Преобразование системы символов: диалектический аспект

По-видимому, Вселенной присуще нечто, что проявляется через борьбу противоположностей. Вот несколько примеров таких полярных понятий: постоянство и изменчивость, рост и спад, творчество и (395:) разрушение, жизнь и смерть, порядок и хаос, свобода и рок; на физическом уровне — положительные и отрицательные заряды в субатомных частицах; в обществе — конфликт между равенством и различными проявлениями власти; на эволюционном уровне — взаимодействие сотрудничества и соперничества. В такой ситуации легко мыслить дуалистическими категориями, потому что противоположности — самый явный аспект Вселенной, а значит — его легче всего заметить. Ограничения дуалистического мышления связаны с отрицанием других способов построения картины мира. Возможное единство, скрывающееся за кажущимися противоположностями, и диалектические взаимоотношения между двумя полюсами труднее уловить; к тому же они требуют более сложных абстракций и мыслительных процессов, нежели те, на которые способно дуалистическое мышление по принципу «или-или».

К счастью, человеческий разум может оперировать и другими мысленными категориями, позволяющими иметь дело с чрезвычайно важными процессами, не поддающимися линейному осмыслению по принципу или-или. Мышление типа или-или способно справиться только с задачами соответствующего уровня, и попытки использовать его для решения более сложных проблем, не решаемых в рамках дуалистического подхода, всегда приводят к неудаче. То, что исторически получило название «диалектическое мышление», является иным способом работы мысли, позволяющим более адекватно оценить суть взаимоотношений различных процессов.

Если бинарное мышление типа или-или подразумевает статичность и обособленность противопоставляемых категорий, то диалектическое мышление ориентировано на динамические процессы их взаимодействия и выявляет развитие противоположностей, направленное на их объединение. Диалектический подход подчеркивает динамическую связь кажущихся противоположностей и позволяет воспринимать две взаимосвязанные части как единое целое. Каждая из сторон не только абсолютно необходима для существования другой, но и часто содержит в себе аспекты другой противоположности. Жизнь и смерть являются, таким образом, взаимопроникающими, а не взаимоисключающими категориями, так же как контроль и покорность (подчиненность). Подчинив контроль идеологии, можно контролировать собственные эмоции. Подобным же образом действуют привязанность и отчужденность. Привязавшись к одному (396:) человеку или идее, мы отчуждаемся от других, и тем самым выходим из-под их контроля. Даже идеология, пропагандирующая отчужденность, приводит на самом деле к скрытой привязанности к самой идеологии и к эмоциональному контролю, обуславливаемому этим отчуждением. Покорность вызывает появление привязанности к тому, от чего пришлось отказаться в результате «капитуляции», и к сильным чувствам, вызываемым этим действием[158].

Хорошим примером диалектического взгляда на противоположности является диалектическая связь между сотрудничеством и соперничеством. Эмоциональная путаница, с которой для многих связан вопрос соперничества, возникает оттого, что соперничество и сотрудничество принято противопоставлять, а не считать диалектически переплетенными категориями. Простая и утвердившаяся позиция — отдавать моральное предпочтение сотрудничеству, в то же время симпатизируя в душе «победителям». Можно полагать, что соперничество питает эгоцентризм, порождая границы и обособленность. Можно сосредоточиться на агрессивности соперничества: ведь наша победа — поражение другого. И все же очень трудно найти примеры чистого сотрудничества, не «запятнанного» соперничеством. В хороших командах, будь то спорт или бизнес, члены команды действуют сплоченно, чтобы обойти соперников.

Давайте рассмотрим пример деятельности, которая на первый взгляд кажется свободной от соперничества. Группа людей собирается вместе, чтобы помочь соседу построить дом. Нам трудно понять, в чем тут соперничество, поскольку многие действия мы рассматриваем сквозь призму отношения к человеку как доминирующему виду. Ведь во время строительства мы лишаем жилища (а часто и жизни) другие виды обитавших там живых существ. Здесь сотрудничество людей еще больше увеличивает то превосходство, которое мы имели в соперничестве с другими видами.

В последнее время в деловом мире распространилась новая парадигма, согласно которой ценится выигрыш обоих партнеров, а не какой-то одной стороны. Для равных партнеров подобное взаимодействие представляется беспроигрышным. Но до чего же удручающе наивно выглядят имущие, когда чувствуют свою моральную правоту, играя друг с другом в игру без проигрыша и не учитывая влияние своей общей победы на неимущих, находящихся вне игры! (397:)

Возможность играть в беспроигрышные игры — это привилегия. Для того, чтобы войти в такую игру, необходимо сделать какой-то взнос, иначе она не будет беспроигрышной. Мы не собираемся отрицать ценность или перспективность парадигмы беспроигрышных взаимодействий. Просто это еще один пример того, как сотрудничество на одном уровне чаще всего означает соперничество на другом. Тому, кто ставит сотрудничество выше соперничества, очень легко пребывать в неведении относительно этого элемента соперничества.

Соперничество и сотрудничество — два тесно связанных полюса эволюционного развития, которое лежит в основе любых изменений. Соперничество — это эволюционный механизм совершенствования, который расширяет возможности, способствуя развитию мастерства, появлению новизны и красоты. Гармония, связанная с сотрудничеством, очевидна. Однако и во взаимодействии сотрудничества и соперничества тоже есть своя гармония, пусть менее признанная и воспетая. Будучи раз замеченной, она способна открыть более широкую перспективу, которая избавит нас от многих наших неосознанных агрессивных суждений. Если для выживания нам необходимо расширение сознания, а не его ограничение (создаваемое противопоставлением полюсов), то нам следует ясно понимать природу своей склонности к соперничеству, чтобы использовать его там, где оно желательно, и сдерживать там, где разрушительно.

На первый взгляд, соперничество кажется производным от эгоизма, тогда как сотрудничество представляется более бескорыстным. Мы говорим «представляется», потому что, не сули сотрудничество личных выгод, оно встречалось бы куда реже. Сотрудничество может увеличить нашу личную власть, богатство, заслугу и безопасность. Принимая совместное участие в каком-то большем, чем личные нужды деле, человек удовлетворяет свою очень существенную потребность: чувствовать себя элементом социума. К тому же лозунг «Давай, и тебе воздастся сторицей» гораздо более привлекателен, чем лозунг «Давай, и взамен не получишь ничего».

Игнорирование диалектической взаимосвязи между бескорыстным и своекорыстным, между альтруизмом и эгоизмом — причина многих моральных неясностей и дилемм. Оно порождает то, что мы называем духовным парадоксом. Его можно сформулировать следующим образом: именно эгоизм служит препятствием для нашей высокой духовной реализации, лишает нас места в раю или лучшего (398:) последующего воплощения (реинкарнации). Поэтому, стараясь избавиться от эгоизма, мы достигаем своим духовных целей. Парадокс заключается в том, что, сосредотачивая всю свою жизнь на собственном духовном развитии, мы проявляем высшую степень эгоцентризма, только в несколько более скрытом виде. Превознося духовные награды, рели гая изображает их главным образом в виде более возвышенных наслаждений. Однако стремление к наслаждению, каким бы возвышенным оно ни было, есть проявление эгоизма.

Ранние школы буддизма отчасти уловили означенный парадокс, и так называемый «обет бодхисаттвы» стал попыткой разрешить это несоответствие. Бодхисаттвой изначально называли существо, которое считали далеко продвинувшимся на пути к просветлению — состоянию Будды, или нирване. (В наши дни этот термин приобрел более широкий смысл: люди часто принимают обет бодхисаттвы как показатель того, что основное в их жизни — бескорыстное служение другим.) Обет формулируется так: «Я отказываюсь от собственного просветления и буду работать только ради просветления других, пока все живые существа не обретут просветление».

Здесь осуществляется попытка избежать духовного парадокса путем достижения максимальной степени бескорыстия — жертвенного отказа от собственного просветления. Такой обет не только не затрагивает всей сложности и глубины феномена эгоцентризма, но и не решает проблему парадокса. Он предлагает простое, чисто количественное решение — стать еще более бескорыстным. Но это приводит к очередному парадоксу: как можно помочь другим достичь чего бы то ни было (в данном случае просветления), если сам не знаешь, что это такое? Нужно либо иметь представление о том, что означает это пока неизвестное состояние, либо полагаться на слова кого-то, якобы просветленного, о том, какая работа должна быть проведена для достижения этого состояния. В любом случае указать правильный путь может только некий посторонний авторитет (учитель или традиция). Более того, обет бодхисаттвы содержит также скрытый смысл и неявно выраженную цель: если бы человек смог жить в полном соответствии с обетом, он бы достиг просветления, ибо жизнь в согласии с обетом, который заключается в абсолютном бескорыстии, делает его достойным просветления.

Взгляд на категории «бескорыстное» и «эгоистическое» как на взаимосвязанные диалектические противоположности не (399:) устраняет моральных дилемм, но изменяет подход к ним. Усвоение дуалистической морали отрешенности порождает внутренний конфликт между «хорошей» (бескорыстной) и «плохой» (своекорыстной, плотской) частями человека, что создает предпосылки для «недоверия к себе», поскольку человек никогда не сможет стать «абсолютно хорошим»[159].

Предлагаемый здесь диалектический подход — не только интеллектуальный прием. Это способ повысить уровень абстракции и тем самым расширить свой кругозор. Он не отрывает процесс от содержания и тем самым учитывает движение, вместо того чтобы овеществлять абстракцию, превращая ее в нечто застывшее и обособленное. Диалектический взгляд на пары противоположностей — обособление и слияние, закрытие и открытие границ, бескорыстное и своекорыстное, множественность и единичность — может привести к глубокому изменению в душе человека, если такая точка зрения действительно лучше отражает то, как устроен мир. Одна из весьма веских причин полагать, что мир устроен именно так, заключается в том, что предложенная версия объясняет, почему никогда не удавались попытки устранить одну из сторон противоположности.

Перечисленные выше (и некоторые другие) пары кажущихся противоположностей, если рассматривать их лишь в рамках системы «или-или», соответствуют Вселенной, в которой каждый полюс борется с противоположным за первенство. Поэтому чем человек бескорыстнее, тем он менее эгоцентричен, и наоборот. На этой основе строились все морали отрешенности. Оба понятия — и «бескорыстное», и «своекорыстное» — являются абстракциями, поскольку каждое из них абстрагирует лишь одну сторону живого, целостного человека. Будучи абстракциями, они имеют смысл только во взаимосвязи друг с другом. Пользуясь метафорой из теории гештальт-восприятия, они друг для друга — как фигура и фон, нуждающиеся друг в друге, чтобы существовать.

Возможно, самой главной противоположностью является противопоставление общности и разнообразия, «Единственного» и «Многого». Анимистическое мировоззрение не обладало абстракциями для их разделения. Политеизм прославлял разнообразие, населяя мир множественными силами. Монотеизм создал жесткий (400:) дуализм между «Единственным» (Бог) и «Многим» (Божие творения). И наконец, идеология Единственности породила понятие общности, абстрагируя его от разнообразия, а затем, объявив эту категорию более реальной, придала ей главенствующее значение. Взгляд на общность и разнообразие как на диалектически взаимосвязанные категории порождает более широкую абстракцию, которая признает за отдельными индивидами такую же значимость, как и за составляемым ими целым. Такой подход может поддерживать как бескорыстное, так и своекорыстное, рассматривая то и другое как взаимозависимые полюса мироздания.

Диалектическое мышление может показаться более сложным. Отчасти это связано с тем, что оно отличается от обычного способа мышления, привычного для нашего разума. Оно также более требовательно к умственным усилиям, необходимым для четкого отслеживания непрерывно меняющейся ситуации. Кажущаяся простота дуалистического подхода — продукт искусственного разделения реальности на две части. Возникающие в связи с ним противоречия суть наследие, с которым нам предстоит разобраться. Дуалистическое мышление упрощает жизнь, поскольку позволяет создавать правила, простые для запоминания и механического применения («это хорошо, а это плохо»). Новое время требует новой морали, способной учитывать взаимодействие обоих аспектов человеческой сущности — альтруистического и эгоистического, не придавая последнему оттенка греховности. Ведь этот оттенок ему придает сама устаревшая мораль, построенная на принципе «или-или».

Необходимым условием настоящих перемен является такой пересмотр ценностей, который не просто привел бы к перетасовке старых форм, а по-новому конструировал бы Слово, используя неавторитарные предпосылки. Ибо понимание наших будущих перспектив можно приобрести лишь путем перестройки системы символов и порождаемых ею ценностей. Старый порядок не уступит контроль над системой символов без боя: ведь для него это означало бы полную утрату собственной власти. Настоящая борьба сегодня, на наш взгляд, происходит в сфере контроля Слова. При этом на карту поставлено не только то, каким будет наше будущее, но и то, будет ли оно у человечества вообще. (401:)

Дата добавления: 2015-09-02