Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Психология

Читайте также:
  1. Sup1; Психология и психоанализ характера. Сб. статей. Самара: Бахрах, 1998.
  2. Алғашқы психологиялық эксперименталды лаборатория ашқан кім?
  3. Б) Характерология и понимающая психология оперируют одним и тем же понятийным аппаратом
  4. В) Психология масс
  5. Вопрос 4 психология сервиса и личности
  6. Гештальт-психология
  7. Глава 1. Ассоциативная психология

 

Недоразумение произошло еще на первом уроке.

Психология была новым предметом в школе, затрагивала много волнующих вопросов, и, по слухам, преподавать ее должна была новая учительница. Первый урок ждали с интересом. Когда Варвара Тимофеевна вошла в класс и, как это всегда делалось, представила новую учительницу, многие из девушек не могли сдержать улыбок. Учительница была так молода, что с первого взгляда отличалась от своих учениц только прической и костюмом.

— Девочки, в этом году вы будете изучать психологию, — сказала завуч и, заметив неуместные улыбки, нахмурилась. — Психологию будет преподавать Наталья Николаевна. Ваше положение обязывает вас… как старших в нашей школе, помочь Наталье Николаевне освоиться. Она человек новый… Надеюсь, вы меня понимаете? — закончила Варвара Тимофеевна и, пропустив к столу молодую учительницу, вышла из класса.

— Садитесь, пожалуйста! — глухо сказала Наталья Николаевна и опустила голову.

Девушки сели. Наступила напряженная тишина.

Наталья Николаевна готовилась к своему первому уроку всю ночь. Она продумала и выучила наизусть вступительное слово, но сейчас от волнения все забыла. На лице ее появилось выражение такой растерянности, что Женя Смирнова поспешила прийти ей на помощь.

— Что вы хотите сказать? — спросила учительница, заметив поднятую руку.

— Скажите, пожалуйста, какую школу вы окончили? — спросила староста первое, что ей пришло в голову. И, видя, что учительница густо покраснела, пояснила: — В Ленинграде или в каком-нибудь другом городе?

Вопрос Жени действительно помог Наталье Николаевне справиться с волнением, но поняла она этот вопрос по-своему.

— Я окончила не школу, а институт! — резко сказала она. — И прошу нелепых вопросов мне больше не задавать.

От удивления Женя вытаращила глаза.

— Извините, но я думала, что до института вы учились в школе… — обиженно сказала она и села.

— Значит, вам вообще нельзя задавать вопросов? — спросила Белова.

— Вопросы задавать можно, если они имеют отношение к нашему предмету, — официальным тоном ответила Наталья Николаевна.

Так началось недоразумение. Десятиклассницы решили, что новая учительница слишком высокого мнения о своей особе, или, как они выражались, «задается», и каждом уроке искали всяческих предлогов для спора, чтобы «вывести ее на чистую воду». Наталья Николаевна это понимала, чувствовала недоброжелательное отношение и держалась с ученицами строго, холодно и отчужденно. Из боязни потерять авторитет, из-за отсутствия опыта, она никогда не отклонялась от программы: коротко и сухо пересказывала главы учебника и требовала точных ответов по нему. С каждым уроком отношения ухудшались, и учительница переступала порог десятого класса с тяжелым чувством, почти со страхом.

Войдя сегодня в класс, она, не глядя на поднявшихся девушек, проследовала к столу.

— Садитесь!

— Наталья Николаевна, разрешите задать вопрос? — сказала Клара Холопова, поднимаясь.

— Если он имеет отношение к уроку.

— Да.

— Пожалуйста.

— Сегодня мы учили третью главу — «Чувства». И двадцать пятом параграфе говорится о настроениях. Вы тоже об этом говорили. «На настроение некоторых людей большое влияние оказывает природа, время года, погода», — прочитала Клара в учебнике и сейчас же спросила: — Так?

— Так.

— Какое же влияние оказывает на настроение весна?

— По-моему, это само собой понятно. Бодрое, приподнятое, радостное.

— Так. А осень?

— А как вы думаете?

— Я думаю, что обратное. Когда за окнами дождь, слякоть, пасмурно, то настроение создается угнетенное, унылое, вялое.

— Совершенно верно. Что же вы хотите?

Класс насторожился, чувствуя, что Клара приготовила какой-то подвох.

— Если вы говорите верно, то я не понимаю, почему же… — сказала девушка с деланным недоумением и подняла учебник. — Вот, пожалуйста, я прочитаю: «Пушкин, как известно, из всех времен года больше всего любил осень, когда у него особенно легко создавалось приподнятое, бодрое настроение, вызывающее прилив творческих сил». Как же так получается?

Густая краска залила лицо учительницы.

— Что получается? — переспросила она.

— Получается нелепость! Противоречие. Я, например, не знаю, как понимать. Вы говорите одно…

— Это не я говорю, а наука.

— Какая же это наука, когда в одной и той же главе говорятся совершенно различные вещи?

— Хорошо, мы поговорим об этом на следующем уроке. Садитесь! — отрывисто сказала Наталья Николаевна.

— Ведь мы же учили к сегодняшнему дню…

— Садитесь! — резко приказала учительница. Клара села, но на смену ей поднялась рука Вали Беловой.

— У вас что? Тоже вопрос?

— Да. Вы говорили, что глубина чувств не связана с бурными переживаниями, ни тем более с бурными проявлениями. Лермонтов пишет: «Полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов». Это верно?

— Ну и что же?

— Я хотела знать, верно это или неверно? — настойчиво спросила Валя.

— А что дальше? — уклонилась от прямого ответа учительница, предвидя опять какую-то каверзу.

— Пока все. Я только хотела знать, верно это или нет.

— Верно.

— А как вы считаете, Кутузов был глубокий человек?

Наталья Николаевна молчала. Она поняла замысел Беловой. В главе «Аффекты» приводился пример из «Войны и мира»: вспышка Кутузова при докладе ему немцем Вольцогеном о ходе Бородинского боя. И это, в какой-то степени, противоречило понятию о глубине чувств. Ничего страшного в этих противоречиях не было, и при других обстоятельствах она смогла бы все это объяснить, но, находясь в состоянии сильнейшего нервного напряжения, она боялась запутаться сейчас в неписанных законах человеческой психологии.

Наталью Николаевну взорвали ехидные улыбочки, появившиеся на лицах учениц.

— Я могу дать вам знания… но голову… головы вы должны иметь свои. Зачем они у вас? Для украшения, что ли…

— Вот тебе и раз! С больной головы да на здоровую, — сказала Валя.

— Что такое?! — сквозь слезы крикнула учительница и, не в силах больше себя сдержать, выбежала из класса.

Это было неожиданно. Конфузливо переглянувшись и пожав плечами, девушки продолжали сидеть на местах. Всех охватила какая-то неловкость, хотя вины за собой никто не чувствовал.

— Вот так номер! — в полной тишине произнесла Женя.

— Будет баня! — вполголоса заметила Катя.

— А за что? Мы же ей задали вопросы по существу! Если учительница не знает, то мы-то тут при чем? — вызывающе сказала Валя, но все поняли, что она сильно струхнула.

— Не надо было говорить насчет больной головы, — упрекнула ее Лида.

— А разве я сказала!

— Нет, это я сказала! — насмешливо отозвалась Светлана.

— Я же поговорку привела в пример.

— Хорошо. Не будем распространяться. Куда она побежала? — спросила Тамара.

— Наверно, к директору, — сказала Лариса. — Жаловаться!

Но Лариса ошиблась. Наталья Николаевна вбежала и учительскую, бросилась на диван и разрыдалась. Она не заметила, что в комнате у окна, закрывшись газетой, сидел Константин Семенович.

— Что случилось, Наталья Николаевна? — спросил он, пересаживаясь к ней.

— Я не могу больше… Они меня изводят! Я не пойду больше к ним! — бормотала она всхлипывая. — Что я им сделала?

— Успокойтесь, Наталья Николаевна…

Он налил стакан воды и протянул его ей. Молодая учительница отстранила руку и, закрыв лицо платком, зарыдала еще сильней.

Константин Семенович поставил стакан, подошел к расписанию и, убедившись, что инцидент произошел в его классе, отправился наверх.

Его появления ждали меньше всего.

— Что у вас произошло? — холодно спросил он, усаживаясь за стол.

Девушки молчали.

— Иванова Екатерина, — вызвал учитель. — Если преподаватель покинул класс, то это, наверно, чем-то вызвано?

— Константин Семенович, мы вам даем честное комсомольское слово, что сидели тихо и ничего такого… Холопова и Белова задавали ей вопросы, а она чего-то взбеленилась…

— «Она»? Кто это — «она»? Когда вы говорите со мной о преподавателе, извольте называть его по имени и отчеству. Кроме того, из вашего ответа я ничего не понял. Что, вы сказали, произошло с Натальей Николаевной?.. Что же вы молчите? Повторите.

— Наталья Николаевна… ну… вспыхнула, что ли…

— Хорошо. Садитесь. Холопова, какой вы задали вопрос?

Клара слово в слово повторила свой диалог с учительницей.

— Может быть, вы ответите на мой вопрос, Константин Семенович? — с виноватой улыбкой закончила она.

— Нет. На него вы ответите сами, но не сейчас. Этот вопрос имеет отношение к литературе не меньше, чем к психологии. Вспомните, что вы проходили в седьмом и восьмом классах, почитайте, подумайте и на следующем моем уроке я вас спрошу, почему Пушкин так любил осень? Второй вопрос?

— Белова, говори, — пробормотала Женя.

Белова повторила свой вопрос и происшедший затем разговор, умолчав о «больной голове».

— Я вижу, этот вопрос сегодня вам спать не давал!.. Думаю, что, независимо от глубины чувства, воли и характера, на свете нет человека, которого нельзя было бы вывести из себя, да еще в такой момент, как Бородинский бой. Пример с Кутузовым просто придирка с вашей троны. Нет правил без исключения, а в психологии их великое множество. Это слишком сложная наука. Все?

— Да, все, — подтвердила Катя.

Константин Семенович задумался. Однажды на его Вопрос «Какой у вас сейчас урок?» Женя сморщила нос и с иронией ответила: «Будем по учебнику обследовать человеческую душу». Он знал и то, что между собой девушки называют Наталью Николаевну «психичкой». Это пренебрежительное прозвище, как и выражение комсорга о том, что «она чего-то взбеленилась», доказывали, что молодая учительница не нашла с коллективом класса общего языка и не сумела их заинтересовать своим предметом.

— Иванова! Вы дали честное комсомольское слово от имени всех, — после паузы начал Константин Семенович, обращаясь к Кате. — Я уважаю вас и не могу не верить…

Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки. Константин Семенович, она дала слово только том, что мы сидели тихо! — горячо сказала Аня.

— Алексеева, я разговариваю не с вами. Я не намерен с каждой из вас в отдельности обсуждать этот случай. Если в классе что-то произошло, — значит, комсорг совершила ошибку. Чего-то не додумала, что-то упустила, к чему-то не прислушалась, не посоветовалась. Я нисколько не сомневаюсь, что вы сидели тихо, но тем не менее Наталья Николаевна в слезах покинула класс. Тишина бывает разная. Мне стыдно за вас!

— Мы не успели, Константин Семенович… — заговорила Катя, но учитель, не слушая, вышел из класса.

И все почувствовали, что учитель прав. «Тишина бывает разная». Случай, конечно, отвратительный, и ему нет никакого оправдания. Какое право они имели относиться так к учительнице? И дело не только в этих злополучных вопросах. На каждом уроке они вели себя как тайные враги Натальи Николаевны. Но самым неприятным сейчас было то, что Константин Семенович обращался только к Кате, словно во всем случившемся была виновата она одна.

Придя в учительскую, Константин Семенович застал Наталью Николаевну уже успокоившейся, но сильно растерянной. Она не знала, как выйти из создавшегося Положения.

— Вы можете меня спокойно выслушать и не обижаться? — спросил Константин Семенович, останавливаясь против нее.

— Конечно.

Я буду говорить вам правду и, вероятно, неприятную для вас правду, Наталья Николаевна, — спокойно начал он. — Обычно в такого рода конфликтах администрация берет сторону учителя. Как правило… за редким исключением. Логика тут довольно примитивная. Учительский авторитет нужно всячески укреплять, — а значит, виноваты ученики. Они обязаны учиться, обязаны уважать учителя, обязаны повиноваться, много чего обязаны. Ну, а если им неинтересно, скучно на уроке? Если учитель не заслуживает уважения?.. Короче говоря, я думаю иначе. В таких конфликтах, за редчайшим исключением, виноват учитель. Плохих детей, как правило, нет… Я имею в виду новорожденных детей, — пояснил Константин Семенович, заметив, с каким удивлением взглянула на него молодая учительница. — В школе мы имеем дело уже с результатами какого-то воспитания. И, несмотря на это, дети ведут себя по-разному… Подумайте сами, Наталья Николаевна… Почему у Василисы Антоновны успешно идет работа и нормальные отношения с классом? То же самое у Анны Васильевны, у Марины Леопольдовны, даже у Василия Васильевича, человека не в меру доброго, или, как говорит Варвара Тимофеевна, безвольного… Почему у них другие отношения?

— Они опытны…

— Вот, вот! В данном случае вина учителя в неопытности. Вернее, это даже не вина, а беда. И я очень рад, если это только так. Но меня смущает вот какое обстоятельство… Когда я с вами познакомился, то подумал, что девочки должны называть вас между собой «Наташа», и вдруг узнал, что они зовут вас… Знаете, как они вас называют?

— Как?

— «Психичкой».

Тень улыбки скользнула по лицу Натальи Николаевны, но сейчас же исчезла.

— Когда я училась в школе, мы звали учительницу физики «физичкой», — сказала она. — Нет, я не оправдываюсь… Я понимаю вас.

— Мне трудно разобраться в том, что и как у вас там произошло, но я хочу сказать вам следующее… Если вы пришли работать в школу только потому, что окончили и институт, если вы не любите свой предмет, если вы не унижаете детей… идите к Наталье Захаровне и подайте заявление об уходе. Вы молоды, у вас впереди вся жизнь… Не калечьте ее. Все равно у вас ничего не выйдет. Вы скоро превратитесь в чиновника…

— Нет, нет… что вы, Константин Семенович! — почти с ужасом проговорила Наталья Николаевна. — Это мое призвание… До сих пор я думала, что это мое призвание… Я убеждена… Даже в школе…

— Хорошо! Тогда послушайте еще… последнее. Не знаю, чему вас учили в институте, но я считаю, что главное в отношениях с детьми — это искренность и правда. Может быть, иногда следует промолчать, уклониться от ответа, но лгать им никогда нельзя. Ни при каких обстоятельствах! Дети имеют очень чуткий и тонкий организм, и всякую фальшь они сразу распознают. Нельзя играть в учительницу. Боже вас сохрани!.. Искренность и правдивость! За этим стоит уважение к детям и собственная своя убежденность. Вы понимаете меня, Наталья Николаевна? — спросил он.

Она молча кивнула головой.

— А если понимаете, то идемте к ним.

Они вышли из учительской и не спеша направились по коридору.

— Сколько вам лет?

— Двадцать три.

— Ничего. Это, может быть, даже хорошо, что вы так начали. Легче будет потом. Имейте в виду, что авторитет учителя нельзя создать административными мерами. Дутый авторитет, искусственный — это вредное самообольщение. Авторитет можно завоевать только честными путями. Если вы сделали ошибку, признайтесь. От этого авторитет только поднимется. Настаивая же на своей ошибке, можно его совсем потерять.

Приближаясь к классу, они услышали голос Кати Ивановой. Закрытая дверь мешала разобрать слова, но было ясно, что говорила она горячо и гневно. Учителя переглянулись.

— Вот, слышите! — сказал Константин Семенович. — Они хорошие девочки, а если иногда поступают опрометчиво, то только потому, что им семнадцать лет. Не теряйте достоинства, не заискивайте, — предупредил он, берясь за ручку двери. — Как можно больше требований, но и как можно больше уважения…

При входе учителей девушки встали. У всех были хмурые лица, а у Кати на глазах блестели слезы.

— Садитесь, — сказал Константин Семенович, когда учительница прошла к столу. — Я убедил Наталью Николаевну вернуться, уверив ее в том, что это недоразумение, которое никогда больше не повторится! — С этими словами он покинул класс.

Учительница достала платок, провела по глазам и взглянула на девушек. Теперь взгляд ее стал совсем иным, чем раньше, словно слезы растопили холод и смыли отчуждение. Увидев, что ее жест повторила Катя и тоже вытерла платком глаза, Наталья Николаевна не выдержала и улыбнулась.

— Девочки, все это, конечно, неприятно, но ничего не поделаешь… — начала она говорить и горько вздохнула. — Я согласна с Константином Семеновичем, что это недоразумение и что мы просто не поняли друг друга… Кто в этом виноват, сказать трудно. Между нами с первого урока выросла какая-то стена, и признаюсь вам, что мне было очень обидно… Я понимала, что в этом недоразумении есть и моя вина, но как разрушить эту стену, как наладить наши отношения, я не знала… И вот, видите, как нехорошо получилось… — с улыбкой сожаления прибавила она. — Может быть, под прошлым мы подведем черту и начнем все заново. Обоюдная ошибка обогатила нас маленьким опытом и, надеюсь, больше не повторится… Вот вы меня слушаете, и все ваше внимание сосредоточено на мне. Никакие посторонние раздражители не отвлекают вашего внимания…

Так незаметно она перешла к уроку. И странное дело, глава из учебника «Внимание», уже прочитанная многими раньше, оказалась очень интересной.

Когда раздался звонок, Наталья Николаевна как раз успела закончить объяснением, захлопнув журнал, встала. Встали и ученицы. Всем было ясно, что о прошлом вспоминать не стоит и между ними начинаются новые отношения.

 

 


Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК | ОБЕЩАНИЕ | ОБЕЩАНИЕ | КОНСТАНТИН СЕМЕНОВИЧ | ВЫСОКАЯ ОЦЕНКА | ВАЛЯ БЕЛОВА И КЛАРА ХОЛОПОВА | ЛИДА ВЕРШИНИНА | В ЧЕМ СЧАСТЬЕ? | ДИСКУССИЯ | В ГОСТЯХ |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
БУДЕМ КРАСИВО УЧИТЬСЯ!| КАТЯ ИВАНОВА

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)