Дискуссия

Предвидя, что дискуссия может затянуться, Женя решила принять меры. Как только Василиса Антоновна вышла из класса, она подбежала к столу и крикнула:

— Девочки, внимание! У кого есть деньги? Рублей пятнадцать-двадцать.

Такой суммы, видимо, ни у кого не было, но многие вытащили рубли и трешки из карманов.

— Наберем! Давайте сюда! Давайте, давайте, не скупитесь на общее дело.

— А зачем тебе? — спросила Нина, передавая измятую трехрублевую бумажку.

— Организуем «Нарпит». Пожуем! — пояснила Женя. — Нина, ты сегодня дежурная. Последняя нагрузка. Иди в булочную и купи коммерческого хлеба. Простого черного, без фокусов.

— Только мягкого!

— С корочками!

— Скорей, Нина, а то не успеем!

Константина Семеновича ждали после звонка для второй смены, и в распоряжении девочек оставалось пятнадцать минут. Отправив Шарину за хлебом, Женя пошла искать Светлану, которой в классе не было. Нашла она ее уже одетой в раздевалке.

— Светка, ты куда?

— Домой.

— Да ты что, с ума сошла! А дискуссия?

— Я не могу остаться, Женя. Константин Семенович сказал, что это добровольно,

— А что тебе дома? Сегодня же суббота!

— Тем более. Много работы, а вечером придет Игорь.

Женя чувствовала, что тут что-то не то, уговаривать Светлану было бесполезно. Она никогда не ломалась, а если решила уйти, то, значит, есть уважительная причина.

— Ну, во-от какая! — недовольно протянула Женя.

— Ты мне потом расскажешь. Ладно? Приходи ко мне попозже, — пригласила Светлана, прощаясь.

Выйдя на улицу, она быстро зашагала к дому, стараясь не думать ни о школе, ни об оставшейся подруге, ни о дискуссии. Никаких особых причин и никаких дел у нее дома не было. Просто она сбежала, хотя ей и очень хотелось остаться послушать, что скажет Константин Семенович о счастье. Она и сама не могла как следует разобраться, почему так случилось, — почему она сегодня целый день злилась и упрямо отказывалась обсуждать вопрос о счастье. «Может быть, вернуться? — подумала она. — Нет. Если решила — кончено! Неудобно перед Женей».

Запыхавшуюся от быстрой ходьбы Нину Шарину шумно встретили в коридоре:

— Ура! С голоду не умрем!..

Двух буханок хлеба на четырнадцать человек было явно маловато. При опросе никто не отказался. Пришлось делить. Подходящего ножа не нашлось, поэтому стали ломать руками. Порции выходили неровные, с довесками. На горбушки зарились все.

— Не трогать! — командовала Женя. — Нина, тебе за ходьбу любую горбушку. Выбирай. Теперь отвернись! — Женя положила руку на одну из порций. — Эта кому? Отвечай.

— Кате, — подумав, сказала Нина.

— Получай, Катя!

— А эта?

— Ну эта, скажем, кому же… — нарочно тянула Нина. — А там горбушка?

— Не валяй дурака! — рассердилась Женя. — Быстро говори.

— Ларисе.

Таким образом порции роздали, и никто не мог пожаловаться на несправедливость. Только Белова а душе обиделась на то, что Нина назвала ее в конце. И даже не назвала, а когда осталась последняя горбушка, Женя передала ей.

— Все! Это твоя, — холодно сказала она.

Белова собиралась демонстративно отказаться, но передумала. Хотелось есть, а кроме того, такой отказ ничего бы не доказал.

Когда вторая смена начала заниматься, пришел Константин Семенович. Девушки поднялись. Желая подчеркнуть, что это не урок и что он сейчас такой же член коллектива, как и остальные, учитель встал за свободную парту и, после паузы, под общий смех, сказал:

— Ну, сядем, что ли… Кто же будет вести нашу дискуссию? — спросил он, когда все сели. — Может быть, Катя Иванова?

— Правильно! Катя!

Катя вышла к столу сильно смущенная. Она думала, что учитель сам будет руководить собранием и не приготовилась.

— Константин Семенович, вы обедали? — крикнула Женя.

— Собираюсь.

— Кусочек хлеба не хотите? — предложила она со смехом и отломила половину своей порции.

Он взял хлеб и, окинув веселым взглядом жующих воспитанниц, перешел к окну. Испорченное разговором в кабинете директора настроение сразу исправилось, как только он вошел в класс.

— Можно начинать? — спросила Катя. — А насчет регламента и вообще…

— Разрешите, я внесу предложение, — сказал учитель. — Мне думается, что мы сделаем так. Пускай каждая из вас по очереди ответит коротко на вопрос: в чем счастье человека? Я подчеркиваю и настаиваю, чтобы выражали свое мнение и говорили не стесняясь… Незадолго до войны, кажется в тысяча девятьсот сороковом году, Михаил Иванович Калинин на одном совещании справедливо упрекнул отличников старших классов в том, что они говорили красиво, грамотно, но высказывали» не оригинальные, не свои мысли. Если мне не изменяет память, он даже сравнил такие выступления со «шпаргалками»… Давайте условимся раз и навсегда: пускай хуже, корявей, но своими словами, свои мысли. Всем нам известна формулировка Маркса: «Счастье в борьбе». За этой формулировкой стоит очень широкое понятие, и в таком виде эта формулировка ни для кого не обязательна. Не прячьтесь за известными мыслями, а высказывайте свои. Когда все выскажутся, тогда мы начнем говорить по второму разу. Начнем спорить, доказывать, отстаивать свою точку зрения. Понятно?

— Понятно! — хором ответили девушки.

— Так и решили! — сказала Катя. — Тогда начинаем. Буду вызывать по алфавиту. Таня Аксенова, начинай.

— Можно с места?

— Можно, — разрешила Катя.

— В чем счастье? — спросила Таня и на какой-то момент задумалась. Затем решительно продолжала: — Мне, конечно, не поверят, но я скажу… Недавно вы сказали, Константин Семенович, что следует каждый вечер перед сном спрашивать себя: что я сделала хорошего за день? Мне это очень понравилось, и теперь я каждый вечер вспоминаю — что я сделала хорошего? И, знаете, когда я действительно что-то сделала, мне ужасно приятно. Я просто счастлива от этого. Вот и все!

— Мысль конкретная и ясная, — заметил учитель. Аня Алексеева, получив слово, покраснела и чуть дрожащим от волнения голосом, но твердо заговорила:

— Я считаю, что никакого счастья на земле нет. А если бы оно было, то не интересно бы стало жить. Я считаю, что счастье, как солнце. Оно греет, но к себе не подпускает.

Девушки переглянулись. Мнение было, действительно, оригинальное, но ничего подобного они не ожидали. Катя взглянула на учителя, думая, что он сделает замечание, но Константин Семенович молчал.

— Белова!

— Счастье в том, что я живу, — чуть побледнев, сказала Валя. — Летом я болела и очень хорошо это поняла. — Казалось, что сказано все, но вдруг она добавила: — А пока я живу, я буду жить так, как мне нравится.

В классе прошел гул. Это был прямой вызов, но Катя сейчас же застучала по столу ладонью и властным тоном установила порядок:

— Тихо! Тихо! Сейчас не спорить. Записывайте на бумажку свои возражения. Следующая — Вершинина.

— Я не изменила своей точки зрения. Раз начали приводить личные примеры, то мне кажется, что, если я когда-нибудь очень сильно полюблю или чем-нибудь увлекусь… я буду счастлива, — высоко подняв голову, сказала Лида.

— Кем или чем? — переспросила Тамара.

— Это все равно.

— Девочки, спорить потом! — резко прервала Катя. — Порядок так порядок! Тебе, Тамара, это особенно надо запомнить. Дальше — Ерофеева.

Надя не сразу собралась с духом. Все с любопытством ждали, что она скажет.

— Я согласна с Аней. Счастья не может быть, потому что человеку надо очень много. Вы представляете! Человек очень жадный, — сказала она и села, закрыв лицо руками.

— А что ты смущаешься? Ну, сказала глупость, ну, никто тебя не съест, — насмешливо заметила Тамара, но Катя хлопнула ее по плечу, и она замолчала.

— Косинская!

Нина встала красная и торопливо сказала:

— Мы совсем забыли… Я, например, люблю учиться и поэтому счастлива вполне.

Сидевшая на первой парте Клара захлопала, а Аня сказала вполголоса: «Браво, браво!».

— Твоя очередь, Тамара. Теперь можешь говорить. Тамара слегка приподнялась и «отбарабанила»:

— Мою точку зрения знают все. Могу повторить. Я считаю, что счастье в работе. В любимой работе. Никакого другого нет и быть не может. Точка!

— Крылова!

Рита не торопилась говорить. Она не без кокетства взглянула на учителя, вздохнула и развела руками:

— Я не знаю, в чем счастье. Я понимаю, что счастье есть, но ответить не умею. Вот, например, я люблю петь, и говорят, что у меня хороший голос… Когда я пою и меня слушают, мне это нравится, но ведь это еще не счастье. По-моему, под словом счастье мы понимаем гораздо больше, чем есть на самом деле. В общем я не знаю!

— Логинова!

Рая долго не думала. Видимо, ответ ее был давно готов, и она сообщила его таким же тоном, каким отвечала на уроках, ровно, спокойно.

— Думаю, что личное счастье — мелкое, мещанское, что ли, — нельзя назвать счастьем. Когда человек борется за счастье других, тогда он по-настоящему счастлив.

— Откуда эта цитата? — прищурив глаза, спросила Катя.

— Это не цитата, — невозмутимо ответила Рая и села.

— Извините, я кажется себя пропустила, — сказала Катя. — Теперь я возьму слово. Я согласна с Раей. Счастье в борьбе за счастье других. Но ей я не верю. Она говорит не то, что думает. А ведь мы обещали Константину Семеновичу говорить то, что думаем. Скажи нам, пожалуйста, Рая, когда ты боролась за счастье других и была счастлива?

— Я к этому готовлюсь, — спокойно ответила Логинова.

— Не нужно сейчас спорить, — остановил Константин Семенович и, подражая Кате, прибавил: — Записывайте на бумажке ваши возражения.

— Есть! — по-военному ответила Катя. — Смирнова! Изрекай!

Женя не была бы Женей, если бы самым обычным образом доложила свое мнение. Она встала, шмыгнула носом и пробормотала:

— Хе-хе! Легко сказать — изрекай, когда все изрекли. Но вдруг она вскинула свои большие глаза на учителя и трогательно просто заговорила:

— Константин Семенович, у меня есть сестренка… Совсем маленькая. Ей скоро исполнится два года. Я ужасно ее люблю. Когда она веселая, здоровая… я счастлива! Вы меня понимаете?

— Вполне.

— Мелковато, — заметила Катя. — Но, во всяком случае, оригинально! Лариса, говори свое мнение.

— Говорить откровенно? — спросила Тихонова, неохотно поднимаясь.

— Конечно, откровенно.

— Я знаю, что вы со мной не согласитесь, но, раз решили говорить правду в глаза, я скажу вот что… Все женщины любят хорошо одеваться. Это факт! Ну и вот… Если, значит, женщина хорошо одета и у нее все есть, то ей, по-моему, больше ничего и не нужно. Вот вам, пожалуйста, и счастье.

Шумным всплеском ответил класс на это высказывание. Кто-то захлопал, кто-то застучал по парте кулаком

— С ума сошла!

— Ай да Лариса!

— Вот уж, действительно, откровенно брякнула!

— Тряпичное счастье! — крикнула Таня. — Это только ты могла додуматься!

— А что вы кричите! — возмутилась Лариса. — Что я такое сказала?

— Она пошутила!

— Да что, вы ее не знаете, девочки?

— Сгинь, сгинь, Лариса! Пропади!..

— Ну и пускай, — обиделась Лариса и села.

Кате с трудом удалось успокоить расшумевшихся девушек.

— Тише, девочки! Призываю к порядку! Записывайте на бумажку. Холопова!

Константин Семенович давно отметил, что Холопова любознательна и много читала. Ее мнение было интересно еще и тем, что вопрос о счастье для девушки-сироты имел особое значение и думала она о нем, наверно, много.

— Каждый человек живет во имя какой-то идеи, — начала Клара, опустив голову. — У всякого человека должна быть цель в жизни. Чем талантливей человек, тем больше у него должна быть цель. Я хочу сказать, что счастье человека в достижении своей цели. На пути ко всякой цели стоит много препятствий. Побеждая эти препятствия, человек бывает счастлив.

— Счастье в победе! Не возражаю! — вслух согласилась Тамара.

— А когда он достигнет своей цели? — спросила Катя.

— Нет… Он никогда ее не достигнет. Возьми для примера революцию. Разве Ленин считал, что это все? Он, конечно, был счастлив, когда пролетариат победил, но революция была не целью, а средством. Цель — коммунизм.

— Ну, а ты? — спросила Нина Шарина.

— У меня тоже есть цель, и я борюсь. Вот получу аттестат и буду счастлива, но это еще не все. Цель впереди. Школа только средство…

— Какая же у тебя цель? — снова спросила Нина.

— Да уж, наверно, не такая, как у тебя! — сердито огрызнулась Клара.

— Не переговаривайтесь! Вопрос ясен! — сказала Катя. — Последняя — Нина Шарина.

— О себе я ничего не могу сказать. Конечно, когда вы мне пятерку поставите, я буду очень счастлива, — сказала Нина, обращаясь к Константину Семеновичу.

— Обязательно поставлю, когда вы ее заслужите.

— Спасибо. Но все-таки я хочу сказать, что мама моя очень счастлива, потому что у нее хорошая семья, дети и отец… то есть муж. Вот когда я на нее смотрю, то вижу, в чем настоящее счастье женщины.

— По-нят-но! — раздельно и многозначительно пробасила Тамара.

— Все! — сказала Катя, поворачиваясь к учителю.

— Теперь ваше слово, Константин Семенович, — заметила Лида, и сейчас же вперебивку раздались голоса в разных концах класса:

— Теперь вы…

— Скажите свое мнение…

Девушки зашумели. Константин Семенович поднял руку и, когда все стихли, погрозил пальцем:

— Нет, девочки. Так мы не уславливались. Я бы охотно возразил некоторым из вас, но думаю, что вы и сами это сделаете. Свое мнение я скажу вам значительно позже. Почему? Потому, что еще слишком вас мало знаю. Отделываться общими фразами нельзя. Я бы, конечно, мог, сославшись на литературные примеры, подвести вас к какому-то среднему определению… Но не хочу. Решить вопрос о счастье человека должна каждая самостоятельно. Это должно стать убеждением каждой.

— А когда вы скажете? — спросила Лида Вершинина.

— Значительно позже. Когда увижу, что мои слова не пропадут впустую. Когда увижу, что вы в этом действительно нуждаетесь. А сейчас мы начнем второй круг. Спорьте, доказывайте, отстаивайте свои точки зрения, но без лучных выпадов. И не обижайтесь. Не бойтесь критики и шуток. Дружеские, честные возражения, пускай они сказаны в резкой форме, всегда принесут пользу. — Он вернулся на свое место к окну и оттуда прибавил: Не нападайте на Тихонову, а постарайтесь доказать ей, почему она неправа. Это не вина ее, а беда. Что касается мнения Беловой, то это вопрос особый. Хочу верить, что она сгоряча сказала то, чего и не думала. Пожалуйста, продолжайте!

— Ну, кто просит слова? — спросила Катя.

В ответ поднялось сразу несколько рук. Константин Семенович с чувством приятного удовлетворения смотрел на девушек. У всех глаза горели, все рвались говорить. Аня лихорадочно что-то записывала. Женя, подняв руку, переговаривалась с Лидой.

Катя, придерживаясь алфавита, дала слово Аксеновой. Дискуссия началась.

Учитель ждал, что основные возражения пойдут по вопросу «тряпичного счастья», как выразилась Таня, но ошибся. Никто из выступавших даже не вспомнил этого «оригинального мнения». Не возражали также и Беловой, но здесь была другая причина: ее взаимоотношения е коллективом. Большой спор разгорелся вокруг туманной формулировки Холоповой. «Какая-то идея?» Что значит какая-то? Многие резко критиковали Алексееву и Ерофееву. «Есть ли счастье на земле? Как они понимают это слово?» Тамара «разнесла вдребезги» Лиду и Нину Шарину, назвав их домостроями, заботящимися о личном счастье. Это, в свою очередь, вызвало горячий отпор с их стороны.

Константин Семенович спохватился, когда на улице было темно. С общего согласия, дискуссию перенесли. Продолжая спорить, шумно отправились вниз. Когда Константин Семенович оделся и вышел из раздевалки, к нему подошла Лида. В руках она держала конверт.

— Константин Семенович, это письмо от папы, а на конверте я написала наш адрес и телефон, — сказала она, мило улыбаясь.

Константин Семенович вынул из незаклеенного конверта листок бумаги и прочел:

«Дорогой Константин Семенович!

Если Вы меня еще не забыли, то буду очень рад повидать Вас в воскресенье.

Приходите к девяти часам вечера.

Ваш С. Вершинин.

— Это, значит, завтра? — спросил он, прочитав приглашение.

— Да.

— Спасибо. Я приду: мне очень хочется встретиться с Сергеем Ивановичем

Дата добавления: 2015-09-03