Фальсификации исторических реалий в Азербайджане и Дагестане и их последствия 5 страница

Такое же дробление произошло и в других частях шамхальства. Все сыновья Чупан-шамхала разделили прежде обширное княжество на отдельные владения. Так, в Тарках и Казикумухе сидел Сурхай-шам-хал, в Буйнакске — Эльдар-шамхал, в Казанище — Магомед-шамхал, в Кафыркумухе — Андий-шамхал, в Гелли — Герей-шам-хал. Они, хотя и выбирали общего главу шамхальства, но управляли своими уделами независимо друг от друга, соперничая друг с другом, действуя врозь и во внешнеполитических делах. Все это ослабляло оборону приморского Дагестана от нападения внешних врагов" [80].

В указанном выше Р. Магомедовым материале смущает одно обстоятельство. Чуфан (Чупан) стал эмиром (уцмиям) Кайтака в конце XIV — начале XV вв. По утверждению Р.Магомедова, Чуфан (Чупан) умер в 1574 году. Не слишком ли долго жил эмир Чуфан? Не являются ли названные выше сыновья Чупана внуками последнего?

В свете вышеизложенного рассмотрим, как выглядят родословная дагестанских эмиров (уцмиев, ханов, шамхалов) (см.. ниже).

Далее родословные (в усеченном виде указанных территорий расписаны в книге "Кавказские горцы" [85 ], поэтому здесь их s не привожу.

Опубликованные новые исторические сочинения [81] свидетельствуют и о том, чте Кайтакские уцмии из лезгинской династии Чуфана и шахи Ширвана имели родственные связи, временами жили друг у друга. Эти связи отразились в эпиграфических памятниках Дагестана. В "Материалах по хронологии Кайтакских уцмиев" [83] читаем: Б надписи из Шиназа упоминается Шахрух-Мирза ал-Кайтаги, завоевавший Шемахи Б 942⁄1535 г. (Эпиграфические памятники Северного Кавказа, ч.2, с.81). В записи Ма-лиджа, сына Рамазана из Рутула имеется дополнение о том, что в 942⁄1535-36 г. Шахрух Мирза ал-Кайтаки занял престол Ширвана (Баркуев К., Ахмедов М.-К., Шихсаидов А Исторические сведения о Дагестане из арабских рукописей — Уч. записки Ин-та ист., яз. и лит-ры Дагфилиала АН СССР. Сер. ис-тор. Махачкала, 1963, с. 180, 181). Вполн. возможно, что Амир-Шамхал и Шахр\ Мирза ал-Кайтаки оказывали друг другу взаимопомощь. Шахрух Мирза ал-Кайтакн по предположению Л.И. Лаврова, "возможно, до событий 1536 г…. проживал в Кайта-ге". Шахрух Мирза ал-Кайтаки — это ширваншах Шахрух, сын Фаррух-Иассара. правившего с 1535 (или 1536) по 1538 г;: (Dorn В. Beitrage zur Geschichte der kaukasichen Lander und Volker aus morgenlandischen Quellen. — I — Versucr einer Geschichte der Schirwan-Schach. s.597). Халиллах и Бурхан-Али-Султ. (или Бурхан-Мирза) также длительное время пребывали среди кайтакцев (Dorn В Beitrage, s. 600; Эфендиев Октай. Азербайджанское государство Сефевидов, Бак 1981, с. 89)" [83].

Выше была показано, что эмир Чуфан и его сыновья (по-видимому и последующи; поколения) из лезгинского селения Мая имели не только родственные связи с шахами Ширвана (сыновья ширваншаха и Эмир; Чуфана женились на их же дочерях по взаимообмену), но поддерживали тесные дружественные и иные связи. Естественно что с захватом Башлы эмиром Чуфаном и его переходом на жительство в Кайтак родственные связи не могли ослабнуть, наоборот, они укрепились. Поэтому в последующие десятилетия в исторических документах мы находим свидетельства династических связей ширваншахов и эмиров (уцмиев) Кайтака и отражение их на эпиграфических памятниках. Неверным в приведенной выше выдержке из книги "Источниковедение средневекового Дагестана" является то, что "материал" преподнесен таким образом, будто коренные Кайтакцы имели родственные и другие связи с династиями шахов Ширвана. "Шахрух-Мирза ал-Кайтаги, завоевавший Шемахи в 942⁄1535 г. — это отпрыск шахов Ширвана и эмсиров селения Маза, т.е. были лезгинами.

Вот таким образом создавали и создают в Дагестане и Азербайджане имидж для одних народов за счет других.

Широкомасштабный и невиданный произвол осуществлен в отношении этносов Дагестана. За последние 50 лет, в период, когда республикой руководил аваро-даргинотюргинский (кумыкский) альянс аварцы присовокупили к себе иноязычную андоцезскую группу народов. Благодаря этим приобретениям, аварцы увеличили свою численность в Дагестане с 20% в 1888 г. (к общему числу населения Дагестана) до 27%. То же самое совершили даргинцы, присоединив к себе иноязычных кайтакцев и кубачинцев.

В 1888 году численность лезгин (без лезгиноязычных народов) составляла 18,38%. Описанными выше варварскими методами их численность в Дагестане доведена к настоящему времени до 11,8 %.

Как показано выше, тюрко-азербайджанцы в Дагестане появились вследствие иранских и турецких агрессией, причем они во все времена составляли менее одного процента населения Дагестана. Путем фальсификации, материального и духовного насилия "азербайджанский этнос теперь доведен до 4-5%.

Процесс азербайджанизации населения этого региона наглядно прослеживается на тухуме Агададашевых из сел. Лк1ар (Куллар) Дербентского района. Из этого тухума моя жена, по паспорту она "азербайджанка". Хочу сразу сказать, что ни во время женитьбы, ни в последующем в связи с последним обстоятельством у нас не возникало никаких проблем. Мы считали и считаем, что азербайджанцы — это братский народ, поскольку порядка 1⁄3 (если не более) этого населения составляют скрытые лезгины и лезгиноязычные народы.

Тухумом Агададашевых, генеалогией семьи я заинтересовался в связи с изучением жизни и деятельности известного абрека Ки-ри Буба, о котором в кратце говорится в главе VIII. Дело в том, что в первые годы женитьбы (60-е годы), когда я бывал в Кулларе (Лк1ар), то часто слышал о Кири Буба от бабушки (по отцовской линии) моей жены — Нуржагьан. Когда сердилась на кого-либо из своих сыновей, Нуржагьан-баде называла их "абреками" и добавляла: "Что же от него можно еще ожидать?" Но говорила все это с любовью и гордостью. Тогда я ничего не знал о Кири Буба, поэтому не придавал особого значения этому. А жаль! У бабушки Нуржагьан можно было узнать очень много интересного о Кири Бубе.

Теперь, когда меня заинтересовала жизнь и деятельность Кири Бубы, поехал в Куллар к дяде жены — Гаджи Агададашеву. Последний рассказал, что его дед — Зульфукар был родом из селения Ничрас ныне Табасаранского района Дагестана, табасаранец по национальности. Из-за каких-то передряг в сел. Ничрас Зульфукар выехал из села и поселился в сел. Куллар. Пока была жива бабушка Нуржагьан, с потомками семьи Зульфукара из сел. Ничрас поддерживали связь.

Сын Зульфукара — Буба Агададашев был женат на сестре (тете?) Кири Бубы Терек них было два сына — Гаджи и Агададаша Гаджи женился на лезгинке Нуржагьан, у них родились два сына — Исмаил и Ибрагим. Вскоре Гаджи умирает, Нуржагьан выходит замуж за своего деверя — Агададаша-Агададашева. Ибрагим-отец моей жены, погиб на войне в 1944 году. Ибрагим Гаджие; (Ибрагим и Исмаил в память об отце взяли его имя в качестве фамилии) был женат на дочери Аллахверди Акимова, известного богача — табасаранца из сел. Ч1ере. Кстати. Аллахверди Акимов был прогрессивным человеком, о нем имеются интересные данные в "Истории Дагестана". Аллахверди Акимов имел три дома в Дербенте, нынешнее сел Аглаби Дербентского района было его поместьем.

А. Акимов имел нескольких жен, одна из которых Кистаман-бике, бабушка моей жены по материнской линии, была родом из Башлы, из знаменитого лезгинского тухум. Чуфановых (Чупановых), положивших основание новой династии уцмиев Кайтака.

образом, у моей жены по отцовской линии все были табасаранцами, а по материнской — лезгинки и табасаранка (мать). Однако как и у моей жены, так и у всех Агададашевых и Гаджиевых в паспортах написано "азербайджанцы". Их немало, более 100 человек. Таких семей, выходцев из лезгин, табасаранцев, татов и т.д., ставших "азербайджанцами" тысячи и тысячи.

Известный этнограф Л. Лавров, который в 1959 г. побывал в Табасаранском районе, писал: "Табасаранский язык постепенно вытесняется азербайджанским, который в районе знают почти все… Так как азербайджанские селения Аркит, Арак, Ерси носят табасаранские названия, то можно думать, что раньше в них говорили по-табасарански. На протяжении всей истории речь тюркоязычных народов, войдя в контакт с местным языком, в силу ряда причин одержала верх над табасаранской речью" [86].

Причина перехода на тюркский язык целых сел и регионов Лезгистана, как показано выше, связана с тюркским насилием (в том числе, языковым), осуществленным властными структурами Азербайджана и Дагестана. Даже сегодня этот процесс продолжается. Население Лезгистана полностью охвачено телерадиопередачами из Баку на тюркском языке. В то же время население Ахтынского и Рутульского районов Южного Дагестана не смотрят телепередачи из Махачкалы, а население лезгинских районов Азербайджана вообще лишены телерадиопередач на лезгинском языке, как со стороны Баку, так и со стороны Махачкалы! Стоит ли повторять, что лезгинский язык в Азербайджане в школах практически не преподается, на лезгинском языке ничего не издается.

Возмутительная метаморфоза произошла с этнографическими картами Дагестана в двух изданиях: "История Дагестана" (М., 1957) и "Народы Кавказа" (М., 1960) [87,88]. За три года между этими изданиями происходит грандиозное "изменение" этноса на значительной территории Лезгистана в рамках Дагестана. В "Истории Дагестана" (четырехтомник) на этнографической карте народов Дагестана зафиксировано, что от реки Самур до северной границы города Дербента живут таты, горские евреи и лезгины (последних "забыли" указать по первоисточникам), а в книге "Кавказские народы" на карте указано, что эта территория заселена "азербайджанцами"?!

К сожалению, фальсификации осуществлялись не только на ниве историографии…

Мы встретились с полным произволом в отношении текстов лезгинских поэтов. Переводили и переводят их с серьезными отклонениями от текста, при этом выставляя поэта и народ в целом в неприглядном свете. Так, например, в стихотворении "Проклятие Мурсал-хану" Сайд Кочхюрский писал:

Аваивилиз къурай лянет, кур байкьуш,
Ви а мурдар су фат низ хьуй бес кье хуш?
Гыиер, беден ивид курут, келле буш
Вес мус жеда са гьагь дуван кьарагуьн?

Яхул бармак ч1улав ракьел пир хьана;
Ругун ч1угвар рат рушарин хур хьана.
Чи хуьр,уба вирана уф ч1ур хьана
Вес гьикъван хьуй и хар, т1урфан, кьарагуьн [89].

Проклятие состоятельности, черная сова,
Руки и весь ты в крови людской, голова же пуста.
Кого не оттолкнет это рыло
Когда быть правому суду, черный день?!

Лакская папаха осветила черный путь,
Аулы разорены и разрушены;
Гумном для молотильных саней стали груди девушек.
Долго ль длюпься этому граду — урагану, черный день?!

(Подстрочный перевод Ф.Вагабовой).

Обратимся к переводу Н.Гребнева:

Будь проклят свет, где ты рожден на свет,
Будь проклят свет, где тьма, где правды нет.
Кровавый хан, источник наших бед,
Скажи, покуда нам терпеть, проклятый?

Ты разорил аулы наших гор,
Вверг в ад мужей, а женщин вверг в позор.
Терпеть нам это все до каких пор?
Когда, скажите, грянет час расплаты?
[89].

Сравним перевод Н.Гребнева с подстрочным переводом Ф.Вагабовой. Это же небо и земля! К сожалению, это не единичный случай! Сравните переводы стихов С.Кочхюрского, Е.Эмина, С.Стальского и других лезгинских поэтов на русский язык. Сплошь и рядом искажения смысла, содержания и бездарные переводы. Е.Эмин — это А.Пушкин в лезгинской литературе. Но прочтите переведенные на русский язык стихотворения, после этого перед нами — посредственный поэт. В переводах утеряны не только лиричность его произведений, но и глубокое философское осмысление жизни, патриотичность.

В связи с сказанным огромная работа предстоит по защите творчества народного поэта С.Стальского, поскольку, опираясь на произведенные ранее фальсификации и недобросовестные переводы, пытаются свести на нет все его великолепное и великое наследие.

Передо мной диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук, посвященная творчеству С.Стальского: "Сулейман Стальский в русско-дагестанском межлитературном взаимодействии" [90]. Автор — Агаева Шамси Ахедовна. Добротная работа, ее следовало бы издать отдельной книгой.

Ш.Агаева пишет: "Если на этапе господства принципа "партийной литературы" от национальной культуры в России отлучались Ф.Достоевский. В.Соловьев и многие другие, а в дагестанской — Абусупьян Акаев, Хпеж Курбан, далее Гасан Алкадари, как выразители "чуждой нам идеологии", то теперь, когда жизнь требует перехода к свободе мнений, равноправности идейно-теоритических концепций, мировоззренческих взглядов и методов познания, подлинно научное исследование литературных явлений 20-50-х годов, в том числе и творчество С.Стальского, опять-таки, начинает подмениваться односторонне критическими, более того нигилистическими оценками [90]. Считая образ "Гомера XX века" "фантомом" и миражом", К.Султанов, — далее пишет Ш.Агаева, — выводит С.Стальского за границы художественной литературы, отказывает ему в "таланте". Ставя вопрос о том, насколько литературоведы готовы "к критическому, т.е. открытому мышлению, готовы ли следовать здравому смыслу как альтернативе бездумному взгляду через розовые очки?" К.Султанов заявляет: "Прорыв к реальности через фантомы и "миражи" — будь то "Гомер XX века" или популярные ссылки на "взлет", "подъем" расцвет, — неизбежен на историческом перевале… Ценностная глухота, размытость критериев, культ имени вместо культа качества привели к девальвации критического слова. Создавалось подчас впечатление, которое, как ни странно, поощрялось, что в литературе что-то можно сделать вопреки, а не благодаря таланту" [91].

"Ценностная глухота и слепота" самого К.Султанова привели его к таким оценкам того умного, высоко художественного и бесподобного творчества С.Стальского, который был и останется "Гомером XX век. Нельзя же оценивать творчество великого поэта по фальсифицированным стихам и по тем опусам, которые ему посвяшали такие же же верхогляды, как К.Султанов?!

"В процессе исследования выяснилось, — пишет Ш.Агаева, — наличие в переводческой практике определенной идеологической позиции, более того, "идеологического метода", в отборе для публикации и для перевода на русский язык и другие языки страны. В свою очередь переводчики — одни по убеждению, другие — по конъюнктурным соображениям, а третьи — из опасений политических преследований — наводили особый лоск и риторику на стихотворения, посвященные "весне человечества" и ее героям. Переводчики сплошь и рядом добавляли к переводимым произведениям строфы и далее целые главы, не существующий подлиннике ⁄"На смерть Ленина" — П.Шубин, поэма "Дагестан" — С.Липкин⁄. Многочисленные факты искажения идейного содержания и переиначивания авторского замысла. С.Липкин превратил сатирически острый памфлет "Лжекоммунист" в морализаторское стихотворение "Сорняки", а "Злодей" где создан колоритный образ двурушника — дидактическое произведение ⁄"Назидание"⁄. Н.Ушаков в переводе памфлета "Поучение" исказил лирический образ, вместе с тем и авторскую позицию. Из произведения, создающего отрицательный образ доносчика, оно превращено в гимн о массовых разоблачениях.

В четвертом параграфе этой главы приведены оригиналы, подстрочники и переводы указанных произведений. Перед нами полное искажение не только содержания и смысла произведений, но и политической оценки событий тех суровых лет.

Касаясь фальсификации творчества С.Стальского, Ш.Агаева далее пишет: "В 1937 году П.Павленко составил сборник стихов С.Стальского. Это был год возвеличивания культа Сталина и в этих условиях составитель во вступительной статье акцентировал внимание исключительно на сталинской теме в творчестве поэта. Из стихотворного приветствия С.Стальского Первому съезду советских писателей автор статьи привел лишь ту строфу, где есть строка: "Товарищу Гталину — вождю и другу, к нему с приведем мы пришли!" П.Павленко отступил от (сторической правды, утверждая, что еще когда, когда Сталин приехал в Дагестан, для объявления ее автономии (1920 г.), С.Стальский "родил одну из своих славных песен и одну из лучших вообще песен о Сталине". В подтверждение своей оценки он привел еще фрагмент из песни [93]:

Тринадцатое ноября — вот радости, день чудесный!
А" нам в этот день приехал тот, кто весь —
движение вперед.
Кто выпестовал наш народ, кто радости залог
чудесный
Чья смелость — смелость создает,
Чья честность — честных создает,
Чья мудрость — мудрых создает,
Чья светлых дел исток чудесный.

Между тем, — пишет Ш. Агаева, — исследование событий личной и творческой био--рафии С.Стальского показывает, что в 1920 году поэт не откликался стихотворением на приезд Сталина в Дагестана, а приведенный з капиевском переводе фрагмент не имеет адекватного оригинала на лезгинском языке.

"Если образ Ленина, — отмечает Ш.Агаева, — впервые появился в творчестве С.Стальского в связи с поступившей в аул вестью о его смерти (21 января 1924 г.), то образ Сталина привлек внимание поэта только в 1936 году, т.е. за два года до собственной смерти, то ни тот, ни другой образ не мог "проходить через все стихи Стальского". Творческая деятельность С.Стальского началась задолго до октябрьского переворота. Не найдено соответствия действительности восприятие В.Луговским, — пишет Ш.Агаева, — стихов поэта так, что "всегда его стихи и песни были пронизаны светом, идущим… от Сталина" [71].

В 30-е годы, — пишет Ш.Агаева, — когда по разным причинам развернулись политические репрессии за "инакомыслие" и "свободомыслие", опаснее всего оказалась верность творческого человека своей индивидуальности и призванию, свобода самоопределения таланта. "Социальный заказ" обрел угрожающе настойчивый характер. Не случайно, что именно в 1936 году в "Рассказе о себе", опубликованном в центральной газете, С.Стальский вспоминал события начала XIX века в родном ему Кюре: жестокий Мурсалхан лишил глаз ашуга Сайда Кочхюрского за то, что он слагал хвалебные стихи о других, а не о нем, а "хан не любил, чтобы при нем о других говорили хвалебно" [94].

Далее Ш.Агаева пишет: "Имеется основание привести факт нового способа фальсификации творчества С.Стальского, возникшего в связи с современной критикой культа Сталина и литературы о нем. В 1989 году Ю.Борев издал книгу "Сталиниада", в предисловии к которой он утверждает, что в ней опубликованы притчи, легенды, апокрифы о Сталине [95], собранные им около полувека в различных социальных, профессиональных и национальных кругах. Предлагая их вниманию современного читателя, — пишет Ш.Агаева, — Ю. Борев поставил читателя в известность: они "принадлежат миру художественному, предлагает — выбор: хочешь не верь" [95]. Автор также поясняет: "В основе легенды лежит исторический факт, но степень соответствия правды и вы мысла в разных преданиях различна" [95]. Одна из легенд — пишет Ш.Агаева, — называется "Гомер воспевает Сталина". Поскольку текст легенды, в основе которой якобы лежит "исторический факт, невелик по объему, его целесообразно воспроизвести полностью. "В Махачкалу в 1936 году, — пишет Ю.Борев, — приехала бригада поэтов (Петровский и др) переводить песни лезгинского поэта Сулеймана Стальского, которого восторженный и великодушный М.Горький на звал Гомером XX века. Вышел неграмотный старик, заиграл на струнном инструменте и запел песню о Сталине. Переводчики попросили рассказать, о чем идет речь. Им изложили содержание стихов текста.

О Сталин, — ты — падишах падишахов,
Ты — султан султанов.
Ты — царь царей.
Ты — выше белого царя…

Сначала переводчики остолбенели, а потом обвыклись и перевели:

О Сталин, ты солнце народов,
Ты вершина гор…
и т.д. [95].

"Легенда" Ю.Борева представляет собой, — пишет Ш.Агаева, — чистый вымысел, лишенный какой-либо правды. В1936 году в Махачкалу не приезжали "бригадой" русские поэты для перевода песен С.Стальского, не существовало в природе и Петровского, который когда-либо имел отношение к С.Стальскому и переводу его стихов. Главное, как показывает изучение всех известных автографов С.Стальского, у него нет стихотворения о Сталине, основанного на метафорах "падишах падишахов", "султан султанов", "царь царей". И наконец, переводчики С.Стальского не "обвыклись" после "остолбенения" к гиперболам поэта, а как выявлено в параграфе о переводах его произведений, сами нередко гиперболизировали его строфы и метафоры, доводя их до абсурда. Что касается Ю.Борева, — пишет Ш.Агаева, — то, приписывая С.Стальскому стихотворный гимн, исполненный метафор "падишах падишахов" "султан султанов" и т.д., он в условиях современного обостренного восприятия общественностью всех событий, связанных с Сталиным и созданием его культа, подтвердил мысль Е.Добренко о приписывании профессиональными литераторами народному творчеству мифов и легенд о Сталине. Общей в приписке их является утверждение об образе Сталине как "главном" в творчестве С.Стальского, самом ярком из созданных им художественных образов и о поэте — как исключительно политическом лирике" [90].

Восприятие Стальского как главным образом политического лирика не подверглось корректировке и в последующие годы, несмотря на то, что В.Тельпугов и А.Агаев в 1961 году в центральной прессе отмечали несостоятельность расценивать "во всем творчестве поэта наиболее содержательными и художественными как раз эти отдающие дань культу личности и зачастую "улучшенные" переводчиками произведения, которые по всякому поводу цитировались и рекламировались" [96].

Как показывает объективное исследование, — пишет Ш.Агаева, — наиболее зрелыми в идейно-художественном смысле являются произведения Стальского на морально-дидактические темы, философская и религиозная лирика, афористика, цикл любовных произведений, поэт также создавал и хранил в памяти множество сказок и легенд. Они больше всего и вошли в лезгинское народное художественное сознание и поныне заучиваются сородичами наизусть, используются ими в повседневном общении".

"Поскольку С.Стальский "возвращается в литературоведение, — пишет далее Ш.Агаева, — в новом качестве, поднегативно — отрицательным углом зрения, актуализируется задача его подлинно научного изучения Однако возможность реализации этой задачи зависит от того, в какой степени, на основе каких принципов и идей будет осуществлен, во-первых сбор и сосредоточение всего его наследия. Вне официального литературного архива, хранящегося в рукописном фонде института языка и литературы Дагестанского Центра АН Российской Федерации, находится значительная часто еще неопубликованных произведений, в том числе осознанная поэтом в соавторстве с Мусаибом пьеса, сборник "Афоризмы", составленный И.Алкадарским, религиозные философские и детские стихи, содержащиеся в архивах ААгаева, Г.Гашарова, Ф.Вагабовой, Г. Садыки и других литературоведов Предстоит их паспортизация и классификация по темам, сюжетам и жанровым характеристикам, определение времени и обстоятельств их сочинения, затем и научно-исследовательская работа по составлению и изданию в оригинале "Сочинений" и наконец, качественная подготовка под-строчников всех произведений, их критическая экспертиза, как и экспертиза всего наследия, существовавшего на родном и тюркском языках. И лишь после осуществления новых, соответствующих тексту и духу оригиналов переводов всего литературного наследия поэта, можно и нужно возвратиться к новому научному исследованию его. И в этом случае предлагается соавторство русских и дагестанских, в первую очередь лезгинских литературоведов, ибо врядли можно ожидать появление среди русских литературоведов человека, который овладел бы языком оригиналов, а исследование поэзии по переводным текстам всегда будет сопровождаться неминуемыми творческими издержками" [90].

Жизнь и творчество С.Стальского, видим, неизучены полностью. Они таят в себе многочисленные строки стихов нравственного и гражданского характера, a иногда даже целые произведения С.Стальского стали пословицами и поговорками и составляют огромный пласт духовной жизни лезгинского народа.

С.Стальский — явление редкое. Он носи-в себе опыт устной и письменной литературы лезгин, а мерки подхода к его творчеству доступны лишь тем, кто тонко владеет ровным языком поэта, глубоко знает быт и культуру его народа и имеет познания в области стихосложения, вернее познания в стихотворной форме "гошма", которой часто пользовался С.Стальский. Поэтическое мастерство этого старца, безграмотного, но мудрого "безупречно и самобытно". Это следовало бы знать новоявленным "миражам и фантомам", в том числе и К.Султанову.

Теперь мы удивляемся, почему наш народ находится в таком убогом духовном состоянии. Десятилетиями внушали ему, что он никто, что у него не было ни государственности, ни истории, ни культуры, ни письменности. Нам предстоит приложить огромные усилия во всех направлениях жизни, чтобы наш народ занял достойное место среди других народов Кавказа. Осуществить эту задачу должна в первую очередь интеллигенция, особенно связанная с гуманитарными науками. А часть ее полностью предала свой народ, живет "своей жизнью". Некоторые из них, в угоду инородным хозяевам, готовы грызть друг другу горло, лишь бы самому выжить, иметь кусок хлеба побольше. Сколько замечательных ученых, поэтов, политиков загублено нами же по причине навешивания на них ярлыков, создания преград на пути их карьеры! Некоторые из нас даже радуются, когда бьют его сородича, нашего лезгина! Когда же мы исключим из нашей среды этот позорный факт? С нами никто никогда не сумел бы ничего сделать, если бы мы сами себя не уничтожали. Не пора ли нам опомниться, лезгины, мы уже находимся на краю пропасти! Когда же мы защитим самих себя, когда же мы будем верны своим идеалам, зищитим наш народ!?

Дата добавления: 2015-08-21