обиду. Однако известно, что свой второй облик юные зверодушцы обретают примерно в возрасте четырнадцати лет, пройдя через обряд, который длится порой до нескольких суток. Досконально суть этого обряда неизвестна, однако предполагается, что зверодушец впадает в транс, во время которого его душа ищет дух Зверя‑предка. После утомительного преследования оного духа в Верхнем мире, во время которого Зверь‑предок испытывает юного Ловца, он, наконец, дает себя поймать. После чего зверодушец, собственно, и обретает второй облик, к коему может взывать в случае необходимости…». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[23]Эпицион (лат. Epicyon) – гигантский волк, обитавший в Северной Америке около пяти миллионов лет назад. Высотой в холке до метра. Обычно Дьюла предпочитает превращаться в европейского волка, но в экстренных случаях способен принимать облик громадного волка эпициона. Что говорит о его немалой внутренней силе и большой смелости – редко кто из зверодушцев мог отыскать в Верхнем мире дух Зверя, уже не существующего во Внешних землях.

[24]«Магус есть общество и совокупность всех людей, входящих в него, и превыше всего люди Договора ставят безопасность Магуса. За каждого из своих членов Магус сражается до конца, но ежели какой человек из людей Договора совершит недостойный поступок, ждет его жестокая кара. Величайшее же из наказаний – изгнание без права памяти, когда провинившегося лишают всех воспоминаний о прошлой жизни и подобно пустой суме выбрасывают за порог дома. Столь страшным образом оберегает Магус свою тайну». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[25]Противоестественная (лат.).

[26]Аномальная (лат.).

[27]Чудовищная (лат.).

[28]Заледенеть (лат.).

[29]Перекидываться, или оборачиваться, – поменять местами дух человека и дух зверя. Общеупотребительный глагол. Например, по славянским поверьям, колдун мог превращаться в волка, перекидываясь (перепрыгивая) через заговоренный нож, воткнутый в пень. Если нож вынуть, колдун не мог вернуться в человеческий облик и вынужден был скитаться по лесам до конца своих дней в звериной шкуре. Впрочем, подобное поверье относится лишь к колдунам и не касается зверодушцев.

[30]Сложный и опасный (из‑за используемых в процессе химикатов) способ получения первых фотографий. Его изобрел французский художник Дагер в 1839 году. Роберт Брэдли сделал этот дагерротип перед Большой охотой на грифона в 1843 году в Итальянских Альпах. Это был последний вольный грифон в Европе.

[31]Анкус (анкас), или слоновье стрекало, – багор с копьем, общей длиной в 50–60 см, весом до 1 кг. В Индии и Непале анкус используется для управления слоном, а в старину служил ручным ударным оружием. Фамильный анкус семейства Брэдли предназначен для управления грифонами, чьи перья гораздо прочнее слоновьей шкуры.

[32]Йейл – животное, похожее на горного козла с большими рогами, которые он способен вращать в любом направлении, не меняя положения головы. Был широко распространен в Европе, впервые упоминается у Плиния Старшего в «Естественной истории». Враждует с василиском, обладает человеческим голосом, «коим, впрочем, пользуется редко и в основном, дабы обругать одинокого путника. Ежели во Внешних землях йейлы почти исчезли, то в Скрытых – они сущее бедствие, особливо в горах. По сварливости нрава сии существа могут сравниться токмо с норвежскими троллями, уступая последним, впрочем, в злобности. Излюбленное занятие йейлов – возлежать на вершинах неприступных скал и подвергать насмешкам и всяческому поруганию путника, на беду свою вступившего в ущелье или на узкую горную тропу. Причем ссориться, а там паче нападать на них ни коем случае нельзя – склочные козлы могут запросто спустить лавину. Сами же йейлы оправдывают свои мерзкие повадки огромной скукой, кою они испытывают от постоянной жизни в горах, где единственным развлечением служат, опять‑таки, ни в чем не повинные путешественники. Но волшебный народ сходится во мнении, что объяснений тут и искать не надо, ибо козлы – они и в горах козлы», Из записок Теодоруса Додекайнта.

[33]Цилинь – чудо‑зверь Древнего Китая, главное из 360 животных, проживающих на суше. Ростом цилинь выше 3 метров, у него несколько рогов, зелено‑голубая чешуйчатая кожа, тело с копытами коня или оленя, голова дракона и медвежий хвост. Живет не менее 5000 лет. Двигаясь, цилинь не причиняет вреда даже букашке, а ступая по траве, не приминает ее. Он не ест живых тварей, а питается чудесными злаками. Цилинь может ходить по воде и летать.

«Вы видели цилиня? Где?!!» Из краткого справочника запрещенных существ Службы Вольных Ловцов, 2000 г., Авалон‑пресс.

«Одно из величайших сокровищ Скрытых земель, чудо‑зверь цилинь, не обладает недостатками, за исключением одного – некоторой склонности к долгим морализаторским беседам. Причем чем отвратительней собеседник, тем настойчивее цилинь пытается убедить его покинуть тропы зла и неправды и обратиться добродеянию. Горе троллю, баньши, боуги или драугу, если они попадутся на глаза цилиню – ведь от него нет спасения ни в небе, ни на земле, ни на воде, ни под водой. Всюду он будет следовать за своим невольным собеседником, увещевая, укоряя, стыдя, призывая к совести и прося исправиться, пока не поздно. Переспорить цилиня невозможно – он будет вести с вами обстоятельную беседу до тех пор, пока вы не состаритесь. На всякую грубость он ответит улыбкой, на колкость – советом. Но во стократ горше тому неразумному, кто дерзнет поднять на цилиня руку, – ведь тогда чудо‑зверь понимает, что все его призывы оказались безуспешны и со слезами на глазах лишает глупца жизни». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[34]Овечка Долли – первое млекопитающее, которое было выращено методом клонирования и представляло собой точную генетическую копию другого животного. Эксперимент провели шотландские ученые в 1996 году. Долли прожила шесть с половиной лет. Считается, что это был прорыв в науке, сравнимый с расщеплением атома.

[35]Амфисбена – гигантская двухголовая змея, вторая голова которой находится на хвосте. Застать эту змею врасплох невозможно – пока одна голова спит, другая всегда бодрствует. Обитает в Ливии, может достигать размеров до двадцати метров в длину. Передвигается амфисбена крайне своеобразно – она засовывает одну голову в рот второй и катится, как обруч. При этом глаза у нее пылают зеленым огнем, а тело настолько горячее, что растапливает снег.

«Если вы оказались в ситуации, когда змея катится на вас, ни в коем случае не стоит от нее убегать – при движении на равнине от амфисбены способен удрать только гепард. Итак, при приближении этой редкой реликтовой змеи вам необходимо придерживаться следующей тактики: дождаться, пока она не приблизится к вам почти вплотную, и быстро отскочить в сторону. Из‑за большой скорости и плохого зрения амфисбена непременно промахнется и тут же покатится на вас обратно. Вам следует снова отскочить в сторону. Повторяйте эту последовательность действий, пока змее не надоест и она не отправится на поиски менее сообразительного обеда. Кстати, есть мнения, что в Восточной Римской империи большинство дорог.

[36]Комариус – философ, живший во II веке н. э в Александрии. Один из первых алхимиков, в чьем труде «Книга Комариуса» есть упоминание о «философском камне». Рассказывают, что яйцо амфисбены ему доставили из ливийской пустыни, и он выносил его теплом собственного тела. Именно поэтому чудовище никогда не нападало на него, чего нельзя сказать о его домочадцах.

[37]Голем – человек из глины, оживленный с помощью тайных знаний Каббалы. Первого голема создал главный раввин Праги Лев Бен Бецалель для исполнения разных «черных» работ и трудных поручений.

[38]Йехуда Лев Бен Бецалель (рабби Лев, Махараль ми‑Праг) (1512 (?), Познань – 1609, Прага) – крупнейший раввин, мыслитель и ученый XVI века. Дружил со знаменитым астрономом Тихо Браге и был личным другом императора Рудольфа II. К его могиле на Старом еврейском кладбище в Праге до сих пор приходят паломники. Говорят, что если загадать желание и положить на могилу камешек, то желание исполнится. Впрочем, также поговаривают, что желания исполняются по‑разному: одни получают то, о чем просили буквально, другие то, что хотели на самом деле, третьи получают желаемое, но понимают, что настоящее счастье было в их поисках.

[39]Парацельс (Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм) (родился в конце 1493 г. в г. Эйнзидельн, умер 24 сентября 1541 г. в Зальцбурге) – великий алхимик, врач и оккультист. Написал множество трактатов, в том числе книгу «О нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах, гигантах и прочих духах». Основоположник современной фармакологии. Используя свои познания в кабалистике и алхимии, разработал ряд магических артефактов, из которых до наших дней дошли лишь зеркала Парацельса.

«…рассказывают, что с помощью подобного зеркала можно вернуть человека к жизни, если тело его не остыло. Сам же Парацельс однажды умудрился возвратить дух человека спустя год после его смерти. Однако ж зрелище сие было настолько ужасающим, что великий врач тотчас отпустил несчастную душу и вернул останки на кладбище, где они, собственно, и находились до его бесцеремонного вмешательства». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[40]Часть ритуальной фразы, используемой при гадании на кофейной гуще. Чтобы провести гадание, чашку с кофейной гущей, накрытую блюдцем, переворачивают. Гуща растекается по стенкам чашки. Изучая ее следы, оставленные на стенках, делают предсказания. Существует великое множество узоров (линии, короны, кресты, углы, дома, животные, человеческие фигуры, цветы, цифры, буквы), каждому из которых приписывается собственное значение. К сходным способам гадания можно отнести, например, гадание на расплавленном свинце (его выливают в снег) или воске (капают в воду). В этих случаях гадатель трактует замысловатые фигуры, возникающие при охлаждении металла или воска. Заметим, что подобные гадания куда приятней, чем гадание, например, на кишках свежеубитого барана.

[41]«В Англии и Ирландии люди и по сей день считают, что эльфы обитают внутри холмов. И почти любой житель деревни или небольшого городка может указать холм, где самолично видел эльфа или слышал загадочную музыку из‑под земли. На деле же эльфы давно оставили эти жилища и переселились в Скрытые земли, где, на мой взгляд, куда просторнее». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[42]Транс Ловца (охотничий транс) – «те из людей Магуса, что издревле имели дело с фейри‑животными, или же животными Скрытых земель, именуются Ловцами. Сказывают, что раньше они могли впадать в некий сон‑забытье, во время коего дух их преследовал дух зверя в Верхнем мире и мог даже допытаться до подлинного Имени зверя, что давало великую власть над сим животным». Из записок Теодоруса Додекайнта.

[43]Король Дуб и Король Остролист (Король Падуб) – старинная легенда гласит, что весь год разделен меж двумя близнецами‑братьями. Светлый Король Дуб правит от Зимнего Солнцестояния (праздник Йоль, 21–22 декабря, время самой длинной ночи в году) до Летнего Солнцестояния (День Ивана Купала, 24 июня, время самой короткой ночи в году). Темный Король Остролист царит от Летнего Солнцестояния до Зимнего. Два раза в год Короли сходятся в схватке (в Йоль и на Ивана Купала), чтобы увидеть, кто будет править в следующую половину года. И каждый год зимой побеждает Дубовый Король, а летом – Остролист. Птица зимнего Короля – малиновка, птица летнего Короля – крапивник.

Дата добавления: 2015-10-13