В Ропшинской больнице

Вступление

«Пасите Божье стадо, какое у вас, надзирая за ним не по принуждению, но Богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия» (1 Петр. 5, 2).

Эти слова Евангелия я полностью могу отнести к человеку, с которым познакомилась в сельской больнице под Петербургом. Статья называется «Лютеранский пастор отвечает…».

Он отвечает на мои вопросы и отвечает за вверенных ему людей, за окружающую действительность, за меня, «овцу другого стада», которую он вовсе не собирался обращать в лютеранство, просто рассказал о своей вере и показал границы. Пастор — это тот, кто не на пьедестале, а рядом со всеми, только ответственности у него намного больше, чем у простых мирян.

В Ропшинской больнице

В Ропшинскую больницу Ленинградской области я угодила случайно: приехала в гости к отцу (он живет в Кипени Ломоносовского района) и застала его в тяжелом состоянии: он практически не ходил. Его положили в местную больницу, и меня вместе с ним (по уходу). Дело было Великим постом.

После первой тревожной ночи, проведенной в больнице, я сидела на койке в самом мрачном расположении духа, отец лежал под капельницей. Вдруг дверь отворилась, и в палату стремительно вошел мужчина среднего возраста, плотного телосложения, в серой толстовке, с огромной сумкой в руках. У него был вид курортника, прибывшего в санаторий.

Весело поздоровавшись с нами, он сказал:

— Как хорошо: такие молодые, здоровые!

Познакомились: Вяйно, местный житель, 48 лет, прибыл проходить курс лечения от диабета.

Вечером, заглянув к отцу, я увидела на тумбочке Вяйно книгу «Жизнь Иисуса Христа».

— А я Исайю читаю, — сообщила я неожиданно для себя.

Вяйно посмотрел на меня с удивлением:

— Исайю трудно трактовать, — сказал он.

— А зачем его трактовать? Его читают Великим постом, да и на группе мы его читали...

Слово за слово я стала рассказывать о нашем приходе (Космы и Дамиана в Шубино, Москва — И. Я.), о настоятеле, о малых группах, об о. Александре Мене. Мой собеседник слушал меня с интересом. Оказалось, что к Меню он относится с большим уважением, читал «Сын человеческий», а в православных храмах бывает редко.

Его речь была культурной, голос мягкий, слегка завораживающий. Заподозрив в нем сельского интеллигента, я спросила:

— А кто вы по специальности?

— Проповедник. Лютеранский пастор.

Немая сцена.

До сих пор мне не приходилось встречать священника в неформальной обстановке, да еще представителя другой конфессии.

Пастор оказался финном. Родился в Кингисеппе (город в Ленинградской обл., на р. Луга, в 137 км к югу от Санкт-Петербурга, до 1922 г. Ямбург — И. Я.).

В двадцать семь лет окончил семинарию в Финляндии, до этого работал закройщиком. Сейчас служит настоятелем сельской лютеранской церкви в Иннолово, что не так далеко отсюда.

Сперва я никак не могла понять: зачем сельским бабушкам лютеранский пастор. Вяйно объяснил мне, что коренное население этих мест финны, что они жили здесь еще до Петра и что лютеранство — это их вера. Из поколения в поколение лютеране ходят в одну и ту же церковь, прикреплены к одному приходу (зарегистрированы там), платят взносы. Они отвечают за свой приход, а пастор отвечает за них. Так, пастор никогда не обвенчает пару, которую он не знает.

Вяйно рассказывал, что у лютеран службы бывают только по воскресеньям, что у них вместо семи таинств два (крещение и причастие), что брак не является таинством, хотя и считается священным. В лютеранских церквях минимум икон, минимум обрядов, нет золота, также нет каждения и освящения чего-либо.

Много мы говорили в тот вечер и о лютеранстве, и о православии. Пастор видел в православных добрых соседей, имел много друзей среди них, но тем не менее видел четкие границы. Ему не нравилось, когда люди из православия переходили в лютеранство: он считал это своего рода предательством.

Над обрядовостью в православии пастор посмеивался, я возражала, говорила, что православие не однородно.

В итоге беседы я поняла главное: мы христиане, и сходства у нас больше, чем разницы, а «перегородки» (между конфессиями) не доходят до неба.

Пастор подытожил:

— По крайней мере, мы понимаем, о чем мы говорим.

Вопросы в гомеопатических дозах

На следующий день я заметила, что Вяйно меня избегает, предпочитая общаться с другими обитателями больницы, включая бабушек, которых он называл барышнями. Он шутил, смеялся, угощал собеседниц какими-то вкусностями, а при виде меня мрачнел.

Вечером, столкнувшись с ним в коридоре, я задала прямой вопрос:

— Наверно, я вас вчера достала своими разговорами?

И получила не менее прямой ответ:

— Я приехал подлечиться, отдохнуть от дел, а вовсе не для таких бесед. И вообще я здесь инкогнито, и мне не хотелось бы, чтобы ко мне подходили: «батюшка, батюшка».

И (после паузы) добавил:

— Но вы задавайте вопросы. Иногда.

Я поняла, что вопросы нужно задавать в гомеопатических дозах, и пообещала, что никому не скажу, что он пастор.

Вскоре Вяйно перестал меня бояться. Оказалось, что со мной можно говорить и о гусях, и о рыжем коте. Животных пастор любил. Гусей разводил для души, и они умирали у него естественной смертью (лет через одиннадцать). Раз в три дня пастор уезжал на машине на дачу под Кингисеппом, чтобы проведать своих питомцев.

Кольцо Вяйно носил на левой руке (так у финнов принято). Жена и сын пастора жили в Финляндии.

Пациентам больницы нравился веселый человек в серой толстовке, который всем умел поднять настроение. А мне почему-то все время вспоминались строчки Евангелия от Луки: «Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, дабы входящие видели свет» (Лк. 8, 16).

Вскоре я заметила свет пасторской свечи. От медсестер узнала, что пастор привез в дар больнице инвалидную коляску и памперсы для лежачих больных. От пациентов я слышала, что он опекает неходячего деда. Он все время кому-то помогал: то таскал кастрюли с кухни, то убирал снег во дворе. Думаю, это далеко не весь список добрых дел, которые пастор не афишировал.

Однажды в нашу палату поступила новая больная, которая с удивлением узнала в шутнике в серой толстовке пастора. Меня стали спрашивать, пришлось подтвердить: да, пастор.

— Вяйно, ваше инкогнито раскрыто! — весело сообщила я.

Оказалось, что некоторые его уже узнали, медперсонал тоже был в курсе (в карте указывалось место работы). Медсестер и массажистку он уже успел очаровать.

— Море обаяния, несмотря на небритость, — отозвалась о нем одна из медсестер.

Мои разговоры с пастором на темы веры продолжились. Я перешла на блиц-вопросы:

— А лютеране соблюдают пост?

— Да, только духовный, — отвечал пастор, отрезая кусок колбасы.

И тут же сетовал, что ему трудно ограничивать себя в кофе и сигаретах.

— Я могу придти на лютеранское богослужение?

— Да, только не причащаться.

— Форма одежды? Юбка? Платочек?

— Любая. Мы же западные люди.

— Фотографировать можно?

— Да.

Как только пастор вставал и направлялся к двери, я понимала, что аудиенция закончена.

Мне захотелось побывать на лютеранских богослужениях, и пастор посоветовал посетить немецкую лютеранскую церковь Петра и Павла (Невский, 22), известную как Петрикирхе.

Дата добавления: 2015-08-21