Не для слабонервных.

За последние шестьдесят с лишним лет на дрожжах «основ» выросло не одно поколение ученых. В результате «основы», главным образом теория относительности Эйнштейна, превратилась в своего рода религию, догму, и служит теперь прокрустовым ложем для любых новых идей, гипотез и теорий [6, с.436]. С целью сохранения «основ» в неприкосновенности дозволяются и применяются любые средства – это хорошо соотносится с методами любой уважающей себя мафии. Научную, точнее эйнштейновскую, мафию можно охарактеризовать следующими тремя главными признаками – это основы «основ»:

Первый признак, который кратко можно определить словами: «Тень на божий день», заключается в том, что любые, даже простые и ясные вещи преподносятся в предельно туманном, заумном и недоступном для понимания виде. Это – излюбленнейший тактический прием, по нему сразу же можно отличить мафиозо. Таким приемом приобретается монополия на знание. Одновременно маскируются неприглядный характер самого знания, особенно его фундаментальной основы – парадигмы, а также замалчиваемые противоречия и необъяснимые факты. Это крайне необходимо для главной теории века – теории относительности. Вместе с тем я глубоко убежден, что настоящую теорию способен понять даже ребенок, ибо природа устроена гениально просто. Нужно только все просто и ясно изложить. Но просто и ясно изложить теорию относительности – это значит обнажить все ее нелепости.

Второй признак – «Нигде кроме, как в Моссельпроме» – состоит в том, что приоритетные вопросы решаются «по своему желанию, но вопреки фактам [31, с.371]. Внедряются «изобретенные мифы о достижениях одних авторов с умалением значения и смысла результатов других авторов [31, с.369]. Кажущиеся важными результаты «настойчиво приписываются» вполне определенным авторам, вместе с тем истинные авторы замалчиваются, с этой целью пишутся даже целые монографии. О «тенденциозном приписывании» результатов хорошо говорится в книге [26, с.269]. Не менее увлекательные сведения содержатся в другой книге [44, с.401]: «...никто не опровергал и не оспаривал приводимые... исторические факты и выводы. Их просто игнорировали, замалчивали, стараясь не привлекать к ним внимания». Например, подобным образом родились теория относительности Эйнштейна и ее беспрецедентная популярность [43], в результате за бортом истории остались такие имена, как Минковский, Пуанкаре, Фицджеральд и многие другие. Тенденциозное замалчивание результатов, фактов и имен, о котором идет речь, не следует смешивать с обычным, традиционным, привычном в науке замалчиванием противоречий, характерным для «нормальной науки»: «В истории физики противоречия часты, и ученые преодолевали их почти всегда так же, как и Эвклид, то есть обходили молчанием» [30, с.22].

Оба признака в совокупности создают благоприятнейшую почву для полного искажения перспективы и масштабности старых и новых идей, гипотез и теорий. Рутинное решение очередных головоломок науки в период между двумя сменяющими друг друга парадигмами выдается за чрезвычайный научный подвиг. Например, неспособность в данный момент справиться с одной из таких головоломок изображается не иначе, как «катастрофа» и т.д. – вспомним знаменитые «два облачка» Томсона-Кельвина, «ультрафиолетовую катастрофу» и т.п. Таким образом, поднимается авторитет и придается вес ординарным рутинным задачам, а идеи парадигмального характера низводятся до уровня научного преступления, подлежащего наказанию. На этом фоне искусственно раздуваемая и разукрашиваемая драма идей легко маскирует подлинную драму людей.

Наконец третий, самый важный признак – «Цель оправдывает средства», - связан с полным пренебрежением щепетильностью, принятой в цивилизованном обществе. Любое отклонение от догмы карается самыми решительными и жестокими мерами, так драма идей превращается в драму людей. Система наказаний глубоко продумана, хорошо освоена и действует безотказно. Самая легкая мера – это «научная цензура коллег-ученых», или железобетонная стена, которая полностью «предотвращает появление новых идей» (Ханнес Альвен). Далее следует исключения из аспирантуры и увольнения с работы (БГУ, КГУ, МГУ и т.д.) – ко мне не раз обращались уволенные с просьбой помочь им трудоустроиться, конечно, уже не по специальности.

Для непокорных предназначены более суровые меры. Одна из наиболее освоенных мафией – помещение в сумасшедший дом (психушку). Этот метод культивируется уже с 1917 года. Например, в 1917 году Фридрих Адлер, бывший соученик и коллега Эйнштейна по Цюрихскому университету, был подвергнут психиатрической экспертизе на предмет установления умственной неполноценности за написание работы, опровергающей теорию относительности. Теперь этот метод хорошо отшлифован и прочно вошел в нашу жизнь. Например, В.А. Бронштэн на основании соответствующих отчетов пишет: "«Так только за один 1966 г. Отделение общей и прикладной физики АН СССР помогло медикам выявить 24 параноика» [В.А. Бронштэн, «Беседы о космосе и гипотезах», М., Наука, 1968, с.198]. Только за один год, с помощью АН СССР! А сколько их было до и после, и по другим каналам!?

В это стоит вдуматься. Высшая академическая инстанция СССР в число своих научных достижений включает посадки в психушку. Я вполне допускаю мысль, что некоторые из посаженных юношей и неюношей, наиболее старательные, добросовестные и честные из них, пытаясь понять недоступную для понимания теорию относительности, на самом деле свихнулись, и их очень жаль. Но другие? Для других и всех остальных данные Отделения общей и прикладной физики АН СССР призваны служить наглядным предостережением. И отучать «от самостоятельного и критического мышления [24, с.247] – последней мысли П.Л. Капицы посвящена даже целая фантастическая («История культуры учит нас, что фантастическое со временем становится реальным» [24, с.417]) и очень яркая книга Олдоса Хаксли «Прекрасный новый мир» [48], тоже цитируемая П.Л. Капицей [24, с. 247, 417].

Здесь я позволю себе сделать небольшое лирическое отступление, связанное с необыкновенной личностью П.Л. Капицы и его влиянием на нашу науку. Вспоминается, как все мы в молодости, студентами, с трепетом и восторгом зачитывались статьями П.Л. Капицы, приехавшего от Резерфорда из Англии. Нас поражали и увлекали его казавшиеся такими несбыточными высказывания о науке, ученых, организации научных исследований и т.п. А я, будучи студентом второго курса МАИ, - это случилось сорок с лишним лет тому назад – неожиданно получил от П.Л. Капицы открытку с приглашением прийти в Институт физических проблем АН СССР. Не ведая причины, я страшно перепугался, но все-таки пошел. Оказалось, что перед тем я написал для журнала «Техника – молодежи» научно-фантастический рассказ, в котором наивно предлагал использовать сверхпроводящий контур в качестве снаряда, взрывающегося в момент нарушения сверхпроводимости, а редакция поступила очень остроумно – послала этот рассказ на отзыв академику. П.Л. Капица распорядился продемонстрировать любознательному юноше работу Института. Мне показывали и включали турбодетандер, установку для ожижения водорода и гелия, импульсный генератор для получения сверхсильных магнитных полей и приборы для изучения сверхтекучести жидкого гелия, в тот старший научный сотрудник, занимавшийся сверхтекучестью, отсутствовал – пошел в банк получать зарплату для Института... Какое впечатление все это произвело на меня, - видно из настоящей «Книги скорби». Я иногда задаюсь вопросом, пустил бы меня на порог своего Института этот самый почитаемый мною академик, если бы знал наперед, что из всего этого выйдет...

Но от высокой лирики надо вновь спускаться к повседневной жизни, к проблеме психушки. Чтобы читатель не представлял себе эту проблему слишком упрощенно, я приведу несколько контрольных упражнений по теории относительности. Пусть читатель попробует понять и осмыслить, и остаться при этом в здравом уме. Конечно, не очень гуманно с моей стороны давать такие упражнения, но я движим состраданием к тем юношам.

Упражнение первое на теорему о сложении скоростей. Пассажир бежит со скоростью света за трамваем. Три варианта: трамвай стоит, трамвай удаляется, трамвай приближается. Скорость пассажира по отношению к трамваю во всех трех случаях оказывается одной и той же, такая же скорость будет у него и по отношению ко второму пассажиру, который бежит ему навстречу тоже со световой скоростью света. Требуется представить себе такое.

Упражнение второе на четырехмерный континуум. Пассажир едет в машине. Вдруг шоссе начинает превращаться в течение времени на часах пассажира или течение времени – в шоссе. А полетав на ракете, пассажир может возвратиться на Землю задолго до своего старта. И может даже встретить на Земле второго самого себя. Необходимо вообразить себе все это.

Упражнение третье на зависимость массы и размеров тела от скорости наблюдателя, о времени я умолчу, чтобы излишне не перегрузить психику читателя. Ы цеху изготовили станок массой 700 кг и длиной 7 м, его взвесили и измерили. Затем сели в трамвай, ракету, высадились на Луну и т.п. Всего задействовали таким образом тысячу одного наблюдателя. Станок для них теперь имеет тысячу одну разную массу и тысячу одну длину меньше 7 м. Воистину, приемочную комиссию следует посылать на Луну, тогда план по валу будет всегда выполнен! Это желательно понять.

Наконец дополнительное упражнение, психологическое. Попробуйте осмыслить следующее не менее гениальное изречение: «Человек может понять вещи, которые он уже не в силах вообразить»...

Если читатель успешно выполнит все эти упражнения, включая дополнительное, и не свихнется, то он вполне достоин теории относительности, если же благополучно свихнется, то легко поймет тех 24 юношей. Из сказанного должно быть также совершенно ясно, почему у теории относительности враг номер один – это здравый смысл, враг номер два – эксперимент, а самый главный помощник, опекун и защитник – «безумность» вкупе с психушкой.

Ну а что будет, если человек, критикующий теорию относительности, не унимается? Убедится в своей правоте, и на него разумные предостережения Отделения общей и прикладной физики АН СССР должного впечатления не производят? Арсенал средств мафии неисчерпаем. Ведь теория относительности – это «столь же твердо установленный принцип, как закон сохранения энергии» (А.Ф. Иоффе), она «является блестящим подтверждением диалектического материализма» (В.А. Фок), критика этой теории дискредитирует философию, и «мы не можем допустить такой дискредитации» (П.Н. Федосеев). В этих условиях достаточно запустить в эмпиреи утку, что новая идея, гипотеза или теория противоречит марксизму-лининизму. Легко представить себе реакцию облеченного властью Дурака на этот «сигнал» в наше время. О добрых старых временах Гербигера и Лысенко я уже и не говорю.

Под Дураком я понимаю то, что великий Рерих выразил словами: «Трудно поверить скрытому сверканию. Не начать ли отрицать самое существование Гималаев? Раз их не видно, значит их нет. Раз нам сейчас что-то невидимо, значит, оно не существует. Так полагает убожество».

Но Гималаи все-таки есть, в принципе их можно увидеть. Есть даже страна непуганых птиц, при большом желании ее тоже можно увидеть. Но вот Страны Непуганых Дураков на свете действительно нет, сколько ее ни ищите на любой карте, все равно не найдете. В этом может убедиться каждый на собственном опыте.

Особенно страшен воинствующий Дурак-Убожество, до зубов вооруженное всей нашей современностью, защищенное могущественнейшей мысленепробиваемой броней: «чего я не знаю, того не существует», и подстрекаемое воинствующей мафией. На новую идею, гипотезу или теорию, точнее на их автора, сразу же обрушивается вся воинствующая рать, и тут уж благополучного исхода не жди, да и психушка – это не единственное удовольствие, каким располагает совокупная мафия. Ныне только лауреат Нобелевской премии или президент национальной Академии наук еще решается и имеет реальную возможность поднять в печати голос против теории относительности – их высказывания я приводил выше.

И что это за наука, если ее уже не могут защитить доводы разума, а приходится в качестве аргументов прибегать к жестоким полицейским мерам, мало отличающимся от преступлений! Всякое преступление пуще всего страшится гласности. Сейчас уже многих ученых не удовлетворяет и беспокоит сложившаяся в науке ситуация. Об этом свидетельствует, например, уже сам факт появления работ, в которых выражается протест и разоблачается мафия [26, 31, 43, 44 и т.д.] – это зачатки гласности.

Все эти предварительные замечания должны облегчить понимания юмора, которым наполнена наша реальная жизнь. Мой личный пример является хорошей иллюстрацией к теории Томаса Куна, а читатель, наконец, созрел для того, чтобы можно было глазами «основ» (точнее ТО) взглянуть на ОТ. Нетрудно сообразить, что эти взгляды, как и сами названия - ТО и ОТ, - построены на прямо противоположных основаниях. В ОТ я теоретически и экспериментально показал физическую несостоятельность ТО и предложил пути очистки теории информации и квантовой механики от чуждых им идей и прочих исторических наслоений. Если кого-нибудь и покоробит слишком «рельефная» форма, в которую я все это облек, то приношу извинения, виной тому мой темперамент, разбуженный более чем тридцатилетним противостоянием мафии. Во всяком случае я иногда старался быть серьезным. Мафия же наоборот, всегда стремилась отделаться только шутками и избегала привлекать внимание к физической стороне проблемы. Судите сами. Но в начале немного истории.

Основные идеи ОТ у меня возникли в 1950 г., когда я предложил заменить энтропию термическим зарядом, способным не только возрастать, но и уменьшаться, впоследствии я назвал его вермиором. Первые же мои публичные выступления на эту тему сопровождались бурей, например, на конференции в Институте технической теплофизики АН УССР один известный теплотехник назвал мою гипотезу идеей фикс, были и другие названия, но здесь я их приводить не стану, особенно протестовали физики. В те времена это звучало очень убедительно, и мне пришлось уйти под воду.

Я попытался ввести новые идеи в книгу «Техническая термодинамика и основы теплопередачи», которая издавалась в 1951 по 1956 г. Состоялись 5 или 6 заседаний ВАКа, требовавшего все новых и новых переработок. ВАК никак не соглашался присвоить книге гриф учебного пособия, а без грифа издательство печатать отказывалось. Пришлось с целью маскировки изъять новые идеи из оглавления, сократить их объем и в тексте набрать петитом [с. 142-144], пособие увидело свет лишь в 1956 г. (переведено в Китае). Нападки были, но все это – мелочь; до самого убийства было еще далеко.

Шторм усилился, когда я после переезда в 1956 г. из Москвы в Минск издал книгу «Термодинамика»–1961 (переведена в Израиле по заказу США), где уже более подробно изложил свои идеи. Вторые издания двух упомянутых книг последовали в 1965 г. Я выпустил также много книг и статей прикладного металлургического профиля, куда тоже умудрялся вклинивать новые идеи. Естественно, что имея в кармане такой алгоритм, как ОТ, можно было получить много нового и в прикладной области. Три из опубликованных прикладных монографий были переведены в Англии, СШП и Китае, переводились также отдельные теоретические, посвященные ОТ, и прикладные статьи (Англия, Испания, США, Япония и т.д.). Всего мне удалось опубликовать более 20 книг, 10 брошюр, 200 статей и получить более 30 авторских свидетельств на изобретения.

Однако до выхода в свет «Термодинамики»-1968 [6] вся воинствующая рать еще не поняла и не оценила должным образом мою ОТ, поэтому не вводила в бой резервы главного командования. Море штормило непрерывно, но шторм не достигал ураганной силы.

После 1968 г. ситуация резко изменилась. Меня заметили на самом верху. Мафии не стоило большого труда установить, что параллельно с «Термодинамикой»-1968 издаются еще две книги: юмористическое «Похвальное слово энтропии», написанное в стиле «Похвального слова глупости» Эразма Роттердамского и посвященное главным образом теории относительности (в МВО БССР), и более или менее серьезная «Теория движения», излагающая мою ОТ (в АН БССР). Первая была в наборе, вторая прошла набор, две корректуры и цензуру Главлита. Надо было торопиться.

Хотя печать и находится в руках мафии, но втиснуть в наши неповоротливые журналы ругательные рецензии раньше двух-трех месяцев она не могла, а это было бы слишком поздно. Поэтому в ход были пущены сразу все возможные каналы – телефонные звонки разных титулованных особ в различные инстанции, анонимные и подписанные индивидуальные и коллективные письма, газетные и журнальные статьи. Первой увидела свет газетная заметка с резким выпадом против МВО БССР – удивительно ловкий ход! Всего несколько фраз, но зато какие фразы! – «химеры невежества», «мутные потоки ахинеи»... [А.Компанеец, «Оберегая, а не отстраняясь!», Литературная газета, 19 февраля 1969, с.11]. Убожество было запугано до предела, и издание «Похвального слова энтропии» приостановлено.

С АН БССР оказалось сложнее. Среди бушующего моря мафии непоколебимо стоял, как утес, президент АН БССР, Василий Феофилович Купревич, большой ученый и благороднейший человек. Снимаю перед ним шляпу! Он говорил, что ученый имеет право высказывать в печати свои научные взгляды, а если они кому не нравятся, пусть публикует критические замечания и соображения. И бросал в корзину письма, требующие моего удушения.

Но вскоре случилось непоправимое, утеса не стало, и «мутные потоки» захлестнули и АН БССР, и мой дом, и всё остальное. Из корзины было извлечено содержимое. Первый же указ нового президента АН БССР, Н.А. Борисевича, был не о земле и мире, а об изъятии из типографии моей книги «Теория движения», которая впервые была целиком посвящена ОТ, - до этого и после этого мне удавалось лишь попутно вклинивать отдельные свои идеи в различные посторонние, чаще всего учебного назначения, издания. Остались отпечатанными только три корректорских экземпляра книги, из них один попал в руки мафии. Дорого обошлись государству эти экземпляры! Мне не оставалось ничего иного, как показать кукиш в кармане. Что я с удовольствием и сделал, поместив в выходящий под моей редакцией сборник [7, с.288] громкую рекламу о выходе в свет «Теории движения» – о сборнике в суматохе позабыли.

Далее колесо завертелось со все возрастающей быстротой, успевай только поворачиваться. Непрерывно заседают Комиссии, Ученые советы, Отделения и Президиум АН БССР. Расследуют, обсуждают, осуждают и приказывают. Например, 26.06.1969 г. состоялось заседание трех советов – Институтов физики, физики твердого тела и полупроводников, физико-технического АН БССР. «И, как поленом по лицу, - голосованием» была установлена ложность моей ОТ. В Постановлениях трех советов теория относительности и квантовая механика именуются «величайшим достижением науки», а мои книги – «антинаучными», наносящими «несомненный ущерб авторитету советской науки и, особенно, науки в Белоруссии», рекомендуется изъять их из библиотек. Постановление подписано четырьмя белорусскими академиками – Ф.И. Федоровым, Б.И. Степановым, Н.Н. Сиротой и С.В. Северденко. К обсуждениям (и обсуждениям) были подключены БПИ, а также московские институты МЭИ и МИСиС, и т.д.

Наконец стали появляться отзывы в толстых журналах. В первой краткой рецензии [36] цитируются несколько моих фраз с восклицательными знаками и после них говорится, что это «средневековый схоластический бред». По этому же принципу построена рецензия [15], но она занимает уже значительно больше места – было больше времени и у автора и у редакции. Далее рецензии начали выходить в газетах и журналах систематически.

Весьма замечательная рецензия [46], подписанная двумя белорусскими академиками – Ф.И. Федоровым и Б.И. Степановым. Там говорится о «дешевом приеме», «самоуверенности», «развязной самоуверенности», «высокопарности», «словоблудии», «невежестве», «полнейшем невежестве», «профанации», «недобросовестности», «идейной немощи и убожестве своих спекуляций», «скандальной известности», «вредной антинаучной макулатуре» и т.п. «Безусловно, эти книги наносят определенный урон престижу АН БССР, но «схоласты средневековья позеленели бы от зависти», ознакомившись с ними. Когда редакция обратила внимание президента, по приказу которого была написана рецензия, на своеобразную научную терминологию, то он велел ничего в ней не изменять...

Разумеется, как и положено в наших газетах и журналах, ни один мой ответ опубликован не был.

За сим последовали приказы и оргвыводы. Первой было предоставлено слово тяжелой артиллерии: 1 августа 1969 г. был издан приказ № 610 министра МВЛ СССР В.П. Елютина о моем учебном пособии [6] «для вузов, не соответствующих по своему уровню современному состоянию науки и техники»... (Это подлинная формулировка министра, она относится к тому редкому случаю, когда министр скорее распишется в собственной неграмотности, нежели подтвердит свою невольную откровенность) [«Вы правы: меры приняты! Замечания студентов – приказ министра», Комсомольская правда, 24 августа 1969, с.2]. В качестве предлога мафией было организовано письмо в газету группы студентов (чего только студенты – да только ли студенты? – не подпишут!), возмутившихся моей «Термодинамикой»-1968. Согласно этому приказу, я был предан анафеме с кафедр всех ВУЗов страны, книга [6] изъята из вузовских библиотек, а ВАКу предписано пересмотреть все – их несколько десятков – кандидатские диссертации, выполненные под моим руководством. Гениальнейший ход, предназначенный запугать моих потенциальных молодых последователей; но неприятностей ни у кого не было, ибо на диссертации из осторожности я всегда даю только заскорузлые прикладные темы, не отклоняющиеся от ГОСТа.

Велика вера в силу указа! Достаточно его издать, и природа начинает следовать уже не законам Вейника, а законам Эйнштейна. Это напоминает мне любопытную заметку о могуществе русских царей, появившуюся когда-то в «Огоньке». Екатерина Великая выдала одну из своих фрейлин замуж за известного польского шляхтича. Затем с ним рассорилась и востребовала фрейлину назад, издав при этом указ: отныне девицу такую-то считать девственной. Воистину, природа указу не помеха!

В Белорусском политехническом институте (БПИ) меня освободили от заведования кафедрой Теплотехники и от всех аспирантов, а затем была ликвидирована исследовательская лаборатория при кафедре (МВО БССР). Последовали соответствующие приказы и по АН БССР. Разумеется, все эти приказы доводились до сведения всех сотрудников всех институтов и издательств. Чтобы было неповадно.

Меня вывели из редколлегий всех журналов, где я подвизался, - Доклады АН БССР, Известия АН БССР, Инженерно-физический и Известия ВУЗов (Энергетика). Вывели из состава некоторых Ученых советов. Из остальных ушел я сам и... наконец-то вздохнул с облегчением, ибо прекратилась бесконечная заседательская суета, и я смог со спокойной душой целиком посвятить себя своей ОТ.

Приказом № 224 от 19 сентября 1969 г. председателя Госкомитета СМ БССР по печати Г.Коновалова моя книга [6] была изъята из торгов Белоруссии и сожжена на костре. Это дало мне повод в ответе на критику вспомнить ставшие знаменитыми слова Джордано Бруно: «сжечь не значит опровергнуть». А один из моих корреспондентов заметил, что я должен быть рад прогрессу человеческого общества, ибо теперь сжигают только книги, а не их авторов.

И действительно, Джордано Бруно после восьмилетнего тюремного заключения сожгли на костре за его неподобающие космологические взгляды – единственное утешение, что это было сделано на Площади Цветов. За Джордано Бруно следует Галилео Галилей, но он не в счет, ибо уже тогда существовал блат: папой римским был Маффео Барберини, с которым Галилео в детстве гонял голубей, поэтому Санта Каса (Святая Инквизиция) ограничилась только экскурсией по залам пыток и присвоением Галилео Галилею официального почетного звания (ярлыка) «узник инквизиции», которое он с гордостью носил в течение 8 лет. Антуан Лоран Лавуазье, открывший закон сохранения массы, был казнен уже более гуманным способом – гильотинирован, а спустя два года «признан несправедливо осужденным», или, говоря современным языком, посмертно реабилитирован, - это тоже факт, достойный внимания. Работа Майера, открывшего закон сохранения энергии, посадили в психушку всего на 8 лет (удивительно повторяющаяся цифра!). Наконец, меня (пока) никуда не посадили, а всего лишь присвоили почетное звание «лжеученый» и сожгли на костре мою книгу, что я тоже воспринял с гордостью. Как видим, прогресс человеческой цивилизации стремителен и неоспорим! Если учесть число открытых мною новых законов и явлений, то легко себе вообразить, что меня ожидало бы в прежние времена.

В издательствах МВО БССР и АН БССР были расторгнуты договора и отказано в опубликовании семи моих книг: кроме упомянутых «Теории движения» и «Похвального слова энтропии», еще двух учебных пособий – «Физика» и «Термодинамика и теплопередача» (МВО БССР), а также монографии «Термодинамическая пара» и двух сборников трудов (АН БССР) на различных стадиях оформления. Запретили посылать статьи за рубеж и в журналы, где требуется направление института – это направление просто не выдается, а где не требуется такого направления, статьи тоже не печатаются. Запретили в печати упоминать мою фамилию и ссылаться на мои работы, за этим зорко следят наши редакции и издательства. Особенно забавно это выглядит применительно к ничего не понимающим зарубежным авторам, когда я получаю, например, из США, письма с удивлением и желанием оправдаться по поводу выброшенных из опубликованных у нас статей ссылок на мои формулы. Я, в свою очередь, специально направил во все основные центральные газеты и журналы различные серьезные и несерьезные статьи – хотелось испытать казенную фантазию редакционных работников, посмотреть как они будут изворачиваться. И накопил очаровательную коллекцию предлогов, под которыми мне отказывают в опубликовании – это тоже своего рода кукиш в кармане. Многие друзья перестали меня замечать и здороваться. Попасть в Черный список – это тоже очень увлекательно.

Разумеется, соответствующие действия были распространены также мафией и на моих близких, включая двух малолетних школьников – моих сыновей.

В академическом справочнике меня лицемерно именуют членом-корреспондентом. Лицемерно, ибо в Конституции Академии, то есть в ее Уставе, сказано о праве члена-корреспондента публиковаться без ограничений и даже без рецензий. Следовательно, запретив публикации, власти фактически сократили мое звание на слово «корреспондент». остаток звания меня не очень-то устраивал, поэтому я подготовил демарш – написал соответствующее заявление и хотел выложить на стол президента все свои академические документы и отказаться от них. Заявление я показал директору издательства, но колесо уже вертелось с такой скоростью, что с демаршем пришлось повременить.

Здесь пора вспомнить об упомянутом выше Отделении общей и прикладной физики АН СССР, чтобы у читателя не возникло превратных представлений о роли этого научного учреждения и отработанной им методике. 19 февраля 1969 г. состоялось Постановление Бюро Отделения общей физики и астрономии АН СССР по поводу моей «Термодинамики»-1968. Потрясающая оперативность! – в этот же день в «Литературной газете» появился упомянутый выше выпад против МВО БССР. Отделение общей физики и астрономии АН СССР сразу же стало Главным Координатором в вопросах защиты теории относительности, а в деле наказания лженауки отлично сработал отшлифованный годами механизм. Таким образом, наименование Главного Координатора со временем несколько изменилось, но суть осталась прежней.

Действительно, мне стало известно, что президент распорядился подвергнуть меня психиатрической экспертизе, всего таких экспертиз состоялось три. Для этой цели я должен быть приглашен на собеседование к директору, где уже будет находиться психиатр. Но потом решили не слишком церемониться и потребовали, чтобы я явился в нашу привилегированную поликлинику 4-го главного управления Минздрава БССР, в просторечьи – Лечкомиссию. Мне было самому интересно, выдерживает ли моя ОТ критерий безумности, и я пошел. Первая экспертиза состоялась 29 сентября 1969 г. Приглашенный со сторону председатель психиатрической комиссии, профессор, задерживался, тесты снимал «шалун от психиатрии», который упирал на то, что я недоволен начальством. Об этом он доложил и профессору. Мне пришлось вмешаться: шалун от психиатрии желаемое выдает за действительное. Но я понял главное. Думаю, что в сложившейся ситуации мой добровольный отказ от ежемесячного гонорара за усеченное академическое звание был бы воспринят обывателем как прямое доказательство моей невменяемости, поэтому от подобного шага мне в последний момент пришлось воздержаться.

После моего демарша у президента по поводу навязанного мне психиатрического освидетельствования, как и следовало ожидать, меня вновь потянули в Лечкомиссию. Я не очень спешил, и во второй раз явился туда 23 ноября 1973 г. Опять были повторены все тесты, чтобы у меня сложилось впечатление об ординарности этой процедуры. Не без влияния президента, конечно.

Однако роль Отделения общей физики и астрономии АН СССР на этом не ограничивается. Мафию, разумеется, не мог устроить такой исход экспертизы, поэтому из Москвы я получил письмо от знакомого мне «шалуна от науки» с просьбой принять его друга-психиатра. Мне был интересен круг задействованных возле меня лиц, в этом можно усмотреть косвенную оценку моей работы, поэтому 23 января 1973 г. я согласился принять «друга» у себя дома. Он представился профессором, начальником минской психушки. Два часа он присматривался ко мне, я – к нему. Должен признаться, что прямых угроз с его стороны не было, если не считать нескольких намеков и саркастических усмешек, вызванных моими провокационными вопросами. Все окончательно разъяснилось через несколько дней, когда были подосланы специальные люди, сообщившие, что «если к нему попадет даже невинный, то оттуда уже никогда не выйдет, - сгноят». Яснее ясного. Можно было не повторяться.

Я вновь и вновь подавал заявки на издание в АН БССР различных прикладных металлургических книг, причем все, что предназначалось для опубликования, я подвергал теперь жесточайшей самоцензуре, при необходимости прибегая к эзоповскому языку. Наконец в 1972 г. прошла монография «Кокиль». Слишком далекая тема, но в книге мне все же удалось методом Эзопа изложить несколько своих принципиальных идей. Они остались незамеченными. Похоже, что я одумался. Поэтому в 1973 г. мне дозволили издать еще одну прикладную монографию – «Термодинамическая пара» [8] с более подходящим термодинамическим профилем. В ней содержится уже более обширный круг моих откровенных идей, из осторожности я прикрыл их неудобоваримой терминологией. Эзоповский язык в науке и технике – это гениальнейшее изобретение нашего просвещенного века!

Моя проделка была обнаружена. Новая буря в стакане воды. В упомянутой рецензии [46, с.133], написанной по приказу президента, очень прозрачно говорится, что книга безумная, и это не моя вина, а моя беда, то есть попросту говоря я – сумасшедший. Опять обсуждения, осуждения, приказы. Теперь уже окончательная и полная изоляция – никаких публикаций, выступлений. При моих попытках выступить где-либо с докладом или лекцией обычно начиналось то, что на гнилом Западе именуется «охотой на ведьм» и «расследованием антиамериканской деятельности», а мои аспиранты называют просто «проверкой на вшивость». Поскольку оной у меня не обнаруживают, то далее следуют рекомендации, по Козьме Пруткову: «отнюдь не повышать ни в должности, ни в чины, и не удостаивать ни наград, ни командировок [39, с.131].

Возникший вокруг меня почти абсолютный вакуум типа парена в совокупности с возможностью не перевешивать ежедневно по утрам и вечерам табель – это право предоставляет мне мое куцее звание – создали великолепную «башню из слоновой кости», о которой истинный ученый может только мечтать. Не исключено, что обсуждая с коллегами свои идеи, я завершил бы ОТ значительно быстрее: мне известно как громко и горько сетуют ученые, вырванные из своей среды и лишенные возможности обмениваться идеями. Вместе с тем я думаю, что парен все же оказал мне положительную услугу, ибо в сложившейся ситуации, при полном отсутствии экспериментальной базы, я бы не выдержал никакой конкуренции и в конце концов утратил бы возможность влиять на направление развития ОТ. Это было бы очень печально. Парен исключил такой поворот событий.

Я был счастлив. Изнутри.

В своей башне из слоновой кости в одиночку, как в одиночке, с энтузиазмом спрятав голову под подушку, чтобы наружу не просочилась и не дошла до начальства ни одна моя мысль, я с предельным напряжением продолжал, помимо выполнения своей основной работы в металлургии ради хлеба насущного, медленно, но верно, продвигаться к заветной цели – к завершению ОТ. Я обрел великолепную возможность спокойно планировать отдельные этапы этого завершения. Сюда входили и открытия соответствующих новых законов и явлений, что составляет любопытную особенность обсуждаемого теоретического метода дедукции, поэтому о ней стоит сказать несколько слов.

Хорошо известно, что в открытии новых законов и явлений всегда участвует случай. Применительно в ОТ это в полной мере не относится. Дедуктивные рассуждения неумолимо ведут к местам, где зарыты клады с соответствующими новыми законами, явлениями и эффектами. Если заранее и нельзя сказать, каковы должны быть конкретные детали открываемого закона, то факт его существования можно предполагать довольно уверенно. Так были сформулированы многие законы ОТ.

Что касается новых явлений и эффектов, то их открытие поддается планированию с еще большей определенностью и уверенностью. Например, уравнение (14) третьего начала ОТ содержит 7 простых явлений, 42 эффекта взаимного влияния и 21 эффект равенства количественных сторон этого влияния, описываемого соотношениями типа (6). Те же цифры справедливы и для уравнений переноса типа (5). К этому надо присовокупить термодинамические пары с целым комплексом наблюдаемых в них эффектов, включая самофункционирование, и т.п. Далее, если к семи упомянутым простым явлениям добавить еще десятки условно простых, тогда общее число уравнений состояния и переноса и содержащихся в них слагаемых резко возрастает и достигает многих тысяч. Из этих тысяч явлений и эффектов сейчас известны несколько десятков. Остальные ждут своего часа. И своих энтузиастов.

Следовательно, при открытии новых явлений и эффектов исходные идеи поставляются уравнениями ОТ, и дело практически сводится только к выбору удачной методики и техники эксперимента, обеспечивающей необходимую точность измерений, которая заранее не известна, так как мы не располагаем числовыми значениями нужных коэффициентов состояния и переноса. Например, чтобы обнаружить в опыте упомянутый выше и запланированный в свое время линейный термоэлектрический эффект, пришлось в несколько этапов повысить чувствительность использованных гальванометров и потенциометров почти на четыре порядка, то есть в десять тысяч раз.

В ОТ запланированы и открыты десятки новых законов и явлений. Было ли это подтверждено соответствующими авторскими свидетельствами на изобретения и дипломами на открытия? Нет, конечно. Изобретать меня отучили уже давно. В свое время на 70 поданных заявок я получил 7 авторских свидетельств – десять процентов выхода годного равнялись средней статистической цифре по стране. Тогда я был зело молод, во что-то верил, на что-то надеялся, и мне потребовались 63 разочарования, чтобы что-то понять.

С открытиями отрезвление наступило гораздо быстрее. Подавать заявки на открытия меня отучила мафия почти с первого же захода. Например, по поводу линейного термоэлектрического эффекта рецензент-мафиозо написал следующее: если количество тепла, являющегося функцией силы электрического тока, разложить в ряд Тейлора, то получится бесконечное множество различных физических явлений – по числу слагаемых ряда. Первое слагаемое, согласно которому количество тепла пропорционально току в первой степени, дает известный эффект Томсона. Второе слагаемое, где участвует квадрат силы тока, приводит к известному эффекту Джоуля-Ленца. Третье слагаемое с кубом силы тока дает эффект, на открытие которого претендую я. На остальные эффекты ряда Тейлора мог бы претендовать рецензент, но он этого делать не будет, так как не видит в этом никаких открытий, ибо все определяется хорошо известным рядом Тейлора.

Эту рецензию можно рассматривать либо как злую шутку мафии, либо как великолепный пример слепой веры в математику, когда формулой подменяется реальное физическое явление природы.

Самое забавное заключается в том, что Государственный комитет Совета Министров по делам изобретений и открытий присоединился к мнению рецензента. Что мне оставалось делать? В своем ответе я лишь позволил себе сострить, предложив разложить в ряд Тейлора уравнение второго закона механики Ньютона по степеням ускорения, получить таким образом бесконечное множество законов инерции, и создать на этой основе бесконечное множество различных типов безопорных движителей, летающих «за счет внутренних сил». Но казенной инстанции чувство юмора чуждо. Поэтому в споры с нею я привык не вступать. Наверняка мне охотно выдали бы диплом на открытие, если бы оно было похоже на то, что «после настойчивых и затейливых опытов» изобрел Гаргантюа и за что Грангузье обещал его «на этих же днях представить к докторской степени».

Из сказанного должно быть ясно, какую важную, даже решающую роль во всей этой истории играет Его Величество Эксперимент. Поэтому он вполне заслуживает доброго слова. Помянем его этим словом.

Его Величество Эксперимент я почитаю превыше всего, ибо хорошо понимаю, что только он способен разрешить возникший между теориями спор, какого бы мнения по этому поводу ни придерживалась мафия. Поэтому с первых же шагов, еще будучи в Москве, я пытался поставить опыты по обнаружению силового термического взаимодействия между телами, это подтвердило бы основную начальную гипотезу о реальном существовании термического заряда и излучаемого им нанополя [8, с.253]. Однако оказалось очень трудно избавиться от штатив-эффекта, связанного с конвекцией газа и давлением света, и я эти опыты забросил.

После переезда в Минск в конце 1956 г. я весьма быстро сообразил, что ничем другим, кроме термопары и гальванометра или потенциометра, я не располагал и располагать не буду. Этому немало способствовал поднявшийся на море шторм. С помощью этих немудреных средств мне предстояло разобраться в сути «основ» и подтвердить свою ОТ. Изрядно пришлось поломать голову, чтобы межпланетные радиолокаторы, атомные реакторы и километровые ускорители заменить скромной термопарой. Но мне посчастливилось, ибо вскоре я также понял, что сама по себе невзрачная и скучная термопара таит множество необычайно интересных загадок и тайн, раскрытия которых вполне хватило бы для всех моих целей. И я принялся за ее изучение.

Таким образом, термопару я использовал не только для измерения температуры, но и для исследования свойств самой термопары. В ходе исследований выяснилось, что существует целый класс разнородных явлений, которому я присвоил наименование термодинамической пары. В результате появились книги «Термодинамика»-1961, «Термодинамика необратимых процессов»-1966 (переведена в Японии), «Новая система термодинамики обратимых и необратимых процессов»-1966 и некоторые другие, посвященные главным образом этому необыкновенному явлению. Оказалось, что термодинамическая пара хорошо нарушает второй закон термодинамики Клаузиуса, в эволюционном ряду впервые в ней возникает эффект самопроизвольного самофункционирования, она чрезвычайно широко распространена в природе и составляет непременную и важную часть любого живого вещества. Для объяснения физического механизма действия термодинамической пары пришлось сформулировать изложенные выше начала, то есть фактически создать ОТ. С помощью ОТ было уже нетрудно докопаться и до сути «основ».

Следовательно, ОТ есть детище термопары – этого удивительно просто устроенного и фантастически интересного объекта, в котором все разыгрывается на границе контакта двух или нескольких разнородных тел. Не случайно моя лаборатория в АН БССР носит название физики контактных явлений. Следствием простоты и непритязательности термопары является то, что ОТ – это самая дешевая (кладу палец в рот мафии...) теория на свете, почти ничего не стоившая государству. Не будь термопары, не было бы моего эксперимента, а следовательно и ОТ. Поэтому термопара вполне заслуживает того, чтобы ей воздвигли памятник. Что я и сделал. В своей душе, конечно.

Экспериментировать с термодинамической парой я начал в БПИ. Но всегда получалось так, что в последний момент мои приборы оказывались сломанными. Наблюдая все это, один мой аспирант заметил: «Вы гниете заживо...». Чтобы не сгнить окончательно, я перенес опыты в ФТИ АН БССР. Картина начала повторяться с той только разницей, что в БПИ для этой цели использовался банальный молоток, а в АН БССР – более разнообразные средства, например кувалда, лом, шило для прокалывания вакуумных шлангов, порча нормальных элементов, которые трудно достать, короткие замыкания и т.п. Однажды – это случилось 20 марта 1973 г. – даже сожгли мою лабораторную мастерскую, а меня партийные органы, хоть я и не член партии, назначили быть виновным, ибо виновных не ищут, а назначают, и присудили платить алименты на предмет ремонта сгоревшего помещения. В другой раз приборы вывели из строя, залив их потоками воды, тогда я пытался создать мощные ПД. В отсутствии фантазии мафию не обвинишь! Каждый мой шаг, каждое мое слово оказались под неусыпным контролем мафии.

Здесь-то и пригодилась простота и непритязательность моих устройств, я начал экспериментировать дома. Все опыты с хрональным явлением, БМ и ПД я фактически выполнил в домашних условиях, только ПД для контрольных измерений иногда таскал на короткий срок в институт. Таким образом, мой дом – моя крепость стал для меня моим домом – моей башней из слоновой кости.

Не могу, однако, пожаловаться, чтобы мне было очень одиноко и скучно в моей башне из слоновой кости, - мафия постоянно заботилась о моих развлечениях. Для этого использовались телефонные звонки, письма, визиты. Все эти годы ежедневно бывало до десятка звонков, днем и ночью, с акцентом и без оного, еженедельно – несколько писем, и ежемесячно – несколько визитов. Удивительное разнообразие приемов, но все всегда сводится к одному и тому же – к намекам, что я сумасшедший, что я должен прекратить работу, и что в противном случае мне будет плохо. То же самое мне советовали мои друзья и знакомые, особенно усердствовали мафиози.

Колесо завертелось с калейдоскопической скоростью, когда я недавно по неосторожности произнес в квартире всего только одну фразу, что мне требуется еще два-три года спокойной жизни. Завершив ОТ, я предполагал набрать дополнительные иллюстративные опыты, уточнить формулировки, отшлифовать текст и т.п. Три года истекают в 1984 г. На меня сразу же посыпались, как из рога изобилия, многочисленные прогнозы, предсказания, угрозы и т.д. Только что в Москве один навязанный мне в гостях хиромант предсказал смерть через три года, если я не буду думать о сбережении своего здоровья. Разные лица четырежды предлагали мне всевозможные гороскопы. Хиромант навел меня на мысль, и я согласился взять один – китайский, кстати, очень хороший. Гороскоп странно начинается именно с моих данных и содержит следующую явно дописанную фразу: 1984 г. принесет «неожиданность, обвинение, осуждение». Кроме того, я получил многократные предупреждения, в том числе от иногородних визитеров, устно и в виде статей с примерами других ученых, когда их убивают, чтобы завладеть материалами, если они дома занимаются важными исследованиями. Зная тип своего собеседника, я вполне мог придать нужный смысл его предупреждению. Таким образом, круг замкнулся полным набором удовольствий – психушка, тюрьма, смерть, только без права выбора.

С логической точки зрения весьма любопытны следующие сочетания идей: на работе не дают – дома убьют, официально я занимаюсь «средневековым схоластическим бредом», неофициально – «важными исследованиями», которыми интересуется разведка США, единственными в АН БССР. От неофициальной точки зрения, чего доброго, может закружиться и голова. Если ко всему этому добавить состав и обширность задействованных вокруг меня лиц и применяемые ими методы, то вполне можно согласиться с мнением рецензентов, что «схоласты средневековья позеленели бы от зависти». Но... «доживем до понедельника» в 1984 г.

Таково экспериментальное обеспечение моей теории.

Последний мазок на всю эту картину мы с президентом нанесли несколько ранее. Во всяком случае, с моей стороны это был последний мазок. Что касается президента, то пути господни неисповедимы. Когда моя ОТ начала выливаться в общую теорию эволюции вещества и его поведения, я попытался развить некую новую, неслучайностную, невероятностную теорию информации, подчиняющуюся единым законам природы, точнее началам ОТ. Мне хотелось с ее помощью определить числом отдельные этапы этой эволюции. Но на рукопись были организованы две красочные отрицательные рецензии типа предыдущих, и президент спустил в институт следующую директиву, провозглашенную 17 июля 1978 г. устами заместителя директора по научной работе, профессора-доктора: «Вам можно писать в статьях и книгах только об идеях, понятиях, терминах, коэффициентах и размерностях, утвержденных ГОСТом. Все новое, что вы придумаете, надо вначале ввести в ГОСТ, а затем об этом можно писать и просить акт о несекретности... Я должен следить...». И следил. И следят. Книга [4] с моей теорией информации была опубликована минуя АН БССР и сразу же переведена в Японии.

Была бы виселица, а услужливые палачи всегда отыщутся. Добровольно и в избытке. На каждую шею всегда найдется веревка по размеру.

Запрет президента был наложен не только на меня, но и на моих сотрудников, включая аспирантов, и на проводимые в лаборатории работы. Если к этому добавить запреты на выступления, упоминания моих фамилии и теории (например, в ВАКе при рассмотрении диссертаций с использованием моей теории обычно следует команда диссертанту: «Убрать эту фамилию!»), и т.д., то станет ясно, что мне на голову, наконец, надели шири [2, с.67].

На этот раз я не пошел к президенту с очередным демаршем. Быть может сермяжная правда в том и заключается, чтобы наша наука от ГОСТа не отклонялась. И все были бы одинаковыми и серыми, как ГОСТ. Точнее серыми, как вошь, сирыми и убогими.

Пытаясь меня утешить, друзья советовали понять и простить наших белорусских академиков. Президент ежегодно баллотируется в московскую Академию наук, где контрольный пакет акций находится в руках мафии. Если его и изберут в академики, то вовсе не за научные заслуги, которых нет, а из-за меня, в знак благодарности со стороны мафии. После избрания он перестанет зависеть от мафии и из чувства благодарности ко мне начнет отпускать тормоза. Что до других академиков, то их рецензии – это единственный шанс оставить след в науке. Бог с ними, пусть себе тешатся.

Если бы только к этому сводились все мои трудности! Председатель экспертной комиссии института как-то сказал:

- Это антинаучно, поэтому акта о несекретности мы вам не дадим, иначе нас будут ругать.

Я пробовал возразить:

- Это ново и принципиально важно.

- А раз ново и важно, то тем более нельзя публиковать, ибо это нанесет ущерб государству.

Так круг замкнулся, а я наконец уразумел, что всю свою жизнь только тем и занимался, что наносил ущерб государству со всеми вытекающими отсюда последствиями. Попробуй после этого спорить с острословом, который изрек: «Всякая новая научная идея социально опасна». Или с неповторимым Станиславом Ежи Лецом, который предупреждал: «Остерегайся по неосторожности создать что-либо эпохальное. Подумай, скольким людям придется посвятить всю свою сознательную жизнь уничтожению его».

Однако каждому свое, и родина всегда права. Например, некоторое время тому назад я очень завидовал шедевру белорусской науки – статье В.П. Унуковича [45], за которую в Москве охотно выкладывали по 100 рэ, в то время как моя «Термодинамика»-1968 на одесской барахолке (опять палец в рот мафии...) ценилась всего в 50. Но когда власти, наконец, официально уравняли меня с В.П. Унуковичем, и в Москве из-под прилавка «Термодинамическую пару» стали продавать за те же 100 рэ, моя черная зависть сменилась светлой.

Нет бога, кроме бога, и Магомет – пророк его. Ум человека ограничен, у глупости границ нет. Не человек красит место, а место красит человека в соответствии с принципом: ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак. Моими личными врагами всегда были тупость, ложь и лицемерие, и жизнь заставляет меня каждый день с ними сталкиваться. Но самыми страшными врагами человечества я считаю мракобесов, готовых вырезать каждые мыслящие мозги, и человеконенавистников, способных каждую просочившуюся из вырезанных мозгов мысль использовать для уничтожения себе подобных.

Я – раб... божий. И к тому же ученый:

«И днем и ночью кот ученый

Всё ходит по цепи кругом;

Идет направо – песнь заводит,

Налево – сказку говорит».

Моя песнь – металлургия, она моя жена, которая кормит, моя сказка – это термодинамика, она моя любовница, которая услаждает душу и делает жизнь нескучной, далеко нескучной.

Парадоксальная ситуация: раб и осмеливается иметь жену и любовницу, раб и осмеливается высказать собственное мнение, раб и осмеливается рассуждать о человеческом достоинстве. Не слишком ли много для одного раба!

Но, к счастью, существует моя милиция, которая меня бережет и вовремя остановит, если надо, точнее уже остановила, ибо мафия нашла, что надо. Или «может быть, где-то есть кто-то проницательный, как дьявол,... невидимый и всемогущий...» [2, с.182], который стоит за всем этим?

И еще Чингиз Айтматов сказал [2, с.168]: «Долго еще предстоит людям изживать... этот порок – ненависть к личности в человеке». Фундаментальную теоретическую базу под эту мысль подвел Александр Горбовский в своем замечательном научном труде [14]. К сожалению, все это звучит не очень радостно. Лишь в «Краткой-прекраткой истории человечества» Митчела Уилсона в конце проблескивает оптимистическая нотка. Я тоже кончаю свою книгу оптимистической ноткой.

Думаю, читатель наверное уже догадался, что здесь я кратко изложил лишь небольшую долю того, что есть на самом деле. В частности это «есть» включает в себя огромный комплекс великолепно отшлифованных методов привития человеку комплекса неполноценности. И многое, многое другое. Если при этом личность в человеке продолжает оставаться не сломленной, то в работу включается закон препятствий великого Рериха, суть этого закона заключается в следующем: «Будьте благословенны препятствия, - вами мы растем!.. Всякое препятствие должно быть рождением возможности».

Только препятствия обратили меня к такому неказистому и серому предмету, как термопара, которая на поверку оказалась блистательной царевной-лягушкой, открыли передо мной новые необычные возможности. Только препятствия заставили меня запереться в комнате, занавесить окно и двери одеялами и непрерывно по 16...18 часов в сутки каждую минуту отмечать и записывать положение стрелки крутильных весов, на которых я монтировал свои БМ, эти опыты продолжались по 4...6 дней в неделю в течение нескольких лет. Таким примитивным способом я получил возможность найти закономерности, доступные только для сложных измерительных устройств. Интенсивно нащупывая пути воздействия на время с помощью уравнения (14), я ухитрился в домашних условиях получить весьма сильные электрические поля, заодно испытывал их на себе: очень уж мне хотелось совершить путешествие в какое-то отдаленное время. Заметил, что возникающие в поле отрицательные ионы кислорода за пять минут снимают любую усталость, по неосторожности привлек к опытам своих близких. Заметного хронального эффекта достичь не удалось, но определенные функции организма были расстроены, и все мы хором заболели корью, в нашем-то возрасте. С тех пор все опыты я ставил только на себе. Затем умудрился обзавестись очень сильными магнитными полями, но они тоже привели меня лишь к экстрасистолии, которую пришлось устранять йоговскими методами. особенно много препятствий пришлось преодолеть при изучении с нулевыми средствами хронального явления. Эти опыты потребовали колоссального напряжения, но увенчались полным успехом. Они также коснулись моих близких, но уже случайно, в силу моего невежества. С не меньшими удовольствиями были сопряжены круглосуточные опыты с термоэлектрическими ПД, когда будильник ежечасно оповещал меня о необходимости провести измерение; так я пытался установить влияние космических факторов на ЭДС, но необходимыми самописцами не располагал. Не имея нужного оборудования, я с помощью балконной двери превращал свою комнату в термостат для получения температурных зависимостей в опытах с хрональным явлением и ПД; зимой при низких температурах это обычно заканчивалось простудой, но своей цели я достиг с помощью простейших средств.

Как видим, препятствия материальной природы сделали меня крайне изобретательным и породили много новых возможностей. Препятствия духовной природы – глумления тоже обернулись новыми возможностями, ибо закалили мои юмор, трудолюбие, усидчивость, терпение, настойчивость, упорство, волю. Четверть века таких упражнений в Белоруссии – этот год для меня юбилейный, - и я, как тот медведь, на которого идут с рогатиной: чем больнее, тем он сильнее напирает на рогатину. Или «Как трава вейник, которая, сколько ее не топчи, только шире ветвит корни под плотной землей и еще уберегает другие растения, послабее [34, № 5, с.68].

Но все дело здесь, конечно, не в упражнениях, а в генах: стоять насмерть – это типичная черта латышского национального характера. Более чем семивековая кровавая история формировала эти гены. В этот период железным катком прокатывались по Латвии голод, чума, немцы-крестоносцы, подобные чуме, и прочие завоеватели и напасти. Первый крестовый поход против латышей состоялся в 1198 г., далее часы истории тикали с неумолимой ритмичностью и жестокостью: каждый год был неурожай и голод, каждый третий – над Латвией бушевала война, а каждый пятнадцатый – свирепствовали эпидемии (Имант Зиедонис. «Курземите»). Надо было выстоять. И народ выстоял. Иногда выживали всего несколько сот человек. Например, пруссы были уничтожены полностью, а ливов к 1953 г. оставалось в Латвии всего около 600 человек, из которых только 100 знали свой родной язык. Очень красочно соответствующую картину рисует Янис Ниедре в романе «И ветры гуляют на пепелище...» [34].

В Латвии нет ничего, кроме песка, но зато песок этот феноменально плодороден, ибо щедро полит кровью и потом латышей. Кровь и пот. Отсюда стойкость и трудолюбие.

Не случайно поэтому я безмерно люблю свою маленькую, застенчивую, самоотверженную, многострадальную, свободолюбивую, талантливую и бесконечно трудолюбивую Латвию, судьбу которой разделяю и которой посвящаю свои труды. В доме у нас все напоминает Латвию, начиная с зубной щетки и кончая мебелью. А венчает все это огромный деревянный сувенирный ключ от города Риги, подаренный мне моими малышами с пожеланием открыть ворота в науку будущего, а я, со своей стороны, завещал им опубликовать мою общую теорию, если мне так и не удастся пробить головой эту железобетонную стену при жизни, и похоронить меня в Скривери, где у нас имеется скромная фамильная усыпальница.

Так что источник вдохновения у меня тот же самый, что и у поэта Андриса Веяна:

«Маленькая страна родная,

Станешь ты большой настолько,

Насколько смогут подняться

В жизни сыновья твои».

(Андрис Веян. «Чайки перекликаются»).

Поэтому «Не стоит жаться к земле, лежать и выжидать. Все равно надо идти, и все равно – вперед» (Висвалд Лам. «...И все равно – вперед...»).

Самая характерная отличительная черта моей любимой Риги, как, впрочем, и Парижа, - это обилие цветов. Повсюду. Самая характерная отличительная черта Минска... – это обилие милиции. Повсюду. Поэтому здесь даже проблемы науки решаются на уровне милиции. В Академгородке и поблизости ни одного магазина нет, но зато есть роддом, Институт экспертизы трудоспособности, милиция и тюрьма – что еще в этой жизни надо человеку, тем более ученому!?

На этом я хочу закончить изложение того, как «основы» смотрят на ОТ. Сказанное очень хорошо иллюстрирует известные слова Фрэнсиса Бэекона: «Наука часто смотрит на мир взглядом, затуманенным всеми человеческими страстями». Если речь идет о собственно науке, то это вполне понятно и объяснимо, ибо движет конкуренция ученых (Томас Кун). Но если иметь в вмду воинствующее Убожество, то в этом случае, быть может, критерий безумности, важный для понимания теории относительности, целесообразно было бы заменить критерием здравого смысла, а Голгофу для новых научных и технических идей – чем-либо менее архаичным.

Однако картина была бы далеко не полной, если бы не было упомянуто также и то, что обо всем этом думает гнилой Запад. В отличие от правильного Востока, Запад не знал, что я нахожусь в Черном списке. Не ведал он и том, что моя общая теория подлежит уничтожению и занесена, в отличие от Красной, в Черную книгу. В силу такого своего невежества он позволил себе неоднократно высказывать в печати целый ряд соображений невпопад. Приведу некоторые из них.

В послесловии к японскому изданию моей «Термодинамики необратимых процессов» профессор Токийского университета Манабу Сено пишет: «Термодинамика длительное время развивалась как абстрактная наука, изучающая равновесные состояния (покой). Онзагер первым вышел из границ абстрактности, рассмотрев реальные процессы переноса, и в этом его большая заслуга. Однако теоретические построения Онзагера при всей их значимости продолжают быть ограниченными, так как Онзагер изучает перенос вблизи состояния равновесия. Поэтому теория Онзагера не может играть большой роли в практике.

Термодинамика Вейника стремится повысить практическое значение теории. Чтобы рассмотреть сложные реальные явления, сколь угодно отклоняющиеся от состояния равновесия, Вейник упорядочил теорию термодинамики и ввел много новых общих понятий и концепций, и получил очень много хороших выводов. Эти концепции и выводы, как нам кажется, надо в дальнейшем развивать, но основные позиции автора правильны и прогрессивны.

Вопросы, которые подняты и решены в этой книге, касаются всего естествознания: механики, химии, металлургии (различных областей этих наук), сельского хозяйства (где изучают процессы переноса и фильтрации) и т.д. Я хочу, чтобы ученые и техники, работающие в этих областях, получили правильное представление о ценности настоящей книги, что несомненно приведет к плодотворным результатам.

В последние годы много говорят о значении науки. Однако до сих пор большинство теоретических работ излагается в академической манере и посвящено изучению абстрактных вопросов, далеких от реальной действительности. Книга Вейника является образцом тесной связи теории и практики. В ней систематически излагаются свойства различных реальных явлений в их взаимной связи. Теория Вейника отличается от всех известных теорий и содержит нюансы, которых до сих пор не было. В этом смысле, мне кажется, необходимо опять подчеркнуть значение этой книги для науки».

Профессор В.Кондик в 1962 г. опубликовал в журнале «Metallurgycal Abstracts» обширную рецензию на три наших книги, вот некоторые выдержки из нее: «Эти и подобные мысли неизбежны, когда читаешь работы Вейника... В первой книге рассмотрены некоторые общие проблемы теплообмена в формах... Интересно отметить, что русские сейчас ушли далеко вперед по сравнению с Раддлом, который был инициатором подобного рода работ в Великобритании в конце второй мировой войны, но не имел поддержки. Вторая книга представляет собой большой вклад в учение о литье... Третья книга имеет тот же характер, что и вторая... Ценность этой книги заключается в анализе основной теории и ее приложениях на практике.

Преобладающим впечатлением после чтения этих трех книг является то, что русские, по-видимому, ясно представляют себе почему они рассматривают определенные литейные проблемы на основании фундаментальных наук, а именно, чтобы применить результаты, полученные теоретически, к решению практических проблем. Русским не свойственна беспочвенная фантастика в литейной науке.

Качество трех рецензируемых книг, так же как и достижения русских в литейном производстве в течение последних 20 лет, свидетельствует о том, что их позиция в литейной науке является правильной».

Профессор Х.Бартон в предисловии к английскому переводу моей книги пишет: «Профессор Вейник и его сотрудники в Минске сделали возможно больше, чем любая другая группа, чтобы утвердить практическую уместность фундаментальной термодинамики в литье, и в настоящей работе основные математические положения не только представлены в простой форме, но и иллюстрированы большим количеством примеров из современной практики советского литья. Для западных читателей книга представляет особенный интерес благодаря обширным описаниям многих нетрадиционных методов литья, разрабатываемых в настоящее время в Советском Союзе...

Профессор Вейник до этого был известен на Западе своими анализами термодинамики литья под давлением, и большая широта и степень его понимания процессов литья в целом, так же как и его личный вклад в развитие этих процессов, возможно, не полностью оценены. Следует надеяться, что английское издание «Термодинамики для литейщика» окажет некоторое влияние на исправление этого».

имеется также много других отзывов, опубликованных в различных странах. Например, любопытна история одной моей статьи, которую отказался публиковать наш журнал. Чтобы авторитетно закрыть проблему, журнал послал статью на рецензию ведущему зарубежному ученому. Без моего ведома, конечно. В Англии статью перевели и без ведома нашего журнала опубликовали в «Machinery» (1961 г.) со следующей заметкой от редакции: «... Нигде не проведено более фундаментальной работы по гидродинамике металла, чем в СССР, и д-р Вейник известен особенно своими исследованиями в термодинамике на границе металл – пресс-форма и в отношении влияния покрытия форм (красок) в кокильном литье... его настойчивое утверждение важности последних поистине справедливо и простота решений просто классическая».

Теперь, после всех этих замечаний, вполне можно приступить к изложению научного содержания проблем парапсихологии, CETI и НЛО. Без этих замечаний было бы просто невозможно правильно понять и должным образом оценить всю сложность этих проблем, имеющих, как нетрудно догадаться, большое множество аспектов, причем научный аспект – не самый трудный из них. Сейчас парапсихология, CETI и НЛО находятся в том же щекотливом положении, в каком в доброе старое время находились гипноз, генетика, кибернетика и социология. К сожалению, я не могу ясно и четко, одним словом, определить это положение. Тем более, что в лучшем «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Даля я не нашел слова «мракобесие»: по-видимому, надобность в этом слове возникла несколько позднее. В настоящее время серьезные ученые, по понятным причинам, опасаются прикасаться к упомянутым проблемам. Но мне, манкурту, после анафемы, сожжения и шири, терять уже больше нечего...

Дата добавления: 2015-08-21